Новости от 20 мая 2019 года из блога, посвященного практике в Европейском суде по правам человека ЕСПЧ
Постановление ЕСПЧ от 06 сентября 2018 года по делу "Димитар Йорданов (Dimitar Yordanov) против Болгарии" (жалоба N 3401/09).
В 2009 году заявителю была оказана помощь в подготовке жалобы. Впоследствии жалоба была коммуницирована Болгарии.
По делу обжалуется жалоба заявителя на нарушение процедуры экспроприации его имущества, оказавшегося в зоне ежедневных промышленных взрывов. По делу допущено нарушение требований статьи 1 Протокола N 1 к Конвенции о защите прав человека и основных свобод. По делу не допущено нарушение требований пункта 1 статьи 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод.
ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА
Заявитель владел частью земельного участка и расположенными на них зданиями, включая собственный дом, в районе, где власти решили создать и вести разработку открытым способом угольной шахты рядом с деревней заявителя. В 1990-х годах была начата процедура экспроприации имущества, которая коснулась многих собственников, включая заявителя, и была направлена на переселение жителей из района для обеспечения функционирования шахты. Более двух лет прождав предоставления имущества взамен изъятого, заявитель потребовал отменить акт об изъятии его собственности, на что он имел право, и продолжил жить в своем доме. Со временем разработки угля расширились, и в какой-то момент промышленные взрывы осуществлялись в 160-180 метрах от дома заявителя, несмотря на предусмотренное законом требование сохранять 500-метровую "зону отчуждения" между непромышленными зданиями, такими как жилые здания, и разработками на шахте.
Заявитель покинул свой дом в 1997 году, когда его семья решила, что далее проживать в доме небезопасно из-за трещин в стенах, обрушения дворовых построек и ежедневной вибрации здания. Заявитель безуспешно обращался к властям Болгарии за компенсацией ущерба. Суды Болгарии установили, что ежедневные взрывы в непосредственной близости от дома заявителя противоречили законодательству Болгарии. Однако они не смогли установить причинно-следственной связи между взрывами и ущербом, причиненным дому заявителя, поскольку вследствие того, что прошло много времени и в результате утраты некоторых документов оказалось невозможно определить расстояние между домом заявителя и районом, в котором производились взрывы в 1997 году, когда заявитель уехал из своего дома.
ВОПРОСЫ ПРАВА
Власти Болгарии не продемонстрировали, что они намеревались выполнить свои правовые обязательства согласно процедуре экспроприации имущества. Следовательно, заявителя нельзя винить в том, что процедура экспроприации была безуспешной. Шахта управлялась компанией, которая полностью находилась в собственности государства. Компания занималась не просто обычной коммерческой деятельностью, а работала в сфере, которая строго регулировалась законом и предусматривала соблюдение требований охраны окружающей среды и благополучия работников. Важно, что решение о создании шахты приняло государство, которое также экспроприировало ряд объектов частной собственности в прилегающем районе, чтобы позволить шахте функционировать. Таким образом, компания являлась инструментом осуществления государством своей деятельности. Когда власти не смогли осуществить процедуру экспроприации имущества заявителя, а также когда они обеспечивали работу шахты под эффективным контролем государства, они несли ответственность за то, что собственность заявителя оказалась в зоне опасного состояния окружающей среды, а именно в зоне ежедневных промышленных взрывов, осуществлявшихся в непосредственной близости от дома заявителя. Эта ситуация, которая заставила заявителя покинуть свой дом, являлась вмешательством государства в право заявителя на уважение его "собственности". Взрывы в пределах зоны отчуждения прямо противоречили законодательству Болгарии. Следовательно, вмешательство в право заявителя на уважение его собственности не было законным в целях анализа согласно статье 1 Протокола N 1 к Конвенции.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
По делу было допущено нарушение требований статьи 1 Протокола N 1 к Конвенции (принято единогласно).
Европейский Суд также единогласно установил отсутствие нарушения пункта 1 статьи 6 Конвенции, поскольку решения судов Болгарии, в частности, касавшиеся обжалованных заявителем выводов относительно наличия причинно-следственной связи между взрывными работами на шахте и причиненным имуществу заявителя ущербом, не достигли такого порогового значения, чтобы считаться настолько произвольными и явно необоснованными, чтобы это приравнивалось к отказу в доступе к правосудию.
КОМПЕНСАЦИЯ
В порядке применения статьи 41 Конвенции. Европейский Суд присудил заявителю 8 000 евро в качестве компенсации материального ущерба и морального вреда.
Источник публикации: https://espchhelp.ru/blog/2600-dimitar-yordanov-protiv-bolgarii .
Решението на ЕСПЧ от 6 септември 2018 г. по делото на Димитър Йорданов (България) (жалба № 3401/09).
През 2009 г. жалбоподателят получи помощ при подготовката на жалба. Впоследствие жалбата е съобщена на България.
В случая се обжалва жалбата на жалбоподателя за нарушение на процедурата за отчуждаване на неговото имущество, което е в зоната на ежедневните промишлени експлозии. Делото е нарушило изискванията на чл. 1 от Протокол № 1 към Конвенцията за защита на правата на човека и основните свободи. Делото не нарушава изискванията на чл. 6, ал. 1 от Конвенцията за защита на правата на човека и основните свободи.
