Новости от 02 октября 2019 года из блога, посвященного практике в Европейском суде по правам человека ЕСПЧ
Постановление ЕСПЧ от 31 января 2019 года по делу "Руман (Rooman) против Бельгии" (жалоба N 18052/11).
В 2011 году заявителю была оказана помощь в подготовке жалобы. Впоследствии жалоба была коммуницирована Бельгии.
По делу успешно рассмотрена жалоба на обязанность использовать все средства для устранения препятствий лингвистического характера в целях лечения психического заболевания лица, содержащегося в условиях стационара. По делу было допущено нарушение требований статьи 3, подпункта "e" пункта 1 статьи 5 Конвенции о защите прав человека и основных свобод в отношении периода с 2004 по 2017 год, в отношении последующего периода требования указанной статьи Конвенции о защите прав человека и основных свобод нарушены не были.
ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА
Заявитель страдал тяжелым психическим расстройством, что мешало ему контролировать свои действия. С 2004 года он находился в специализированном учреждении, в котором, однако, не было врачей, говоривших по-немецки, а заявитель говорил только на этом языке (один из трех официальных языков Бельгии). Комиссия социальной защиты неоднократно указывала, что трудности в коммуникации были равнозначны лишению заявителя какого-либо лечения в отношении его психического расстройства (что, среди прочего, препятствовало рассмотрению возможности его освобождения), но рекомендации данной комиссии выполнялись администрацией учреждения с опозданием или не полностью. Судебная инстанция, уполномоченная рассматривать подобные дела, сделала аналогичные заключения в 2014 году.
В Постановлении от 18 июля 2017 г. Палата Европейского Суда единогласно пришла к выводу о наличии нарушения статьи 3 Конвенции в связи с необеспечением надлежащего лечения заявителя на протяжении 13 лет и шестью голосами "за" при одном - "против", что отсутствовало нарушение пункта 1 статьи 5 Конвенции, указав, что препятствия в предоставлении надлежащей помощи не были связаны с самим характером учреждения. По ходатайству заявителя дело было передано на пересмотр в Большую Палату Европейского Суда.
С августа 2017 года в отношении заявителя принимались различные меры: ежемесячные приемы у психолога, предоставление возможности посещать психиатра, говорящего по-немецки, помощь переводчика во время ежемесячных приемов у терапевта. Однако заявитель оказался невосприимчив к лечению (он пренебрег возможностью консультаций у психиатра и отказался от привлечения внешнего психолога к работе психосоциальной команды учреждения).
В 2016 году вступил в силу новый закон о госпитализации, в котором делался акцент на предоставлении помощи лицам, находящимся на стационарном лечении.
ВОПРОСЫ ПРАВА
По поводу соблюдения статьи 3 Конвенции (материально-правовой аспект). Вопрос о чисто лингвистическом характере может быть определяющим при решении того, была ли предоставленная или доступная психиатрическая помощь соответствующей, но только при условии отсутствия иных факторов, способных компенсировать недостаток коммуникации, и особенно при условии сотрудничества со стороны заинтересованного лица.
Период с 2004 по 2017 год. В отношении данного периода Большая Палата Европейского Суда согласилась по существу с доводами Палаты Европейского Суда и не находит компенсирующих факторов. Чтобы оправдать отсутствие психотерапевтического наблюдения, власти ограничились тем, что отметили, с одной стороны, что опасность заявителя делала невозможным его перевод в учреждение, где говорили по-немецки, но там выполнялось меньше мер безопасности, и что, с другой стороны, в учреждении, в котором содержался заявитель, не было врачей, говоривших по-немецки, и при этом власти не рассмотрели возможность использования иных средств.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
По делу было допущено нарушение требований статьи 3 Конвенции (принято 16 голосами "за" при одном - "против").
Период с августа 2017 года. Во-первых, власти Бельгии проявили реальное намерение исправить ситуацию после принятия вышеуказанного Постановления Палаты Европейского Суда, приняв конкретные меры, которые a priori соответствовали определению "надлежащая медицинская помощь".
Во-вторых, заявитель не сотрудничал с медицинскими работниками в достаточной мере и оказался невосприимчив к предложенной помощи (а именно к тому, что в его "распоряжении" находился психиатр из другого учреждения). Если отсутствие плана лечения, безусловно, вызывает сожаление, то остается факт того, что заявитель даже не просил воспользоваться предложенной ему консультацией психиатра. Безусловно, с одной стороны, поскольку заявитель был уязвимым лицом, сотрудничество с его стороны являлось лишь одним из факторов, подлежавших учету при анализе эффективности оказанной помощи, в то же время пользовавшийся помощью адвоката во всех производствах на внутригосударственном уровне заявитель мог бы проявить больше открытости по отношению к усилиям властей, принятым в ответ на Постановление Палаты Европейского Суда. Конечно, с другой стороны, заявитель имел право не принимать предложенное ему лечение, но в данном случае он нес риск снижения шансов на освобождение.
В-третьих, краткосрочность периода, прошедшего с момента этих изменений, не позволяет оценить его последствия.
Таким образом, несмотря на некоторые организационные недостатки, степень тяжести, необходимая для того, чтобы статья 3 Конвенции была применима, не была достигнута в настоящем деле.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
По делу не было допущено нарушения требований статьи 3 Конвенции (принято 14 голосами "за" при трех - "против").
