Новости от 28 сентября 2018 года из блога, посвященного практике в Европейском суде по правам человека ЕСПЧ
Постановление ЕСПЧ от 25 июля 2017 года по делу "Карвалью Пинту де Соза Мораиш (Carvalho Pinto de Sousa Morais) против Португалии" (жалоба N 17484/15).
В 2015 году заявителю была оказана помощь в подготовке жалобы. Впоследствии жалоба была коммуницирована Португалии.
По делу успешно рассмотрена жалоба заявительницы на приведенные судом мотивы уменьшения размера компенсации и на тот факт, что суд не учел важность половой жизни для нее как для женщины и возраст заявительницы. По делу допущено нарушение требований статьи 14 Конвенции о защите прав человека и основных свобод.
ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА
Заявительница, у которой было диагностировано гинекологическое заболевание, возбудила гражданское дело против больницы в связи с врачебной халатностью, допущенной после сделанной ей операции. Административный суд вынес решение в ее пользу и присудил ей компенсацию. При рассмотрении жалобы Верховный административный суд поддержал решение суда первой инстанции, но уменьшил размер компенсации ущерба.
В конвенционном разбирательстве заявительница жаловалась на то, что решение Верховного административного суда подвергло ее дискриминации по признакам ее пола и возраста. Она, в частности, жаловалась на приведенные судом мотивы уменьшения размера компенсации и на тот факт, что суд не учел важности половой жизни для нее как для женщины.
ВОПРОСЫ ПРАВА
По поводу соблюдения статьи 14 Конвенции во взаимосвязи со статьей 8 Конвенции. Распространение идеи гендерного равенства является важной целью государств - членов Совета Европы, и требуются весьма веские причины для того, чтобы различие в обращении расценивалось как совместимое с Конвенцией. В частности, ссылки на традиции, общие предположения или преобладающие социальные подходы в конкретной стране являются недостаточным оправданием для различия в обращении по признаку пола. Проблема стереотипов определенной группы в обществе коренится в том факте, что он запрещает индивидуализированную ситуацию их возможностей и потребностей.
Верховный административный суд подтвердил выводы суда первой инстанции, но решил, что физические и моральные страдания заявительницы усугублялись сделанной ей операцией, и не признал, что они были связаны исключительно с травмами, полученными при операции. Верховный административный суд исходил из тех фактов, что заявительнице было "почти 50 лет в момент операции, у нее было двое детей, то есть она находилась в том возрасте, когда сексуальность не так важна, как в молодые годы, и ее значение уменьшается с возрастом", и что заявительница "возможно, нуждалась лишь в заботе о своем муже" с учетом возраста ее детей.
Данный вопрос не был связан с соображениями возраста или пола, а являлся предположением о том, что сексуальность не так важна для 50-летней женщины и матери двоих детей, чем для более молодой женщины. Это предположение отражало традиционное представление о женской сексуальности, как о связанной в основном с целями деторождения, и потому игнорировавшее ее физическое и психологическое значение для самореализации женщины как личности. Помимо категоричности, указанный довод не принимал во внимание другие измерения женской сексуальности в конкретном деле заявительницы. Иными словами, Верховный административный суд сделал общее допущение, не пытаясь рассмотреть его применимость в конкретном деле. Формулировка решения Верховного административного суда не могла рассматриваться как неудачное выражение. Возраст и пол заявительницы, по-видимому, являлись решающими факторами при принятии окончательного решения, вводившего различие в обращении на этих основаниях.
Европейский Суд отметил контраст между делом заявительницы и подходом, принятым Верховным судом в двух решениях 2008 и 2014 годов, в которых два пожилых пациента в возрасте 55 и 59 лет соответственно ссылались на предполагаемую халатность, допущенную медиками. В этих решениях Верховный суд отметил, что тот факт, что люди более не могут иметь нормальные половые отношения, затрагивал их самооценку, и они испытали "огромное потрясение" и "сильный психический шок". При оценке размера ущерба он принял во внимание тот факт, что мужчины не могли иметь половых отношений, и его последствия для них, независимо от их возраста, наличия или отсутствия у них детей или иных факторов.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
По делу допущено нарушение требований статьи 14 Конвенции (принято пятью голосами "за" при четырех - "против").
КОМПЕНСАЦИЯ
В порядке применения статьи 41 Конвенции. Европейский Суд присудил заявительнице 3 250 евро в качестве компенсации морального вреда.
Источник публикации: http://espchhelp.ru/blog/950-karvalyu-pintu-de-soza-moraish-protiv-portugalii .
Постановление ЕСПЧ от 18 июля 2017 года по делу "Роман (Rooman) против Бельгии" (жалоба N 18052/11).
В 2011 году заявителю была оказана помощь в подготовке жалобы. Впоследствии жалоба была коммуницирована Бельгии.
По делу успешно рассмотрена жалоба заявителя на непредоставление ему как заключенному психиатрической помощи вследствие отсутствия медицинского персонала, говорящего на официальном языке государства-ответчика. По делу допущено нарушение требований статьи 3 Конвенции о защите прав человека и основных свобод.
ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА
Заявитель, страдавший от серьезного психического заболевания, которое не позволяло ему контролировать свои действия, с 2004 года содержался в специализированном учреждении, где отсутствовал немецкоязычный персонал, тогда как сам заявитель мог говорить лишь по-немецки (на одном из трех официальных языков Бельгии).
Совет по психическому здоровью несколько раз признавал, что в результате языковых трудностей, с которыми заявитель столкнулся в общении, он был фактически лишен лечения его психических заболеваний (делая невозможным его освобождение), а рекомендации Совета исполнялись властями только в ограниченных пределах или несвоевременно. Компетентный судебный орган пришел к аналогичному выводу в 2014 году.
ВОПРОСЫ ПРАВА
По поводу соблюдения статьи 3 Конвенции. Довод об отсутствии причинно-следственной связи между отсутствием немецкоязычного медицинского персонала и сложностями в лечении должен быть отклонен, поскольку все доказательства, напротив, свидетельствуют о том, что основная причина отсутствия терапевтической помощи при лечении психических заболеваний заявителя заключалась в невозможности его общения с медицинским персоналом.
Меры, принимаемые органами социальной защиты для поиска решения в деле заявителя, умалялись бездействием властей: только в 2014 году с появлением немецкоязычного психолога (которое, по-видимому, прекратилось в конце 2015 года) практические меры, рекомендовавшиеся годами, были исполнены. Иные контакты заявителя с квалифицированным немецкоязычным персоналом (эксперты, медсестра и социальный работник) не преследовали терапевтической цели.
