Новости от 21 мая 2019 года из блога, посвященного практике в Европейском суде по правам человека ЕСПЧ
Постановление ЕСПЧ от 20 сентября 2018 года по делу "Мушег Сагателян (Mushegh Saghatelyan) против Армении" (жалоба N 23086/08).
В 2008 году заявителю была оказана помощь в подготовке жалобы. Впоследствии жалоба была коммуницирована Армении.
По делу обжалуется жалоба заявителя на уголовное преследование и вынесение обвинительного приговора в отношении него как общественного активиста после разгона мирного собрания. По делу допущено нарушение требований статьи 3, пунктов 1, 3 статьи 5, пункта 1 статьи 6, статьи 11 Конвенции о защите прав человека и основных свобод.
ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА
После объявления предварительных результатов президентских выборов 2008 года основной кандидат от оппозиции призвал своих сторонников собраться на Площади свободы в центре г. Еревана, чтобы протестовать против предполагаемых нарушений, допущенных в ходе выборов. С 20 февраля 2008 г. ежедневно проводились митинги, иногда на них присутствовали десятки тысяч человек. Несколько сотен демонстрантов оставались на месте круглосуточно, устроив на площади палаточный лагерь. Заявитель являлся активным участником митингов. Рано утром 1 марта 2008 г. приехали примерно 800 тяжело вооруженных сотрудников органов внутренних дел и разогнали демонстрацию. Заявитель ушел с Площади свободы и вскоре после этого был задержан. Позже его осудили за два эпизода "нападения на сотрудника органов внутренних дел" и за незаконное владение холодным оружием.
ВОПРОСЫ ПРАВА
По поводу соблюдения пункта 1 статьи 5 Конвенции. Непризнаваемое содержание лица под стражей являлось полным отрицанием основополагающих гарантий статьи 5 Конвенции и свидетельствовало об особо серьезном нарушении указанного конвенционного положения.
Заявителя доставили в отдел внутренних дел 1 марта 2008 г., примерно в 6.30. Однако согласно записям о задержании заявитель был задержан 1 марта 2008 г., в 22.30. Заявителя доставили в отдел внутренних дел принудительно, и ничто не заставляет предположить, что в любой момент он мог уйти. На протяжении всего этого срока или его части заявителя содержали в камере. Следовательно, отсутствуют причины сомневаться в том, что 1 марта 2008 г., с 6.30 до 22.30, заявитель был лишен свободы по смыслу пункта 1 статьи 5 Конвенции. Вопрос заключался в том, соответствовало ли это лишение свободы требованию "законности", предусмотренному пунктом 1 статьи 5 Конвенции.
Согласно утверждению властей Армении 1 марта 2008 г. до 22.30 заявитель формально не являлся ни "задержанным", ни "подозреваемым" по смыслу законодательства Армении, а имел статус "доставленного лица" и, очевидно, прошел предшествующую задержанию процедуру, называемую "доставление лица". Ни одна из статей Уголовно-процессуального кодекса Армении не содержала норм, касавшихся предполагаемого статуса "доставленного лица". Концепция "доставленного лица", по-видимому, впервые была разработана Кассационным судом в определении от 2009 года. До этого времени ничто не заставляло предполагать, что суды Армении толковали соответствующие положения Уголовно-процессуального кодекса таким образом, чтобы обосновать предшествующую задержанию процедуру, называемую "доставление лица". Также особые обстоятельства дела заявителя не позволяли предположить, что лишение заявителя свободы до 22.30 осуществлялось в соответствии с указанной процедурой. В частности, единственным документом, в котором упоминалось, что заявитель был "доставлен" в отдел внутренних дел, являлся написанный от руки рапорт, озаглавленный "Протокол доставления лица", который не был предусмотрен ни одним из положений законодательства Армении.
Статус заявителя был узаконен только спустя 16 часов после его принудительного доставления в отдел внутренних дел. На протяжении этого срока заявитель не имел никакого точного представления о соблюдении принципа его личной неприкосновенности и безопасности и был лишен всех прав, предоставляемых задержанному Уголовно-процессуальным кодексом, включая право на адвоката и на уведомление членов семьи о задержании. Первые 16 часов ограничения свободы заявителя официально так и остались непризнанными.
Кроме того, заявитель находился в отделе внутренних дел под стражей почти 84 часа, прежде чем его доставили к судье. Данный срок превышал предельно допустимый установленный законом для такого нахождения под стражей срок в 72 часа. Такое длительное задержание без судебного решения в течение срока, превышающего допустимые законом 72 часа, не соответствовало требованиям законодательства Армении.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
По делу было допущено нарушение требований пункта 1 статьи 5 Конвенции (принято единогласно).
По поводу соблюдения статьи 11 Конвенции. (a) Имело ли место вмешательство в осуществление права на свободу мирных собраний. Статья 11 Конвенции защищала только право на "мирное собрание", понятие, которое не включало в себя демонстрацию, организаторы и участники которой имели намерения, связанные с применением насилия. Отсутствовали какие-либо доказательства того, что демонстрации на Площади свободы, которые проводились начиная с 20 февраля 2008 г., были связаны с подстрекательством к насилию или что имели место акты насилия до разгона демонстрантов силами безопасности рано утром 1 марта 2008 г. Утверждения властей Армении о том, что демонстранты планировали вооружиться, чтобы подстрекать других граждан к массовым беспорядкам, являлись необоснованными. Не было представлено доказательств, которые позволяли бы предположить, что во время действий сотрудников органов внутренних дел на площади демонстрантами были бы использованы какое-либо огнестрельное или холодное оружие или взрывчатые вещества.
Следовательно, имело место вмешательство в право заявителя на свободу мирных собраний в связи как с разгоном демонстрации, так и с последовавшими задержанием заявителя, предъявлением ему обвинения и его осуждением.
(b) Было ли вмешательство обоснованным. Власти Армении разрешили проводить демонстрации и не делали никаких попыток разогнать их на протяжении девяти дней. Официальное объяснение действий сотрудников органов внутренних дел 1 марта 2008 г., проверка информации о распространении оружия среди протестующих, не являлось достаточно убедительным, и у Европейского Суда не было оснований сомневаться в том, что целью действий сотрудников органов внутренних дел было разогнать палаточный лагерь и лиц, находившихся на Площади свободы, и предотвратить дальнейшее проведение собрания.
Целью демонстрации было не препятствовать законной деятельности других лиц, а обсуждение и создание платформы для выражения мнений по публично значимому вопросу, представлявшему важный политический интерес, который прямо был связан с функционированием демократии в государстве и серьезно обсуждался значительной частью общества Армении. Соответственно, в настоящем деле должна была быть продемонстрирована большая степень толерантности, чем была проявлена властями Армении.
Действия сотрудников органов внутренних дел, по-видимому, так и не стали предметом независимого и беспристрастного расследования. Разгон демонстрации на Площади свободы без достаточных оснований и без предупреждения, с необоснованным и чрезмерным применением силы являлся непропорциональной мерой, которая выходила за рамки того, что можно было бы ожидать от властей при ограничении свободы собраний.
Факты, на основании которых заявителю было предъявлено обвинение, не были подтверждены какими-либо доказательствами, обвинения были сформулированы в крайне общих выражениях, без указания подробностей предположительно совершенных деяний. Представляется, что заявитель подвергся уголовному преследованию и был осужден только за то, что просто активно участвовал в собрании на Площади свободы и, возможно, организовывал его.
Заявителю было предъявлено обвинение, и он содержался под стражей как минимум пять месяцев, пока основная часть обвинений против него не была снята главным образом из-за отсутствия доказательств. Практически в то же самое время появились новые доказательства и обвинения, и заявителя обвинили в нападении на сотрудников органов внутренних дел и в незаконном владении холодным оружием. Заявитель утверждал, что все эти обвинения были надуманными и сфальсифицированными, чтобы любой ценой осудить его за участие в деятельности оппозиции. Данные утверждения не кажутся необоснованными. Порядок проведения первоначального разбирательства по уголовному делу в отношении заявителя и тот факт, что, как уже указано выше, заявитель был обвинен и заключен под стражу почти на пять месяцев только за то, что он активно участвовал в демонстрациях, сами по себе вызывали вопросы относительно мотивов привлечения заявителя к ответственности. Было неясно, почему заявителю так долго не предъявлялось обвинение, если нож действительно был найден у него в первый же день задержания.
Судебные решения по делу заявителя являлись переписанным обвинительным заключением, которое, в свою очередь, главным образом было основано на показаниях соответствующих сотрудников органов внутренних дел. Суды Армении не провели подробное и объективное рассмотрение фактов по предъявленному обвинению и не продемонстрировали усердие и тщательность, которые, учитывая особые обстоятельства дела и общий контекст событий, требовались от властей для обеспечения эффективного использования права на свободу мирных собраний, гарантированного статьей 11 Конвенции. При таких обстоятельствах нельзя сказать, что приведенные властями Армении причины для оправдания вмешательства были бы действительно "относящимися к делу и достаточными", что лишило заявителя процессуальной защиты, предоставленной ему его правами, предусмотренными статьей 11 Конвенции.
Даже если предположить, что разгон собрания и обвинение заявителя, его содержание под стражей и осуждение соответствовали требованиям законодательства Армении и преследовали одну из законных целей, указанных в пункте 2 статьи 11 Конвенции, предположительно предотвращение беспорядков и преступлений, рассматриваемые меры не являлись необходимыми в демократическом обществе. Кроме того, разгон демонстрации и осуждение заявителя не могли не лишить заявителя желания участвовать в политических акциях. Без сомнения, данные меры также потенциально могли сдерживать других сторонников оппозиции и общественность в целом от намерений посещать демонстрации и в более общем смысле от участия в открытых политических дебатах.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
По делу было допущено нарушение требований статьи 11 Конвенции (принято единогласно).
Европейский Суд также единогласно установил нарушение статьи 3 Конвенции в ее материальном и процессуальном аспектах, решив, что власти Армении не выполнили свою обязанность нести бремя доказывания и не представили удовлетворительных и убедительных объяснений травм заявителя, а также признав, что не было проведено официального расследования по жалобам заявителя на жестокое обращение. Европейский Суд также постановил, что суды Армении не привели относящихся к делу и достаточных оснований для содержания заявителя под стражей в нарушение пункта 3 статьи 5 Конвенции. В заключение Европейский Суд установил нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции, признав, что суды Армении безоговорочно поддержали версию событий в изложении сотрудников органов внутренних дел, не оценили надлежащим образом доводы заявителя и отказались допросить свидетелей стороны защиты.
КОМПЕНСАЦИЯ
В порядке применения статьи 41 Конвенции. Европейский Суд присудил заявителю 15 600 евро в качестве компенсации морального вреда.
Источник публикации: https://espchhelp.ru/blog/2608-musheg-sagatelyan-protiv-armenii .
