Новости от 23 июля 2019 года из блога, посвященного практике в Европейском суде по правам человека ЕСПЧ
Постановление ЕСПЧ от 13 декабря 2018 года по делу "Мурсалиев и другие (Mursaliyev and Others) против Азербайджана" (жалоба N 66650/13 и другие жалобы).
В 2013 и 2016 году заявителям была оказана помощь в подготовке жалоб. Впоследствии жалобы были объединены и коммуницированы Азербайджану.
По делу успешно рассмотрены жалобы на запрет на выезд из страны свидетелям по уголовному делу без наличия для этого каких-либо правовых оснований. По делу допущено нарушение требований пункта 2 статьи 2 Протокола N 4 к Конвенции о защите прав человека и основных свобод.
ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА
В различные даты в период между 2012 и 2016 годами следственные органы вводили запреты на выезд заявителей, являвшихся свидетелями в продолжавшемся уголовном расследовании, не разрешая им покинуть страну. Заявители оспаривали запреты на выезд, подавая жалобы в административные суды или обращаясь в обычные суды для пересмотра. Суды Азербайджана отказались рассматривать жалобы заявителей, за исключением одной из жалоб, которая была отклонена по существу, указав, что они не обладают полномочиями проверять законность запретов на выезд, наложенных следственными органами.
ВОПРОСЫ ПРАВА
По поводу соблюдения пункта 2 статьи 2 Протокола N 4 к Конвенции. Власти Азербайджана не ссылались на какое-либо положение законодательства, которое послужило бы правовой основой для введения запретов на выезд лиц, которые являлись свидетелями в уголовном судопроизводстве. Кроме того, положения Миграционного кодекса, которые регулировали право граждан Азербайджана на выезд из страны, содержали исчерпывающий перечень обстоятельств, при которых это право может быть временно ограничено, и ни одно из этих обстоятельств не соответствовало ситуации заявителей. Более того, статья 1 Закона о паспортах, действовавшего в период рассматриваемых событий, предусматривала временное ограничение права покидать страну, но только в том случае, если соответствующее лицо являлось подозреваемым или обвиняемым в возбужденном уголовном деле, осужденным или подвергнутым принудительному лечению.
Следственные органы наложили запрет на выезд заявителей в отсутствие какого-либо судебного решения. Кроме того, суды Азербайджана при рассмотрении оспариваемых мер не указали правовую основу для введения запретов на выезд, а просто ограничились отказом рассматривать их по существу. В единственном деле соответствующий суд установил, что ограничение права заявителя на выезд из страны было обоснованным, не ссылаясь на какие-либо положения законодательства Азербайджана.
Учитывая вышеизложенное, вмешательство в право заявителей на выезд из страны не было осуществлено "в соответствии с законом".
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
По делу было допущено нарушение требований пункта 2 статьи 2 Протокола N 4 к Конвенции (принято единогласно).
КОМПЕНСАЦИЯ
В порядке применения статьи 41 Конвенции. Европейский Суд присудил каждому заявителю по 5 000 евро в качестве компенсации морального вреда.
Источник публикации: https://espchhelp.ru/blog/2671-mursaliyev-i-drugiye-protiv-azerbaydzhana .
AİHM-nin 13 dekabr 2018-ci il tarixli qərarı ilə Mürsəliyev və digərləri Azərbaycana qarşı (Şikayət №66650/13 və digər şikayətlər).
2013 və 2016-cı illərdə şikayətçiyə şikayətlərin hazırlanmasına kömək edilmişdir. Sonradan şikayətlər birləşdi və Azərbaycana çatdırıldı.
Təqsirat, cinayət işi üzrə şahidlərə ölkəni tərk etmək qadağası ilə bağlı şikayətlər uğurla qəbul olunub. Bu iş, İnsan Hüquqları və Əsas Azadlıqların Müdafiəsi Konvensiyasının 4 saylı Protokolunun 2-ci maddəsinin 2-ci bəndinin tələblərini pozmuşdur.
Cəzanın şərtləri
2012-ci ildən 2016-cı ilə qədər müxtəlif tarixlərdə istintaq orqanları davam edən cinayət tədqiqatında şahid olan və ölkəni tərk etməyə icazə verməyən ərizəçilərə səyahət məhdudlaşdırdılar. Ərizəçilər inzibati məhkəmələrə şikayət verərək və ya baxılması üçün müntəzəm məhkəmələrə müraciət edərək çıxış məhdudiyyətlərinə etiraz etdi. Azərbaycan məhkəmələri istintaq orqanlarının tətbiq etdiyi çıxış məhdudiyyətlərinin qanuniliyini yoxlamaq səlahiyyətinə malik olmadığını göstərərək, mahiyyəti üzrə rədd edilən şikayətlərdən birinin istisna olmaqla, ərizəçilərin şikayətlərini nəzərdən qaçırmadı.
RIGHT Sualları
Konvensiyanın 4 saylı Protokolunun 2-ci maddəsinin 2-ci bəndinə uyğun olaraq. Azərbaycan hakimiyyəti cinayət prosesində şahid olan şəxslərə səyahət qadağalarının tətbiq edilməsi üçün qanuni əsas ola biləcək qanunvericiliyin heç bir müddəasını verməmişdir. Bundan əlavə, Azərbaycan vətəndaşlarının ölkədən çıxma hüququnu tənzimləyən Miqrasiya Məcəlləsinin müddəaları bu hüququn müvəqqəti olaraq məhdudlaşdırıla biləcəyi şəraitlərin tam siyahısı idi və bu şərtlərdən heç biri ərizəçilərin vəziyyətinə uyğun gəlmirdi. Bununla yanaşı, sözügedən hadisələr zamanı qüvvədə olan Pasport aktının 1-ci maddəsi ölkəni tərk etmək hüququna müvəqqəti məhdudiyyət qoyduqda, lakin yalnız müvafiq şəxs cinayət işi üzrə şübhəli və ya təqsirləndirilən, məhkum edilmiş və ya zəruri tibbi müalicəyə məruz qalmışdır.