ОБСТОЯТЕЛСТВА ПО СЛУЧАЯ
Жалбоподателят притежава част от терените и сградите, разположени върху тях, включително собствената му къща, в района, където властите са решили да създадат и проведат открит добив на въглищна мина близо до селото на жалбоподателя. През 90-те години започва процедура за отчуждаване на собственост, която засяга много собственици, включително и жалбоподателя, и е изпратена на преселване на жители от района, за да се гарантира функционирането на мината. След повече от две години изчакване за предоставяне на имуществото в замяна на иззетите, жалбоподателят иска да анулира акта за конфискуване на имуществото му, към което той има право, и продължава да живее в къщата си. С течение на времето добивът на въглища се разшири и в някои случаи бяха извършени промишлени експлозии на 160-180 метра от къщата на жалбоподателя, въпреки законовото изискване за поддържане на 500-метрова „изключваща зона“ между непромишлени сгради, като жилищни сгради и минни проекти.
Жалбоподателят напуска дома си през 1997 г., когато семейството му решава, че не е безопасно да продължи да живее в къщата поради пукнатини по стените, срутване на дворовете и ежедневните вибрации на сградата. Жалбоподателят неуспешно е поискал от българските власти обезщетение за вредите. Българските съдилища установиха, че ежедневните експлозии в непосредствена близост до къщата на жалбоподателя противоречат на българското законодателство. Въпреки това, те не успяха да установят причинно-следствена връзка между експлозиите и щетите, причинени на къщата на жалбоподателя, тъй като поради времето, което е отнело и в резултат на загубата на някои документи, беше невъзможно да се определи разстоянието между къщата на жалбоподателя и зоната, където експлозиите са били извършени през 1997 г., когато жалбоподателят напуска дома си.
ВЪПРОСИ НА ПРАВО
Българските власти не доказаха, че възнамеряват да изпълнят правните си задължения по процедурата за експроприиране на собственост. Следователно жалбоподателят не може да бъде обвиняван за факта, че процедурата по отчуждаване е била неуспешна. Мината е експлоатирана от компания, която е изцяло собственост на държавата. Компанията се занимава не само с обикновен бизнес, но работи в област, която е строго регламентирана от закона и осигурява спазване на изискванията за опазване на околната среда и благосъстоянието на служителите. Важно е решението за създаване на рудника да е взето от държавата, което също така отчуждава част от частната собственост в околността, за да може мината да функционира. По този начин компанията е инструмент за осъществяване на дейността на държавата. Когато властите не са осъществили процедурата по отчуждаване на имуществото на ищеца, както и когато те са осигурили експлоатацията на мината под ефективен държавен контрол, те са отговорни за осигуряване на имуществото на ищеца в опасната зона на околната среда, а именно в зоната на ежедневните промишлени експлозии близост до дома на заявителя. Тази ситуация, която принуди жалбоподателя да напусне дома си, е държавна намеса в правото на жалбоподателя на уважение към неговата "собственост". Експлозиите в зоната на изключване пряко противоречат на законите на България. Следователно намесата в правото на жалбоподателя на зачитане на неговата собственост не е законна за целите на анализа съгласно член 1 от Протокол № 1 към Конвенцията.
РЕШЕНИЕ
Делото е нарушение на чл. 1 от Протокол № 1 към Конвенцията (приет единодушно).
Европейският съд също така единодушно установи, че не е налице нарушение на член 6 § 1 от Конвенцията, тъй като решенията на българските съдилища, по-специално по отношение на заключенията, обжалвани от жалбоподателя относно съществуването на причинно-следствена връзка между взривните операции в мината и вредата на жалбоподателя върху имота, не са достигнали такъв праг. така произволно и явно неоснователно, че се приравнява с отказ за достъп до правосъдие.
КОМПЕНСАЦИЯ
При прилагане на член 41 от Конвенцията. Съдът присъди на жалбоподателя 8 000 евро за имуществени и неимуществени вреди.
Източник на публикацията: https://espchhelp.ru/blog/2599-dimitur-iordanov-vs-bulgariya .
ECHR ruling dated September 6, 2018 in the case of Dimitar Yordanov (Bulgaria) (application No. 3401/09).
In 2009, the complainant was assisted in preparing an application. Subsequently, application was communicated to Bulgaria.
In the case, the applicant's application of a violation of the procedure for the expropriation of his property, which was in the zone of daily industrial explosions, is being appealed. The case has violated the requirements of Article 1 of Protocol No. 1 to the Convention for the Protection of Human Rights and Fundamental Freedoms. The case did not violate the requirements of Article 6 § 1 of the Convention for the Protection of Human Rights and Fundamental Freedoms.
THE CIRCUMSTANCES OF THE CASE
The applicant owned a part of the land plot and buildings located on them, including his own house, in the area where the authorities decided to create and conduct the open-pit mining of a coal mine near the applicant's village. In the 1990s, the procedure for expropriation of property began, which affected many owners, including the applicant, and was sent to resettlement of residents from the area to ensure the functioning of the mine. After more than two years of waiting for the property to be provided in return for the seized, the applicant demanded to cancel the act of seizing his property, to which he had the right, and continued to live in his house. Over time, coal mining expanded, and at some point industrial explosions were carried out 160-180 meters from the applicant's house, despite the statutory requirement to maintain a 500-meter “exclusion zone” between non-industrial buildings, such as residential buildings, and mining projects.
The applicant left his home in 1997 when his family decided that it was not safe to continue living in the house because of cracks in the walls, the collapse of the courtyards and the daily vibration of the building. The applicant unsuccessfully applied to the Bulgarian authorities for compensation for the damage. Bulgarian courts found that daily explosions in the immediate vicinity of the applicant’s house were contrary to Bulgarian law. However, they were unable to establish a causal link between the explosions and the damage caused to the applicant’s house, because due to the time it took and as a result of the loss of some documents, it was impossible to determine the distance between the applicant’s house and the area where the explosions were carried out in 1997, when the applicant left his home.