Մարդու իրավունքների եվրոպական դատարանի 2018 թվականի սեպտեմբերի 20-ի որոշում «Մուշեղ Սաղաթելյան-Հայաստան» գործի վերաբերյալ (բողոք N 23086/08):
2008 թ.-ին բողոք ներկայացնողին աջակցություն է ստացել: Հետագայում հայցը ներկայացվեց Հայաստան:
Դիմումատուի քրեական հետապնդման դեմ ուղղված բողոքը եւ նրան որպես խաղաղ հավաքի ցրելու հետեւանքով հասարակական ակտիվիստի դատապարտումը բողոքարկվում է գործի մեջ: Մարդու իրավունքների եւ հիմնարար ազատությունների պաշտպանության մասին Կոնվենցիայի 3-րդ հոդվածի, 5-րդ հոդվածի 1-ին, 3-րդ կետի, 6-րդ հոդվածի 1-ին կետի, 11-րդ հոդվածի պահանջների խախտման դեպքում:
ԳՈՐԾԻ ԴՐՈՒՅԹՆԵՐԸ
2008 թ. Նախագահական ընտրությունների նախնական արդյունքների հրապարակումից հետո գլխավոր ընդդիմադիր թեկնածուն կոչ արեց իր կողմնակիցներին հավաքել Երեւանի կենտրոնում գտնվող Ազատության հրապարակը `բողոքելով ընտրությունների ընթացքում կատարված ենթադրյալ խախտումների դեմ: 2008 թ. Փետրվարի 20-ից ամեն օր անցկացվում են հանրահավաքներ, երբեմն տասնյակ հազարավոր մարդիկ են հաճախում: Մի քանի հարյուր ցուցարարներ մնացին շուրջօրյա, հրապարակում վրանների ճամբար դրեցին: Դիմորդը հանրահավաքների ակտիվ մասնակից էր: 2008 թ. Մարտի 1-ի վաղ առավոտյան ժամը մոտավորապես մոտ 800 զինված ոստիկաններ եկան եւ ցրեցին ցուցադրությունը: Դիմորդը թողեց Ազատության հրապարակը եւ շուտով ձերբակալվեց: Նա հետագայում դատապարտվեց «ոստիկանի վրա հարձակման» երկու դրվագների եւ սառը զենքի ապօրինի պահելու համար:
ԻՐԱՎԻՃԱԿԻ ՀԱՐՑԵՐԸ
Կոնվենցիայի 5-րդ հոդվածի 1-ին կետի համապատասխանության վերաբերյալ: Անձանց չճանաչված կալանավորումը Կոնվենցիայի 5-րդ հոդվածի հիմնարար երաշխիքների լիակատար ժխտումն էր եւ նշել է այս պայմանական դրույթի հատկապես լուրջ խախտումը:
Դիմորդը 2008 թ. Մարտի 1-ին, ժամը 6.30-ին, բերվեց ոստիկանության բաժին: Սակայն, ձերբակալման մասին գրառումների համաձայն, դիմումատուն ձերբակալվել է 2008 թ. Մարտի 1-ին, ժամը 22.30-ին: Դիմորդը բռնությամբ տեղափոխվել է ոստիկանություն, եւ ոչինչ չի ենթադրում, որ նա կարող է ցանկացած պահի հեռանալ: Այդ ժամանակահատվածում կամ դրա մի մասի ընթացքում դիմողը պահվում էր խցում: Հետեւաբար, հիմքեր չկան կասկածելու համար, որ 2008 թ. Մարտի 1-ից, 6.30-ից մինչեւ 22.30-ը, դիմողը զրկվել է ազատությունից, Կոնվենցիայի 5-րդ հոդվածի 1-ին մասի իմաստով: Հարցն այն էր, թե ազատությունից զրկելը համապատասխանում է Կոնվենցիայի 5-րդ հոդվածի 1-ին կետով նախատեսված «օրինականության» պահանջին:
Ըստ Հայաստանի իշխանությունների `2008 թ. Մարտի 1-ից մինչեւ ժամը 10.30-ը, դիմողը պաշտոնապես չի եղել« բանտարկված »կամ« կասկածյալ »Հայաստանի օրենսդրության իմաստով, սակայն« առաքված անձի »կարգավիճակ ստացավ եւ, ըստ երեւույթին, . Հայաստանի Քրեական դատավարության օրենսգրքի հոդվածներից ոչ մեկը պարունակում էր «առաքված անձի» ենթադրյալ կարգավիճակին վերաբերող նորմեր: «Առաքվող անձի» հայեցակարգը, կարծես, առաջին անգամ մշակվել է Վճռաբեկ դատարանի կողմից 2009 թ. Մինչեւ այդ ժամանակ ոչ մի բան ստիպված չէր ենթադրել, որ Հայաստանի դատարանները մեկնաբանել են Քրեական դատավարության օրենսգրքի համապատասխան դրույթները այնպես, որ կալանքի տակ գտնվող կարգը հիմնավորեն `« անձի փոխանցում »: Բացի այդ, դիմումատուի գործի հանգամանքները թույլ չեն տալիս ենթադրել, որ մինչեւ դիմումատուի ազատությունից զրկելը մինչեւ ժամը 22.30-ը իրականացվել է սահմանված կարգով: Մասնավորապես, միակ փաստաթուղթը, որտեղ նշված էր, որ դիմումատուին «հանձնվել» է Ներքին գործերի դեպարտամենտ, ձեռագիրը գրված էր «Մարդու հանձնման մասին արձանագրությունը», որը նախատեսված չէր Հայաստանի օրենսդրության որեւէ դրույթով:
Դիմորդի կարգավիճակը օրինականացվել է միայն 16 ժամ հետո `ներքին գործերի վարչությանը ստիպված լինելով տեղափոխվել: Այս ժամանակահատվածում դիմումատուն որեւէ կոնկրետ պատկերացում չունի իր անձնական ամբողջականության եւ անվտանգության սկզբունքի նկատմամբ հարգելու մասին եւ զրկված էր կալանավորվածներին Քրեական դատավարության օրենսգրքով, ներառյալ `իրավաբանի իրավունքի եւ ձերբակալման մասին ընտանիքի անդամներին տեղեկացնելու իրավունքից զրկված: Դիմորդի ազատության սահմանափակման առաջին 16 ժամ պաշտոնապես չճանաչվեց:
Բացի դրանից, դիմումատուն մոտավորապես 84 ժամվա ընթացքում պահվել է ոստիկանության բաժնում դատավորի ներկայությամբ: Այս ժամկետը գերազանցել է նման պահելու համար օրենքով սահմանված 72 ժամվա առավելագույն թույլատրելի ժամկետը: Օրենքով թույլատրված 72 ժամից ավելի ժամկետով առանց դատական որոշման երկարատեւ կալանավորումը չի համապատասխանում Հայաստանի օրենսդրության պահանջներին:
ԲԱՆԱՁԵՎ
Գործը Կոնվենցիայի 5-րդ հոդվածի 1-ին մասի խախտում էր (ընդունվեց միաձայն):
Կոնվենցիայի 11-րդ հոդվածի համապատասխանության վերաբերյալ: ա) Արդյոք ցանկացած միջամտություն եղել է խաղաղ հավաքների ազատության իրավունքի իրականացման հետ: Կոնվենցիայի 11-րդ հոդվածը պաշտպանել է միայն «խաղաղ հավաք» իրավունքը, որի հայեցակարգը չի ներառվել, որի կազմակերպիչներն ու մասնակիցները մտադրություն ունեն բռնության կիրառման հետ: Ոչ մի ապացույց այն բանի, որ 2008 թ. Փետրվարի 20-ից Ազատության հրապարակում տեղի ունեցած ցույցերը կապված էին բռնությունների հրահրմամբ կամ բռնության ակտեր են եղել, մինչ անվտանգության ուժերը ցուցարարներին ցրեցին 2008 թ. Մարտի 1-ի առավոտյան: որ ցուցարարները պատրաստվում էին զինվել, որպեսզի այլ քաղաքացիներ զանգվածային անկարգություններ հրահրելու համար անհիմն էին: Չկա որեւէ ապացույց, որը ենթադրում է, որ հրապարակում ներքին գործերի աշխատակիցների գործողությունների ժամանակ ցուցարարները կօգտագործեն ցանկացած հրազեն կամ դանակ կամ պայթուցիկ:
Հետեւաբար, միջամտություն եղավ դիմումատուի խաղաղ հավաքների ազատության իրավունքի `ինչպես ցույցի ցրելու, այնպես էլ դիմումատուի հետագա ձերբակալման, մեղադրանքի եւ դատապարտման հետ:
բ) արդյոք միջամտությունը ողջամիտ է: Հայաստանի իշխանությունները թույլ տվեցին ցույցեր անցկացնել եւ 9 օրվա ընթացքում չեն փորձել դրանք ցրել: 2008 թ. Մարտի 1-ին ներքին գործերի աշխատակիցների գործողությունների պաշտոնական բացատրությունը, ցուցարարների շրջանում զենքի տարածման մասին տեղեկատվության ստուգումը, բավականաչափ համոզիչ չէր, եւ Եվրադատարանը հիմքեր չուներ կասկածելու, որ ներքին գործերի աշխատակիցների գործողությունների նպատակն էր ցրվել վրանների ճամբարը եւ , որոնք Ազատության հրապարակում էին եւ կանխեցին հետագա ժողովը:
Ցուցադրման նպատակը ոչ թե խոչընդոտել այլ անձանց օրինական գործունեությանը, այլ քննարկել եւ ստեղծել այնպիսի հարթակ, որը կարող է արտահայտել կարծիքների զգալի քաղաքական շահագրգռության հրապարակայնորեն կարեւոր հարցի վերաբերյալ, որը ուղղակիորեն կապված էր պետության մեջ ժողովրդավարության գործելակերպի հետ եւ լրջորեն քննարկվել է հայ հասարակության զգալի մասի կողմից: Ըստ այդմ, ներկա գործով պետք է ցուցադրվեր ավելի մեծ հանդուրժողականություն, քան դրսեւորվեց Հայաստանի իշխանությունների կողմից:
Ներքին գործերի սպաների գործողությունները, ըստ երեւույթին, չեն դարձել անկախ եւ անկողմնակալ քննության առարկա: Ազատության հրապարակում ճնշումներն առանց բավարար հիմքերի եւ առանց նախազգուշացման, ուժի անհիմն եւ չափից ավելի ուժեղ օգտագործմամբ անհամաչափ միջոցն էր, որը դուրս էր եկել իշխանություններից ակնկալվող սահմաններից, երբ սահմանափակում էր ժողովի ազատությունը:
Այն փաստերը, որոնց հիման վրա դիմումատուին մեղադրանք է առաջադրվել, որեւէ ապացույցի միջոցով չեն աջակցվում, մեղադրանքները ձեւակերպվել են չափազանց ընդհանուր առմամբ, առանց ենթադրյալ ակտերի մանրամասների: Պարզվում է, որ դիմումատուն դատապարտվել եւ դատապարտվել է միայն Ազատության հրապարակում հանդիպելու եւ, հնարավոր է, կազմակերպելու համար:
Դիմորդին մեղադրանք առաջադրվել եւ պահվում էր առնվազն հինգ ամիս, մինչեւ նրա դեմ ուղղված մեղադրանքների մեծ մասը նվազեց, հիմնականում ապացույցների բացակայության պատճառով: Միանգամից միաժամանակ հայտնվեց նոր ապացույցներ եւ մեղադրանքներ, եւ դիմումատուն մեղադրվում էր ոստիկանական աշխատակիցներին հարվածելու եւ սառը զենք պահելու մեջ: Դիմումատուն պնդեց, որ այս բոլոր մեղադրանքները կեղծ են եւ կեղծված, որպեսզի ընդդիմությանը իր մասնակցությանը մասնակցելու համար դատապարտեն նրան: Այդ հայտարարությունները կարծես թե անհիմն չեն: Դիմումատուի նկատմամբ նախնական քրեական գործի վարույթը վարելու կարգը եւ այն փաստը, որ արդեն նշվել է վերեւում, դիմումատուին գրավադրվել եւ կալանվել է գրեթե հինգ ամիսների ընթացքում, քանի որ նա ակտիվորեն մասնակցել է ցույցերին, դիմումատուին պատասխանատվության ենթարկելը: Պարզ չէ, թե ինչու դիմումատուն այնքան ժամանակ չի մեղադրվել, եթե դանակն իսկապես հայտնաբերվել է ձերբակալման առաջին օրը:
Դիմումատուի գործով դատարանի որոշումները վերահրատարակված մեղադրանք էին, որը, իր հերթին, հիմնված էր համապատասխան ոստիկանների ցուցմունքների վրա: Հայաստանի դատարանները չեն կատարում մեղադրական փաստերի մանրամասն եւ օբյեկտիվ քննարկում եւ չեն ցուցաբերել ջանասիրություն եւ մանրազնինություն, որը, հաշվի առնելով գործի առանձնահատուկ հանգամանքները եւ իրադարձությունների ընդհանուր համատեքստը, պահանջվել են իշխանություններից `ապահովելու Կոնվենցիայի 11-րդ հոդվածով երաշխավորված խաղաղ հավաքների ազատության իրավունքի արդյունավետ օգտագործումը: Նման հանգամանքներում չի կարելի ասել, որ Հայաստանի իշխանությունների կողմից միջամտության արդարացման պատճառները իսկապես «համապատասխան եւ բավարար» կլինեն, ինչը կդիմի դիմողին Կոնվենցիայի 11-րդ հոդվածով իր իրավունքներով իրեն տրված դատավարական պաշտպանությունից:
Նույնիսկ ենթադրելով, որ դռնբացության ցրումը եւ դիմումատուի քրեական հետապնդումը, նրա կալանավորումը եւ դատապարտումը համապատասխանում են Հայաստանի օրենսդրության պահանջներին եւ հետապնդում էին Կոնվենցիայի 11-րդ հոդվածի 2-րդ պարբերության մեջ նշված օրինական նպատակներից մեկը, հավանաբար, կանխարգելելով անկարգությունները եւ հանցագործությունները, այդ միջոցները անհրաժեշտ չէ ժողովրդավարական հասարակությունում . Բացի դրանից, ցուցադրման եւ դիմումատուի դատապարտման հետապնդումը չի կարող չհամաձայնել դիմումատուին քաղաքական գործողություններին մասնակցելու իր ցանկության մասին: Անշուշտ, այդ միջոցառումները նաեւ կարող են խանգարել ընդդիմության մյուս կողմնակիցներին եւ լայն հասարակությանը `մտադրություն ունենալով մասնակցել ցուցադրություններին եւ, ընդհանրապես, բաց քաղաքական քննարկումներին մասնակցելուց:
ԲԱՆԱՁԵՎ
Գործը Կոնվենցիայի 11-րդ հոդվածի խախտում էր (ընդունվեց միաձայն):
Եվրադատարանը նաեւ միաձայն ընդունեց Կոնվենցիայի 3-րդ հոդվածի խախտումը իր նյութական եւ ընթացակարգային առումներով, որոշելով, որ Հայաստանի իշխանությունները չեն կատարել ապացուցման բեռը եւ չեն բավարարում դիմումատուի վնասվածքների համար բավարար եւ համոզիչ բացատրություններ եւ ընդունեցին, որ բողոքների վերաբերյալ պաշտոնական հետաքննություն չի եղել դիմումատուն վատ վերաբերմունքի համար: Եվրոպական դատարանը նաեւ որոշեց, որ Հայաստանի դատարանները չկարողացան համապատասխան եւ բավարար հիմքեր տրամադրել դիմումատուին պահելու մեջ `խախտելով Կոնվենցիայի 5-րդ հոդվածի 3-րդ կետը: Եվ վերջապես, Եվրոպական դատարանը գտել է Կոնվենցիայի 6-րդ հոդվածի 1-ին կետի խախտում `ճանաչելով, որ Հայաստանի դատարանները անվերապահորեն աջակցում են ոստիկանության ներկայացրած իրադարձությունների տարբերակին, ճիշտ չեն գնահատել դիմումատուի փաստարկները եւ հրաժարվել հարցաքննել պաշտպանների վկաներին:
Վճարը
Կոնվենցիայի 41-րդ հոդվածի կիրառման դեպքում: Դատարանը դիմումատուին պատճառած ոչ նյութական վնասի համար 1,600 եվրո է տրամադրել:
Հրատարակման աղբյուրը. https://espchhelp.ru/blog/2607-mushegh-saghatelyan-hayastan .
Resolution of the European Court of Human Rights dated September 20, 2018 in the case of “Mushegh Saghatelyan v. Armenia” (application N 23086/08).
In 2008, the complainant was assisted in preparing a application. Subsequently, the application was communicated to Armenia.
The application against the applicant’s criminal prosecution and conviction of him as a public activist after the dispersal of a peaceful assembly is appealed in the case. In the case of violation of the requirements of Article 3, paragraphs 1, 3 of Article 5, paragraph 1 of Article 6, Article 11 of the Convention for the Protection of Human Rights and Fundamental Freedoms.
THE CIRCUMSTANCES OF THE CASE
After the announcement of the preliminary results of the 2008 presidential election, the main opposition candidate called on his supporters to gather in Freedom Square in the center of Yerevan to protest against alleged violations committed during the elections. Since February 20, 2008, rallies have been held daily, sometimes tens of thousands of people attended. Several hundred demonstrators remained in place around the clock, setting up a tent camp on the square. The applicant was an active participant in the rallies. Early in the morning of March 1, 2008, about 800 heavily armed police officers arrived and dispersed the demonstration. The applicant left Freedom Square and was soon arrested. He was later convicted of two episodes of “assault on a police officer” and for unlawful possession of cold weapons.
QUESTIONS OF RIGHT
Regarding compliance with paragraph 1 of Article 5 of the Convention. The unrecognized detention of a person was a complete denial of the fundamental guarantees of Article 5 of the Convention and indicated a particularly serious violation of this conventional provision.
The applicant was brought to the police station on March 1, 2008, at about 6.30. However, according to the records of the arrest, the applicant was arrested on March 1, 2008, at 22.30. The applicant was taken to the police station by force, and nothing suggests that he could leave at any time. Throughout this period or part of it, the applicant was kept in a cell. Consequently, there are no reasons to doubt that on 1 March 2008, from 6.30 to 22.30, the applicant was deprived of his liberty within the meaning of Article 5 § 1 of the Convention. The question was whether this deprivation of liberty complied with the requirement of "legality" provided for in Article 5 § 1 of the Convention.
According to the authorities of Armenia on March 1, 2008, until 10.30 pm the applicant was not formally either “detained” or “suspect” within the meaning of Armenian legislation, but had the status of a “delivered person” and, obviously, underwent a procedure prior to detention called . None of the articles of the Criminal Procedure Code of Armenia contained norms relating to the alleged status of the “delivered person”. The concept of the “delivered person” seems to have been first developed by the Court of Cassation in the 2009 judgment. Until that time, nothing forced us to suppose that the Armenian courts interpreted the relevant provisions of the Criminal Procedure Code in such a way as to substantiate the procedure prior to the detention, called “transfer of a person”. Also, the particular circumstances of the applicant's case did not allow assuming that the applicant’s deprivation of liberty before 10.30 pm was carried out in accordance with the specified procedure. In particular, the only document in which it was mentioned that the applicant was “delivered” to the Department of Internal Affairs was a handwritten report entitled “The Protocol for Delivering a Person”, which was not provided for by any of the provisions of Armenian legislation.
The status of the applicant was legalized only 16 hours after his forced delivery to the department of internal affairs. During this period, the applicant did not have any exact idea of respecting the principle of his personal integrity and security and was deprived of all the rights granted to the detainee by the Criminal Procedure Code, including the right to a lawyer and to notify family members about the detention. The first 16 hours of the applicant’s restriction of his liberty officially remained unrecognized.
In addition, the applicant was kept in the police department for almost 84 hours before being brought before a judge. This period exceeded the maximum permissible period of 72 hours established by law for such detention. Such a long detention without a court decision for a period exceeding the permitted 72 hours by the law did not comply with the requirements of Armenian legislation.
RESOLUTION
The case was a violation of Article 5 § 1 of the Convention (adopted unanimously).
Regarding compliance with Article 11 of the Convention. (a) Has there been any interference with the exercise of the right to freedom of peaceful assembly. Article 11 of the Convention protected only the right to "peaceful assembly", a concept that did not include a demonstration, the organizers and participants of which had intentions related to the use of violence. There was no evidence that the demonstrations in the Freedom Square, which were held since February 20, 2008, were associated with incitement to violence or that there were acts of violence before the security forces dispersed the demonstrators early in the morning of March 1, 2008. that the demonstrators planned to arm themselves in order to incite other citizens to mass unrest were unfounded. There was no evidence that would suggest that during the actions of the internal affairs officers on the square, demonstrators would use any firearms or knives or explosives.
Consequently, there was an interference with the applicant's right to freedom of peaceful assembly in connection with both the dispersal of the demonstration and the subsequent arrest of the applicant, the accusation and conviction.
(b) Whether the interference was reasonable. The Armenian authorities allowed to hold demonstrations and did not make any attempts to disperse them for nine days. The official explanation of the actions of the internal affairs officers on March 1, 2008, the verification of information on the proliferation of weapons among the protesters, was not convincing enough, and the European Court had no reason to doubt that the aim of the actions of the internal affairs officers was to disperse the tent camp and , who were in the Freedom Square, and prevent further assembly.
The purpose of the demonstration was not to hinder the legitimate activities of other persons, but to discuss and create a platform for expressing opinions on a publicly significant issue of significant political interest, which was directly related to the functioning of democracy in the state and was seriously discussed by a significant part of Armenian society. Accordingly, in the present case, a greater degree of tolerance was to be demonstrated than was manifested by the Armenian authorities.