Принимая во внимание тот факт, что немецкий язык является одним из официальных языков Бельгии, подобный недостаток следует рассматривать как уклонение от предоставления адекватного ухода при состоянии заявителя. Какие бы препятствия ни создавал заявитель своим поведением, они не освобождали государство от соблюдения его обязательств.
Длительное содержание заявителя в отсутствие адекватной медицинской поддержки в течение 13 лет, помимо двух периодов, когда он имел доступ к немецкоязычному психологу (с мая по ноябрь 2010 года и с июля 2014 года до конца 2015 года), и в отсутствие реальной перспективы изменений превысили неизбежный уровень страданий, присущих содержанию под стражей, что составляло унижающее достоинство обращение.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
По делу допущено нарушение требований статьи 3 Конвенции (принято единогласно).
По поводу соблюдения пункта 1 статьи 5 Конвенции. Несмотря на вывод о нарушении статьи 3 Конвенции в связи с тем, что заявителю не был обеспечен надлежащий уход, и длительность такого состояния дел (13 лет), лишение его свободы было законным с учетом критериев, установленных в прецедентной практике Европейского Суда в соответствии с подпунктом "e" пункта 1 статьи 5 Конвенции:
- данное учреждение социальной защиты в принципе было надлежащим образом приспособлено для состояния его психического здоровья и степени опасности;
- по-прежнему существует связь между основаниями содержания под стражей заявителя и его психическим здоровьем (поскольку основания для уклонения от оказания ему целесообразного ухода не были связаны с действительным характером изолятора, эта связь не была нарушена).
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
По делу требования статьи 5 Конвенции нарушены не были (принято шестью голосами "за" при одном - "против").
КОМПЕНСАЦИЯ
В порядке применения статьи 41 Конвенции. Европейский Суд присудил заявителю 15 000 евро в качестве компенсации морального вреда, требование о компенсации материального ущерба было отклонено.
Источник публикации: http://espchhelp.ru/blog/951-roman-protiv-belgii .
Постановление ЕСПЧ от 13 июля 2017 года по делу "Югхели и другие (Jugheli and Others) против Грузии" (жалоба N 38342/05).
В 2005 году заявителям была оказана помощь в подготовке жалобы. Впоследствии жалоба была коммуницирована Грузии.
По делу успешно рассмотрена жалоба заявителей на отсутствие надлежащего управления деятельностью тепловой электростанции, работающей в непосредственной близости от жилых помещений. По делу допущено нарушение требований статьи 8 Конвенции о защите прав человека и основных свобод.
ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА
Согласно подпункту "b" пункта 2 статьи 4 Закона об экологических разрешениях от 15 декабря 1996 г. промышленная деятельность по выработке энергии, включая тепловые электростанции, требует получения экологического разрешения, выдаваемого Министерством окружающей среды на основании оценки воздействия на экологию и заключения экологической экспертизы. Однако закон применялся лишь к промышленной деятельности, которая началась после его введения в действие. Для компаний, начавших свою промышленную деятельность ранее, срок проведения оценки воздействия на экологию был установлен на 1 января 2009 г.
В период, относящийся к обстоятельствам дела, заявители проживали в многоквартирном доме в центре города в непосредственной близости (примерно в 4 метрах) от тепловой электростанции, которая обеспечивала примыкающие жилые районы электричеством и отоплением. Станция действовала с 1939 года, но частично прекратила генерацию энергии в 2001 году в связи с финансовыми проблемами. Как утверждают заявители, опасная деятельность станции не регулировалась, и в результате станция выделяла в атмосферу различные токсичные вещества, которые отрицательно влияли на их здоровье.
ВОПРОСЫ ПРАВА
По поводу соблюдения статьи 8 Конвенции. Даже если предположить, что загрязнение воздуха не причинило поддающийся определению вред здоровью заявителей, оно могло их сделать более уязвимыми для различных заболеваний. Кроме того, не могло быть сомнений в том, что оно оказывало отрицательное влияние на качество их жизни дома. Следовательно, имело место вмешательство в права заявителей, которое достигло достаточного уровня суровости, чтобы его можно было отнести к сфере действия статьи 8 Конвенции.
Суть вопроса в настоящем деле заключалась в фактическом отсутствии (до 2009 года) регулятивной основы, применимой к опасной деятельности станции, и уклонении от устранения возникшего загрязнения воздуха, которое отрицательно влияло на права заявителей в соответствии со статьей 8 Конвенции.
В контексте осуществления опасной деятельности государства, в частности, имеют обязательство создать регулятивную основу, приспособленную к конкретным особенностям данной деятельности, особенно в отношении уровня потенциально затронутого риска. Подобные правила должны регулировать лицензирование, учреждение, осуществление и безопасность деятельности, надзор за ней, а также должны предусматривать обязательное для всех заинтересованных лиц обеспечение эффективной защиты граждан, жизни которых могут угрожать сопутствующие риски. Фактическое отсутствие каких-либо законодательной и административной основ, применимых к потенциально опасной деятельности тепловой электростанции в настоящем деле, позволило ей функционировать в непосредственной близости от жилья заявителей в отсутствие необходимых гарантий для избежания или, по крайней мере, сведения к минимуму загрязнения воздуха и его негативного влияния на здоровье и благополучие заявителей, что было подтверждено экспертизами, назначенными внутригосударственными судами.
Ситуация усугублялась тем фактом, что, несмотря на возложение на тепловую электростанцию обязанности установить фильтры и очистное оборудование для сведения к минимуму воздействия токсичных выбросов на жителей домов, компетентные органы не принимали эффективных мер для исполнения этого указания. При таких обстоятельствах власти государства-ответчика не установили справедливого равновесия между интересами общества в эксплуатации тепловой электростанции и эффективным использованием права заявителей на уважение их жилища и личной жизни.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
По делу допущено нарушение требований статьи 8 Конвенции (принято единогласно).
КОМПЕНСАЦИЯ
В порядке применения статьи 41 Конвенции. Европейский Суд присудил заявителям 4 000 евро в качестве компенсации морального вреда.
Источник публикации: http://espchhelp.ru/blog/952-yugkheli-i-drugiye-protiv-gruzii .
Постановление ЕСПЧ от 11 июля 2017 года по делу "Оравец (Oravec) против Хорватии" (жалоба N 51249/11).