По поводу соблюдения пункта 1 статьи 5 Конвенции. (a) Разъяснение общих принципов, касающихся обязанности предоставления лечения в случае госпитализации. Даже с учетом современного толкования статья 5 Конвенции не запрещает лишение свободы, основанное на недееспособности (в отличие от того, что предлагает Комитет ООН по защите прав инвалидов). Однако лишение свободы в соответствии с подпунктом "e" пункта 1 статьи 5 Конвенции должно выполнять двойную функцию: с одной стороны, функцию социальной защиты, с другой - терапевтическую функцию в интересах душевнобольного лица.
Первая функция a priori не может оправдывать отсутствие мер, направленных на выполнение второй. Независимо от места любое лишение свободы лиц, страдающих психическими расстройствами, должна преследоваться цель излечения заболевания или улучшения состояния больного по мере возможности, в том числе, в случае необходимости, снижения или нейтрализации общественной опасности лица с целью подготовки к его возможному освобождению.
Предоставление соответствующего и индивидуального лечения является неотъемлемой частью понятия "надлежащее учреждение": возможно, что структура a priori ненадлежащего характера, например, пенитенциарное учреждение, может в итоге оказаться вполне приемлемым с учетом оказываемой помощи или, наоборот, учреждение, специализирующееся в области психиатрической помощи, может быть неспособно предоставить необходимую помощь. Простого "доступа" к врачам, медицинским консультациям или лекарствам в данном случае недостаточно.
Вместе с тем роль Европейского Суда не заключается в том, чтобы анализировать содержание предложенной и оказанной медицинской помощи. Важным является тот факт, чтобы Европейский Суд смог проверить наличие "индивидуального лечения", учитывающего особенности состояния психического здоровья госпитализированного лица с целью подготовки последнего к возможной последующей реинтеграции. В данной сфере Европейский Суд предоставляет властям государств-ответчиков определенные пределы усмотрения как по форме, так и по содержанию лечения.
Наконец, в случае возникновения проблем, препятствующих лечению заявителя, возможные негативные последствия для развития его состояния необязательно являются достаточными, чтобы прийти к выводу о нарушении пункта 1 статьи 5 Конвенции при условии, что власти приняли адекватные меры.
Интенсивность контроля Европейского Суда может отличаться в зависимости от того, была ли подана жалоба на нарушение статьи 3 Конвенции, предполагающей наличие определенного уровня тяжести, оценка которого является относительной и зависит от всех обстоятельств дела, или на нарушение пункта 1 статьи 5 Конвенции, в контексте которого приоритет отдается вопросу о соответствующем характере учреждения (что необходимо для поддержания связи между госпитализацией и целью, которую она преследует). Вывод об отсутствии нарушения статьи 3 Конвенции автоматически не означает, что по делу не было допущено нарушения пункта 1 статьи 5 Конвенции, в то время как вывод о нарушении статьи 3 Конвенции в связи с отсутствием надлежащей помощи может повлечь вывод о нарушении пункта 1 статьи 5 Конвенции по тем же причинам.
Безусловно, подпункт "e" пункта 1 статьи 5 Конвенции не гарантирует права госпитализированного лица получать лечение на своем языке. Однако необходимость индивидуального и надлежащего лечения госпитализированных лиц подчеркивается в Конвенции ООН о правах инвалидов от 2006 года и в Рекомендации Комитета министров Совета Европы N Rec(2004)10 о защите прав человека и достоинства лиц, страдающих психическими заболеваниями, которая предписывает, в частности, составление плана персонального и надлежащего лечения после консультации, по мере возможности, с заинтересованным лицом. Тем не менее Европейский Суд понимает важность лингвистического фактора для того, чтобы госпитализированный пациент мог получать необходимые сведения (за исключением случаев, когда в результате будет повышаться уязвимость пациента).
(b) Применение вышеизложенных принципов в настоящем деле. Период с 2004 по 2017 год. Даже если немецкий язык имеет статус государственного в Бельгии, на нем разговаривают мало жителей в регионе, где находится учреждение, в котором содержался заявитель. Помимо этого, соответствующее законодательство не требует от таких учреждений найма работников, владеющих французским и немецким языками.
Однако право заявителя говорить, озвучивать свои мысли и получать медицинскую помощь на немецком языке было явно признано Комиссией по социальной защите в 2009 году, даже если комиссия впоследствии, по-видимому, пришла к выводу о том, что данный аспект не был определяющим в развитии состояния заявителя, и отказалась выносить предписания относительно администрации учреждения или назначать какие-либо меры наказания. Европейский Суд не может строить предположения о том, к каким результатам могло привести лечение с использованием немецкого языка: он вынужден лишь констатировать отсутствие такого лечения. В остальном возможная неизлечимость заболевания заинтересованного лица не уменьшает обязанность предоставления лечения.
С учетом требований заявителя о лечении и освобождении властям Бельгии следовало найти средства решения проблемы, связанной с отсутствием коммуникации между лечащим персоналом и заявителем. Европейскому Суду не следует высказываться общим образом о возможных решениях, которые могли бы быть признаны достаточными: их выбор относится к сфере усмотрения властей государств-ответчиков.
В настоящем деле единичные меры, принятые властями Бельгии, не вписывались в рамки лечебного плана. Вопрос о возможности лечения заявителя в Германии был рассмотрен властями Бельгии, но его итог неизвестен. Однако в самой Бельгии разрешение проблемы, связанной с использованием немецкого языка, не кажется нереалистичным, поскольку речь идет об одном из официальных языков страны.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
По делу было допущено нарушение подпункта "e" пункта 1 статьи 5 Конвенции (принято единогласно).