The actions of internal affairs officers apparently did not become the subject of an independent and impartial investigation. The crackdown on the Freedom Square without sufficient grounds and without warning, with unreasonable and excessive use of force was a disproportionate measure that went beyond what could be expected from the authorities while restricting the freedom of assembly.
The facts on the basis of which the applicant was charged were not supported by any evidence, the charges were formulated in extremely general terms, without providing details of the alleged acts. It appears that the applicant was prosecuted and convicted only for simply actively participating in the meeting in the Freedom Square and, possibly, organizing it.
The applicant was charged and held in custody for at least five months, until the bulk of the charges against him were dropped, mainly due to lack of evidence. Practically at the same time, new evidence and accusations appeared, and the applicant was accused of assaulting officers of the police and of unlawful possession of knives. The applicant claimed that all of these allegations were false and falsified, in order to convict him at any cost for his participation in the activities of the opposition. These statements do not seem to be unfounded. The procedure for conducting the initial criminal proceedings against the applicant and the fact that, as already indicated above, the applicant was charged and detained for almost five months just because he was actively involved in the demonstrations, in itself raised questions about the motives bringing the applicant to responsibility. It was not clear why the applicant had not been charged for so long if the knife had indeed been found on his first day of detention.
The court decisions in the applicant's case were a rewritten indictment, which, in turn, was mainly based on the testimony of the relevant police officers. The courts of Armenia did not conduct a detailed and objective consideration of the facts of the accusation and did not demonstrate diligence and thoroughness, which, taking into account the special circumstances of the case and the general context of the events, were required of the authorities to ensure the effective use of the right to freedom of peaceful assembly, guaranteed by Article 11 of the Convention. Under such circumstances, it cannot be said that the reasons given by the Armenian authorities to justify the interference would have been truly “relevant and sufficient”, which would deprive the applicant of the procedural protection granted to him by his rights under Article 11 of the Convention.
Even assuming that the dispersal of the assembly and the prosecution of the applicant, his detention and conviction conformed to the requirements of Armenian legislation and pursued one of the legitimate goals specified in paragraph 2 of Article 11 of the Convention, presumably preventing unrest and crimes, the measures in question were not necessary in a democratic society . In addition, the crackdown on the demonstration and the conviction of the applicant could not but deprive the applicant of his desire to participate in political actions. Without a doubt, these measures also potentially could restrain other opposition supporters and the public at large from intending to attend demonstrations and, more generally, from participating in open political debates.
RESOLUTION
The case was a violation of Article 11 of the Convention (adopted unanimously).
The European Court also unanimously found a violation of Article 3 of the Convention in its substantive and procedural aspects, having decided that the Armenian authorities did not fulfill their duty to bear the burden of proof and did not provide satisfactory and convincing explanations for the applicant’s injuries, and admitted that there was no formal investigation into the complaints the applicant for ill-treatment. The European Court also ruled that the courts of Armenia had failed to provide relevant and sufficient grounds for keeping the applicant in custody in violation of Article 5 § 3 of the Convention. Finally, the European Court found a violation of Article 6 § 1 of the Convention, recognizing that the Armenian courts unconditionally supported the version of the events as presented by the police, did not properly evaluate the applicant's arguments and refused to question the witnesses of the defense.
COMPENSATION
In application of Article 41 of the Convention. The Court awarded the applicant EUR 1,600 in respect of non-pecuniary damage.
Source of publication: https://espchhelp.ru/blog/2606-mushegh-saghatelyan-vs-armenia .
Постановление ЕСПЧ от 13 сентября 2018 года по делу "Некоммерческая организация Big Brother Watch и другие (Big Brother Watch and Others) против Соединенного Королевства" (жалоба N 58170/13 и другие).
В 2013 году организации-заявительнице и иным заявителям была оказана помощь в подготовке жалоб. Впоследствии жалобы были объединены и коммуницированы Соединенному Королевству.
По делу обжалуется вопрос о соответствии Конвенции о защите прав человека и основных свобод скрытого режима наблюдения, включая неизбирательный (массовый) перехват внешних переговоров. По делу допущено нарушение требований статей 8 и 10 Конвенции о защите прав человека и основных свобод. По делу не допущено нарушение требований статьи 8 Конвенции о защите прав человека и основных свобод применительно к режиму обмена информацией между разведывательными службами.
Коллегия Большой Палаты Европейского Суда 4 февраля 2019 г. приняла решение об удовлетворении ходатайства о пересмотре данного Постановления в Большой Палате, поэтому Постановление от 13 сентября 2018 г. не вступило в силу, поскольку оно будет пересмотрено.
ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА
Заявители, несколько компаний, благотворительных организаций, некоммерческих организаций и физических лиц, подали в Европейский Суд три жалобы, возражая против пределов и масштаба программ электронного наблюдения, используемых властями Соединенного Королевства. Все заявители считали, что вследствие характера их деятельности их электронные письма весьма вероятно могли быть либо перехвачены разведывательными службами Соединенного Королевства, получены разведывательными службами Соединенного Королевства после их перехвата властями иностранных государств, либо/и получены властями Соединенного Королевства от поставщиков услуг связи (Communications Service Providers (CSPs)).
Заявители утверждали, что не соответствовали положениям статьи 8 Конвенции следующие три режима:
- массового перехвата информации согласно пункту 4 статьи 8 Закона о регулировании следственных полномочий (RIPA);
- обмена информацией между разведывательными службами;
- приобретения передаваемых данных согласно главе II Закона о регулировании следственных полномочий.
Заявители по третьей жалобе (из числа тех, производство по которым было объединено Европейским Судом) подали каждый по отдельной жалобе в Трибунал по вопросам следственных полномочий (IPT), утверждая, что имело место нарушение статей 8, 10 и 14 Конвенции. Что касается перехвата внешних переговоров на основании ордера, полученного в соответствии с пунктом 4 статьи 8 Закона о регулировании следственных полномочий, Трибунал по вопросам следственных полномочий установил, что режим выдачи ордера и сопутствующие гарантии в достаточной степени соответствовали требованиям Европейского Суда, сформулированным в Решении по делу "Вебер и Саравия против Германии" (Weber and Saravia v. Germany) (жалоба N 54934/00, ECHR 2006-XI), поскольку вмешательство должно "соответствовать закону" в целях статьи 8 Конвенции. Трибунал по вопросам следственных полномочий, однако, установил два "технических" нарушения статьи 8 Конвенции, касавшихся в одном случае удержания законно перехваченных материалов на больший срок, чем это допустимо законом, а во втором - ненадлежащее выполнение процедуры отбора материалов для просмотра. Заявители по первым двум жалобам не обращались в Трибунал по вопросам следственных полномочий.
ВОПРОСЫ ПРАВА
По поводу соблюдения статьи 35 Конвенции (исчерпание внутригосударственных средств правовой защиты). Трибунал по вопросам следственных полномочий являлся особым судом, к компетенции которого относились исключительно жалобы на неправомерное вмешательство в переговоры лиц в результате действий, одобренных Законом о регулировании следственных полномочий. Трибунал по вопросам следственных полномочий рассматривал вопросы, касавшиеся как общего соблюдения режима перехвата информации, так и возможного нарушения прав отдельных заявителей. Лица, участвующие в выдаче ордера на перехват информации и в его исполнении, были обязаны передавать Трибуналу по вопросам следственных полномочий все запрошенные им документы, включая материалы, касающиеся внутренних процедур обработки данных, которые нельзя было опубликовать по причинам национальной безопасности, независимо от того, подтверждали ли эти документы позицию защиты или противоречили ей. Трибунал по вопросам следственных полномочий мог по своему усмотрению провести устные публичные слушания, если это было возможно, и в закрытом судебном заседании он мог поручить адвокату от этого трибунала выступить с заявлениями от истцов, чьи интересы не могли быть представлены. После рассмотрения жалобы Трибунал по вопросам следственных полномочий мог присудить компенсацию и вынести любое иное постановление, включая аннулирование или отмену ордера на перехват информации и требование уничтожить любые записи. Рассматривая жалобу, поданную заявителями третьей совместной жалобы, Трибунал по вопросам следственных полномочий использовал все указанные полномочия в интересах заявителей.
Учитывая как способ, которым Трибунал по вопросам следственных полномочий осуществлял свои функции за последние 15 лет, так и реальное воздействие, которое решения этого суда оказывали на законодательство и прецедентную практику Соединенного Королевства, выраженную в деле "Кеннеди против Соединенного Королевства" (Kennedy v. United Kingdom) от 18 мая 2010 г., жалоба N 26839/05 озабоченность относительно эффективности Трибунала по вопросам следственных полномочий в качестве средства правовой защиты в связи с жалобами на соблюдение общего режима секретного наблюдения более не имела под собой обоснований.
Европейский Суд отметил, что, когда Трибунал по вопросам следственных полномочий признал режим скрытого наблюдения не соответствующим Конвенции, власти Соединенного Королевства гарантировали, что любые недостатки будут рассмотрены и исправлены. В связи с этим, хотя представленные властями Соединенного Королевства доказательства еще не могли продемонстрировать наличие "императивного обязательства", требующего от властей исправить любое нарушение, выявленное Трибуналом по вопросам следственных полномочий, Европейский Суд, тем не менее, согласен с тем, что практика, касавшаяся определенных юридических последствий от решений трибунала относительно наличия в законодательстве Соединенного Королевства несоответствий Конвенции, являлась достаточно ясной, чтобы уверенно считать такое средство правовой защиты эффективным.
Однако Европейский Суд согласен с тем, что, когда заявители по первым двум жалобам подали свои обращения, их нельзя было винить за то, что они не сослались на упоминавшееся выше дело "Кеннеди против Соединенного Королевства" в качестве основания для предположения о том, что Трибунал по вопросам следственных полномочий не являлся эффективным средством правовой защиты применительно к жалобе, касающейся общего применения Конвенции к режиму скрытого наблюдения. С учетом вышеизложенного Европейский Суд постановил, что имели место особые обстоятельства, освобождавшие указанных заявителей от необходимости сначала подать свои жалобы в Трибунал по вопросам следственных полномочий.
По поводу соблюдения статьи 8 Конвенции. (a) Пункт 4 статьи 8 Закона о регулировании следственных полномочий (режима). (i) Общие принципы, касающиеся мер по скрытому наблюдению, включая перехват переговоров. В своей прецедентной практике по вопросу перехвата переговоров в рамках уголовного дела Европейский Суд разработал шесть минимальных требований, которые должны быть отражены в законодательстве, чтобы избежать злоупотребления полномочиями:
- указание на характер правонарушения, который может обусловить выдачу ордера на перехват данных;
- определение категории лиц, чьи переговоры могут быть перехвачены;
- установление ограничения по продолжительности периода перехвата данных;
- определение процедуры для исследования, использования и хранения полученных данных;
- меры предосторожности при передаче данных третьим лицам;
- определение обстоятельств, при которых перехваченные данные могут и должны быть стерты или уничтожены.