В 2011 году заявителю была оказана помощь в подготовке жалобы. Впоследствии жалоба была коммуницирована Хорватии.
По делу успешно рассмотрена жалоба заявителя на необеспечение равенства сторон при удовлетворении жалобы прокуратуры на освобождение заявителя из предварительного заключения. По делу допущено нарушение пункта 4 статьи 5 и статьи 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод. По делу не допущено нарушение требований пункта 1 статьи 5 Конвенции о защите прав человека и основных свобод.
ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА
В апреле 2011 года заявитель был задержан и заключен под стражу по подозрению в сбыте наркотических веществ. Впоследствии он был освобожден по постановлению следственного судьи. Это решение было отменено по протесту стороны обвинения, и 31 мая 2011 г. судья пересмотрел дело и подтвердил предыдущее решение. Прокуратура внесла представление, которое не было доведено до сведения заявителя или его защитника. 10 июня 2011 г. судебный состав из трех судей провел закрытое заседание в отсутствие сторон. Он отменил решение следственного судьи и распорядился о заключении заявителя под стражу. 14 июня 2011 г. заявитель был вновь взят под стражу. Его жалобы в Верховный и Конституционный суды были безуспешными. В Европейский Суд заявитель жаловался, в частности, на то, что проведение апелляционного разбирательства нарушило принцип равенства сторон, гарантированный пунктом 4 статьи 5 Конвенции.
ВОПРОСЫ ПРАВА
По поводу соблюдения пункта 4 статьи 5 Конвенции. Заявитель был освобожден из-под стражи в соответствии с постановлением от 31 мая 2011 г. Однако решение следственного судьи могло быть пересмотрено и потому не являлось окончательным. Действительно, прокуратура подала протест на решение следственного судьи. Требуя отмены решения, прокуратура просила в рамках апелляционного разбирательства оставить в силе первоначальное постановление о заключении под стражу. Если бы протест прокуратуры был отклонен, решение об освобождении заявителя вступило бы в силу, но поскольку оно было удовлетворено, заявитель был вновь заключен под стражу. Таким образом, протест составлял продолжение разбирательства, относящегося к законности содержания под стражей заявителя. При таких обстоятельствах исход апелляционного разбирательства являлся решающим фактором для решения о законности содержания под стражей заявителя независимо от того, в какое именно время заявитель содержался или не содержался под стражей. Следовательно, пункт 4 статьи 5 Конвенции был применим к апелляционному разбирательству. Суд, рассматривающий жалобу на решение относительно содержания под стражей, должен предоставить гарантии судебной процедуры. Разбирательство должно быть состязательным и обеспечивать равенство сторон. С учетом негативного воздействия лишения свободы на фундаментальные права заинтересованного лица разбирательство, проводимое в соответствии с пунктом 4 статьи 5 Конвенции, в принципе должно отвечать в максимально возможной при обстоятельствах продолжающегося расследования степени основным требованиям справедливого судебного разбирательства, таким, как право на состязательную процедуру. В своем протесте на постановление следственного судьи об освобождении заявителя обвинение выдвинуло многочисленные основания для заключения заявителя под стражу. Данный протест не был доведен до сведения защиты, поэтому заявитель не имел возможности отвечать на доводы стороны обвинения. Суд в составе трех судей, принявший решение о заключении заявителя под стражу 10 июня 2011 г., сделал это на закрытом совещании, не информируя, не говоря уже об извещении, заявителя или его представителя, которые в результате не имели возможности выдвинуть аргументы по поводу заключения под стражу. Поскольку защита не могла представить доводы суду в этом разбирательстве письменно или устно, заявитель не мог эффективно осуществлять свои права защиты в разбирательстве. Соответственно, принцип равенства сторон не был соблюден.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
По делу допущено нарушение требований статьи 6 Конвенции (принято единогласно).
Европейский Суд также постановил, что по делу допущено нарушение требований пункта 4 статьи 5 Конвенции, что касается решения Конституционного суда, и что по делу требования пункта 1 статьи 5 Конвенции не были нарушены в отношении неустановления срока содержания под стражей заявителя.
Источник публикации: http://espchhelp.ru/blog/953-oravets-protiv-khorvatii .
Постановление ЕСПЧ от 11 июля 2017 года по делу "Дакир (Dakir) против Бельгии" (жалоба N 4619/12) и Постановление ЕСПЧ от 11 июля 2017 года "Бельджаджеми и Уссар (Belcacemi and Oussar) против Бельгии" (жалоба N 37798/13).
В 2012 и 2013 годах заявительницам была оказана помощь в подготовке жалоб. Впоследствии жалобы были коммуницированы Бельгии.
По делу успешно рассмотрены жалобы заявительниц на запрет на ношение одежды, закрывающей лицо, в общественном месте. По делу не было допущено нарушение требований статьи 8 Конвенции о защите прав человека и основных свобод.
ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА
Заявительницами по настоящему делу являются мусульманки, которые жаловались на воспрепятствование им в ношении одежды, закрывающей лицо. Закон от 1 июня 2011 г. предусматривает наказание в виде штрафа и/или лишения свободы (не более 200 евро или семи дней соответственно) за сокрытие лица в общественных местах. Сходные запреты в прошлом уже вводились определенными муниципалитетами. Заявительницы пытались добиться отмены одного из оспариваемых муниципальных актов в Государственном совете (дело Дакир) или Закона 2011 года в Конституционном суде (дело Бельджаджеми и Уссар).
ВОПРОСЫ ПРАВА
По поводу соблюдения статей 8 и 9 Конвенции. (a) Правовая основа и качество закона. Что касается муниципального акта в деле Дакир, заявительница не оспаривала действительность его правовой основы, а направила свою критику на закон, который впоследствии был введен в действие. Что касается Закона от 1 июня 2011 г., Европейский Суд не усмотрел произвола в мотивировке Конституционного суда Бельгии. Используя те же критерии, Конституционный суд решил, что закон отвечал требованиям предсказуемости и точности, поскольку выражение "места, в которые имеет доступ общественность", толкуется как не включающее места богослужения. Кроме того, оспариваемый запрет сформулирован в выражениях, которые весьма близки к использованным в законе Франции, рассмотренном в деле "S.A.S. против Франции".
(b) Правомерная цель. Цели, преследуемые оспариваемым муниципальным актом или Законом 2011 года, включали общественную безопасность, гендерное равенство и определенную концепцию "совместного проживания" в обществе. Как и в деле "S.A.S. против Франции", цель обеспечения соблюдений минимальных требований к жизни в обществе могла считаться частью "защиты прав и свобод других". Кроме того, ничто не указывало, что в бельгийском контексте большее значение придавалось цели равенства, чем другим целям.