Период с августа 2017 года. Учитывая, что заявитель считался способным к пониманию своих действий и даче согласия, законодательство Бельгии запрещало применение той или иной меры лечения против его воли. Однако его способность к осознанию поступков снижалась из-за психического заболевания, что увеличивало уязвимость заявителя. Обязанность властей в данном случае заключалась в попытке интегрировать заявителя настолько, насколько это возможно, в индивидуальный план лечения, способный привести к улучшению состояния его здоровья.
В настоящем деле власти избрали многодисциплинарный и a priori последовательный подход между различными действующими лицами, чтобы индивидуализировать лечение заявителя в зависимости от его потребностей в коммуникации и его болезни. Ряд услуг с использованием немецкого языка (предоставление помощи психиатра, психолога и работника социальной помощи, которые говорили по-немецки) способны облегчить коммуникацию и создание доверительных отношений.
Кроме того, доверенное лицо или представитель заявителя в случае необходимости играет активную роль, чтобы помочь заявителю осуществлять его право давать согласие и следовать плану лечения. Однако несмотря на помощь его представителей заявитель отказался сотрудничать с лечащим персоналом для выработки плана лечения.
В данной ситуации при отсутствии, например, сведений об отказе психиатра, владеющего немецким языком, встретиться с заявителем и составить с ним адаптированный план лечения Европейский Суд полагает, что обязательство использования средств, которое возложено на власти, было выполнено.
Кратко говоря, с учетом, в частности, значительных усилий, принятых властями, a priori последовательного и адаптированного характера медицинского наблюдения, которое теперь доступно заявителю, краткосрочности исследуемого периода, а также того факта, что заявитель по-прежнему проявляет невосприимчивость несмотря на содействие со стороны его представителей, его госпитализация соответствовала требуемой терапевтической цели.
Европейский Суд уточняет, тем не менее, что, принимая во внимание уязвимость заявителя и его низкую способность принимать решения, власти Бельгии по-прежнему обязаны принимать все необходимые меры с целью обеспечить в среднесрочной и долгосрочной перспективах лечение со стороны психиатра, наблюдение психолога и социальную поддержку, способные предоставить заявителю надежду на освобождение в будущем.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
По делу не было допущено нарушения требований пункта 1 статьи 5 Конвенции (принято 10 голосами "за" при семи - "против").
КОМПЕНСАЦИЯ
В порядке применения статьи 41 Конвенции. Европейский Суд присудил заявителю 32 500 евро в качестве компенсации морального вреда, требование о компенсации материального ущерба было отклонено.
Источник публикации: https://espchhelp.ru/blog/2730-ruman-protiv-belgii .
Arrêt de la Cour européenne des droits de l'homme du 31 janvier 2019 dans l'affaire «Ruman (Rooman) c. Belgique» (requête n ° 18052/11).
En 2011, le demandeur a été assisté dans la préparation de la requête. La requête a ensuite été transmise à la Belgique.
L’affaire a examiné avec succès une requête concernant l’obligation d’utiliser tous les moyens pour lever les obstacles linguistiques afin de traiter la maladie mentale d’une personne hospitalisée. En cas de violation des exigences de l'article 3, alinéa "e" du paragraphe 1 de l'article 5 de la Convention de sauvegarde des droits de l'homme et des libertés fondamentales en ce qui concerne la période allant de 2004 à 2017, les exigences de cet article de la Convention de sauvegarde des droits de l'homme et des libertés fondamentales ont été violées n'étaient pas.
Circonstances de l'affaire
Le requérant souffrait d'une grave maladie mentale qui l'empêchait de surveiller ses actes. Depuis 2004, il était dans une institution spécialisée, qui ne comptait toutefois pas de médecin parlant l'allemand, et le requérant ne parlait que cette langue (l'une des trois langues officielles de la Belgique). La Commission de la protection sociale a souligné à plusieurs reprises que les difficultés de communication revenaient à priver le requérant de tout traitement lié à son trouble mental (qui, entre autres, empêchait l'examen de la possibilité de sa libération), mais les recommandations de cette commission avaient été mises en œuvre avec retard ou de manière incomplète. Le tribunal, autorisé à examiner de tels cas, a rendu des conclusions similaires en 2014.
Dans un arrêt du 18 juillet 2017, la chambre a conclu à l'unanimité qu'il y avait eu violation de l'article 3 de la Convention pour défaut de fournir à la requérante un traitement adéquat pendant 13 ans et avec six voix pour, avec un «contre» qu'il n'y a pas violation du paragraphe 1. L'article 5 de la Convention, indiquant que les obstacles à la fourniture d'une assistance adéquate n'étaient pas liés à la nature même de l'institution. À la demande du requérant, l'affaire a été renvoyée pour examen devant la Grande Chambre de la Cour européenne.
Depuis août 2017, diverses mesures ont été prises à l'encontre du requérant: rendez-vous mensuels avec un psychologue, possibilité de rendre visite à un psychiatre parlant allemand, assistance d'un interprète lors de rendez-vous mensuels avec un thérapeute. Toutefois, le requérant s’est avéré immunisé contre tout traitement (il a négligé la possibilité de consulter un psychiatre et a refusé d’impliquer un psychologue externe dans les travaux de l’équipe psychosociale de l’institution).
En 2016, une nouvelle loi sur l'hospitalisation est entrée en vigueur. Cette loi est axée sur la prise en charge des personnes hospitalisées.