QUESTIONS OF RIGHT
The Bulgarian authorities did not demonstrate that they intended to fulfill their legal obligations under the property expropriation procedure. Therefore, the applicant cannot be blamed for the fact that the expropriation procedure was unsuccessful. The mine was operated by a company that was wholly owned by the state. The company was engaged in not just ordinary business, but worked in an area that was strictly regulated by law and provided for compliance with environmental protection requirements and employee welfare. It is important that the decision to establish the mine was made by the state, which also expropriated a number of private property in the surrounding area to allow the mine to function. Thus, the company was a tool for the state to carry out its activities. When the authorities failed to carry out the procedure for the expropriation of the claimant’s property, as well as when they ensured the operation of the mine under effective state control, they were responsible for ensuring that the claimant’s property was in the dangerous zone of the environment, namely, in the zone of daily industrial explosions proximity to the applicant's home. This situation, which forced the applicant to leave his home, was state intervention in the applicant's right to respect for his "property". The explosions within the exclusion zone directly contradicted the laws of Bulgaria. Consequently, the interference with the applicant's right to respect for his property was not legal for the purposes of analysis under Article 1 of Protocol No. 1 to the Convention.
RESOLUTION
The case was a violation of Article 1 of Protocol No. 1 to the Convention (adopted unanimously).
The European Court also unanimously found no violation of Article 6 § 1 of the Convention, since the decisions of the Bulgarian courts, in particular concerning the conclusions appealed by the applicant regarding the existence of a causal link between the blasting operations at the mine and the applicant’s damage to the property, did not reach such a threshold. so arbitrary and manifestly unfounded that it equates with a denial of access to justice.
COMPENSATION
In application of Article 41 of the Convention. The Court awarded the applicant EUR 8,000 in respect of pecuniary and non-pecuniary damage.
Source of publication: https://espchhelp.ru/blog/2598-dimitar-yordanov-vs-bulgaria .
Постановление ЕСПЧ от 06 сентября 2018 года по делу "Янсен (Jansen) против Норвегии" (жалоба N 2822/16).
В 2016 году заявительнице была оказана помощь в подготовке жалобы. Впоследствии жалоба была коммуницирована Норвегии.
По делу обжалуется жалоба заявительницы на запрет видеться с дочерью, находившейся под опекой третьих лиц, в связи с угрозой похищения ребенка. По делу допущено нарушение требований статьи 8 Конвенции о защите прав человека и основных свобод.
ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА
В 2011 году, когда заявительнице было 19 лет и она проживала со своими родителями, норвежскими цыганами, она родила дочь. Вскоре после этого отец заявительницы выгнал ее из дома, и заявительница с дочерью переехали в семейный центр, учреждение для родителей и их детей. Несколько раз заявительница с дочерью переезжала из центра в дом своих родителей и обратно. Во время одного из их пребываний в центре отец заявительницы нанес ножевые ранения паре, жившей по соседству, поскольку он полагал, что они помогли заявительнице уехать в центр. После данного инцидента заявительница снова переехала домой. Вскоре после этого Служба опеки детей подала ходатайство о вынесении постановления об опеке над ребенком в соответствии с законодательством Норвегии.
В июне 2012 года дочь заявительницы поместили в срочном порядке во временную приемную семью по засекреченному адресу, и было решено, что заявительнице будет разрешено видеться с дочерью один час в неделю под наблюдением сотрудников социальной службы вследствие риска того, что ребенка могут похитить. Через несколько месяцев дочь заявительницы перевели из временной приемной семьи в приемную семью, где она находится в настоящее время.
В декабре 2012 года службой опеки было вынесено новое постановление, согласно которому оба родителя имели право видеться с дочерью четыре раза в год под контролем сотрудников социальной службы, при этом ни одному из родителей не разрешалось знать место проживания ребенка. Впоследствии, в июне 2013 года, городской суд вынес решение, согласно которому и заявительнице, и отцу ребенка запрещалось видеться с дочерью в наилучших интересах ребенка на основании того, что существовал реальный и очевидный риск похищения ребенка. Жалобы заявительницы оказались безуспешными.
ВОПРОСЫ ПРАВА
Исходя из оценки доказательств, проведенной судами Норвегии, имелись данные о том, что существовал реальный риск похищения ребенка, в основном, но не только, со стороны отца заявительницы. Отец заявительницы нанес жившей по соседству семейной паре ножевые ранения, поскольку он считал, что эти люди помогли заявительнице уехать с дочерью из дома родителей. Заявительнице сказали, что ее отец планировал забрать заявительницу и ее дочь в другую страну, убить заявительницу и забрать ее дочь. Отцу ребенка угрожали убийством, когда он попытался доказать свое отцовство. Кроме того, один из членов семьи заявительницы следил за одним из приемных родителей ребенка, возможно, с целью узнать местонахождение ребенка. Европейский Суд не находит оснований считать, что суды Норвегии ошиблись в оценке степени риска похищения ребенка и в присвоении ему определения "действительный риск" в соответствии с внутригосударственным законодательством. Европейский Суд также согласился с выводами судов Норвегии о том, что похищение имело бы сильные негативные последствия для развития девочки, поскольку, вероятно, с ней снова бы обращались с пренебрежением.