İstintaq orqanları hər hansı bir məhkəmə qərarı olmadıqda ərizəçilərin gedişinə qadağa qoydu. Bununla yanaşı, mübahisəli tədbirləri nəzərdən keçirərkən, Azərbaycan məhkəmələri çıxış qadağalarının tətbiq edilməsi üçün qanuni əsas göstərməyiblər, sadəcə özlərini dəyərləri nəzərə almadan imtina etməklə məhdudlaşdılar. Bir halda, müvafiq məhkəmə ərizəçinin ölkədən çıxma hüququnun məhdudlaşdırılması Azərbaycan qanunvericiliyinin hər hansı bir müddəasına istinad etmədən haqlı olduğunu müəyyən etdi.
Yuxarıda qeyd olunanları nəzərə alaraq, ərizəçilərin ölkədən çıxma hüququna müdaxiləsi "qanuna uyğun olaraq" həyata keçirilmədi.
RESOLUTION
İş Konvensiyanın 4 saylı Protokolunun 2-ci maddəsinin 2-ci bəndinin tələblərini pozdu (yekdilliklə qəbul edildi).
ÖDƏNİŞ
Konvensiyanın 41-ci maddəsinin tətbiq edilməsində. Məhkəmə ərizəçiyə mənəvi zərərə görə 5.000 avro verdilər.
Nəşrin mənbəyi: https://espchhelp.ru/blog/2670-murseliyev-ve-digerleri-azerbaycana-qarsi .
Decision of the ECHR of December 13, 2018 in the case of Mursaliyev and Others v. Azerbaijan (application No. 66650/13 and other applications).
In 2013 and 2016, complainants were assisted in preparing applications. Subsequently, the applications were merged and communicated to Azerbaijan.
The case was successfully considered applications about the ban on leaving the country to witnesses in a criminal case without any legal basis for this. The case has violated the requirements of paragraph 2 of Article 2 of Protocol No. 4 to the Convention for the Protection of Human Rights and Fundamental Freedoms.
THE CIRCUMSTANCES OF THE CASE
On various dates between 2012 and 2016, the investigating authorities imposed travel bans on applicants who were witnesses in the ongoing criminal investigation, not allowing them to leave the country. The applicants challenged exit bans by filing complaints with administrative courts or appealing to regular courts for review. The courts of Azerbaijan refused to consider the complaints of the applicants, with the exception of one of the complaints, which was rejected on the merits, indicating that they do not have the authority to verify the legality of exit bans imposed by the investigating authorities.
QUESTIONS OF RIGHT
Regarding compliance with paragraph 2 of Article 2 of Protocol No. 4 to the Convention. The Azerbaijani authorities did not refer to any provision of legislation that would serve as the legal basis for imposing travel bans on persons who were witnesses in criminal proceedings. In addition, the provisions of the Migration Code, which regulated the right of Azerbaijani citizens to leave the country, contained an exhaustive list of circumstances in which this right could be temporarily restricted, and none of these circumstances corresponded to the situation of the applicants. Moreover, Article 1 of the Passport Act, which was in force during the events in question, provided for a temporary restriction on the right to leave the country, but only if the person concerned was suspect or accused in a criminal case, convicted or subjected to compulsory medical treatment.
The investigating authorities imposed a ban on the departure of the applicants in the absence of any judicial decision. In addition, when considering the contested measures, the courts of Azerbaijan did not indicate the legal basis for imposing exit bans, but merely limited themselves to refusing to consider them on the merits. In a single case, the relevant court established that the restriction of the applicant’s right to leave the country was justified, without referring to any provisions of the legislation of Azerbaijan.
Considering the above, interference with the applicants' right to leave the country was not carried out “in accordance with the law”.
RESOLUTION
The case was a violation of the requirements of paragraph 2 of Article 2 of Protocol No. 4 to the Convention (adopted unanimously).
COMPENSATION
In application of Article 41 of the Convention. The Court awarded each applicant EUR 5,000 in respect of non-pecuniary damage.
Source of publication: https://espchhelp.ru/blog/2669-mursaliyev-and-others-v-azerbaijan .
Постановление ЕСПЧ от 11 декабря 2018 года по делу "Родионов (Rodionov) против Российской Федерации" (жалоба N 9106/09).
В 2009 году заявителю была оказана помощь в подготовке жалобы. Впоследствии жалоба была коммуницирована Российской Федерации.
По делу успешно рассмотрена жалоба на неуведомление о праве на защиту с момента фактического задержания до момента составления протокола задержания, оказавшее воздействие на справедливость судебного разбирательства в целом. По делу было допущено нарушение требований пункта 1 и подпункта "c" пункта 3 статьи 6, статьи 10 Конвенции о защите прав человека и основных свобод.
ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА
Телефон заявителя, подозревавшегося в незаконном обороте наркотических средств в составе организованной группы, был поставлен на прослушивание. 15 августа 2006 г., в 20.10, заявитель, находившийся в своем автомобиле, был задержан сотрудниками Федеральной службы Российской Федерации по контролю за оборотом наркотиков (далее - ФСКН). На заявителя немедленно надели наручники, и он был опрошен. Досмотр автомобиля заявителя был завершен в 21.50, и заявитель подписал протокол досмотра. В 23.30 заявитель был доставлен в помещение ФСКН. 16 августа 2006 г., с 04.00 до 05.00, заявитель был опрошен. В 14.45 заявителю был предъявлен протокол его задержания. Затем заявителю было предъявлено обвинение, и в отношении него была избрана мера пресечения в виде заключения под стражу. 13 октября 2008 г. заявитель был приговорен к 12 годам лишения свободы.
Заявитель жаловался в Европейский Суд, помимо прочего, на несправедливость уголовного процесса в связи с неуведомлением о его праве пользоваться помощью защитника на начальной стадии разбирательства. Заявитель также жаловался на изъятие у него во время содержания под стражей газет и журналов, отправленных ему родственниками.
ВОПРОСЫ ПРАВА
По поводу соблюдения пункта 1 и подпункта "c" пункта 3 статьи 6 Конвенции. (i) Что касается момента начала действия статьи 6 Конвенции. Задержание заявителя, произведенное сотрудниками ФСКН 15 августа 2006 г., в 20.10, основывалось на подозрении в совершении им преступления, а именно незаконного оборота наркотических средств в составе организованной группы. Сотрудники ФСКН немедленно приступили к выполнению оперативных мероприятий с участием заявителя. Следовательно, на момент задержания заявитель уже преследовался по "уголовному обвинению" и мог рассчитывать на защиту, предоставляемую статьей 6 Конвенции. 15 августа 2006 г., в 20.10, право пользоваться помощью защитника, а также право быть уведомленным о таком праве и право хранить молчание, а также не свидетельствовать против самого себя, вытекающие из пунктов 1 и 3 статьи 6 Конвенции, должны были предоставляться заявителю немедленно.