QUESTIONS DE DROIT
Concernant le respect de l’article 3 de la Convention (aspect de fond). La question de nature purement linguistique peut être décisive pour décider si les soins psychiatriques fournis ou disponibles sont appropriés, mais seulement s’il n’existe aucun autre facteur pouvant compenser le manque de communication, et en particulier si la personne intéressée coopère.
La période de 2004 à 2017. En ce qui concerne cette période, la Grande Chambre de la Cour européenne a pour l'essentiel souscrit aux arguments de la chambre de la Cour européenne et ne constate aucun élément compensateur. Pour justifier le manque d'observation psychothérapeutique, les autorités se bornèrent à noter, d'une part, que le danger du requérant rendait impossible son transfert dans un établissement où elles parlaient l'allemand, mais qu'il y avait moins de mesures de sécurité en place et que, d'autre part, dans l'établissement dans laquelle le requérant était détenu, il n'y avait pas de médecin germanophone, et les autorités n'ont pas envisagé la possibilité d'utiliser d'autres moyens.
Résolution
En l’espèce, il y a eu violation des exigences de l’article 3 de la Convention (adopté par 16 voix contre une).
La période est à partir d'août 2017. Premièrement, les autorités belges ont manifesté une réelle intention de remédier à la situation après l'adoption de l'arrêt susmentionné de la Cour de justice des Communautés européennes en prenant des mesures concrètes qui correspondent a priori à la définition de «soins médicaux suffisants».
Deuxièmement, le requérant ne coopérait pas suffisamment avec le personnel médical et était immunisé contre l'assistance offerte (à savoir qu'il était «à la disposition» d'un psychiatre d'un autre établissement). Si l'absence de plan de traitement est certainement regrettable, il n'en reste pas moins que le requérant n'a même pas demandé l'avis d'un psychiatre. Bien entendu, d’une part, le requérant étant une personne vulnérable, sa coopération n’est qu’un des facteurs à prendre en compte lors de l’analyse de l’efficacité de l’assistance fournie, tout en recourant davantage à l’assistance d’un avocat dans le cadre de procédures au niveau national. relative aux efforts déployés par les autorités en réponse à l'arrêt de la chambre de la Cour européenne. Bien entendu, en revanche, le requérant avait le droit de ne pas accepter le traitement qui lui était offert, mais dans ce cas, il risquait de réduire les chances de sa libération.
Troisièmement, la période à court terme écoulée depuis ces changements ne nous permet pas d’en évaluer les conséquences.
Ainsi, malgré certaines faiblesses d’organisation, la gravité nécessaire pour que l’article 3 de la Convention soit applicable n’a pas été atteinte en l’espèce.
Résolution
Il n’ya pas eu violation des exigences de l’article 3 de la Convention (adopté par 14 voix contre 3).
Concernant le respect de l’article 5 § 1 de la Convention. a) Clarification des principes généraux concernant l'obligation de fournir un traitement en cas d'hospitalisation. Même en tenant compte de l'interprétation moderne, l'article 5 de la Convention n'interdit pas l'incarcération pour incapacité (contrairement à ce que suggère le Comité des Nations Unies pour la protection des droits des personnes handicapées). Toutefois, la privation de liberté prévue à l'alinéa "e" du paragraphe 1 de l'article 5 de la Convention doit remplir une double fonction: d'une part, la fonction de protection sociale et, d'autre part, une fonction thérapeutique dans l'intérêt du malade mental.
La première fonction à priori ne peut justifier l'absence de mesures visant à la mise en œuvre de la seconde. Quel que soit le lieu, toute privation de liberté d'une personne atteinte de troubles mentaux devrait viser à guérir la maladie ou à améliorer l'état du patient, dans la mesure du possible, y compris, le cas échéant, en réduisant ou en neutralisant le danger qui menace la personne en public afin de préparer sa éventuelle libération.
La fourniture d'un traitement approprié et individualisé fait partie intégrante du concept d '«institution appropriée»: il est possible qu'une structure a priori de nature inappropriée, par exemple une prison, se révèle finalement tout à fait acceptable compte tenu de l'assistance fournie ou, inversement, d'une institution spécialisée dans les soins psychiatriques, peut ne pas être en mesure de fournir l'assistance nécessaire. «Accéder» à un médecin, à un conseil médical ou à un médicament ne suffit pas dans ce cas.
Cependant, le rôle de la Cour européenne n’est pas d’analyser le contenu des soins médicaux offerts et fournis. Il est important que la Cour puisse vérifier la disponibilité d'un «traitement individuel», en tenant compte de l'état mental particulier de la personne hospitalisée, afin de préparer celle-ci à une éventuelle réintégration ultérieure. Dans ce domaine, la Cour accorde aux autorités des États défendeurs certaines limites de pouvoir discrétionnaire, à la fois dans la forme et le contenu du traitement.
Enfin, en cas de problèmes empêchant le traitement du requérant, les éventuelles conséquences négatives pour l’évolution de son état ne suffisent pas nécessairement pour conclure à la violation de l’article 5 § 1 de la Convention, à condition que les autorités aient pris les mesures qui s’imposent.
L’intensité du contrôle exercé par la Cour peut différer selon que l’on a déposé une plainte comportant une violation de l’article 3 de la Convention, qui présuppose un certain niveau de gravité, dont l’appréciation est relative et dépend de toutes les circonstances de l’affaire, ou d’une violation de l’article 5 § 1 de la Convention, dans le contexte suivant: la priorité est donnée à la question de la nature appropriée de l'institution (nécessaire pour maintenir un lien entre l'hospitalisation et le but qu'elle poursuit). Constater qu'il n'y a pas eu violation de l'article 3 de la Convention ne signifie pas automatiquement qu'il n'y a pas violation de l'article 5 § 1 de la Convention, alors qu'un constat de violation de l'article 3 de la Convention pour manque d'assistance adéquate pourrait conduire à une violation de l'article 5 de la Convention. pour les mêmes raisons.