(c) Необходимость запрета в демократическом обществе. В деле Дакир не были представлены конкретные доводы против теоретически затронутого муниципального акта.
Согласно подготовительным материалам к вышеупомянутому закону и его анализу Конституционным судом проблемы, вызвавшие дискуссию в Бельгии, были весьма схожими с теми, которые повлекли принятие запрета во Франции, рассмотренного в деле "S.A.S. против Франции" (S.A.S. v. France) (Постановление Большой Палаты Европейского Суда от 1 июля 2014 г., жалоба N 43835/11 (Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2014. N 11)).
Исходя из изложенного Европейский Суд сослался на различные соображения этого решения и особенно на следующие:
- оспариваемый запрет составлял выбор общества, равновесие было установлено законодателем демократическим способом, что требовало определенной сдержанности со стороны Европейского Суда;
- хотя пределы оспариваемого запрета были широкими, он не затрагивал свободу публичного ношения любой одежды или деталей одежды, имеющих или не имеющих религиозного подтекста, которые не имели следствием сокрытие лица;
- между государствами - членами Совета Европы до сих пор отсутствует консенсус по данному вопросу, что оправдывает предоставление им весьма широких пределов усмотрения.
Некоторые предполагаемые конкретные черты ситуации в Бельгии были урегулированы нижеследующим образом.
(i) Способ применения нормы в случае нарушения (дело Бельджаджеми и Уссар против Бельгии). Законодательство Бельгии, по-видимому, отличалось от французского тем, что предусматривало в дополнение к штрафу возможность применения наказания в виде лишения свободы. Однако лишение свободы могло быть применено только в случае повторного нарушения. Кроме того, суды по уголовным делам должны были применять закон в соответствии с принципом пропорциональности и Конвенцией, и теоретическая суровость наказания в виде лишения свободы уравновешивалась тем фактом, что оно не применялось автоматически.
Кроме того, в соответствии с законодательством Бельгии правонарушение в виде сокрытия лица в общественном месте было "смешанным", относящимся к сфере уголовного и административного права. В последнем контексте были возможны альтернативные меры, которые часто применялись на практике на муниципальном уровне. В остальной части конкретная оценка пропорциональности любого наказания, которое может быть применено в связи с оспариваемым запретом, относилась к компетенции внутригосударственных судов (роль Европейского Суда была ограничена удостоверением того, вышли ли власти государства-ответчика за пределы своего усмотрения).
(ii) Утверждение о том, что демократический процесс, который повлек запрет в Бельгии на ношение одежды, закрывающей все лицо, не принял во внимание все существенные обстоятельства (дело Дакир). Помимо того факта, что эта критика прямо не затрагивала данный подзаконный акт, а ссылалась на Закон от 1 июня 2011 г., Европейский Суд учел, что процесс принятия решений в отношении оспариваемого запрета занял несколько лет и сопровождался широкой дискуссий в палате представителей, а также подробным и тщательным рассмотрением всех интересов Конституционным судом. В заключение, хотя запрет и был противоречивым и неоспоримо создавал возможные риски с точки зрения поощрения толерантности в обществе, оспариваемый запрет с учетом пределов усмотрения, предоставленного властям государства-ответчика, мог рассматриваться как пропорциональный преследуемой цели, а именно созданию условий "совместного проживания" как элементу "защиты прав и свобод других лиц". Данный вывод верен в отношении статей 8 и 9 Конвенции.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
По делу требования статьи 8 Конвенции нарушены не были (принято единогласно).
По поводу соблюдения статьи 14 Конвенции во взаимосвязи со статьями 8 и 9 Конвенции. Жалоба на косвенную дискриминацию была отклонена, поскольку спорная мера по тем же причинам, которые изложены выше, имела объективное и разумное обоснование.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
По делу требования статьи 14 Конвенции нарушены не были (принято единогласно).
По делу Дакир Европейский Суд единогласно постановил, что было допущено нарушение требований пункта 1 статьи 6 Конвенции, поскольку заявительнице было отказано в доступе к суду вследствие чрезмерного формализма.
Источник публикации: http://espchhelp.ru/blog/954-dakir-protiv-belgii-beldzhadzhemi-i-ussar-protiv-belgii .
Постановление ЕСПЧ от 29 июня 2017 года по делу "Космас и другие (Kosmas and Others) против Греции" (жалоба N 20086/13).
В 2013 году заявителю была оказана помощь в подготовке жалобы. Впоследствии жалоба была коммуницирована Греции.
По делу успешно рассмотрена жалоба заявителя на недостаточный учет ситуации заявителя в разрешении спора о земле, приобретенной монастырем путем незаконного владения. По делу допущено нарушение требований статьи 1 Протокола N 1 к Конвенции о защите прав человека и основных свобод.
ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА
Монастыри горы Афон являются публично-правовыми юридическими лицами, которые имеют специальный статус. Согласно законодательству их имущество не могло быть приобретено за счет незаконного владения, кроме случаев, когда может быть доказано непрерывное владение в течение более чем 30 лет до 1915 года.
В 2004 году монастырь обратился в суды с требованием о признании права собственности на землю, используемую первым заявителем (далее - заявитель). Монастырь ссылался на купчую, датированную 1824 годом, а в качестве альтернативы на непрерывное владение с 1882 по 1915 год. Заявитель возражал, ссылаясь на ряд передаточных актов, восходящих к 1883 году, и различные меры по поводу владения, предпринятые с 1974 года. Он также утверждал, что иск представлял собой злоупотребление правом. Суды признали монастырь собственником, по крайней мере, за счет незаконного владения имуществом с 1912 года, поскольку заявитель не доказал непрерывное владение его предшественниками в тот же период. Соответственно, суды признали, что последующие действия, совершенные заявителем, не могли учитываться ввиду того факта, что монастырское имущество не могло быть приобретено за счет незаконного владения. Довод о злоупотреблении правом также был отклонен.
ВОПРОСЫ ПРАВА
(a) Существование "имущества" и применимая норма. Титул или владение заявителя или его предшественников никогда не оспаривались (заявитель даже получил административное разрешение на эксплуатацию ресторана и постройку здания). Тот факт, что данная ситуация не оспаривалась в течение длительного периода, показывает, что власти и монастырь фактически согласились, что заявитель и его предшественники имели имущественный интерес в земле, составляющий имущество, признанное и защищаемое внутригосударственным законодательством, и что они никогда не предпринимали действий, позволяющих предположить, что ситуация изменится.