(ii) Был ли заявитель уведомлен о праве пользоваться помощью защитника, а также о праве хранить молчание и не свидетельствовать против самого себя, и отказался ли он от этих прав. Хотя заранее отпечатанная часть протокола, составленного 15 августа 2006 г., в 21.50, по результатам досмотра автомобиля заявителя, содержала перечень прав, которые были ему разъяснены, право пользоваться помощью защитника в нем не упоминалось. Кроме того, отсутствуют какие-либо свидетельства того, что заявитель был устно уведомлен об этом праве сотрудниками ФСКН. Таким образом, в ходе задержания заявитель не был бесспорно уведомлен о своем праве пользоваться помощью защитника по смыслу подпункта "c" пункта 3 статьи 6 Конвенции. Следовательно, даже если заявитель прямо не просил предоставить ему защитника в момент своего задержания, он не может считаться молчаливо отказавшимся от своего права пользоваться помощью защитника, поскольку он своевременно не получил информацию об этом.
В заранее отпечатанной части соответствующего протокола упоминалось, что "подозреваемому" было разъяснено его право не свидетельствовать против самого себя. Однако эта ссылка не являлась достаточной для того, чтобы позволить заявителю "осознанно и обоснованно" предвидеть последствия своих действий, если бы он предпочел не хранить молчание. Кроме того, отсутствуют какие-либо свидетельства того, что заявитель получил индивидуальные разъяснения по поводу своей ситуации или в отношении своих процессуальных прав.
Только 16 августа 2006 г., в 14.45, при составлении протокола задержания заявитель был официально уведомлен о своем задержании и о подозрениях в отношении него, а также ему были разъяснены все его процессуальные права как лица, подозреваемого в совершении преступления. Таким образом, заявитель не был надлежащим образом уведомлен о своем праве пользоваться помощью защитника, хранить молчание и не свидетельствовать против самого себя в течение 18 часов 55 минут, истекших с момента его фактического задержания 15 августа 2006 г., в 20.10, и, как следствие, не мог обоснованно считаться надлежащим образом отказавшимся от этих прав. Соответственно, право заявителя пользоваться помощью защитника было ограничено.
Настоящее дело служит примером практики органов власти государства-ответчика, выявленной Европейским Судом в нескольких делах и заключающейся в затягивании оформления статуса подозреваемого в отношении задержанного лица, что лишает последнего тем самым возможности эффективно осуществлять свои права.
(iii) Существовали ли "веские основания" для ограничения доступа к помощи защитника. Поскольку власти Российской Федерации не сообщили об исключительных обстоятельствах, то, таким образом, отсутствовало какое-либо "веское основание" для оправдания ограничения доступа заявителя к помощи адвоката после его задержания. Кроме того, законодательство Российской Федерации, регулирующее доступ задержанного лица, находящегося в ситуации фактического задержания, к помощи защитника, в толковании, данном Конституционным Судом Российской Федерации, прямо не предусматривало исключений из осуществления этого права.
(iv) Была ли соблюдена справедливость процедуры в целом. Доводы властей Российской Федерации касались юридического представительства заявителя, которым он пользовался начиная с 15 часов 16 августа 2006 г., но не продемонстрировали, в какой степени отсутствие адвоката в течение 18 часов 55 минут, истекших с момента задержания заявителя, повлияло на справедливость уголовного разбирательства в целом. Это обстоятельство было бы достаточным для Европейского Суда, чтобы установить, что власти Российской Федерации не опровергли презумпцию несправедливости уголовного разбирательства в отношении заявителя. В связи с этим Европейский Суд счел необходимым сделать несколько дополнительных замечаний.
В период с 15 августа 2006 г., 20.10, до 16 августа 2006 г., 14.45, органы власти, осуществлявшие уголовное преследование, получили ряд сведений, которые впоследствии были использованы в качестве доказательств обвинения в уголовном процессе против заявителя. Показания заявителя, данные сразу после задержания, были получены при ответе на вопросы сотрудников ФСКН, подозревавших его в причастности к незаконному обороту наркотических средств. Таким образом, эти вопросы должны быть приравнены к допросу без предварительного разъяснения заявителю его процессуальных прав.
Суды Российской Федерации не рассмотрели по существу ходатайство заявителя об исключении доказательств, полученных сразу после его задержания в отсутствие защитника. Следовательно, суды государства-ответчика не исследовали допустимость доказательства, содержащего самообвиняющие показания заявителя, полученные в момент, когда его право пользоваться помощью защитника было ограничено. Суды Российской Федерации не попытались установить, отказался ли заявитель надлежащим образом от своих прав на защиту.
Осуждение заявителя за эпизод от 15 августа 2006 г., квалифицированный судами государства-ответчика как приготовление к сбыту наркотических средств в особо крупном размере, в значительной степени основывалось на протоколе досмотра автомобиля заявителя, содержащем его самообвиняющие показания, полученные с нарушением его процессуальных прав.
С учетом вышеизложенного и совокупного воздействия процессуальных недостатков, допущенных в ходе разбирательства в отношении заявителя, неуведомление заявителя о праве пользоваться помощью защитника, праве хранить молчание и не свидетельствовать против самого себя, а также ограничение его доступа к юридической помощи в период с 15 августа 2006 г., 20.10, до 16 августа 2006 г., 14.45, нанесли непоправимый ущерб справедливости разбирательства в целом.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
По делу было допущено нарушение требований пункта 1 и подпункта "c" пункта 3 статьи 6 Конвенции (принято единогласно).
По поводу соблюдения статьи 10 Конвенции. Заявитель также жаловался на изъятие у него администрацией пенитенциарного учреждения газет и журналов, отправленных ему родственниками. Европейский Суд в связи с этим решил, что данное изъятие может рассматриваться как вмешательство в осуществление заявителем права на получение информации по смыслу статьи 10 Конвенции, и он должен определить, являлось ли это вмешательство оправданным.