Что касается процедуры, то после вынесения службой опеки постановления в декабре 2012 года дело было один раз рассмотрено городским судом, дважды - Высоким судом (lagmannsrett) и один раз полностью рассмотрено Верховным судом Норвегии. Кроме того, дело изучалось проверочным апелляционным комитетом Верховного суда Норвегии. Судебный состав Верховного суда включал в себя трех профессиональных судей, одного непрофессионального судью (заседателя) и психолога. Таким образом, нельзя сказать, что в деле отсутствовало экспертное исследование. Заявительнице с помощью адвоката была предоставлена возможность представить доказательства и дать показания в городском суде и два раза в Верховном суде. Принимая во внимание вышеизложенное, процесс принятия решения на уровне судов Норвегии был всесторонним, и заявительница в достаточной степени участвовала в указанном процессе, поскольку ей была гарантирована необходимая защита ее интересов и она имела возможность представить свое дело.
Суды Норвегии не только оценили ситуацию заявительницы и ее дочери на момент изъятия ребенка под опеку, но и учитывали последующие изменения по делу. Так, Верховный суд Норвегии тщательно рассмотрел изменения по делу заявительницы и ситуацию в целом на момент поступления дела в суд. Следовательно, при вынесении решений принимались во внимание многие аспекты дела, не только степень риска похищения, но и последствия возможного похищения, признаки того, что воспитанием ребенка пренебрегали, уязвимость и потребности ребенка, интерес ребенка в том, чтобы знать свое национальное происхождение и культуру, и последствия, которые такой контакт может иметь для приемных родителей ребенка и условий проживания ребенка в приемной семье. Соответственно, не имелось оснований для оспаривания того обстоятельства, что власти Норвегии провели достаточное, глубокое исследование обстоятельств дела или что решения властей были основаны на том, что считалось наилучшим для дочери заявительницы.
Верховный суд Норвегии полагал, что риск похищения дочери заявительницы был связан не только с моментом осуществления контакта с биологическими родителями, но и с опасностью того, что местонахождение приемной семьи и личности ее членов станут известны семье заявительницы. В связи с этим организация таких встреч могла быть затруднена, а любое количество контактов могло привести к тому, что местонахождение дочери заявительницы было бы раскрыто. Однако никогда не рассматривался вопрос о том, что будет более чем четыре встречи за год, факт, который снижал риск обнаружения места проживания дочери заявительницы. Кроме того, обжалованные решения могли привести к тому, что семейные связи между заявительницей и ее дочерью были бы эффективно прекращены. В своем решении Верховный суд явно не указал, что заявительница и ее дочь не виделись на протяжении трех лет. Более того, решение Верховного суда было направлено не на воссоединение матери и дочери или на подготовку их воссоединения в будущем, а, скорее, на защиту ребенка от потенциального похищения и его последствий. Существовал риск того, что девочка могла полностью утратить связь со своей матерью. Согласно прецедентной практике Европейского Суда было необходимо оценить возможные долгосрочные последствия прекращения всех контактов между дочерью и ее биологической матерью (см., mutatis mutandis, Постановление Европейского Суда по делу "Гергюлю против Германии" (Görgülü v. Germany) (от 26 февраля 2004 г., жалоба N 74969/01). Это было тем более справедливо, учитывая, что прекращение любых контактов между девочкой и заявительницей могло привести к тому, что девочка утратила бы свою национальную идентичность.
В итоге при уравновешивании интересов в настоящем деле не были в достаточной степени учтены негативные долгосрочные последствия прекращения отношений между дочерью и матерью и позитивная обязанность государства принимать меры для воссоединения семейных союзов, как только это разумно становится возможным.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
По делу было допущено нарушение требований статьи 8 Конвенции (принято единогласно).
КОМПЕНСАЦИЯ
В порядке применения статьи 41 Конвенции. Европейский Суд присудил заявительнице 25 000 евро в качестве компенсации морального вреда.
Источник публикации: https://espchhelp.ru/blog/2597-yansen-protiv-norvegii .
EMRK-avgjørelse datert 6. september 2018 i tilfelle av Jansen mot Norge (klage N 2822/16).
I 2016 ble søkeren assistert i klargjøringen av klagen. Etterpå ble klagen kommunisert til Norge.
Søkerens klage mot forbudet mot å se datteren hennes, som var under omsorg av tredjeparter, i forbindelse med trusselen om kidnapping av barnet blir anket. Saken har overtrådt kravene i artikkel 8 i konvensjonen for beskyttelse av menneskerettigheter og grunnleggende friheter.
OMSTENDIGHETENE I SAKEN
I 2011, da søkeren var 19 år gammel, og hun bodde sammen med sine foreldre, norske sigøyner, fødte hun en datter. Kort tid senere sparket søkerens far henne ut av huset, og søkeren og datteren hennes flyttet til familiehuset, en institusjon for foreldre og deres barn. Flere ganger flyttet søkeren og datteren fra sentrum til foreldrenes hjem og tilbake. Under en av deres opphold i sentrum knuste søkerens far paret som bodde nabohuset fordi han trodde at de hadde hjulpet søkeren til å gå til sentrum. Etter hendelsen flyttet søkeren hjem igjen. Kort tid etter sendte Barnevaktstjenesten et krav om barnevern i henhold til norsk lov.
I juni 2012 ble søkerens datter raskt plassert i en midlertidig fosterfamilie ved en hemmelig adresse, og det ble bestemt at søkeren ville få lov til å se datteren en time i uken under tilsyn av sosialarbeidere på grunn av risikoen for å bli kidnappet. Noen måneder senere ble søkerens datter overført fra en midlertidig fosterfamilie til en fosterfamilie, der hun er lokalisert.