В Постановлении Большой Палаты Европейского Суда по делу "Роман Захаров против Российской Федерации" (Roman Zakharov v. Russia) (от 4 декабря 2015 г., жалоба N 47143/06) Европейский Суд подтвердил, что указанные шесть требований применимы также в делах, когда перехват данных осуществляется в интересах национальной безопасности. Однако определяя, противоречило ли применимое законодательство статье 8 Конвенции, Европейский Суд также должен учитывать меры по надзору за осуществлением процедуры скрытого наблюдения, любой механизм уведомлений и средства правовой защиты, предусмотренные законодательством соответствующего государства.
Пересмотр и надзор за осуществлением процедуры скрытого наблюдения могут применяться в трех случаях: когда наблюдение устанавливается впервые, в процессе осуществления наблюдения и при завершении наблюдения. Что касается первых двух случаев, то сама природа и логика скрытого наблюдения требуют, чтобы не только надзор, но и пересмотр осуществлялись бы без ведома лица, за которым велось наблюдение. Следовательно, поскольку указанное лицо не имело никакой возможности воспользоваться эффективным средством правовой защиты по своей инициативе или непосредственно участвовать в процедуре пересмотра, было важно, чтобы установленные процедуры сами по себе содержали бы надлежащие и соответствующие гарантии защиты прав данного лица. В области, где так легко допустить злоупотребление полномочиями в индивидуальных случаях и где такое злоупотребление могло повлечь тяжелые последствия для демократического общества в целом, в принципе желательно было доверить надзор судье, поскольку судебный контроль предполагает наилучшие гарантии независимости, беспристрастности и надлежащей процедуры.
Что касается третьего этапа, то после прекращения наблюдения вопрос о последующем уведомлении о наблюдении был неразрывно связан с эффективностью судебных средств правовой защиты и, как следствие, с наличием эффективных гарантий против злоупотребления полномочиями по слежению. По сути у заинтересованных частных лиц было мало возможности для обращения в суды, если этим лицам не сообщали о мерах, принятых без их уведомления, и, таким образом, они могли обжаловать законность наблюдения за ними ретроспективно или в качестве альтернативы, если только любое лицо, подозревавшее, что за ним или ней ведется скрытое наблюдение, могло обратиться в суд, чья юрисдикция не зависела от уведомления объекта наблюдения о принятых мерах.
(ii) Подлежащее применению правило. Европейский Суд отклонил довод заявителей о том, что шесть минимальных требований следует "улучшить", добавив требование о наличии объективного доказательства разумного подозрения в отношении лиц, о которых собирается информация, о предварительном независимом судебном разрешении на выдачу ордера на перехват данных и о последующем уведомлении объекта наблюдения о принятых мерах.
Было очевидно, что неизбирательный перехват данных являлся важным способом достижения поставленных законных целей, особенно учитывая текущий уровень опасности как со стороны террористических организаций, так и применительно к тяжким преступлениям. Неизбирательный перехват по определению не имеет цели, и установление требования наличия "разумного подозрения" сделает работу данной схемы невозможной. Аналогичным образом требование о "последующем уведомлении" предполагало наличие четко определенных объектов наблюдения, которых просто не существовало при неизбирательном перехвате данных. Хотя Европейский Суд посчитал требование получения судебной санкции существенной гарантией и, возможно, даже "наилучшей практикой", само по себе это разрешение не являлось ни необходимым, ни достаточным для обеспечения выполнения требований статьи 8 Конвенции. Скорее, следовало учитывать реальное функционирование системы перехвата данных, включая систему сдержек и противовесов при осуществлении полномочий, а также наличие или отсутствие каких-либо проявлений действительного злоупотребления полномочиями.
Следовательно, Европейский Суд рассмотрит оправдание для какого-либо вмешательства со ссылкой на шесть минимальных требований, адаптируя их, где необходимо, к применению режима неизбирательного перехвата информации. Европейский Суд также примет во внимание дополнительные относящиеся к делу факторы, которые он определил в упоминавшемся выше деле "Роман Захаров против Российской Федерации".
(iii) Пределы применения мер по скрытому наблюдению. Обращаясь к первым двум минимальным требованиям, Европейский Суд полагал, что соответствующее правовое положение было достаточно ясным, предоставляло гражданам достаточно точное определение обстоятельств и условий, при которых мог быть выдан ордер на основании пункта 4 статьи 8 Закона о регулировании следственных полномочий. Ничто не заставляло предположить, что министр (Государственный секретарь) санкционировал ордер без надлежащего рассмотрения дела. Процедура выдачи разрешения (санкции) являлась предметом независимой проверки, и Трибунал по вопросам следственных полномочий обладал обширной юрисдикцией для рассмотрения любой жалобы на незаконный перехват информации. Европейский Суд согласился с тем, что положения о сроке действия и возобновлении действия ордеров на перехват данных, положения, касавшиеся хранения, оценки, исследования и использования перехваченных данных, положения о процедуре передачи перехваченных данных другим заинтересованным сторонам и положения об уничтожении перехваченного материала были достаточно ясными, чтобы предоставлять надлежащую гарантию от злоупотребления полномочиями.
Что касается отбора переговоров для анализа, когда они были перехвачены и отфильтрованы, те из них, которые не были исключены из сферы исследования в режиме реального времени, подвергались дальнейшей проверке: сначала с автоматическим применением через компьютер простых фильтров (таких как адрес электронной почты или телефонные номера) и первоначальных критериев поиска, а впоследствии путем применения комплексных поисковых систем. Фильтры и критерии поиска необязательно должны публиковаться, также отсутствует необходимость перечислять их в запрашиваемом ордере на перехват данных. Тем не менее критерии поиска и фильтры, используемые для обработки перехваченной информации, должны подвергаться независимой проверке, данная гарантия, по-видимому, не была предусмотрена пунктом 4 статьи 8 Закона о регулировании следственных полномочий. На практике единственной независимой проверкой процесса фильтрации и отбора перехваченной информации являлась post factum проверка со стороны Комиссара по вопросам перехвата переговоров и, если подавалось соответствующее ходатайство, проверка со стороны Трибунала по вопросам следственных полномочий. При неизбирательном перехвате данных, когда решение о перехвате информации не ограничивалось существенным образом условиями ордера, гарантии, применимые к фильтрации и отбору для исследования информации, обязательно должны были быть более тщательно проработанными.
Европейский Суд полагал, что разведывательные службы Соединенного Королевства восприняли свои конвенционные обязательства серьезно и не злоупотребили своими полномочиями согласно пункту 4 статьи 8 Закона о регулировании следственных полномочий. Вместе с тем при исследовании этих полномочий были выявлены два момента, вызывающие сомнения: во-первых, отсутствие общего представления обо всем процессе отбора информации, включая выбор объектов перехвата, установку критериев отбора и критериев поиска для фильтрации перехваченных данных и отбор материалов для работы аналитиков, и, во-вторых, отсутствие каких-либо реальных гарантий, применимых к отбору коммуникационных данных для исследования. Ввиду этих недостатков Европейский Суд пришел к выводу, что установленный пунктом 4 статьи 8 Закона о регулировании следственных полномочий режим не отвечал требованию о "качестве закона" и не мог обеспечить, чтобы "вмешательство" являлось бы "необходимым в демократическом обществе".
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
По делу было допущено нарушение требований статьи 8 Конвенции относительно положений соответствующего законодательства Соединенного Королевства (принято пятью голосами "за" при двух - "против").
(b) Режим обмена информацией между разведывательными службами. В данном деле Европейскому Суду в первый раз требовалось оценить на соответствие Конвенции режим обмена информацией между разведывательными службами. В настоящем деле вмешательство было обусловлено не самим фактом перехвата переговоров, а получением перехваченных данных разведывательными службами властями государства-ответчика, их последующим хранением, анализом и использованием. Во избежание злоупотребления полномочиями условия, при которых у разведывательных служб иностранных государств мог быть запрошен перехваченный материал, должны были быть установлены в законодательстве соответствующего государства. Хотя обстоятельства, при которых мог быть сделан такой запрос, могли не совпадать с обстоятельствами, при которых государство само могло бы осуществить перехват информации, они, тем не менее, должны были быть описаны достаточно четко, чтобы препятствовать, насколько это возможно, государствам использовать это полномочие, чтобы не выполнять положения своего законодательства или свои конвенционные обязательства.
Европейский Суд убежден в том, что законодательство Соединенного Королевства содержало положения о порядке запроса разведывательной информации из разведывательных служб других государств и что эти положения были достаточно доступны и преследовали несколько законных целей. Кроме того, Европейский Суд полагал, что соответствующее законодательство и законодательство Соединенного Королевства разъясняли с достаточной ясностью процедуру подачи запроса либо о перехвате информации, либо о передаче полученной информации иностранными разведывательными службами. Отсутствовали доказательства каких-либо серьезных нарушений при применении и осуществлении этой процедуры.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
По делу не было допущено нарушения требований статьи 8 Конвенции применительно к режиму обмена информацией между разведывательными службами (принято пятью голосами "за" при двух - "против").
(c) Меры, предусмотренные главой II Закона о регулировании следственных полномочий. Меры, предусмотренные главой II Закона о регулировании следственных полномочий, позволяли определенным органам государственной власти получать пересылаемые данные от поставщиков услуг связи (CSPs). Законодательство Соединенного Королевства, как оно толковалось властями Соединенного Королевства в свете постановлений Суда Европейского союза (Суд Справедливости Европейского союза) (CJEU), требовало, чтобы любой режим, позволяющий властям получать доступ к данным, которыми располагают поставщики услуг связи, ограничивал бы такой доступ с целью борьбы с "тяжкими преступлениями" и чтобы такой доступ осуществлялся только по предварительному разрешению суда или независимого органа административной власти. Поскольку предусмотренный главой II Закона о регулировании следственных полномочий режим разрешал доступ к перехваченным данным для борьбы с преступностью (а не с "тяжкими преступлениями"), за исключением случаев, когда перехват информации запрашивался для определения журналистских источников информации, указанный режим не предусматривал получения предварительного разрешения суда или независимого органа административной власти, он не мог считаться соответствующим закону по смыслу статьи 8 Конвенции.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
По делу было допущено нарушение требований статьи 8 Конвенции применительно к мерам, предусмотренным главой II Закона о регулировании следственных полномочий (принято шестью голосами "за" при одном - "против").
По поводу соблюдения статьи 10 Конвенции. Заявители по второй жалобе, журналист и организация по сбору новостей, обжаловали вмешательство в конфиденциальные журналистские данные, обусловленное применением как пункта 4 статьи 8, так и главы II Закона о регулировании следственных полномочий.
(a) Меры, предусмотренные пунктом 4 статьи 8 Закона о регулировании следственных полномочий. Меры наблюдения, примененные в соответствии с пунктом 4 статьи 8 Закона о регулировании следственных полномочий, не были направлены на контроль за журналистами или раскрытие журналистских источников информации. Обычно власти узнают, что перехваченная информация относится к журналистским данным, уже при изучении полученной информации. Перехват подобной информации сам по себе не может характеризоваться как особо серьезное вмешательство в свободу выражения мнения. Однако вмешательство считается более серьезным, если указанная информация была отобрана для исследования, и будет оправданным "только при наличии превалирующего общественного интереса" в совокупности с достаточными гарантиями, касающимися как обстоятельств, при которых информация могла быть специально отобрана для исследования, так и для защиты конфиденциальности, если информация отобрана специально или иным образом для исследования.