Отсутствуют какие-либо основания полагать, что изъятые экземпляры могли представлять опасность для здоровья и жизни других лиц, нарушить порядок в следственном изоляторе или использоваться для совершения преступлений. Кроме того, не было представлено каких-либо доказательств того, что получение заявителем печатных изданий повлекло за собой дополнительные расходы для администрации следственного изолятора. Законодательство Российской Федерации разрешало лицам, содержащимся под стражей, получать и пользоваться изданиями периодической печати при условии, что они были приобретены через администрацию места содержания под стражей. Именно из-за невыполнения этого условия в настоящем деле суды государства-ответчика подтвердили обоснованность изъятия газет и журналов, отправленных заявителю его родственниками. Однако указанное условие и его применение органами власти Российской Федерации в отношении заявителя не отвечали какой-либо настоятельной общественной необходимости, и вследствие этого оспариваемая мера не являлась "необходимой в демократическом обществе".
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
По делу было допущено нарушение требований статьи 10 Конвенции (принято единогласно).
Европейский Суд также единогласно установил нарушение статьи 3 Конвенции в связи с условиями содержания заявителя под стражей, его перевозки в суд и обратно, помещением его в металлическую клетку в ходе судебных слушаний по его уголовному делу. Он также единогласно признал нарушения статьи 13 Конвенции во взаимосвязи со статьей 3 Конвенции в связи с отсутствием эффективных внутригосударственных средств правовой защиты по жалобам на нарушение статьи 3 Конвенции, пункта 3 статьи 5 Конвенции вследствие недостаточности оснований для продления срока содержания заявителя под стражей, пункта 4 статьи 5 Конвенции из-за отсутствия безотлагательного контроля, статьи 8 Конвенции в связи с прослушиванием и записью телефонных переговоров заявителя, статьи 13 Конвенции во взаимосвязи со статьей 8 Конвенции в связи с отсутствием эффективных внутригосударственных средств правовой защиты по жалобам на нарушение статьи 8 Конвенции, а также статьи 34 Конвенции вследствие вскрытия сотрудниками пенитенциарного учреждения писем, направленных заявителю Европейским Судом.
КОМПЕНСАЦИЯ
В порядке применения статьи 41 Конвенции. Европейский Суд присудил заявителю 12 700 евро в качестве компенсации морального вреда.
Источник публикации: https://espchhelp.ru/blog/2668-rodionov-protiv-rossiyskoy-federatsii .
ECHR ruling of December 11, 2018 in the case of Rodionov v. Russia (application N 9106/09).
In 2009, the complainant was assisted in preparing an application. Subsequently, the application was communicated to the Russian Federation.
The case was successfully considered a application about the failure to notify about the right to defense from the moment of actual detention to the time of drawing up a protocol of detention, which affected the fairness of the trial as a whole. In the case of a violation of the requirements of paragraph 1 and subparagraph "c" of paragraph 3 of Article 6, Article 10 of the Convention for the Protection of Human Rights and Fundamental Freedoms.
THE CIRCUMSTANCES OF THE CASE
The applicant's phone, suspected of trafficking in narcotic drugs as part of an organized group, was put on an interception. On 15 August 2006, at 20.10, the applicant, who was in his car, was detained by officers of the Federal Drug Control Service (hereinafter - the Federal Drug Control Service). The applicant was immediately handcuffed, and he was interviewed. The inspection of the applicant's car was completed at 21.50, and the applicant signed the inspection report. At 11.30 pm the applicant was taken to the Federal Drug Control Service premises. On 16 August 2006, from 4 to 5 am, the applicant was interviewed. At 14.45 the applicant was presented with a report of his arrest. Then the applicant was charged and a preventive measure in the form of detention was chosen. On 13 October 2008 the applicant was sentenced to 12 years in prison.
The applicant complained to the European Court, among other things, about the unfairness of the criminal proceedings due to the failure to notify him of his right to use the assistance of a lawyer at the initial stage of the proceedings. The applicant also complained about the seizure of his newspapers and magazines sent to him by his relatives while in custody.
QUESTIONS OF RIGHT
Regarding compliance with paragraph 1 and subparagraph "c" of paragraph 3 of Article 6 of the Convention. (i) Regarding the commencement of Article 6 of the Convention. The detention of the applicant by the Federal Drug Control Service on August 15, 2006, at 20.10, was based on his suspicion of committing a crime, namely, illegal drug trafficking in an organized group. Employees of the Federal Drug Control Service immediately began to implement operational activities with the participation of the applicant. Consequently, at the time of his arrest the applicant was already prosecuted under a “criminal charge” and could have been entitled to the protection afforded by Article 6 of the Convention. On August 15, 2006, at 20.10, the right to use the assistance of a lawyer, as well as the right to be notified of such a right and the right to remain silent and not to testify against himself, arising from paragraphs 1 and 3 of Article 6 of the Convention, should have been granted to the applicant immediately.
(ii) Whether the applicant was notified of the right to use the help of counsel, as well as the right to remain silent and not to testify against himself, and whether he refused these rights. Although the pre-printed part of the protocol, drawn up on 15 August 2006, at 21.50, based on the results of the search of the applicant's car, contained a list of rights that were explained to him, the right to use the assistance of a lawyer was not mentioned in it. In addition, there is no evidence that the applicant was verbally notified of this right by the Federal Drug Control Service. Thus, during the detention, the applicant was not undoubtedly informed of his right to use the assistance of counsel in the sense of Article 6 § 3 (c) of the Convention. Consequently, even if the applicant did not directly ask for a defense attorney at the time of his arrest, he cannot be considered to have silently renounced his right to use the assistance of a defense attorney, since he did not receive information about this in a timely manner.
In the pre-printed part of the relevant protocol it was mentioned that the “suspect” was explained his right not to incriminate himself. However, this reference was not sufficient to allow the applicant to "consciously and reasonably" foresee the consequences of his actions, if he chose not to remain silent. In addition, there is no evidence that the applicant received individual clarifications about his situation or about his procedural rights.