В итоге имущественный интерес заявителя был достаточно установленным и весомым, чтобы составлять "имущество" в значении первого предложения статьи 1 Протокола N 1 к Конвенции, следовательно, это положение Конвенции было применимым.
(b) Вмешательство и пропорциональность. Выселение заявителя после решения Кассационного суда было предусмотрено законом и преследовало правомерную цель (защиту монастырской недвижимости от посягательств третьих лиц). Тем не менее следующие причины вынудили Европейский Суд заключить, что заявитель должен был нести индивидуальное и избыточное бремя, которое не было оправдано законным интересом.
Заявитель, полагая, что он приобрел землю законно и добросовестно, на основании правоустанавливающих документов, восходящих к 1883 году, создал и осуществлял там бизнес со своей семьей.
Суды Греции не приняли во внимание эти правоустанавливающие документы, факт того, что заявитель получал различные разрешения на эксплуатацию и строительство, как если бы он являлся собственником земли, или тот факт, что он уплачивал имущественный налог. Действительно административные органы не могли знать в то время, что монастырь успешно истребует право собственности в 2004 году.
Вместе с тем административные правовые акты, составленные государственными органами, могли только подкрепить убеждение бенефициаров в том, что система приобретения и передачи права собственности являлась стабильной и надежной и что они законно владеют данным имуществом.
В любом случае заявитель также утверждал, что иск, предъявленный монастырем, составлял злоупотребление правом. Если бы данный довод был принят, заявитель, по крайней мере, имел бы возможность сохранить "владение" землей. Однако иск был отклонен на том основании, что издержки, понесенные при использовании земли в коммерческих целях, перекрывались извлеченной прибылью и тем фактом, что арендная плата монастырю не вносилась.
Соответственно, суды не приняли во внимание потерю в отсутствие компенсации инструментов торговли заявителя, которая составляла источник существования его и его семьи с 1986 года.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
По делу допущено нарушение требований статьи 1 Протокола N 1 к Конвенции (принято пятью голосами "за" при двух - "против").
КОМПЕНСАЦИЯ
В порядке применения статьи 41 Конвенции. Европейский Суд присудил заявителю 75 000 евро в качестве компенсации материального ущерба и морального вреда.
Источник публикации: http://espchhelp.ru/blog/955-kosmas-i-drugiye-protiv-gretsii .
Постановление ЕСПЧ от 27 июня 2017 года по делу "Компании "Сатакуннан Марккинаперсси Ой" и "Сатамедиа Ой" (Satakunnan Markkinaporssi Oy and Satamedia Oy) против Финляндии" (жалоба N 931/13).
В 2013 году заявителю была оказана помощь в подготовке жалобы. Впоследствии жалоба была коммуницирована Финляндии.
По делу успешно рассмотрена жалоба заявителя на решение, ограничивающее массовую публикацию налоговой информации. По делу не было допущено нарушения требований статьи 10 Конвенции о защите прав человека и основных свобод. По делу было допущено нарушение требований статьи 15 Конвенции о защите прав человека и основных свобод в части длительности разбирательства в судах страны.
ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА
Первая компания-заявительница, "Сатакуннан Марккинаперсси Ой", опубликовала журнал, содержащий информацию о налогооблагаемых доходах и активах финских налогоплательщиков. Данная информация являлась публичной в силу закона (В силу статьи 5 Закона о публичном раскрытии и конфиденциальности налоговой информации). Вторая компания-заявительница, "Сатамедиа Ой", предложила услугу по предоставлению информации в сфере налогообложения посредством текстовых смс-сообщений. В апреле 2003 года омбудсмен по защите данных предложил Совету по защите данных запретить компаниям-заявительницам обработку данных о налогообложении таким способом и в таком объеме, которые они использовали в 2002 году, и передачу этих данных в смс-службу. Совет по защите данных отклонил ходатайство омбудсмена на том основании, что компании-заявительницы осуществляли журналистскую деятельность и поэтому имели право на отступление от положений Закона о персональных данных. Дело впоследствии было передано на рассмотрение Высшего административного суда, который в феврале 2007 года запросил предварительное определение у Суда Европейского союза (далее - CJEU) относительно толкования Директивы 95/46/EC Европейского парламента и Совета от 24 октября 1995 г. о защите физических лиц при обработке персональных данных и о свободном обращении таких данных. В своем постановлении от 16 декабря 2008 г. (Tietosuojavaltuutettu v. Satakunnan {Markkinaporssi} Oy and Satamedia Oy, C73/07, постановление от 16 декабря 2008 г.). CJEU заключил, что деятельность, относящаяся к данным из документов, являющихся общедоступными согласно внутригосударственному законодательству, может быть признана "журналистской деятельностью", если ее целью является сообщение общественности информации, мнений или идей независимо от способа, использованного для их распространения. В сентябре 2009 года Высший административный суд предписал Совету по защите данных запретить обработку данных о налогообложении таким способом и в таком объеме, которые компании-заявительницы использовали в 2002 году. Отмечая, что CJEU признал, что решающим фактором была оценка того, являлась ли публикация частью публичной дискуссии или была направлена исключительно на удовлетворение любопытства читателей, Высший административный суд заключил, что публикация в полном объеме базы данных, собранной для журналистских целей, и передача информации смс-службе не могли рассматриваться в качестве журналистской деятельности.
В рамках конвенционного разбирательства компании-заявительницы жаловались, в частности, на нарушение статьи 10 Конвенции. В Постановлении от 21 июля 2015 г. Палата Европейского Суда постановила шестью голосами "за" при одном - "против", что по делу требования статьи 10 Конвенции нарушены не были. 14 декабря 2015 г. дело было передано для пересмотра в Большую Палату по ходатайству заявителей.
ВОПРОСЫ ПРАВА
(a) Предварительный вопрос о том, располагали ли налогоплательщики конкурирующим правом на неприкосновенность личной жизни в соответствии со статьей 8 Конвенции. Тот факт, что информация уже была общедоступной, не отменял с необходимостью защиту статьи 8 Конвенции. Если имел место сбор данных о конкретном лице, обработка или использование персональных данных или публикация соответствующего материала способом или в степени, выходящих за рамки того, что является обычно предсказуемым, возникают соображения, касающиеся неприкосновенности личной жизни. В настоящем деле данные, собранные, обработанные и опубликованные компаниями-заявительницами в газете, раскрывали подробности относительно налогооблагаемого заработанного и незаработанного дохода и налогооблагаемых чистых активов и поэтому явно затрагивали личную жизнь заинтересованных лиц, несмотря на тот факт, что согласно законодательству Финляндии данные могли быть общедоступными.