Особую озабоченность вызвало то обстоятельство, что отсутствовали требования, либо ограничивающие полномочия разведывательных служб по поиску конфиденциального журналистского или иного материала (например, используя в качестве маркера для поиска адрес электронной почты журналиста), либо обязывающие аналитиков при отборе информации для исследования учитывать, были ли или могли ли быть затронуты указанные материалы или нет. Следовательно, по-видимому, аналитики могли искать и исследовать без ограничений как суть перехваченной информации, так и связанные с ней данные.
Ввиду потенциального сдерживающего эффекта, который любое предполагаемое вмешательство в конфиденциальность переговоров журналистов и, в частности, общения с источниками информации может оказывать на свободу прессы, в отсутствие каких-либо опубликованных положений, которые бы ограничивали возможность разведывательных служб искать и исследовать такой материал, кроме как в случаях, обусловленных "превалирующим требованием общественного интереса", Европейский Суд полагает, что имело место нарушение статьи 10 Конвенции.
(b) Меры, предусмотренные главой II Закона о регулировании следственных полномочий. Рассматривая жалобу заявителей на нарушение статьи 8 Конвенции, Европейский Суд пришел к выводу, что режим, предусмотренный главой II Закона о регулировании следственных полномочий, предоставлял усиленную защиту, когда перехват данных осуществлялся с целью установления источника журналистской информации. Тем не менее эти положения применялись только в том случае, если целью соответствующего ходатайства было определить источник, поэтому они не применялись в каждом случае, когда запрашивался перехват переговоров журналиста или когда такое косвенное вмешательство было вероятно. Кроме того, в делах, касавшихся доступа к переговорам журналистов, отсутствовали особые положения, которые ограничивали бы доступ целью борьбы с "тяжкими преступлениями". Следовательно, Европейский Суд пришел к выводу, что рассматриваемый режим не мог считаться "соответствующим закону" в целях жалобы на нарушение статьи 10 Конвенции.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
По делу было допущено нарушение требований статьи 10 Конвенции применительно к мерам, предусмотренным пунктом 4 статьи 8 Закона о регулировании следственных полномочий (принято шестью голосами "за" при одном - "против").
Европейский Суд отклонил как явно необоснованные жалобы на нарушение статей 6 и 14 Конвенции, рассмотренные в совокупности со статьями 8 и 10 Конвенции.
КОМПЕНСАЦИЯ
В порядке применения статьи 41 Конвенции. Заявителями не было представлено каких-либо требований о присуждении справедливой компенсации.
Источник публикации: https://espchhelp.ru/blog/2605-nekommercheskaya-organizatsiya-big-brother-watch-i-drugiye-protiv-soyedinennogo-korolevstva .
ECHR Ordinance of September 13, 2018 on the case of the “Big Brother Watch and Others Non-Profit Organization v. United Kingdom” (application No. 58170/13 and others).
In 2013, the applicant organization and other applicants were assisted in the preparation of applications. Subsequently, the applications were merged and communicated to the United Kingdom.
The case is a application about compliance with the Convention for the Protection of Human Rights and Fundamental Freedoms of Covert Surveillance, including indiscriminate (mass) interception of external negotiations. The case has violated the requirements of Articles 8 and 10 of the Convention for the Protection of Human Rights and Fundamental Freedoms. The case did not violate the requirements of Article 8 of the Convention for the Protection of Human Rights and Fundamental Freedoms in relation to the mode of information exchange between intelligence services.
On February 4, 2019, the Collegium of the Grand Chamber of the European Court decided to satisfy the petition for revision of this Resolution in the Grand Chamber, therefore the Resolution of September 13, 2018 did not enter into force, since it will be revised.
THE CIRCUMSTANCES OF THE CASE
The applicants, several companies, charities, non-profit organizations and individuals, filed three complaints with the European Court, opposing the limits and scope of the electronic surveillance programs used by the UK authorities. All applicants believed that, due to the nature of their activities, their emails could very likely be either intercepted by the intelligence services of the United Kingdom, received by the intelligence services of the United Kingdom after they were intercepted by foreign authorities, or / and received by the UK authorities from communications service providers (CSPs)).
The applicants claimed that the following three regimes did not comply with the provisions of Article 8 of the Convention:
- mass interception of information in accordance with paragraph 4 of Article 8 of the Law on the regulation of investigative powers (RIPA);
- information exchange between intelligence services;
- Acquisition of data transferred in accordance with Chapter II of the Law on the regulation of investigative powers.
The applicants in the third complaint (from among those whose proceedings were consolidated by the European Court) each filed a separate complaint with the Investigation Tribunal (IPT), alleging that there had been a violation of Articles 8, 10 and 14 of the Convention. Regarding the interception of external negotiations on the basis of a warrant received in accordance with paragraph 4 of Article 8 of the Law on the Investigation of Investigative Powers, the Investigation Authority Tribunal found that the regime for issuing a warrant and accompanying guarantees were sufficiently consistent with the requirements of the European Court "Weber and Saravia v. Germany" (Weber and Saravia v. Germany) (complaint No. 54934/00, ECHR 2006-XI), since the interference must "comply with the law" for the purposes of Article 8 of the Convention. The Investigation Tribunal, however, found two “technical” violations of Article 8 of the Convention, concerning in one case the retention of lawfully intercepted materials for a longer period than allowed by law, and in the second - the inappropriate performance of the procedure for selecting materials for viewing. The first two complainants did not appeal to the Tribunal for investigative powers.
QUESTIONS OF RIGHT
Regarding compliance with Article 35 of the Convention (exhaustion of domestic remedies). The Investigation Tribunal was a special court whose jurisdiction exclusively concerned complaints of unlawful interference in the negotiations of persons as a result of actions approved by the Law on the regulation of investigative powers. The Investigation Tribunal dealt with issues related to both general compliance with the information interception regime and possible violation of the rights of individual applicants. The persons involved in issuing and executing a warrant for intercepting information were required to hand over to the Tribunal on the issues of investigative powers all the documents requested by them, including materials relating to internal data processing procedures that could not be published for reasons of national security, regardless of whether whether these documents defend the position or contradict it. The investigative powers tribunal could, at its own discretion, hold oral public hearings, if this was possible, and in a closed court session, it could instruct a lawyer from this tribunal to make statements from plaintiffs whose interests could not be represented. After reviewing a complaint, the Investigation Tribunal could award compensation and issue any other ruling, including cancellation or cancellation of an interception warrant and a requirement to destroy any records. In reviewing the complaint filed by the applicants to the third joint complaint, the Investigation Tribunal used all of these powers in the interests of the complainants.
Considering both the way in which the Investigation Tribunal exercised its functions over the past 15 years, and the actual impact that decisions of this court have had on United Kingdom law and case law expressed in Kennedy v. United Kingdom (Kennedy v. United Kingdom) of May 18, 2010, complaint no. 26839/05 concerns about the effectiveness of the Tribunal’s investigative powers as a remedy in relation to complaints about the observance of the general secret regime observations were no longer justified.
The European Court noted that when the Investigation Tribunal found the covert surveillance regime not in compliance with the Convention, the UK authorities ensured that any deficiencies would be reviewed and corrected. In this regard, although the evidence submitted by the UK authorities could not yet demonstrate the existence of an “imperative obligation” requiring the authorities to correct any violation found by the Investigation Tribunal, the Court nevertheless agrees that the practice of certain legal consequences of the decisions of the tribunal regarding the presence in the legislation of the United Kingdom of inconsistencies of the Convention was sufficiently clear to confidently consider Which remedy is effective.
However, the Court agrees that when the claimants for the first two complaints filed their complaints, they could not be blamed for not referring to the Kennedy v. United Kingdom case mentioned above as a reason for assuming that the Tribunal on investigative powers was not an effective remedy for a complaint concerning the general application of the Convention to a covert surveillance regime. In view of the foregoing, the European Court ruled that there were special circumstances that excused these applicants from having to first submit their complaints to the Tribunal on investigative powers.
Regarding compliance with Article 8 of the Convention. (a) Clause 4 of Article 8 of the Law on the Regulation of Investigative Powers (Regime). (i) General principles concerning covert surveillance measures, including interception of negotiations. In its case-law on the interception of negotiations in a criminal case, the European Court of Justice has developed six minimum requirements that should be reflected in legislation in order to avoid abuse of authority:
- an indication of the nature of the offense, which may cause the issuance of a warrant for interception of data;
- determination of the category of persons whose negotiations may be intercepted;
- setting limits on the duration of the period of interception of data;
- determination of the procedure for research, use and storage of the obtained data;
- precautions when transferring data to third parties;
- determining the circumstances in which the intercepted data can and should be erased or destroyed.
In the judgment of the Grand Chamber of the European Court of Justice in the case of Roman Zakharov v. Russia (Roman Zakharov v. Russia) (of December 4, 2015, complaint No. 47143/06), the European Court confirmed that these six requirements are also applicable in cases where interception of data is carried out in the interests of national security. However, when determining whether the applicable legislation contradicted Article 8 of the Convention, the European Court should also take into account the measures for overseeing the implementation of the covert surveillance procedure, any notification mechanism and remedies provided for by the relevant state legislation.
The review and supervision of the implementation of the covert surveillance procedure can be applied in three cases: when the observation is established for the first time, during the observation and at the conclusion of the observation. As regards the first two cases, the very nature and logic of covert observation require that not only supervision, but also revision should be carried out without the knowledge of the person being monitored. Therefore, since the said person had no opportunity to use an effective remedy on his own initiative or to directly participate in the review procedure, it was important that the established procedures themselves would contain appropriate and appropriate guarantees to protect the rights of this person. In areas where it is so easy to abuse powers in individual cases and where such abuse could have serious consequences for a democratic society as a whole, it was generally advisable to entrust the supervision to the judge, since judicial control implies the best guarantees of independence, impartiality and due process.
With regard to the third stage, after the cessation of observation, the issue of subsequent notification of observation was inextricably linked to the effectiveness of judicial remedies and, consequently, to the existence of effective safeguards against the abuse of monitoring powers. In fact, there was little opportunity for interested individuals to apply to the courts if these persons were not informed about the measures taken without notifying them, and thus they could appeal against the legality of observing them retrospectively or as an alternative, if any person suspecting that he or she is being covertly observed, could have applied to a court whose jurisdiction did not depend on notifying the object of observation about the measures taken.
(ii) Rule to be applied. The European Court rejected the applicants ’argument that the six minimum requirements should be“ improved ”by adding the requirement of having objective evidence of reasonable suspicion regarding the persons being collected about prior independent judicial authorization to issue a warrant for interception of data and the subsequent notification of the object observations about the measures taken.