Only on August 16, 2006, at 14.45, when drawing up the arrest record, was the applicant formally notified of his arrest and suspicion of him, and all his procedural rights were explained to him as a person suspected of committing a crime. Thus, the applicant was not properly notified of his right to use the assistance of a lawyer, to remain silent and not to testify against himself for 18 hours and 55 minutes, which had elapsed since his actual detention on August 15, 2006, at 20.10, and as a result , could not reasonably be considered as properly waived these rights. Accordingly, the applicant’s right to use the assistance of counsel was restricted.
This case is an example of the practice of the authorities of the respondent state, which was revealed by the European Court in several cases and consisting in delaying the registration of the suspect’s status with regard to the detained person, which makes it impossible for the latter to effectively exercise his rights.
(iii) Whether there were “compelling reasons” to restrict access to the assistance of counsel. Since the authorities of the Russian Federation did not report exceptional circumstances, there was thus no “weighty reason” to justify restricting the applicant's access to the assistance of a lawyer after his arrest. In addition, the legislation of the Russian Federation regulating the access of the detained person in a situation of actual detention to the assistance of a lawyer, in the interpretation given by the Constitutional Court of the Russian Federation, did not explicitly provide for exceptions to the exercise of this right.
(iv) Whether the fairness of the procedure as a whole has been observed. The arguments of the Government concerned the legal representation of the applicant, which he used from 15:00 on 16 August 2006, but did not demonstrate to what extent the absence of a lawyer for 18 hours 55 minutes after the applicant’s arrest affected the validity of the criminal proceedings in whole This circumstance would be sufficient for the European Court to establish that the authorities of the Russian Federation did not refute the presumption of unfairness of the criminal proceedings against the applicant. In this regard, the Court has found it necessary to make a few additional observations.
Between August 15, 2006, 20.10, and August 16, 2006, 14.45, the authorities that carried out the criminal prosecution received a number of information, which was later used as evidence of the charges in the criminal proceedings against the applicant. The applicant's testimony, given immediately after his arrest, was obtained when answering questions from the Federal Drug Control Service officers who suspected him of involvement in drug trafficking. Thus, these questions should be equated to the interrogation without prior explanation to the applicant of his procedural rights.
The courts of the Russian Federation did not consider on the merits the petition of the applicant to exclude evidence obtained immediately after his arrest in the absence of counsel. Consequently, the courts of the respondent State did not investigate the admissibility of evidence containing the applicant’s self-incriminating evidence obtained at the time when his right to use the assistance of counsel was restricted. The courts of the Russian Federation did not attempt to establish whether the applicant had appropriately denied his rights of defense.
The applicant's conviction for the episode of August 15, 2006, qualified by the courts of the respondent state as preparation for the sale of narcotic drugs on a large scale, was largely based on the protocol of the search of the applicant's car, containing his self-incriminating evidence obtained in violation of his procedural rights.
In view of the foregoing and cumulative effect of procedural shortcomings made during the proceedings against the applicant, failure to notify the applicant of the right to use the assistance of counsel, the right to remain silent and not to testify against himself, as well as restricting his access to legal aid from August 15, 2006 ., 20.10, until August 16, 2006, 14.45, caused irreparable damage to the fairness of the proceedings as a whole.
RESOLUTION
In the case of a violation of the requirements of paragraph 1 and subparagraph "c" of paragraph 3 of Article 6 of the Convention (adopted unanimously).
Regarding compliance with Article 10 of the Convention. The applicant also complained about the administration of the penitentiary institution of newspapers and magazines sent to him by his relatives. The European Court therefore decided that this exemption could be considered as an interference with the applicant's exercise of the right to receive information within the meaning of Article 10 of the Convention, and he must determine whether this interference was justified.
There are no grounds to believe that the seized copies could pose a danger to the health and lives of others, disrupt the order in the remand prison or be used to commit crimes. In addition, no evidence was provided that the applicant’s receipt of the print media entailed additional costs for the administration of the detention facility. The legislation of the Russian Federation allowed persons in custody to receive and use periodical press publications, provided that they were acquired through the administration of the place of detention. It is because of the non-fulfillment of this condition in the present case that the courts of the respondent state confirmed the validity of the seizure of newspapers and magazines sent to the applicant by his relatives. However, this condition and its application by the authorities of the Russian Federation in relation to the applicant did not meet any pressing social need, and as a result, the contested measure was not “necessary in a democratic society”.
RESOLUTION
The case was a violation of Article 10 of the Convention (adopted unanimously).
The European Court also unanimously found a violation of Article 3 of the Convention in connection with the conditions of the applicant's detention, his transportation to court and back, his placement in a metal cage during court hearings in his criminal case. He also unanimously acknowledged a violation of Article 13 of the Convention in conjunction with Article 3 of the Convention in connection with the lack of effective domestic remedies for complaints of violation of Article 3 of the Convention, Article 5 § 3 of the Convention due to the insufficient grounds for extending the applicant's detention, article 4 5 of the Convention due to the lack of immediate control, Article 8 of the Convention in connection with the interception and recording of the telephone conversations of the applicant, Article 13 of the Convention in conjunction with 8 of the Convention due to the lack of effective domestic remedies for complaints of violation of Article 8 of the Convention, as well as of Article 34 of the Convention as a result of the opening of letters sent to the applicant by the European Court of Justice of the penitentiary institution.
COMPENSATION
In application of Article 41 of the Convention. The European Court awarded the applicant EUR 12,700 in respect of non-pecuniary damage.
Source of publication: https://espchhelp.ru/blog/2667-rodionov-v-russia .
Постановление ЕСПЧ от 11 декабря 2018 года по делу "Крижевичюс (Kryzevicius) против Литвы" (жалоба N 67816/14).
В 2014 году заявителю была оказана помощь в подготовке жалобы. Впоследствии жалоба была и коммуницирована Литве.
По делу успешно рассмотрена жалоба на обязанность супруга давать показания по уголовному делу, в котором его жена являлась "особым свидетелем". По делу допущено нарушение требований статьи 8 Конвенции о защите прав человека и основных свобод.
ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА
Заявитель являлся директором компании, оказывающей бухгалтерские услуги, а супруга заявителя - финансовым директором. В декабре 2013 года супруге заявителя был предоставлен статус "особого свидетеля" в связи с досудебным расследованием платежей, которые она осуществила от имени клиента. В апреле 2014 года заявитель был вызван в качестве свидетеля в том же уголовном расследовании, но он отказался давать показания в отношении действий своей жены на основании супружеской привилегии. В результате заявитель был оштрафован на 188 евро. Заявитель обжаловал это решение и просил передать дело в Конституционный суд, утверждая, что статья 31 Конституции запрещает принуждение лица давать показания против членов его семьи. Его апелляция была отклонена на том основании, что освобождение от дачи показаний в соответствии с Уголовно-процессуальным кодексом относилось только к членам семьи подозреваемого или обвиняемого, но не к "особым свидетелям". Запрос о передаче дела был признан "субъективным и юридически необоснованным".
В сентябре 2014 года заявитель дал показания в качестве свидетеля в ходе расследования, которое впоследствии было прекращено, поскольку не было совершено какого-либо преступления.
ВОПРОСЫ ПРАВА
По поводу соблюдения статьи 8 Конвенции. (a) Применимость. Европейский Суд ранее уже устанавливал, что попытка принудить человека дать показания в уголовном процессе против кого-либо, с кем у этого лица были отношения, которые можно считать семейной жизнью, представляет собой вмешательство в его или ее право на уважение семейной жизни. С целью определить, имело ли место такое вмешательство в настоящем деле, Европейский Суд должен был определить, был ли статус "особого свидетеля", предоставленный жене заявителя, достаточно похож на статус подозреваемого в той степени, в которой можно сказать, что уголовное производство велось "против" нее.
В этой связи Европейский Суд отметил, что предоставление жене заявителя статуса "особого свидетеля" в ходе досудебного расследования являлось показателем того, что у властей государства-ответчика были основания подозревать ее в участии в преступной деятельности, что препятствовало ее допросу как обычного свидетеля. Представляется, что никакому иному лицу в рассматриваемом уголовном процессе не был предоставлен статус "особого свидетеля" или подозреваемого, что демонстрирует важную роль жены заявителя в расследовании. Что касается довода властей Литвы о том, что заявитель был вызван для дачи показаний только о структуре и деятельности его компании, а не о каких-либо обстоятельствах, "имеющих непосредственное отношение" к его жене, Европейский Суд отметил, что показания, полученные в принудительном порядке, которые, по-видимому, не имели обвинительного характера, в конечном счете, могли быть использованы в уголовном процессе в поддержку утверждений стороны обвинения, например, чтобы опровергнуть или поставить под сомнение показания обвиняемого или доказательства, представленные в ходе судебного разбирательства, или иным образом подорвать доверие к нему или к ней. Таким образом, наказание заявителя за отказ от дачи показаний в ходе уголовного разбирательства, в котором его жена имела статус "особого свидетеля", представляло собой вмешательство в его право на уважение семейной жизни, и, следовательно, положения статьи 8 Конвенции применимы в настоящем деле.
(b) Существо жалобы. Вмешательство было осуществлено в соответствии с законом и преследовало законные цели предотвращения преступлений и защиты прав и свобод других лиц.
В соответствии с законодательством Литвы статус "особого свидетеля" близок к статусу подозреваемого в нескольких важных аспектах, таких как наличие, по крайней мере, некоторого подозрения в том, что данное лицо совершило деяния, представляющие собой преступление, и в его освобождении от ответственности за отказ от дачи показаний или за дачу ложных показаний. Однако ни в одном из правовых документов государства-ответчика, касавшихся статуса "особых свидетелей", не затрагивался вопрос о привилегиях членов их семей и близких родственников. Кроме того, ни в пояснительном отчете к проекту поправки к Уголовно-процессуальному кодексу, ни в рекомендациях, принятых генеральным прокурором, не было приведено каких-либо доводов, касавшихся того, почему, несмотря на сходство между статусом "особого свидетеля" и статусом подозреваемого, эта привилегия должна оставаться ограниченной членами семьи и близкими родственниками подозреваемых.
В деле заявителя ни старший прокурор, ни районный суд по существу не рассмотрели его доводы о том, что два статуса были достаточно схожими и что к нему также должна была применяться привилегия членов семьи в отношении показаний. Вместо этого они просто сослались на положения Уголовно-процессуального кодекса и отметили, что члены семьи "особых свидетелей" в них не упоминались. Кроме того, власти государства-ответчика не предприняли попыток объяснить, почему лицам, находящимся в ситуации заявителя, отказывают в даче свидетельских показаний, в частности, в свете запрета принуждать кого-либо к даче показаний против его или ее члена семьи, закрепленного в Конституции Литвы. Районный суд также отклонил ходатайство заявителя о передаче дела в Конституционный суд Литвы. Наконец, власти государства-ответчика не привели каких-либо аргументов относительно того, почему привилегия на дачу показаний была ограничена членами семьи и близкими родственниками подозреваемых. Напротив, как следует из материалов дела, они признали определенную степень сходства между этими двумя статусами, подтверждая, что "на практике" привилегия свидетельства была также предоставлена членам семьи и близким родственникам "особых свидетелей".
Таким образом, власти Литвы не смогли продемонстрировать, что принуждение заявителя к даче показаний в уголовном процессе, в котором его жена имела статус "особого свидетеля", было "необходимо в демократическом обществе" по смыслу статьи 8 Конвенции.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
По делу было допущено нарушение требований статьи 8 Конвенции (принято единогласно).
КОМПЕНСАЦИЯ
В порядке применения статьи 41 Конвенции. Европейский Суд присудил заявителю 3 000 евро в качестве компенсации морального вреда и 357 евро в качестве компенсации материального ущерба.
Источник публикации: https://espchhelp.ru/blog/2666-krizhevichyus-protiv-litvy .
Europos žmogaus teisių konvencijos 2018 m. Gruodžio 11 d. Nutarimas byloje Kryzevičius prieš Lietuvą (pareiškimo N 67816/14).
2014 m. Skundo pareiškėjui padėjo parengti pareiškimo. Vėliau pareiškimo buvo perduotas Lietuvai.
Byla buvo sėkmingai laikoma pareiškimo dėl sutuoktinio pareigos liudyti baudžiamojoje byloje, kai jo žmona buvo „ypatingas liudytojas“. Byla pažeidė Žmogaus teisių ir pagrindinių laisvių apsaugos konvencijos 8 straipsnio reikalavimus.