(b) Наличие вмешательства, было ли вмешательство предусмотрено законом, и преследовало ли оно правомерную цель. Решение Совета по защите данных о запрете обработки налоговых данных спорным способом, оставленное без изменения внутригосударственными судами, повлекло вмешательство в право компаний-заявительниц на распространение информации, гарантированное статьей 10 Конвенции. Вмешательство было предусмотрено законом, формулировки относимого законодательства, характер и пределы журналистского отступления от положений законодательства, на которое ссылались компании-заявительницы, применялись в достаточно предсказуемой манере после толкования, предоставленного Высшему административному суду CJEU, и в качестве профессионалов в области СМИ компании-заявительницы должны были знать, что массовый сбор данных и их массовое распространение могли не рассматриваться в качестве обработки данных "исключительно" для журналистских целей, и вмешательство преследовало правомерную цель защиты репутации или прав иных лиц.
(c) Необходимость в демократическом обществе. Европейский Суд рассмотрел критерии, которые он сформулировал в своей предыдущей прецедентной практике, как имеющие значение при уравновешивании конкурирующих прав на уважение личной жизни в соответствии со статьей 8 Конвенции и на свободу выражения мнения согласно статье 10 Конвенции.
(i) Вклад в дискуссию по вопросу, представляющему всеобщий интерес. Обоснование законодательной политики Финляндии, предусматривающей общедоступность налоговых данных, заключалось в необходимости обеспечения возможности для общественности контролировать деятельность государственных властей. Тем не менее всеобщий доступ к налоговым данным в соответствии с ясными правилами и процедурами и общая прозрачность финской налоговой системы не означали, что сама по себе спорная публикация содействовала дискуссии по вопросу, представляющему всеобщий интерес. Рассматривая публикацию в целом и в контексте, Европейский Суд, как и Высший административный суд, не убежден в том, что публикация налоговых данных компаниями-заявительницами таким способом и в таком объеме (исходные данные были опубликованы как массовые каталоги, почти дословно) содействовала общей дискуссии или даже что ее основная цель заключалась в этом.
(ii) Предмет публикации. Публикацией были затронуты примерно 1 200 000 физических лиц. Все они являлись налогоплательщиками, но лишь очень немногие были обладателями высокого чистого дохода, публичными фигурами или известными личностями в значении прецедентной практики Европейского Суда. Большинство лиц, данные которых были приведены в газете, принадлежали к группам с низкими доходами.
(iii) Способ получения информации и ее достоверность. Достоверность опубликованной информации никогда не оспаривалась, и данные не были получены противоправным способом. Однако было очевидно, что компании-заявительницы, которые отозвали свой запрос данных у Национального совета по налогообложению и вместо этого наняли людей для сбора налоговых данных вручную в местных налоговых органах, придерживались политики обхода обычных каналов и, соответственно, сдержек и противовесов, установленных властями Финляндии для регулирования доступа и распространения.
(iv) Содержание, форма и последствия публикации. Несмотря на то, что журналисты пользуются свободой выбора в отношении того, с какими новостными источниками из числа попадающих в сферу их внимания и как им работать, эта свобода сопровождается обязанностями. Даже хотя рассматриваемые налоговые данные в деле компаний-заявительниц были общедоступными в Финляндии, они могли быть получены только в местных налоговых офисах, а их получение было обусловлено ясными условиями. Журналисты могли получать налоговые данные в цифровом формате, но лишь определенное количество данных могло быть выбрано. Журналисты обязаны указать, что информация затребована для журналистских целей и что она не будет опубликована в виде списка. Таким образом, хотя информация, касающаяся граждан, была общедоступной, конкретные правила и гарантии регулировали к ней доступ. С точки зрения Европейского Суда, тот факт, что соответствующие данные были доступны общественности в соответствии с внутригосударственным законодательством, не означал с необходимостью, что они могли публиковаться без каких-либо ограничений. Публикация данных в газете и дальнейшее распространение этих данных через смс-службу означали способ и степень их доступности, которые не планировались законодателем. Гарантии в законодательстве Финляндии были предусмотрены именно по причине общедоступности персональных налоговых данных, характера и цели законодательства о защите данных и сопутствующего отступления от него для журналистов. При таких обстоятельствах власти государства-ответчика пользовались широкой свободой усмотрения при решении вопроса о том, каким образом достигнуть справедливого равновесия между соответствующими правами, предусмотренными статьями 8 и 10 Конвенции. При сопоставлении этих прав суды Финляндии стремились установить равновесие между свободой выражения мнения и правом на неприкосновенность личной жизни, воплощенным в законодательстве о защите данных. Применяя отступление от требований закона, предусмотренное статьей 2(5) Закона о персональных данных, и тест всеобщего интереса к спорному вмешательству, суды, в частности, Высший административный суд, проанализировали относимую конвенционную прецедентную практику и прецедентную практику CJEU и тщательно применили прецедентную практику Европейского Суда к фактам настоящего дела.
(v) Санкция. Компаниям-заявительницам не было запрещено публиковать налоговые данные или продолжать выпуск газеты при условии, что они будут делать это способом, совместимым с финскими и европейскими правилами о защите данных и доступе к информации. Факт того, что на практике ограничения, введенные в отношении количества информации, подлежащей опубликованию, могли сделать часть их коммерческой деятельности менее прибыльной, не являлся как таковой санкцией в значении прецедентной практики Европейского Суда.
В итоге компетентные власти государства-ответчика и, в частности, Высший административный суд придали надлежащее значение принципам и критериям, заложенным в прецедентной практике Европейского Суда для уравновешивания права на уважение личной жизни и права на свободу выражения мнения. Высший административный суд придал должное значение своему выводу о том, что публикация налоговых данных описанным способом и в описанном масштабе не содействовала дискуссии по вопросу, представляющему всеобщий интерес, и что заявители не смогли обосновать утверждение о том, что это делалось исключительно в журналистских целях в значении внутригосударственного и европейского законодательства. Следовательно, мотивы, на которых суды Финляндии основали свои выводы, были относимыми и достаточными, чтобы продемонстрировать, что обжалуемое вмешательство было "необходимым в демократическом обществе" и что власти государства-ответчика действовали в пределах своей свободы усмотрения при установлении справедливого равновесия между конкурирующими интересами, рассматриваемыми в деле.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
По делу требования статьи 10 Конвенции нарушены не были (принято 15 голосами "за" при двух - "против").