I desember 2012 utstedte vaktmesterstjenesten en ny oppløsning, ifølge hvilken begge foreldrene hadde rett til å se datteren deres fire ganger i året under tilsyn av sosialarbeidere, mens ingen av dem fikk lov til å kjenne barnets bosted. Etterfølgende i juni 2013 besluttet byretten at både søkeren og barnets far var forbudt å se datteren sin til barnets beste på grunnlag av at det var en reell og åpenbar risiko for bortførelsen av barn. Klagerens klager mislyktes.
RETTES SPØRSMÅL
Basert på vurderingen av bevisene fra norske domstoler var det bevis for at det var en reell fare for at barnet ble bortført, hovedsakelig, men ikke bare fra søkerens far. Søkerens far knuste familieparet som bodde nabohuset fordi han trodde at disse personene hadde hjulpet søkeren å forlate foreldrenes hus med datteren hennes. Søkeren ble fortalt at hennes far planla å ta søkeren og datteren til et annet land, drepe søkeren og hente datteren sin. Barnets far var truet med drap da han forsøkte å bevise sitt faderskap. I tillegg overvåker et medlem av søkerens familie en av adoptivforeldrene til barnet, muligens med sikte på å finne ut hvor barnet befinner seg. Retten finner ingen grunn til å tro at norske domstoler hadde feil i vurderingen av graden av risiko for barn bortførelse og ved å gi den definisjonen av "faktisk risiko" i samsvar med nasjonal lovgivning. Den europeiske domstolen ble også enig med de norske domstolene om at bortførelsen ville ha en sterk negativ innvirkning på jentens utvikling, siden hun trolig ville ha blitt ignorert igjen.
Med hensyn til prosedyren, etter vaktretten i desember 2012, ble saken en gang vurdert av byretten, to ganger ved lagmannsretten og en gang fullt gjennomgått av Høyesterett. I tillegg ble saken undersøkt av Verifikasjonsutvalget for Høyesterett. Høyesteretts rettslige sammensetning omfattet tre faglige dommere, en ikke-profesjonell dommer (assessor) og en psykolog. Det kan således ikke sies at det ikke forelå ekspertundersøkelse i saken. Søkeren, ved hjelp av en advokat, fikk anledning til å presentere bevis og vitne i byretten og to ganger i Høyesterett. Med tanke på det ovennevnte var beslutningsprosessen på norsk domstolsplan omfattende, og søkeren var tilstrekkelig involvert i denne prosessen, da hun var garantert den nødvendige beskyttelsen av hennes interesser, og hun var i stand til å presentere sin sak.
De norske domstolene evaluerte ikke bare søkerens og datterens situasjon da barnet ble tatt i varetekt, men tok også hensyn til senere endringer i saken. Således vurderte Høyesterett omhyggelig endringene i søkerens sak og situasjonen som helhet ved mottak av saken for retten. Derfor ble det tatt mange hensyn til saken ved å ta i betraktning, ikke bare risikoen for kidnapping, men også konsekvensene av en mulig kidnapping, tegn på å forsømme barnets oppdragelse, barnets sårbarhet og behov, barnets interesse i å kjenne sin nasjonale opprinnelse og kultur, og konsekvensene som slik kontakt kan ha på barnets adoptivforeldre og barnets levekår i adoptivfamilien. Følgelig var det ikke grunn til å utfordre det faktum at de norske myndighetene gjennomførte en tilstrekkelig og grundig etterforskning av omstendighetene i saken eller at myndighetens avgjørelser var basert på det som ble ansett som best for søkerens datter.
Høyesterett vurderte at risikoen for bortførelsen av søkerens datter ikke bare var knyttet til øyeblikk av kontakt med sine biologiske foreldre, men også med faren for at adoptivfamiliens plass og personligheten til medlemmene ville bli kjent for søkerens familie. I denne sammenheng kan organisering av slike møter være vanskelig, og et hvilket som helst antall kontakter kan føre til at plasseringen av søkerens datter ville bli avslørt. Spørsmålet om hva som skal være mer enn fire møter per år, ble imidlertid aldri vurdert som et faktum som reduserte risikoen for å finne bosted til søkerens datter. Videre kunne de vedtakte anledninger ha ført til at familien bånd mellom søkeren og datteren hennes ville bli effektivt avsluttet. I sin beslutning utviste Høyesterett ikke eksplisitt at søkeren og datteren hennes ikke hadde sett hverandre i tre år. Videre var Høyesterettens avgjørelse ikke rettet mot å gjenforene moren og datteren eller forberede seg på deres fremtidige gjenforening, men heller å beskytte barnet mot potensiell bortføring og dens konsekvenser. Det var en risiko for at jenta helt kunne miste kontakten med sin mor. I henhold til EU-domstolens praksis var det nødvendig å vurdere mulige langsiktige konsekvenser av at alle kontaktene mellom datteren og hennes biologiske mor ble avsluttet (jf. Tilsvarende gjeldende Domstolens avgjørelse i Gergülu mot Tyskland) 26. februar 2004. , klage nr. 74969/01.) Dette var enda mer sant gitt at oppsigelsen av enhver kontakt mellom jenta og søkeren kunne ha forårsaket at jenta mistet sin nasjonale identitet.
Som et resultat av dette, er det ikke i tilstrekkelig grad tatt hensyn til de negative langsiktige konsekvensene av opphør av forholdet mellom datteren og moren og statens positive forpliktelse til å treffe tiltak for å gjenforene familieforeninger så snart det er rimelig mulig.
VEDTAK
Saken var et brudd på konvensjonens artikkel 8 (vedtatt enstemmig).