BYLOS APLINKYBĖS
Pareiškėjas buvo apskaitos paslaugų bendrovės direktorius, o pareiškėjo sutuoktinis - finansų direktorius. 2013 m. Gruodžio mėn. Ieškovo žmonai suteiktas „specialus liudytojas“ statusas, susijęs su ikiteisminiu tyrimu dėl mokėjimų, kuriuos ji atliko kliento vardu. 2014 m. Balandžio mėn. Skundo pareiškėjas buvo vadinamas liudytoju toje pačioje baudžiamojoje byloje, tačiau jis atsisakė liudyti apie savo žmonos veiksmus dėl santuokinės privilegijos. Todėl pareiškėjui buvo skirta 188 eurų bauda. Pareiškėjas apskundė šį sprendimą ir paprašė perduoti bylą Konstituciniam Teismui, teigdamas, kad Konstitucijos 31 straipsnis draudžia priversti asmenį liudyti prieš savo šeimos narius. Jo skundas buvo atmestas tuo pagrindu, kad atleidimas nuo liudijimo pagal Baudžiamojo proceso kodeksą buvo susijęs tik su įtariamojo ar kaltinamojo šeimos nariais, o ne „specialiais liudytojais“. Buvo nustatyta, kad prašymas perduoti bylą buvo „subjektyvus ir teisiškai nepagrįstas“.
2014 m. Rugsėjo mėn. Pareiškėjas tyrimo metu parodė, kad jis yra liudytojas, kuris vėliau buvo nutrauktas, nes nebuvo padaryta jokio nusikaltimo.
TEISINIAI KLAUSIMAI
Dėl Konvencijos 8 straipsnio laikymosi. a) Taikymas. Europos Teisingumo Teismas anksčiau nustatė, kad bandymas priversti asmenį liudyti baudžiamojoje byloje prieš asmenį, su kuriuo šis asmuo turėjo santykius, kurie gali būti laikomi šeimos gyvenimu, yra kišimasis į jo teisę į šeimos gyvenimo gerbimą. Siekiant nustatyti, ar šioje byloje toks įsikišimas buvo atliktas, Teismas turėjo nustatyti, ar pareiškėjo žmonai suteikto „specialaus liudytojo“ statusas buvo pakankamai panašus į įtariamojo statusą tiek, kiek buvo galima teigti, kad baudžiamoji byla buvo vykdoma. “ prieš ją.
Šiuo atžvilgiu Europos teismas pažymėjo, kad pareiškėjo žmonai suteikus „ypatingo liudytojo“ statusą ikiteisminio tyrimo metu, nustatyta, kad atsakovės valstybės valdžios institucijos turėjo pagrindo įtarti, kad ji dalyvauja nusikalstamos veikloje, o tai neleido jam apklausti kaip nuolatinio liudytojo. Atrodo, kad jokiam kitam nagrinėjamame baudžiamajame procese dalyvaujančiam asmeniui nebuvo suteiktas „ypatingo liudytojo“ ar įtariamojo statusas, kuris rodo svarbų pareiškėjo žmonos vaidmenį atliekant tyrimą. Kalbant apie Lietuvos valdžios institucijų argumentą, kad pareiškėjas buvo pakviestas liudyti tik apie savo įmonės struktūrą ir veiklą, o ne apie „atitinkamas aplinkybes“ savo žmonai, Europos Teisingumo Teismas pažymėjo, kad pareiškimai gauti tvarka, kuri, matyt, neturėjo kaltinamojo pobūdžio, galiausiai galėtų būti naudojama baudžiamajame procese, siekiant paremti kaltinimus, susijusius su kaltinimu, pavyzdžiui, paneigti arba apklausti kaltinamojo liudijimą arba įrodyti teisminio nagrinėjimo metu pateiktą bylą arba kitu būdu pakenkti jo patikimumui. Taigi pareiškėjo bausmė už atsisakymą liudyti per baudžiamąjį procesą, kuriame jo žmona turėjo „ypatingo liudytojo“ statusą, buvo kišimasis į jo teisę į šeimos gyvenimo gerbimą, todėl šioje byloje taikomos Konvencijos 8 straipsnio nuostatos.
b) skundo pagrįstumas. Intervencija buvo vykdoma pagal įstatymus ir buvo siekiama teisėtų tikslų užkirsti kelią nusikaltimams ir apsaugoti kitų asmenų teises ir laisves.
Vadovaujantis Lietuvos įstatymais „ypatingo liudytojo“ statusas yra artimas įtariamojo statusui keliais svarbiais aspektais, pvz., Bent jau turintis tam tikrų įtarimų, kad asmuo padarė nusikaltimą sudarančius veiksmus ir atleidžiant nuo atsakomybės liudyti ar melagingai liudyti. Tačiau nė vienas iš atsakovo valstybės teisinių dokumentų dėl „specialių liudytojų“ statuso nesprendė jų šeimos narių ir artimų giminaičių privilegijų. Be to, nei baudžiamojo proceso kodekso pakeitimo projekto aiškinamojoje ataskaitoje, nei generalinio prokuroro priimtose rekomendacijose nepateikta jokios priežasties, kodėl, nepaisant „ypatingo liudytojo“ statuso ir įtariamojo statuso panašumo, ši privilegija turėtų būti taikoma tik įtariamųjų šeimos nariams ir artimiesiems.
Pareiškėjo atveju nei vyresnysis prokuroras, nei apylinkės teismas iš esmės nesvarstė savo argumentų, kad abu statusai buvo pakankamai panašūs ir kad jam buvo taikoma ir šeimos narių privilegija liudyti. Vietoj to, jie tiesiog nurodė Baudžiamojo proceso kodekso nuostatas ir pažymėjo, kad jose nebuvo paminėti „specialių liudytojų“ šeimos nariai. Be to, atsakovės valstybės valdžios institucijos nesistengė paaiškinti, kodėl pareiškėjo padėtyje esantiems asmenims buvo atsisakyta liudijimų, ypač atsižvelgiant į draudimą versti niekas liudyti prieš savo šeimos narį, įtvirtintą Lietuvos Konstitucijoje. . Apylinkės teismas taip pat atmetė peticijos pateikėjo prašymą perduoti bylą Lietuvos Konstituciniam Teismui. Galiausiai atsakovės valstybės institucijos nepateikė jokių argumentų, kodėl privilegija liudyti buvo taikoma tik įtariamųjų šeimos nariams ir artimiesiems. Priešingai, kaip matyti iš bylos medžiagos, jie pripažino tam tikrą šių dviejų statusų panašumą, patvirtindami, kad „praktiškai“ įrodymų privilegija buvo suteikta ir „specialių liudytojų“ šeimos nariams ir artimiems giminaičiams.