Bien entendu, l’alinéa "e" du paragraphe 1 de l’article 5 de la Convention ne garantit pas le droit d’une personne hospitalisée de recevoir un traitement dans sa propre langue. Toutefois, la Convention des Nations Unies relative aux droits des personnes handicapées de 2006 et la recommandation du Comité des Ministres du Conseil de l'Europe sur la protection des droits de l'homme et de la dignité des personnes souffrant de maladie mentale, sur la protection des droits de l'homme et de la dignité des personnes handicapées, exigent notamment la rédaction de un plan de traitement personnel et approprié, après consultation, dans la mesure du possible, avec la personne concernée. Néanmoins, la Cour comprend l’importance du facteur linguistique pour que le patient hospitalisé reçoive les informations nécessaires (sauf dans les cas où sa vulnérabilité augmentera de ce fait).
b) Application des principes ci-dessus en l'espèce. La période de 2004 à 2017. Même si l'allemand a le statut de langue officielle en Belgique, peu de personnes le parlent dans la région où se trouve l'établissement où se trouvait le requérant. En outre, la législation applicable n'exige pas que ces institutions engagent des francophones ou des germanophones.
Cependant, le droit du requérant de parler, d’exprimer ses pensées et de recevoir une assistance médicale en allemand a été clairement reconnu par la Commission de la sécurité sociale en 2009, même si la commission a paru par la suite conclure que cet aspect n’était pas déterminant pour l’évolution de la maladie. le requérant et a refusé de donner des ordres concernant l'administration de l'institution ou d'imposer des sanctions. La Cour européenne ne peut émettre aucune hypothèse quant à ce que les résultats d'un traitement utilisant la langue allemande pourrait entraîner: elle est contrainte de constater uniquement l'absence d'un tel traitement. Sinon, l'incurabilité possible de la maladie de la personne concernée ne réduit pas l'obligation de traitement.
Compte tenu des exigences en matière de traitement et de libération imposées au demandeur, les autorités belges auraient dû trouver les moyens de résoudre le problème du manque de communication entre le personnel soignant et le demandeur. La Cour ne devrait pas s’exprimer en termes généraux sur d’éventuelles décisions qui pourraient être considérées comme suffisantes: leur choix relève de la discrétion des autorités des États défendeurs.
En l'espèce, les mesures individuelles prises par les autorités belges ne cadraient pas avec le plan de traitement. La question de savoir si le requérant pourrait être traité en Allemagne a été examinée par les autorités belges, mais son issue est inconnue. Cependant, en Belgique même, la résolution du problème lié à l’utilisation de la langue allemande ne semble pas irréaliste, car c’est l’une des langues officielles du pays.
Résolution
En l’espèce, il ya eu violation de l’alinéa "e" du paragraphe 1 de l’article 5 de la Convention (adopté à l’unanimité).
La période est à partir d'août 2017. Considérant que le requérant était considéré comme capable de comprendre ses actes et de donner son consentement, la loi belge a interdit l’utilisation d’une mesure de traitement particulière contre son gré. Cependant, sa capacité à reconnaître les actes a été réduite en raison d'une maladie mentale, qui a accru la vulnérabilité du demandeur. En l'espèce, le devoir des autorités était de tenter d'intégrer autant que possible le demandeur dans un plan de traitement individuel pouvant entraîner une amélioration de son état de santé.
En l'espèce, les autorités ont adopté une approche multidisciplinaire et a priori cohérente entre les différents acteurs afin d'individualiser le traitement du demandeur en fonction de ses besoins en communication et de sa maladie. Un certain nombre de services utilisant l’allemand (fournissant l’assistance d’un psychiatre, d’un psychologue et d’un travailleur social parlant allemand) peuvent faciliter la communication et renforcer la confiance.
En outre, l'agent ou le représentant du demandeur, si nécessaire, joue un rôle actif pour l'aider à exercer son droit de consentement et à suivre le plan de traitement. Cependant, malgré l'assistance de ses représentants, le requérant refusa de coopérer avec le personnel soignant pour élaborer un plan de traitement.
Dans cette situation, en l'absence par exemple d'informations sur le refus d'un psychiatre de langue allemande de rencontrer le requérant et d'élaborer un plan de traitement adapté, le Tribunal considère que l'obligation d'utiliser les fonds confiés aux autorités était remplie.
En bref, tenant compte notamment des efforts importants déployés par les autorités, a priori du caractère cohérent et adapté du contrôle médical dont dispose maintenant le demandeur, de la courte durée de la période d’étude et du fait que le demandeur continue à être immunisé malgré l’assistance du ses représentants, son hospitalisation était conforme à l’objectif thérapeutique souhaité.
La Cour précise en outre que, compte tenu de la vulnérabilité du requérant et de sa faible capacité de décision, les autorités belges sont toujours tenues de prendre toutes les mesures nécessaires pour assurer un traitement psychiatrique, une supervision par un psychologue et un soutien social à moyen et long terme. capable de donner au demandeur l'espoir d'une libération ultérieure.
Résolution
Il n’ya pas eu violation des dispositions du paragraphe 1 de l’article 5 de la Convention (adopté par 10 voix contre 7).