KOMPENSASJON
I henhold til artikkel 41 i konvensjonen. Europadomstolen tildelt søkeren EUR 25 000 for ikke-økonomisk skade.
Kilde for publisering: https://espchhelp.ru/blog/2596-jansen-mot-norge .
ECHR ruling dated September 6, 2018 in the case of Jansen v. Norway (application N 2822/16).
In 2016, the applicant was assisted in the preparation of the application. Subsequently, the application was communicated to Norway.
The applicant’s application against the ban on seeing his daughter, who was under the care of third parties, in connection with the threat of kidnapping, is being appealed against. The case has violated the requirements of Article 8 of the Convention for the Protection of Human Rights and Fundamental Freedoms.
THE CIRCUMSTANCES OF THE CASE
In 2011, when the applicant was 19 years old and she lived with her parents, Norwegian Gypsies, she gave birth to a daughter. Shortly thereafter, the applicant's father kicked her out of the house, and the applicant and her daughter moved to the family center, an institution for parents and their children. Several times the applicant and her daughter moved from the center to her parents' home and back. During one of their stays in the center, the applicant's father stabbed the couple who lived next door because he believed that they had helped the applicant to go to the center. After the incident, the applicant again moved home. Shortly thereafter, the Child Care Service submitted a petition for a child custody order in accordance with Norwegian law.
In June 2012, the applicant's daughter was urgently placed in a temporary foster family at a secret address, and it was decided that the applicant would be allowed to see her daughter one hour a week under the supervision of social workers because of the risk of being kidnapped. A few months later the applicant's daughter was transferred from a temporary foster family to a foster family, where she is currently located.
In December 2012, the guardianship service issued a new resolution, according to which both parents had the right to see their daughter four times a year under the supervision of social workers, while neither of them was allowed to know the place of residence of the child. Subsequently, in June 2013, the city court ruled that both the applicant and the child’s father were forbidden to see their daughter in the best interests of the child on the basis that there was a real and obvious risk of abduction of the child. The appellant’s complaints were unsuccessful.
QUESTIONS OF RIGHT
Based on the assessment of the evidence carried out by the Norwegian courts, there was evidence that there was a real risk of the child being abducted, mostly, but not only, from the applicant's father. The applicant's father stabbed the family couple who lived next door because he believed that these people had helped the applicant to leave her parents' house with her daughter. The applicant was told that her father planned to take the applicant and her daughter to another country, kill the applicant and pick up her daughter. The child’s father was threatened with murder when he tried to prove his fatherhood. In addition, a member of the applicant's family followed one of the adoptive parents of the child, possibly with the aim of finding out the whereabouts of the child. The European Court finds no reason to believe that the Norwegian courts were mistaken in their assessment of the degree of risk of child abduction and in assigning to it the definition of “actual risk” in accordance with domestic law. The European Court also agreed with the findings of the Norwegian courts that the abduction would have a strong negative impact on the development of the girl, since she would probably have been disregarded again.
As for the procedure, after the guardianship ruling in December 2012, the case was once considered by the city court, twice by the High Court (lagmannsrett) and once fully reviewed by the Norwegian Supreme Court. In addition, the case was examined by the verification committee of the Supreme Court of Norway. The judicial composition of the Supreme Court included three professional judges, one non-professional judge (assessor) and a psychologist. Thus, it cannot be said that there was no expert investigation in the case. The applicant, with the help of a lawyer, was given the opportunity to present evidence and testify in the city court and twice in the Supreme Court. Taking into account the above, the decision-making process at the level of the Norwegian courts was comprehensive, and the applicant was sufficiently involved in this process, as she was guaranteed the necessary protection of her interests and she was able to present her case.
The Norwegian courts not only evaluated the situation of the applicant and her daughter at the time the child was taken into custody, but also took into account subsequent changes in the case. Thus, the Norwegian Supreme Court carefully considered the changes in the applicant’s case and the situation as a whole at the time of the receipt of the case in court. Consequently, in making decisions, many aspects of the case were taken into consideration, not only the risk of kidnapping, but also the consequences of a possible kidnapping, signs that neglecting the child’s upbringing, the child’s vulnerability and needs, the child’s interest in knowing their national origin and culture, and the consequences that such contact may have on the child’s adoptive parents and the child’s living conditions in the adoptive family. Accordingly, there were no grounds for challenging the fact that the Norwegian authorities conducted a sufficient, in-depth investigation of the circumstances of the case or that the decisions of the authorities were based on what was considered best for the applicant's daughter.
The Norwegian Supreme Court considered that the risk of the abduction of the applicant's daughter was not only related to the moment of contact with her biological parents, but also with the danger that the location of the adoptive family and the personalities of its members would become known to the applicant's family. In this regard, the organization of such meetings could be difficult, and any number of contacts could lead to the fact that the location of the applicant's daughter would be revealed. However, the question of what will be more than four meetings per year, a fact that reduced the risk of finding the place of residence of the applicant’s daughter, was never considered. Moreover, the decisions appealed could have led to the fact that the family ties between the applicant and her daughter would be effectively terminated. In its decision, the Supreme Court did not explicitly indicate that the applicant and her daughter had not seen each other for three years. Moreover, the Supreme Court’s decision was not aimed at reuniting the mother and daughter or preparing for their future reunion, but rather to protect the child from potential abduction and its consequences. There was a risk that the girl could completely lose touch with her mother. According to the case-law of the European Court, it was necessary to assess the possible long-term consequences of the termination of all contacts between the daughter and her biological mother (see, mutatis mutandis, the decision of the European Court of Justice in the case of Gergülu v. Germany) (February 26, 2004). , complaint no. 74969/01.) This was all the more true given that the termination of any contact between the girl and the applicant could have caused the girl to lose her national identity.