Taigi Lietuvos valdžios institucijos neįrodė, kad pareiškėjo prievarta liudyti baudžiamojoje byloje, kai jo žmona turėjo „ypatingo liudytojo“ statusą, buvo „būtina demokratinėje visuomenėje“, kaip apibrėžta Konvencijos 8 straipsnyje.
REZOLIUCIJA
Ši byla buvo Konvencijos 8 straipsnio pažeidimas (priimtas vienbalsiai).
MOKĖJIMAS
Taikant Konvencijos 41 straipsnį. Teismas priteisė pareiškėjui 3 000 eurų neturtinei žalai atlyginti ir 357 eurų dėl turtinės žalos.
Leidinio šaltinis: https://espchhelp.ru/blog/2665-kryzevicius-pries-lietuva .
Resolution of the ECHR of December 11, 2018 in the case of Kryzevicius v. Lithuania (application N 67816/14).
In 2014, the complainant was assisted in preparing an application. Subsequently, the application was communicated to Lithuania.
The case was successfully considered an application about the duty of the spouse to testify in a criminal case in which his wife was a "special witness". The case has violated the requirements of Article 8 of the Convention for the Protection of Human Rights and Fundamental Freedoms.
THE CIRCUMSTANCES OF THE CASE
The applicant was the director of the accounting services company, and the applicant's spouse was the financial director. In December 2013, the claimant’s wife was granted “special witness” status in connection with the pre-trial investigation of the payments she made on behalf of the client. In April 2014, the complainant was called as a witness in the same criminal investigation, but he refused to testify on the actions of his wife on the basis of marital privilege. As a result, the applicant was fined 188 euros. The applicant appealed against this decision and asked to transfer the case to the Constitutional Court, arguing that Article 31 of the Constitution prohibits forcing a person to testify against members of his family. His appeal was rejected on the grounds that exemption from testifying in accordance with the Criminal Procedure Code related only to family members of the suspect or the accused, and not to “special witnesses.” The request to transfer the case was found to be “subjective and legally unfounded”.
In September 2014, the applicant testified as a witness during the investigation, which was subsequently terminated because no crime had been committed.
QUESTIONS OF RIGHT
Regarding compliance with Article 8 of the Convention. (a) Applicability. The European Court has previously established that an attempt to force a person to testify in a criminal process against someone with whom this person had a relationship that could be considered family life constituted an interference with his or her right to respect for family life. In order to determine whether such an interference took place in the present case, the Court had to determine whether the status of a “special witness” granted to the applicant's wife was sufficiently similar to the status of the suspect to the extent that it was possible to say that the criminal proceedings were conducted. ” against "her.
In this regard, the European Court noted that the provision of “special witness” status to the applicant’s wife during the pre-trial investigation indicated that the authorities of the respondent state had reason to suspect her of involvement in criminal activities, which prevented her from being interrogated as a regular witness. It appears that no other person in the criminal process in question was granted the status of “special witness” or suspect, which demonstrates the important role of the applicant's wife in the investigation. As to the argument of the Lithuanian authorities that the applicant was called to testify only about the structure and activities of his company, and not about any “relevant circumstances” to his wife, the European Court of Justice noted that the statements received in order, which apparently did not have an accusatory character, could ultimately be used in criminal proceedings to support the allegations of the prosecution, for example, to refute or question the testimony of the accused or to prove the proceedings submitted during the trial, or otherwise undermine the credibility of him or her. Thus, the applicant’s punishment for refusing to testify during the criminal proceedings in which his wife had the status of a “special witness” constituted an interference with his right to respect for family life, and therefore the provisions of Article 8 of the Convention apply in the present case.
(b) The merits of the complaint. The intervention was carried out in accordance with the law and pursued the legitimate aims of preventing crimes and protecting the rights and freedoms of others.
In accordance with Lithuanian law, the status of a “special witness” is close to the status of a suspect in several important aspects, such as having at least some suspicion that the person committed the acts constituting the crime and in his release from liability from testifying or giving false testimony. However, none of the legal documents of the respondent state concerning the status of “special witnesses” addressed the issue of the privileges of members of their families and close relatives. In addition, neither the explanatory report to the draft amendment to the Criminal Procedure Code, nor the recommendations adopted by the Attorney General, provided any reason for why, despite the similarity between the “special witness” status and the status of the suspect, this privilege should remain limited to family members and close relatives of the suspects.
In the applicant's case, neither the senior prosecutor nor the district court essentially considered his arguments that the two statuses were sufficiently similar and that the privilege of family members to testify was also applied to him. Instead, they simply referred to the provisions of the Criminal Procedure Code and noted that the family members of the “special witnesses” were not mentioned in them. In addition, the authorities of the respondent state did not attempt to explain why the persons in the applicant's situation were denied testimony, in particular, in the light of the prohibition on coercing anyone to testify against his or her family member, enshrined in the Lithuanian Constitution. . The District Court also rejected the petitioner's request to transfer the case to the Lithuanian Constitutional Court. Finally, the authorities of the respondent state did not provide any arguments as to why the privilege to testify was limited to family members and close relatives of the suspects. On the contrary, as follows from the case file, they recognized a certain degree of similarity between the two statuses, confirming that “in practice” the privilege of evidence was also granted to family members and close relatives of “special witnesses”.
Thus, the Lithuanian authorities failed to demonstrate that the applicant’s coercion to testify in the criminal proceedings in which his wife had the status of a “special witness” was “necessary in a democratic society” within the meaning of Article 8 of the Convention.
RESOLUTION
The case was a violation of Article 8 of the Convention (adopted unanimously).
COMPENSATION
In application of Article 41 of the Convention. The Court awarded the applicant 3,000 euros in respect of non-pecuniary damage and 357 euros in respect of pecuniary damage.
Source of publication: https://espchhelp.ru/blog/2664-kryzevicius-v-lithuania .