PAIEMENT
En application de l'article 41 de la Convention. La Cour alloue à la requérante 32 500 EUR pour préjudice moral, la demande en réparation du dommage matériel étant rejetée.
Source de publication: https://espchhelp.ru/blog/2729-ruman-c-belgique .
ECHR judgment of January 31, 2019 in the case of “Ruman (Rooman) v. Belgium” (application No. 18052/11).
In 2011, the applicant was assisted in preparing the application. Subsequently, the application was communicated to Belgium.
The case has successfully examined an application about the obligation to use all means to remove linguistic obstacles in order to treat a mental illness of a person in a hospital. In the case there was a violation of the requirements of Article 3, subparagraph "e" of paragraph 1 of Article 5 of the Convention for the Protection of Human Rights and Fundamental Freedoms in respect to the period from 2004 to 2017, with respect to the subsequent period the requirements of this article of the Convention for the Protection of Human Rights and Fundamental Freedoms were violated were not.
Circumstances of the case
The applicant suffered from a severe mental illness, which prevented him from monitoring his actions. Since 2004, he was in a specialized institution, which, however, did not have doctors who spoke German, and the applicant spoke only that language (one of the three official languages of Belgium). The Social Protection Commission has repeatedly pointed out that communication difficulties were tantamount to depriving the applicant of any treatment in relation to his mental disorder (which, inter alia, impeded consideration of the possibility of his release), but the recommendations of this commission were implemented by the institution with a delay or not completely. The court, authorized to consider such cases, made similar conclusions in 2014.
In a judgment of July 18, 2017, the Chamber unanimously concluded that there had been a violation of Article 3 of the Convention in connection with the failure to provide the applicant with adequate treatment for 13 years and with six votes in favor, with one “against” that there was no violation of paragraph 1 Article 5 of the Convention, indicating that barriers to the provision of adequate assistance were not related to the very nature of the institution. At the request of the applicant, the case was referred for review to the Grand Chamber of the European Court.
Since August 2017, various measures have been taken against the applicant: monthly appointments with a psychologist, providing an opportunity to visit a psychiatrist who speaks German, assistance from an interpreter during monthly appointments with a therapist. However, the applicant turned out to be immune to treatment (he neglected the possibility of consulting a psychiatrist and refused to involve an external psychologist in the work of the institution’s psychosocial team).
In 2016, a new law on hospitalization entered into force, which focused on the provision of care to persons in hospital.
QUESTIONS OF LAW
Regarding compliance with Article 3 of the Convention (substantive aspect). The question of a purely linguistic nature can be decisive in deciding whether the psychiatric care provided or available was appropriate, but only if there were no other factors that could compensate for the lack of communication, and especially if the interested person cooperated.
The period from 2004 to 2017. With respect to this period, the Grand Chamber of the European Court has essentially agreed with the arguments of the Chamber of the European Court and finds no compensating factors. To justify the lack of psychotherapeutic observation, the authorities limited themselves to noting, on the one hand, that the applicant’s danger made it impossible to transfer him to an institution where they spoke German, but that there were less security measures in place, and that, on the other hand, in the institution in which the applicant was detained, there were no German-speaking doctors, nor did the authorities consider the possibility of using other means.
RESOLUTION
In the case there was a violation of the requirements of Article 3 of the Convention (adopted by 16 votes in favor, with one against).
The period is from August 2017. Firstly, the Belgian authorities showed a real intention to rectify the situation after the adoption of the aforementioned judgment of the European Court of Justice by taking concrete measures that a priori met the definition of “adequate medical care”.
Secondly, the applicant did not cooperate sufficiently with the medical staff and was immune to the assistance offered (namely, that he was “at the disposal” of a psychiatrist from another institution). If the lack of a treatment plan is certainly regrettable, then the fact remains that the applicant did not even ask for the advice of a psychiatrist. Of course, on the one hand, since the applicant was a vulnerable person, cooperation on his part was only one of the factors to be taken into account when analyzing the effectiveness of the assistance provided, while at the same time, using the assistance of a lawyer in all proceedings at the domestic level, the applicant could show more openness regarding in relation to the authorities' efforts adopted in response to the judgment of the Chamber of the European Court. Of course, on the other hand, the applicant had the right not to accept the treatment offered to him, but in this case he carried the risk of lowering the chances of release.
Thirdly, the short-term period that has passed since these changes does not allow us to evaluate its consequences.
Thus, despite some organizational shortcomings, the severity necessary for Article 3 of the Convention to be applicable was not achieved in the present case.
RESOLUTION
There was no violation of the requirements of Article 3 of the Convention (adopted by 14 votes in favor, with three against).
Regarding compliance with Article 5 § 1 of the Convention. (a) Clarification of general principles regarding the obligation to provide treatment in the event of hospitalization. Even taking into account the modern interpretation, Article 5 of the Convention does not prohibit incarceration based on incapacity (unlike what the UN Committee for the Protection of the Rights of Persons with Disabilities suggests). However, deprivation of liberty in accordance with subparagraph "e" of paragraph 1 of Article 5 of the Convention must fulfill a dual function: on the one hand, the function of social protection, and on the other, a therapeutic function in the interests of an insane person.
The first function a priori cannot justify the absence of measures aimed at the implementation of the second. Regardless of the place, any deprivation of liberty of persons suffering from mental disorders should be aimed at curing the disease or improving the patient's condition, as far as possible, including, if necessary, reducing or neutralizing the public danger of the person in order to prepare for his possible release.