Также Большая Палата Европейского Суда постановила 15 голосами "за" при двух - "против", что по делу было допущено нарушение требований пункта 1 статьи 6 Конвенции, что касается длительности разбирательства в судах страны.
Источник публикации: http://espchhelp.ru/blog/956-kompanii-satakunnan-markkinaperssi-oy-i-satamedia-oy-protiv-finlyandii .
Постановление ЕСПЧ от 27 июня 2017 года по делу "Рамльяк (Ramljak) против Хорватии" (жалоба N 5856/13).
В 2013 году заявительнице была оказана помощь в подготовке жалобы. Впоследствии жалоба была коммуницирована Хорватии.
По делу успешно рассмотрена жалоба заявительницы на то, что она была лишена доступа к справедливому судебному разбирательству дела независимым и беспристрастным судом, поскольку один из судей, рассматривавших жалобу, был отцом стажера, работавшего в офисе двух адвокатов, представлявших другую сторону. По делу допущено нарушение требований статьи 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод.
ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА
Решение, вынесенное в пользу заявительницы в гражданском разбирательстве, было отменено при рассмотрении апелляционной жалобы. Заявительница подала жалобу в Верховный суд, указав, что она была лишена доступа к справедливому судебному разбирательству дела независимым и беспристрастным судом, поскольку один из судей, рассматривавших жалобу, был отцом стажера, работавшего в офисе двух адвокатов, представлявших другую сторону. Жалоба заявительницы в Верховный суд была отклонена, а ее жалоба в порядке конституционного судопроизводства была признана неприемлемой для рассмотрения по существу.
В Европейском Суде заявительница жаловалась на нарушение ее права на рассмотрение дела беспристрастным судом, предусмотренного статьей 6 Конвенции.
ВОПРОСЫ ПРАВА
Отсутствовали данные о личной предвзятости судьи апелляционной инстанции. Таким образом, дело должно быть рассмотрено с точки зрения объективной беспристрастности и конкретно вопроса о том, могли ли сомнения заявительницы, вытекающие из особых обстоятельств, рассматриваться как объективно оправданные.
Природа личной связи в ходе судебного разбирательства имела значение при определении того, были ли опасения заявительницы объективно оправданными. Ничто не указывало на то, что судья не знал о том, что его сын работал в юридической фирме, представлявшей сторону в данном разбирательстве. Однако из материалов дела не следует, что он информировал председателя суда о данном обстоятельстве. Если бы он это сделал, то все вопросы относительно участия его сына в деле могли быть разрешены до рассмотрения дела. Тот факт, что такой близкий родственник, как сын судьи, рассматривающего гражданское дело на апелляционной стадии, имел столь тесные связи с адвокатами, представляющими противника заявительницы в качестве одной из сторон этого гражданского разбирательства, хотя он и не участвовал в деле, и что он находился с ними в отношениях субординации, компрометировал беспристрастность суда и позволял подвергать ее сомнению. Было невозможно установить точное влияние судьи на исход апелляционного разбирательства, поскольку он решался во время закрытого совещания. Вместе с тем следует отметить, что указанный судья председательствовал в составе апелляционного суда из трех судей, следовательно, у заявительницы были основания полагать, что он играл важную роль в вынесении решения против нее, поэтому беспристрастность суда могла быть подвергнута сомнению.
Европейский Суд отметил, что, хотя вышестоящие суды имели полномочия отменить решение суда на том основании, что председатель апелляционного состава не был беспристрастным, они не сделали этого.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
По делу допущено нарушение требований статьи 6 Конвенции (принято шестью голосами "за" при одном - "против").
КОМПЕНСАЦИЯ
В порядке применения статьи 41 Конвенции. Европейский Суд присудил заявительнице 3 500 евро в качестве компенсации морального вреда.
Источник публикации: http://espchhelp.ru/blog/957-ramlyak-protiv-khorvatii .
Постановление ЕСПЧ от 22 июня 2017 года по делу "Айкагуэр (Aycaguer) против Франции" (жалоба N 8806/12).
В 2012 году заявителю была оказана помощь в подготовке жалобы. Впоследствии жалоба была коммуницирована Франции.
По делу успешно рассмотрена жалоба заявителя на установленный срок хранения ДНК-образцов осужденных преступников независимо от тяжести преступления и при отсутствии возможности требовать их уничтожения. По делу допущено нарушение требований статьи 8 Конвенции о защите прав человека и основных свобод.
ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА
В 2008 году заявитель был приговорен к двум месяцам лишения свободы с отсрочкой исполнения наказания за то, что он ударил жандармов зонтиком во время демонстрации профсоюза фермеров. Затем заявителю было предписано пройти биологическое тестирование с целью регистрации в национальной компьютерной базе ДНК (FNAEG) для лиц, осужденных за некоторые преступления (перечисленные в законодательстве), от которого заявитель отказался. Он не был зарегистрирован в базе данных и был оштрафован за этот отказ на 500 евро.
ВОПРОСЫ ПРАВА
Когда речь идет об особенно важном аспекте чьей-то жизни или личности, пределы усмотрения государства обычно сужены. Защита персональных данных играет главную роль в осуществлении права лица на уважение его личной жизни, воплощенного в статье 8 Конвенции. Таким образом, внутригосударственное законодательство должно обеспечить, чтобы в нем существовали адекватные гарантии.
Соображения, изложенные ниже, вынудили Европейский Суд заключить, что в отсутствие справедливого равновесия между конкурирующими публичными и частными интересами по делу власти государства-ответчика вышли за пределы своего усмотрения и что вмешательство в право заявителя на уважение его личной жизни было несоразмерным.
(a) Длительность хранения данных. В 2010 году Конституционный совет Франции признал соответствующими Конституции страны положения законодательства относительно оспариваемой базы данных при условии "обеспечения того, что длительность хранения таких персональных данных останется пропорциональной с учетом цели базы данных, характера и/или тяжести данных преступлений". В связи с этой оговоркой конкретные действия не были предприняты.