It was obvious that indiscriminate interception of data was an important way to achieve legitimate goals, especially considering the current level of danger from both terrorist organizations and serious crimes. Indiscriminate interception, by definition, has no purpose, and establishing the requirement of having “reasonable suspicion” will make the operation of this scheme impossible. Similarly, the requirement of "follow-up notification" assumed the presence of clearly defined objects of observation, which simply did not exist in the non-selective interception of data. Although the European Court considered the requirement for obtaining a judicial authorization to be a substantial guarantee and, perhaps, even “best practice”, this permission in itself was neither necessary nor sufficient to ensure compliance with the requirements of Article 8 of the Convention. Rather, it was necessary to take into account the actual functioning of the data interception system, including the system of checks and balances in the exercise of authority, as well as the presence or absence of any manifestations of actual abuse of authority.
Therefore, the Court will consider an excuse for any intervention with reference to the six minimum requirements, adapting them, where necessary, to the application of a regime for the non-selective interception of information. The Court will also take into account the additional relevant factors that it identified in the above-mentioned Roman Zakharov v. Russia case.
(iii) Limits to the use of covert surveillance measures. Referring to the first two minimum requirements, the European Court considered that the relevant legal situation was quite clear, provided citizens with a fairly precise definition of the circumstances and conditions under which a warrant could be issued on the basis of paragraph 4 of Article 8 of the Law on the regulation of investigative powers. Nothing suggested that the Minister (Secretary of State) authorized the warrant without proper consideration of the case. The authorization (sanction) procedure was subject to independent review, and the Investigation Tribunal had extensive jurisdiction to consider any complaint of unlawful interception of information. The European Court agreed that the provisions on the duration and renewal of interception orders, the provisions for storing, evaluating, researching and using the intercepted data, the provisions on the procedure for transmitting the intercepted data to other interested parties and the provisions on the destruction of intercepted material were quite clear to provide proper safeguards against abuse of authority.
With regard to the selection of negotiations for analysis, when they were intercepted and filtered, those that were not excluded from the real-time study were subjected to further verification: first, computer-based simple filters (such as email addresses or telephone numbers) and initial search criteria, and subsequently through the use of integrated search engines. Filters and search criteria do not have to be published, there is also no need to list them in the requested data interception order. However, the search criteria and filters used to process the intercepted information should be independently verified, this guarantee does not appear to have been provided for in paragraph 4 of article 8 of the Law on the regulation of investigative powers. In practice, the only independent verification of the process of filtering and selecting intercepted information was a post factum check by the Commissioner for Intercepting Negotiations and, if submitted a corresponding petition, a check by the Tribunal for Investigative Powers. When indiscriminately intercepting data, when the decision to intercept information was not essentially limited to the conditions of the order, the guarantees applicable to filtering and selecting information for research should have been more carefully worked out.
The European Court considered that the intelligence services of the United Kingdom took their convention obligations seriously and did not abuse their authority under paragraph 4 of Article 8 of the Law on the regulation of investigative powers. However, the study of these powers revealed two points of doubt: first, the lack of a general understanding of the entire information selection process, including the selection of interception objects, the establishment of selection criteria and search criteria for filtering the intercepted data and the selection of materials for the work of analysts, and, secondly, the absence of any real guarantees applicable to the selection of communication data for the study. In view of these shortcomings, the European Court concluded that the regime established by paragraph 4 of Article 8 of the Law on the regulation of investigative powers did not meet the requirement of “quality of law” and could not ensure that “interference” would be “necessary in a democratic society”.
RESOLUTION
The case was a violation of the requirements of Article 8 of the Convention regarding the provisions of the relevant legislation of the United Kingdom (adopted by five votes in favor, with two - "against").
(b) Mode of information exchange between intelligence services. In this case, the European Court for the first time was required to assess for compliance with the Convention the mode of information exchange between intelligence services. In the present case, the intervention was not due to the fact of the interception of the negotiations, but to the interception of data by the intelligence services by the authorities of the respondent state, their subsequent storage, analysis and use. In order to avoid abuse of authority, the conditions under which the intercepted material could be requested from the intelligence services of foreign states should be established in the legislation of the respective state. Although the circumstances under which such a request could have been made might not coincide with the circumstances under which the state itself could intercept information, they nevertheless should have been described clearly enough to prevent States from using this the authority not to comply with the provisions of its legislation or its convention obligations.
The European Court is convinced that the legislation of the United Kingdom contained provisions on the procedure for requesting intelligence information from the intelligence services of other states and that these provisions were sufficiently accessible and pursued several legitimate aims. In addition, the European Court considered that the relevant legislation and legislation of the United Kingdom explained with sufficient clarity the procedure for submitting a request either to intercept information or to transfer the received information to foreign intelligence services. There was no evidence of any serious violations in the application and implementation of this procedure.
RESOLUTION
The case did not violate the requirements of Article 8 of the Convention in relation to the mode of information exchange between intelligence services (taken by five votes "for" with two - "against").
(c) The measures provided for in Chapter II of the Law on the regulation of investigative powers. The measures provided for in Chapter II of the Law on the Regulation of Investigative Powers allowed certain public authorities to receive forwarding data from communication service providers (CSPs). United Kingdom law, as interpreted by the United Kingdom authorities in the light of the judgments of the European Union Court of Justice (European Court of Justice) (CJEU), required that any regime that allowed authorities to access data held by communications service providers would limit such access to the aim of combating "serious crimes" and that such access should be carried out only by prior permission of the court or an independent administrative authority. Since the regime provided for in Chapter II of the Law on the Regulation of Investigative Powers allowed access to intercepted data to combat crime (rather than “serious crimes”), unless the interception was requested to identify journalistic sources of information, the regime did not provide prior permission court or an independent administrative authority, it could not be considered as complying with the law within the meaning of Article 8 of the Convention.
RESOLUTION
The case was violated in accordance with the requirements of Article 8 of the Convention in relation to the measures provided for by Chapter II of the Law on the regulation of investigative powers (taken by six votes in favor, with one - against).
Regarding compliance with Article 10 of the Convention. The claimants for the second complaint, the journalist and the news-gathering organization, appealed against the interference with confidential journalistic data, due to the application of both paragraph 4 of Article 8 and Chapter II of the Law on the regulation of investigative powers.
(a) The measures provided for in paragraph 4 of Article 8 of the Law on the regulation of investigative powers. The surveillance measures applied in accordance with paragraph 4 of Article 8 of the Law on the Regulation of Investigative Powers were not aimed at controlling journalists or disclosing journalistic sources of information. Usually, the authorities will find out that the intercepted information belongs to journalistic data, already while studying the information received. Interception of such information in itself cannot be characterized as a particularly serious interference with freedom of expression. However, the intervention is considered more serious if the information has been selected for the study, and will be justified “only if there is a prevailing public interest” in conjunction with sufficient guarantees regarding both the circumstances in which the information could be specially selected for the study, and to protect confidentiality if the information is selected specifically or otherwise for the study.
Of particular concern was the fact that there were no requirements, either restricting the powers of the intelligence services to search for confidential journalistic or other material (for example, using the journalist’s e-mail address as a marker), or obliging analysts to consider when selecting information for research whether the materials mentioned could have been affected or not. Consequently, apparently, analysts could search and investigate without limitation both the essence of the intercepted information and the data associated with it.
In view of the potential deterrent effect that any alleged interference with the confidentiality of journalists ’talks and, in particular, communication with sources of information, can have freedom of the press, in the absence of any published provisions that would restrict the ability of intelligence services to search and investigate such material, in cases caused by the “prevailing public interest requirement”, the Court considers that there has been a violation of Article 10 of the Convention.
(b) The measures provided for in Chapter II of the Law on the regulation of investigative powers. Considering the applicants' complaint of violation of Article 8 of the Convention, the European Court concluded that the regime provided for in Chapter II of the Law on the regulation of investigative powers provided enhanced protection when interception of data was carried out in order to establish the source of journalistic information. Nevertheless, these provisions were applied only if the purpose of the relevant petition was to determine the source, therefore they were not applied in each case when the interception of the journalist’s negotiations was requested or when such indirect interference was likely. In addition, in cases involving access to the negotiations of journalists, there were no special provisions that would restrict access to the purpose of combating "serious crimes". Therefore, the Court concludes that the regime in question could not be considered “lawful” in order to complain about a violation of Article 10 of the Convention.
RESOLUTION
The case was violated in accordance with the requirements of Article 10 of the Convention in relation to the measures provided for by paragraph 4 of Article 8 of the Law on the Regulation of Investigative Powers (adopted by six votes “for” with one - “against”).
The European Court dismissed as manifestly unfounded complaints of violation of Articles 6 and 14 of the Convention, considered in conjunction with Articles 8 and 10 of the Convention.
COMPENSATION
In application of Article 41 of the Convention. The applicants did not submit any claims for just satisfaction.
Source of publication: https://espchhelp.ru/blog/2604-big-brother-watch-and-others-non-profit-organization-vs-united-kingdom .
Постановление ЕСПЧ от 11 сентября 2018 года по делу "Касат (Kasat) против Турции" (жалоба N 61541/09).
В 2009 году заявителю была оказана помощь в подготовке жалобы. Впоследствии жалоба была коммуницирована Турции.
По делу обжалуется жалоба заявителя на признание его пригодным к воинской службе, прохождение которой привело к инвалидности заявителя. По делу не допущено нарушения требований статьи 8 Конвенции о защите прав человека и основных свобод. По делу допущено нарушение требований пункта 1 статьи 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод в связи с непредоставлением надлежащих гарантий независимости суда.
ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА
Заявитель был признан пригодным к прохождению воинской службы в подразделении горных десантников. Во время прохождения службы в армии у него были выявлены сколиоз и люмбалгия. После нескольких госпитализаций и операции заявителю был предоставлен отпуск по болезни, он был освобожден от военной службы и утратил трудоспособность на 55%.
Заявитель считал, что ответственность за осложнения, от которых он страдал, несет военное командование, утверждая, что он не был пригоден к военной службе в качестве десантника, а выполнение им воинских обязанностей сделало его инвалидом. В исках заявителя к государству о возмещении вреда было отказано.
ВОПРОСЫ ПРАВА
По поводу соблюдения статьи 8 Конвенции. Военное командование было обязано удостовериться в том, что призывник с медицинской точки зрения был способен выдерживать условия, характерные для службы в подразделении десантников и для места прохождения им его военной службы.
В связи с этим прежде, чем приступить к военной подготовке, заявитель прошел обычную процедуру медицинского освидетельствования для определения пригодности к военной службе по состоянию здоровья и был признан годным к прохождению военной службы. Кроме того, на момент своей мобилизации заявитель не уведомил власти о каких-либо проблемах со здоровьем.
Согласно заключениям экспертиз, приобщенным к материалам дела, осуществленное при призыве в армию первоначальное медицинское освидетельствование могло оказаться недостаточным, чтобы прийти к выводу о том, что заявитель страдал сколиозом, с учетом, в частности, отсутствия заявления от заинтересованного лица и ясных симптомов, а также расположения пораженного участка позвоночника.