The provision of appropriate and individualized treatment is an integral part of the concept of “appropriate institution”: it is possible that a priori structure of an inappropriate nature, for example, a prison, may ultimately turn out to be quite acceptable given the assistance provided or, conversely, an institution specializing in psychiatric care, may not be able to provide the necessary assistance. Just “accessing” doctors, medical advice, or drugs is not enough in this case.
However, the role of the European Court is not to analyze the content of the offered and provided medical care. It is important that the Court can verify the availability of “individual treatment”, taking into account the particular mental state of the hospitalized person, in order to prepare the latter for possible subsequent reintegration. In this area, the Court provides the authorities of the respondent states with certain limits of discretion, both in form and content of treatment.
Finally, in the event of problems preventing the applicant’s treatment, the possible negative consequences for the development of his condition are not necessarily sufficient to conclude that there has been a violation of Article 5 § 1 of the Convention, provided that the authorities have taken adequate measures.
The intensity of the Court's control may differ depending on whether a complaint has been lodged with a violation of Article 3 of the Convention, which presumes a certain level of severity, the assessment of which is relative and depends on all circumstances of the case, or a violation of Article 5 § 1 of the Convention, in the context of which priority is given to the question of the appropriate nature of the institution (which is necessary to maintain a link between hospitalization and the purpose it pursues). A finding that there was no violation of Article 3 of the Convention does not automatically mean that there was no violation of Article 5 § 1 of the Convention, while a finding of a violation of Article 3 of the Convention due to a lack of adequate assistance could lead to a violation of Article 5 of the Convention for the same reasons.
Of course, subparagraph "e" of paragraph 1 of Article 5 of the Convention does not guarantee the right of a hospitalized person to receive treatment in their own language. However, the need for individual and appropriate treatment of hospitalized persons is emphasized in the UN Convention on the Rights of Persons with Disabilities of 2006 and in the Recommendation of the Committee of Ministers of the Council of Europe N Rec (2004) 10 on the protection of the human rights and dignity of persons suffering from mental illness, which requires, in particular, the drafting of a personal and appropriate treatment plan, after consultation, as far as possible, with the person concerned. Nevertheless, the Court understands the importance of the linguistic factor in order for the hospitalized patient to receive the necessary information (except in cases where the vulnerability of the patient will increase as a result).
(b) Application of the above principles in the present case. The period from 2004 to 2017. Even if the German language has the status of the state language in Belgium, few people speak it in the region where the institution where the applicant was held is located. In addition, relevant legislation does not require such institutions to hire French or German speakers.
However, the applicant’s right to speak, voice his thoughts and receive medical assistance in German was clearly recognized by the Social Security Commission in 2009, even if the commission subsequently appeared to conclude that this aspect was not decisive in the development of the condition the applicant, and refused to issue orders regarding the administration of the institution or to impose any penalties. The European Court cannot make assumptions about what the results of treatment using the German language could lead to: it is forced to only state the absence of such treatment. Otherwise, the possible incurability of the disease of the person concerned does not reduce the obligation to provide treatment.
In view of the applicant's treatment and release requirements, the Belgian authorities should have found means of solving the problem of the lack of communication between the treating staff and the applicant. The Court should not express itself in general terms about possible decisions that could be considered sufficient: their choice falls within the discretion of the authorities of the respondent States.
In the present case, the individual measures taken by the Belgian authorities did not fit into the treatment plan. The question of whether the applicant could be treated in Germany was examined by the Belgian authorities, but its outcome is unknown. However, in Belgium itself, the resolution of the problem associated with the use of the German language does not seem unrealistic, since this is one of the official languages of the country.
RESOLUTION
In the case, there was a violation of subparagraph "e" of paragraph 1 of Article 5 of the Convention (adopted unanimously).
The period is from August 2017. Given that the applicant was considered capable of understanding his actions and giving consent, the Belgian law prohibited the use of a particular treatment measure against his will. However, his ability to recognize actions was reduced due to mental illness, which increased the applicant's vulnerability. The duty of the authorities in this case was to try to integrate the applicant as much as possible into an individual treatment plan that could lead to an improvement in his state of health.
In the present case, the authorities took a multidisciplinary and a priori consistent approach between the various actors in order to individualize the applicant's treatment depending on his communication needs and his illness. A number of services using the German language (providing the assistance of a psychiatrist, psychologist and social worker who spoke German) can facilitate communication and building trust.
In addition, the applicant's agent or representative, if necessary, plays an active role to help the applicant exercise his right to consent and follow the treatment plan. However, despite the assistance of his representatives, the applicant refused to cooperate with the treating staff to develop a treatment plan.
In this situation, in the absence of, for example, information about the refusal of a German-speaking psychiatrist to meet with the applicant and draw up an adapted treatment plan with him, the Court considers that the obligation to use the funds entrusted to the authorities was fulfilled.
Briefly speaking, taking into account, in particular, the significant efforts made by the authorities, a priori the consistent and adapted nature of the medical supervision that is now available to the applicant, the short duration of the study period, and the fact that the applicant continues to be immune despite the assistance of his representatives, his hospitalization was consistent with the desired therapeutic goal.
The Court clarifies, however, that, given the applicant’s vulnerability and low decision-making ability, the Belgian authorities are still under an obligation to take all necessary measures to ensure psychiatric treatment, psychologist supervision and social support in the medium to long term. capable of providing the applicant with hope of future release.
RESOLUTION
There was no violation of the requirements of paragraph 1 of Article 5 of the Convention (adopted by 10 votes in favor, with seven against).