Согласно Уголовно-процессуальному кодексу Франции длительность хранения образцов ДНК не может превышать "40 лет" для лиц, осужденных за одно из перечисленных в нем преступлений. Данный максимальный период должен быть установлен декретом. Отсутствие декрета означает, что 40-летний период является не максимальным, а обычным на практике. Таким образом, в настоящее время длительность хранения не дифференцирована в соответствии с характером и/или тяжестью совершенного преступления. Однако широкий спектр различных ситуаций, по-видимому, входит в сферу этой базы данных, потенциально охватывая особо тяжкие преступления (например, преступления против половой неприкосновенности, терроризм, преступления против человечности и торговля людьми).
Настоящее дело (по поводу неустановленных жандармов, которых ударили зонтиком в контексте политической и профсоюзной деятельности) явно отличается от относящихся к таким тяжким преступлениям, как организованная преступность и сексуальные посягательства.
(b) Процедура удаления. Доступ к подобной процедуре предусмотрен только для подозреваемых, а не для осужденных (таких как заявитель). Однако Европейский Суд полагает, что осужденным также должно быть разрешено подавать ходатайство об удалении хранящихся данных.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
По делу допущено нарушение требований статьи 8 Конвенции (принято единогласно).
КОМПЕНСАЦИЯ
В порядке применения статьи 41 Конвенции. Европейский Суд присудил заявителю 3 000 евро в качестве компенсации морального вреда.
Источник публикации: http://espchhelp.ru/blog/958-aykaguer-protiv-frantsii .
Постановление ЕСПЧ от 22 июня 2017 года по делу "Барня и Кальдарару (Barnea and Caldararu) против Италии" (жалоба N 37931/15).
В 2015 году заявителям была оказана помощь в подготовке жалобы. Впоследствии жалоба была коммуницирована Италии.
По делу успешно рассмотрена жалоба заявителей на изъятие ребенка у родителей и признание его пригодным для усыновления по мотивам ненадлежащих условий проживания в семье. По делу допущено нарушение требований статьи 8 Конвенции о защите прав человека и основных свобод.
ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА
Заявителями является цыганская семья. Родители (первые два заявителя) и их четверо детей (три других заявителя) проживали в лагере в ненадлежащих условиях.
В июне 2009 года младшая дочь была помещена в учреждение, а затем признана подлежащей удочерению судом первой инстанции в декабре 2010 года. Заявителей критиковали прежде всего в связи с уклонением от создания ребенку адекватных материальных условий жизни и передачей ее третьему лицу. Однако в октябре 2012 года апелляционный суд решил, что ребенок должен быть возвращен в свою семью через шесть месяцев. Социальные службы не выполнили это указание, и в ноябре 2014 года суд продлил срок нахождения ребенка в приемной семье. В январе 2015 года апелляционный суд отменил это решение, но поддержал пребывание ребенка в приемной семье, в которой девочка проживала шесть лет.
Наконец, в августе 2016 года суд первой инстанции распорядился о возвращении ее в свою семью. Ребенок был возвращен в семью в сентябре 2016 года, что семья посчитала очень трудным опытом.
ВОПРОСЫ ПРАВА
Несмотря на пределы усмотрения властей государства-ответчика, власти Италии не приняли адекватных и достаточных мер для обеспечения права заявителей на проживание со своим ребенком с июня 2009 года по ноябрь 2016 года с учетом условий, в которых они были разделены, и неисполнения решения апелляционного суда 2012 года, предусматривающего возвращение ребенка в родную семью, что нарушало право заявителей на уважение их семейной жизни.
Во-первых, основания, по которым суд первой инстанции отказал в возвращении дочери заявителям и признал ее подходящей для удочерения, не составляли "весьма исключительные обстоятельства", способные оправдать разрыв семейных связей. Кроме того, до размещения ребенка и начала процедуры удочерения власти должны были принять практические меры, позволявшие девочке жить с заявителями.
Ни на одной стадии разбирательства не выдвигалось утверждения о жестоком обращении, сексуальном злоупотреблении или эмоциональных недостатках, иных тревожащих проблемах со здоровьем или психологической нестабильности со стороны родителей. Напротив, связи между родителями и ребенком были особенно прочными. Заявители могли исполнять свои родительские обязанности и не оказывали негативного влияния на развитие ребенка. Кроме того, первое экспертное заключение предлагало начать процесс реинтеграции ребенка в родную семью.
Во-вторых, после решения апелляционного суда 2012 года план восстановления отношений между заявителями и ребенком в рекомендованные шесть месяцев не исполнялся. Суд первой инстанции продлил нахождение в приемной семье и уменьшил количество свиданий девочки и ее семьи до четырех в год, основав свое решение на поведении заявителей и физических условиях проживания, потенциальных трудностях реинтеграции ребенка в родную семью и прочных связях, которые сформировались у дочери заявителей в приемной семье.
Тот факт, что ребенок мог быть помещен в более благоприятную среду для ее воспитания, сам по себе не может оправдывать принудительную меру устранения из-под опеки биологических родителей. В настоящем деле способность заявителей предоставить своему ребенку образовательную и эмоциональную поддержку не составляла проблему и несколько раз признавалась апелляционным судом.
В-третьих, хотя решение суда первой инстанции было впоследствии отменено в 2015 году, апелляционный суд, тем не менее, подтвердил приемное размещение на том основании, что с учетом истечения времени, шести лет в данном случае, сформировались весьма прочные связи с приемной семьей, и возвращение ребенка заявителям было уже неосуществимо.
Однако эффективное уважение семейной жизни требовало, чтобы будущие отношения между родителем и ребенком определялись исключительно в свете всех относимых аргументов, а не только простого прошествия времени. В настоящем деле мотивы, приведенные социальными службами, а впоследствии судебными органами для отказа в возвращении ребенка заявителям, не являлись "весьма исключительными" обстоятельствами, которые могли оправдать разрыв семейных связей.
Европейский Суд признал, что с учетом прошествия времени и интеграции ребенка в приемной семье суды государства-ответчика могли отказать в его возвращении. Вместе с тем в настоящем деле истечение времени вследствие инерции социальных служб в начале процесса восстановления семьи и мотивы, приведенные судом первой инстанции для продления временного размещения ребенка, являлись решающими факторами в воспрепятствовании воссоединению заявителей с ребенком, которое должно было состояться в 2012 году.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
По делу допущено нарушение требований статьи 8 Конвенции (принято единогласно).
КОМПЕНСАЦИЯ
В порядке применения статьи 41 Конвенции. Европейский Суд присудил заявителям 40 000 евро в качестве компенсации морального вреда.
Источник публикации: http://espchhelp.ru/blog/959-barnya-i-kaldararu-protiv-italii .