As a result, while balancing interests in the present case, the negative long-term consequences of the termination of the relationship between the daughter and the mother and the positive obligation of the state to take measures to reunite family unions were not sufficiently taken into account as soon as reasonably becomes possible.
RESOLUTION
The case was a violation of Article 8 of the Convention (adopted unanimously).
COMPENSATION
In application of Article 41 of the Convention. The European Court awarded the applicant EUR 25,000 in respect of non-pecuniary damage.
Source of publication: https://espchhelp.ru/blog/2595-jansen-vs-norway .
Постановление ЕСПЧ от 04 сентября 2018 года по делу "Кристиан Кэтэлин Унгуряну (Cristian Catalin Ungureanu) против Румынии" (жалоба N 6221/14).
В 2014 году заявителю была оказана помощь в подготовке жалобы. Впоследствии жалоба была коммуницирована Румынии.
По делу обжалуется жалоба заявителя на длительное отсутствие общения со своим ребенком в связи с отсутствием предусмотренной законом возможности определять право видеться с ребенком, пока не завершена процедура развода. По делу допущено нарушение требований статьи 8 Конвенции о защите прав человека и основных свобод.
ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА
Осенью 2012 года жена заявителя уехала из их общего дома и подала документы на развод и на полную опеку над их шестилетним сыном. Заявитель подал ходатайство об обеспечительном судебном запрете, требуя предоставить ему полную или совместную с супругой опеку над сыном или в качестве альтернативы право видеться с ребенком, пока не завершится процедура развода. В январе 2013 года районный суд, отметив, что заявителю не препятствовали видеться с сыном на новом месте жительства, куда переехала жена заявителя, установил, что временное изменение места жительства ребенка не будет отвечать его наилучшим интересам и что в любом случае законодательство Румынии не позволяло определять права на посещение ребенка, пока не завершится развод. Данное решение суда было оставлено без изменения. Заявитель не мог видеться с сыном с июня 2013 года до ноября 2016 года, когда было принято окончательное решение в деле о разводе, которым матери ребенка была предоставлена полна опека, а заявителю - право видеться с ребенком.
ВОПРОСЫ ПРАВА
Хотя суды Румынии не всегда отклоняли как неприемлемые для рассмотрения по существу ходатайства о предоставлении права посещения ребенка, представленные в ходе процедуры осуществления развода, ничто в положениях законодательства Румынии не позволяло заявителю ожидать иного решения. В действительности нормы рассматриваемого закона по своей природе исключали фактические обстоятельства дела из сферы компетенции внутригосударственных судов. Данный фактор являлся превалирующим при вынесении судами своих решений. Далее, аргумент о том, что именно заявитель не мог видеться с ребенком, не мог считаться эффективной проверкой наилучших интересов ребенка, а являлся простым описанием ситуации, существовавшей на момент рассматриваемых событий. Более того, суды Румынии не оценили необоснованность ситуации и не ответили на ходатайство заявителя выработать более структурированный план встреч с ребенком. Суды Румынии оставили осуществление права, которое являлось основополагающим как для заявителя, так и для его ребенка, на усмотрение супруги заявителя, с которой (в рассматриваемое время) у заявителя был конфликт интересов.
Кроме того, процедура развода длилась более четырех лет, влияя на отношения заявителя и его ребенка на протяжении примерно трех лет и пяти месяцев. Хотя суть проблемы была обусловлена недостаточным качеством законодательства Румынии, продолжительность указанного выше срока привела Европейский Суд к выводу о том, что внутригосударственные власти не выполнили своего позитивного обязательства, предусмотренного статьей 8 Конвенции (см. Постановление Европейского Суда по делу "М. и М. против Хорватии" (M. and M. v. Croatia) от 3 сентября 2015 г., жалоба N 10161/13).
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
По делу было допущено нарушение требований статьи 8 Конвенции (принято единогласно).
КОМПЕНСАЦИЯ
В порядке применения статьи 41 Конвенции. Европейский Суд присудил заявителю 8 000 евро в качестве компенсации морального вреда.
Источник публикации: https://espchhelp.ru/blog/2594-kristian-ketelin-unguryanu-protiv-rumynii .
Rezoluția Curții Europene a Drepturilor Omului din 4 septembrie 2018 în cazul lui Cristian Catalin Ungureanu (România) (plângerea nr. 6221/14).
În 2014, reclamantul a fost asistat în pregătirea unei plângeri. Ulterior, plângerea a fost comunicată României.
În acest caz, se depune o plângere împotriva reclamantului pentru o lipsă prelungită de comunicare cu copilul său în legătură cu absența unei șanse legale de a stabili dreptul de a vedea un copil înainte de încheierea procedurii de divorț. Cazul a încălcat prevederile articolului 8 din Convenția pentru apărarea drepturilor omului și a libertăților fundamentale.
CIRCUMSTANȚELE CAUZEI
În toamna anului 2012, soția reclamantului și-a părăsit locuința comună și a depus documente pentru divorț și deținerea completă a fiului său de șase ani. Reclamantul a depus o cerere de ordonanță de siguranță, cerând să-i dea custodia completă sau comună a fiului său sau, în mod alternativ, dreptul de a vedea copilul până la finalizarea procedurii de divorț. În ianuarie 2013, instanța districtuală, remarcând că reclamantul nu a fost împiedicat să-și vadă fiul într-un nou loc de reședință unde soția reclamantului sa mutat, a constatat că o schimbare temporară a locului de reședință al copilului nu ar fi în interesul său superior și că, în orice caz, dreptul de a vizita un copil până la încheierea divorțului. Această hotărâre a fost lăsată neschimbată. Reclamantul nu și-a putut vedea fiul în perioada iunie 2013 până în noiembrie 2016, când decizia finală a fost luată în cazul divorțului, în cazul în care mama copilului a primit îngrijiri complete, iar reclamantul a avut dreptul să vadă copilul.