После назначения в подразделение десантников заявитель прошел медицинское обследование, включавшее, в частности, рентгенографию грудной клетки, но не включавшее рентгенографию поясничной области. По результатам этого обследования заявитель был признан пригодным и приступил к подготовке к службе в качестве десантника.
Однако согласно нормативным актам наличие сколиоза делало призывника непригодным к военной службе. Тем не менее в отсутствие явных признаков заболевания, вызывающего утрату трудоспособности, было бы чрезмерным требовать от государства проведения более тщательного обследования, чем то, которое предусмотрено Уставом Вооруженных сил относительно физической пригодности к военной службе. Кроме того, также было бы чрезмерно требовать от военного руководства проведения исследований специального медицинского сканирования, в частности, рентгенографии поясничной области, для каждого кандидата в десантники на основании того, что у него, возможно, имеется скрытая патология.
В то же время военное командование нельзя упрекнуть в отсутствии доброй воли: оно отреагировало надлежащим образом и достаточно оперативно, как только у заявителя были выявлены проблемы со спиной. Заявитель был госпитализирован, и за счет государства ему было предоставлено хирургическое лечение. Как только врачи решили, что заявитель более не может продолжать проходить военную службу, он был от нее освобожден. Наконец, в ходе проведенных медицинских экспертиз не было установлено какой-либо причинно-следственной связи между воинской службой, наличием и прогрессированием заболевания, от которого страдал заявитель.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
По делу не было допущено нарушения требований статьи 8 Конвенции (принято единогласно).
Также Европейский Суд единогласно установил нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции на основании того, что суд, состоявший из кадровых офицеров, заседающих в составе Высшего военного административного суда Турции, не предоставлял надлежащих гарантий независимости.
КОМПЕНСАЦИЯ
В порядке применения статьи 41 Конвенции. Европейский Суд присудил заявителю 1 500 евро в качестве компенсации морального вреда, требование о компенсации материального ущерба было отклонено.
Источник публикации: https://espchhelp.ru/blog/2603-kasat-protiv-turtsii .
AİHM'nin 11 Eylül 2018 tarihli kararı ile "Türkiye'ye karşı Kasat (Kasat)" davası (Şikayet No 61541/09).
2009 yılında şikayetçiye şikayet hazırlanmasında yardımcı olmuştur. Daha sonra, şikayet Türkiye'ye iletildi.
Bu durumda, başvuranın, başvurucunun engelliliğine yol açan, askerlik hizmetine uygunluğunun tanınmasına ilişkin şikayetine itiraz edilmektedir. Dava, İnsan Haklarının ve Temel Özgürlüklerin Korunması Sözleşmesinin 8. Maddesinin gereklerini ihlal etmemiştir. Dava, mahkemenin bağımsızlığına ilişkin yeterli güvence teminatı sağlanamamasıyla ilgili olarak İnsan Haklarının ve Temel Özgürlüklerin Korunması Sözleşmesinin 6. maddesinin 1. fıkrasındaki şartları ihlal etmiştir.
DAVANIN KOŞULLARI
Başvuranın, bir dağ paraşütçüsü ünitesinde askerlik için uygun olduğu tespit edilmiştir. Askerlik döneminde, skolyoz ve lumbodini vardı. Çeşitli hastaneye yatış ve operasyonlardan sonra, başvurana hastalık izni verildi, askerlikten serbest bırakıldı ve çalışma kabiliyetini% 55 kaybetti.
Başvuran, yaşadığı komplikasyonlara ilişkin sorumluluğun askeri bir komutan tarafından karşılandığını, bir paraşütçü olarak askerlik hizmetine uygun olmadığını savunarak ve askeri görevlerinin onu engelli yaptığını düşünmüştür. Başvuranın devlete karşı tazminat talepleri reddedilmiştir.
DOĞRU SORULARI
Sözleşmenin 8. maddesiyle ilgili olarak. Asker, askerin tıbbi olarak paraşütçüler ünitesinde ve askerlik hizmetindeki yerindeki hizmet şartlarına dayanabilmesini sağlamak için zorunluydu.
Bu bağlamda, askeri eğitime başlamadan önce, başvuran, sağlık nedenleriyle askerlik hizmetine uygun olup olmadığını belirlemek için rutin bir tıbbi muayene prosedüründen geçirilmiş ve askerlik hizmetine uygun bulunmuştur. Ayrıca, seferberliği sırasında, başvuru sahibi herhangi bir sağlık problemi hakkında yetkilileri bilgilendirmedi.
Dava dosyasında yer alan incelemelerin bulgularına göre, ordunun işe alımı sırasında yapılan ilk tıbbi muayene, başvuru sahibinin, özellikle ilgili kişiden gelen bir ifadenin eksikliğini ve açık semptomları dikkate alarak, skolyoz yaşadığı sonucuna varmaya yetmeyebilir. omurganın etkilenen bölgesinin yeri.
Paraşütçü birime atandıktan sonra, başvuran, özellikle bir göğüs röntgeni içeren, ancak lomber bölgenin röntgeni içermeyen bir tıbbi muayeneye tabi tutulmuştur. Bu araştırmanın sonuçlarına dayanarak, başvuru sahibi uygun görülmüştür ve bir paraşütçü olarak hizmete hazırlanmaya başlamıştır.
Ancak, düzenlemelere göre, skolyoz varlığı askere alınmaya uygun hale getirmedi. Bununla birlikte, bariz bir şekilde sakat bırakan hastalık belirtilerinin olmaması durumunda, devletin, askerlik için fiziksel uygunluk konusunda Silahlı Kuvvetler Şartı'nın öngördüğünden daha kapsamlı bir inceleme yapmasını zorunlu kılmak aşırı olacaktır. Ek olarak, askeri liderliğin, her paraşütçü adayı için gizli bir patolojiye sahip olabileceği temelinde, özel bir tıbbi tarama, özellikle lomber bölge radyografisi üzerine araştırma yapmasını zorunlu kılmak da aşırı olacaktır.
Aynı zamanda, askeri komutan iyi niyet eksikliği yüzünden de suçlanamaz: Başvuranın sorunları çözülür çözmez uygun ve adil bir şekilde hızlı bir şekilde yanıt verdi. Başvuran hastaneye kaldırılmış ve devlet pahasına cerrahi tedavi uygulanmıştır. Doktorlar, başvuranın artık askerlik hizmetine devam edemeyeceğine karar verdiğinde, serbest bırakıldı. Son olarak, yapılan tıbbi muayeneler sırasında, askerlik hizmeti ile başvuranın yaşadığı hastalığın varlığı ve ilerlemesi arasında nedensel bir bağlantı kurulmamıştır.
KARAR
Dava, Sözleşme'nin 8. maddesinin gereklerini ihlal etmedi (oybirliğiyle kabul edildi).
Avrupa Mahkemesi aynı zamanda, Anayasa'nın 6/1 maddesinin ihlal edildiğine, Türkiye Yüksek Askeri İdare Mahkemesi'nin bir parçası olarak görev yapan düzenli memurlardan oluşan mahkemenin, yeterli bağımsızlık garantisi vermediği gerekçesiyle oybirliğiyle bulundu.
TAZMİNAT
Sözleşmenin 41. Maddesinin uygulanmasında. Mahkeme, başvurana manevi tazminat olarak 1,500 avro (EUR) verilmiş, maddi tazminat talebi reddedilmiştir.
Yayının kaynağı: https://espchhelp.ru/blog/2602-turkiyeye-kars-kasat .
ECHR ruling of September 11, 2018 in the case of "Kasat (Kasat) against Turkey" (application N 61541/09).
In 2009, the complainant was assisted in preparing a application. Subsequently, the application was communicated to Turkey.
In the case, the applicant's application about recognition of his suitability for military service, the passage of which led to the applicant's disability, is being appealed. The case did not violate the requirements of Article 8 of the Convention for the Protection of Human Rights and Fundamental Freedoms. The case has violated the requirements of paragraph 1 of Article 6 of the Convention for the Protection of Human Rights and Fundamental Freedoms in connection with the failure to provide adequate guarantees of the independence of the court.
THE CIRCUMSTANCES OF THE CASE
The applicant was found fit for military service in a mountain paratroop unit. During his military service, he had scoliosis and lumbodynia. After several hospitalizations and operations, the applicant was granted sick leave, he was released from military service and lost his ability to work by 55%.
The applicant considered that responsibility for the complications from which he suffered was borne by the military commanders, arguing that he was not fit for military service as a paratrooper, and his military duties made him disabled. The applicant's claims against the state for damages were denied.
QUESTIONS OF RIGHT
Regarding compliance with Article 8 of the Convention. The military command was obliged to ensure that the recruit was medically able to withstand the conditions characteristic of the service in the paratroopers' unit and the place of his military service.
In this regard, before embarking on military training, the applicant underwent a routine medical examination procedure to determine suitability for military service for health reasons and was found fit for military service. In addition, at the time of his mobilization, the applicant did not notify the authorities about any health problems.
According to the findings of the examinations included in the case file, the initial medical examination which was carried out during the recruitment into the army might not be enough to conclude that the applicant suffered scoliosis, taking into account, in particular, the lack of a statement from the person concerned and clear symptoms, as well as the location of the affected area of the spine.
After being assigned to the paratrooper unit, the applicant underwent a medical examination, which included, in particular, a chest X-ray, but did not include a X-ray of the lumbar region. Based on the results of this survey, the applicant was deemed fit and began to prepare for service as a paratrooper.
However, according to the regulations, the presence of scoliosis made the recruit unfit for military service. Nevertheless, in the absence of obvious signs of disabling disease, it would be excessive to require the state to conduct a more thorough examination than that provided for by the Charter of the Armed Forces regarding physical fitness for military service. In addition, it would also be excessive to require the military leadership to conduct research on a special medical scan, in particular, radiography of the lumbar region, for each paratrooper candidate on the basis that he may have a hidden pathology.
At the same time, the military command cannot be blamed for lack of goodwill: it responded appropriately and fairly quickly, as soon as the applicant had back problems. The applicant was hospitalized and was provided with surgical treatment at the expense of the state. As soon as the doctors decided that the applicant could no longer continue to undergo military service, he was released from her. Finally, during the medical examinations conducted, no causal link was established between the military service, the presence and progression of the disease from which the applicant suffered.
RESOLUTION
The case did not violate the requirements of Article 8 of the Convention (adopted unanimously).
The European Court also unanimously found a violation of Article 6 § 1 of the Convention on the grounds that the court, consisting of regular officers sitting as part of the Supreme Military Administrative Court of Turkey, did not provide adequate guarantees of independence.
COMPENSATION
In application of Article 41 of the Convention. The Court awarded the applicant 1,500 euros (EUR) in respect of non-pecuniary damage, the claim for pecuniary damage was rejected.
Source of publication: https://espchhelp.ru/blog/2601-kasat-vs-turkey .