ÎNTREBĂRI DE DREPT
Deși instanțele românești nu au respins întotdeauna ca inadmisibile pentru examinarea pe fond a cererii de acordare a dreptului de a vizita un copil, prezentată în timpul procedurii de divorț, nimic din dispozițiile legii române nu a permis reclamantului să aștepte o decizie diferită. De fapt, normele legii avute în vedere, prin natura lor, au exclus circumstanțele reale ale cauzei din jurisdicția instanțelor naționale. Acest factor a fost predominant atunci când instanțele au adoptat deciziile. În plus, argumentul potrivit căruia reclamantul nu putea să vadă copilul nu putea fi considerat o verificare eficientă a interesului superior al copilului, ci o descriere simplă a situației care exista în momentul evenimentelor în cauză. Mai mult, instanțele românești nu au evaluat neîntemeierea situației și nu au răspuns cererii reclamantului de a elabora un plan mai structurat de întâlniri cu copilul. Curțile române au lăsat exercitarea dreptului, care a fost fundamental atât pentru reclamant, cât și pentru copilul său, la discreția soțului / soției reclamantului, cu care (la data faptelor) reclamantul a avut un conflict de interese.
În plus, procedura de divorț a durat mai mult de patru ani, afectând relația dintre reclamant și copilul său timp de aproximativ trei ani și cinci luni. Deși natura problemei se datora calității insuficiente a legislației române, durata acestei perioade a determinat Curtea Europeană să constate că autoritățile interne nu și-au îndeplinit obligația pozitivă în temeiul articolului 8 al Convenției (a se vedea Hotărârea Curții Europene de Justiție privind M. și M. v. Din Croația "(M. și M. v. Croația) din 3 septembrie 2015, plângerea nr. 10161/13).
DECIZIE
Cazul a constituit o încălcare a articolului 8 al Convenției (adoptat în unanimitate).
COMPENSARE
În aplicarea articolului 41 al Convenției. Curtea a acordat reclamantului suma de 8 000 EUR cu titlu de prejudiciu moral.
Sursa de publicare: https://espchhelp.ru/blog/2593-cristian-catalin-ungureanu-vs-romania-2 .
Resolution of the European Court of Human Rights of September 4, 2018 in the case of Cristian Catalin Ungureanu (Cristian Catalin Ungureanu) v. Romania (application No. 6221/14).
In 2014, the complainant was assisted in preparing an application. Subsequently, the application was communicated to Romania.
In the case, an application is lodged against the applicant for a prolonged lack of communication with his child in connection with the absence of a statutory opportunity to determine the right to see a child before the divorce procedure is completed. The case has violated the requirements of Article 8 of the Convention for the Protection of Human Rights and Fundamental Freedoms.
THE CIRCUMSTANCES OF THE CASE
In the fall of 2012, the applicant's wife left their common home and filed documents for divorce and full custody of their six-year-old son. The applicant filed a motion for a security injunction, demanding to give him full or joint custody of his son or alternatively the right to see the child until the divorce procedure is completed. In January 2013, the district court, noting that the applicant was not prevented from seeing his son in a new place of residence where the applicant's wife had moved, found that a temporary change in the child’s place of residence would not be in his best interest and that in any case Romanian law did not allow right to visit a child until the divorce ends. This court decision was left unchanged. The applicant could not see his son from June 2013 until November 2016, when the final decision was made in the divorce case, where the mother of the child was given full care, and the applicant had the right to see the child.
QUESTIONS OF RIGHT
Although the Romanian courts did not always reject as inadmissible for consideration on the merits the petition for granting the right to visit a child, presented during the divorce procedure, nothing in the provisions of Romanian law allowed the applicant to expect a different decision. In fact, the norms of the law under consideration, by their nature, excluded the actual circumstances of the case from the jurisdiction of the domestic courts. This factor was prevailing when the courts passed their decisions. Further, the argument that it was the applicant who could not see the child could not be considered an effective verification of the best interests of the child, but was a simple description of the situation that existed at the time of the events in question. Moreover, the Romanian courts did not assess the groundlessness of the situation and did not respond to the petition of the applicant to develop a more structured plan of meetings with the child. Romanian courts left the exercise of the right, which was fundamental both for the applicant and for his child, at the discretion of the applicant's spouse, with whom (at the material time) the applicant had a conflict of interest.
In addition, the divorce procedure lasted more than four years, affecting the relationship of the applicant and his child for about three years and five months. Although the nature of the problem was due to the insufficient quality of Romanian legislation, the duration of the above period led the European Court to conclude that the domestic authorities failed to fulfill their positive obligation under Article 8 of the Convention (see European Court of Justice judgment on M. and M. v. Of Croatia "(M. and M. v. Croatia) of September 3, 2015, application No. 10161/13).
RESOLUTION
The case was a violation of Article 8 of the Convention (adopted unanimously).
COMPENSATION
In application of Article 41 of the Convention. The Court awarded the applicant EUR 8,000 in respect of non-pecuniary damage.
Source of publication: https://espchhelp.ru/blog/2592-cristian-catalin-ungureanu-vs-romania .