COMPENSATION
In application of Article 41 of the Convention. The Court awarded the applicant EUR 32,500 in respect of non-pecuniary damage; the claim for pecuniary damage was rejected.
Source of publication: https://espchhelp.ru/blog/2728-rooman-v-belgium-2 .
Постановление ЕСПЧ от 29 января 2019 года по делу "Гюзелюртлу и другие (Guzelyurtlu and Others) против Кипра и Турции" (жалоба N 36925/07).
В 2007 году заявителям была оказана помощь в подготовке жалобы. Впоследствии жалоба была коммуницирована Кипру и Турции.
По делу успешно рассмотрена жалоба заявителей на отсутствие эффективного сотрудничества властей Турции и Кипра друг с другом и непринятие властями данных государств всех разумных мер, необходимых для обеспечения и реализации эффективного расследования по уголовному делу. По делу не допущено нарушение требований статьи 2 Конвенции о защите прав человека и основных свобод со стороны властей Кипра. По делу допущено нарушение требований статьи 2 Конвенции о защите прав человека и основных свобод со стороны властей Турции.
ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА
Заявители были близкими родственниками трех граждан Кипра турецко-киприотского происхождения, которые были найдены мертвыми в 2005 году с огнестрельными ранениями на территории, контролируемой властями Кипра. Немедленно было начато уголовное расследование как властями Кипра, так и Турции (в том числе властями Турецкой Республики Северного Кипра, далее - ТРСК). Хотя властями Кипра были установлены, а властями ТРСК задержаны и допрошены восемь подозреваемых, оба расследования зашли в тупик и были приостановлены в ожидании последующего развития событий. Хотя уголовные дела не были прекращены, по ним не предпринималось каких-либо конкретных действий после 2008 года. Власти Турции ждали передачи им всех доказательств по делу, чтобы предать подозреваемых суду, а производство по делу властями Кипра полностью остановилось, когда власти Турции вернули обратно запросы властей Кипра об экстрадиции. Меры, принятые в результате посредничества Вооруженных сил ООН по поддержанию мира на Кипре (далее - UNFICYP), оказались безрезультатными.
В Постановлении по настоящему делу от 4 апреля 2017 г. Палата Европейского Суда пришла к выводу о нарушении статьи 2 Конвенции в ее процессуально-правовом аспекте со стороны властей Турции (принято единогласно) и Кипра (принято пятью голосами "за" при двух - "против") в связи с тем, что власти обоих государств-ответчиков не смогли эффективно сотрудничать друг с другом и не приняли всех разумных мер, необходимых для обеспечения и реализации эффективного расследования по уголовному делу.
18 сентября 2017 г. по ходатайству властей Турции и Кипра дело было передано в Большую Палату Европейского Суда.
ВОПРОСЫ ПРАВА
По вопросу применения статьи 1 Конвенции (территориальная юрисдикция властей Турции). Лишь в очень немногих делах Европейскому Суду приходилось рассматривать жалобы на нарушение статьи 2 Конвенции в ее процессуально-правовом аспекте, когда смерть произошла не в юрисдикции государства, в отношении которого поднимался вопрос о соблюдении процессуального обязательства. Из прецедентной практики Европейского Суда следовало, что при таких обстоятельствах, если органы расследования или суды Договаривающегося Государства начали собственное расследование или уголовное производство, то этого было достаточно для установления наличия юрисдикционной связи по смыслу статьи 1 Конвенции между данным государством и родственниками жертв, которые позднее обратились с жалобами в Европейский Суд. В деле заявителей власти ТРСК начали собственное расследование по уголовному делу об убийстве, и, таким образом, была установлена "юрисдикционная связь" между заявителями и властями Турции, которые несли ответственность за нарушение Конвенции в связи с действиями или бездействием властей ТРСК.
Вместе с тем ситуация на Кипре имела "особенные черты". Во-первых, Турция рассматривалась международным сообществом как оккупант северной части Кипра, и международное сообщество не признавало ТРСК, государством по международному праву. Территория Северного Кипра находилась под эффективным контролем властей Турции для целей Конвенции. Во-вторых, подозреваемые по делу об убийстве сбежали в ТРСК, и, следовательно, власти Кипра не могли продолжить собственное расследование в отношении данных подозреваемых и, соответственно, выполнить свои обязательства, предусмотренные Конвенцией.
Учитывая эти два обстоятельства, каждого из которых в отдельности было бы достаточно, чтобы установить юрисдикционную связь, юрисдикция властей Турции была установлена. Любой другой вывод привел бы к правовому вакууму в системе защиты прав человека на территории Кипра и тем самым к созданию на территории ТРСК безопасного убежища для лиц, совершивших убийство и сбежавших с территории, контролируемой властями Кипра, что препятствовало бы применению уголовных законов, принятых Правительством Кипра для защиты права на жизнь своих граждан и любых иных лиц, находящихся под их юрисдикцией.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
Установлена юрисдикция властей Турции (принято единогласно).
По поводу соблюдения статьи 2 Конвенции (процессуально-правовой аспект). Процессуальное обязательство расследовать убийства лежало на властях обоих государств-ответчиков. Власти обоих государств быстро выполнили значительное количество следственных действий, и ничто не ставило под сомнение адекватный характер этих расследования. Решающий вопрос заключался в наличии и сфере действия обязательства по сотрудничеству как компонента процессуального обязательства, предусмотренного статьей 2 Конвенции.
Согласно статье 2 Конвенции в отношении властей обоих государств-ответчиков может существовать двустороннее обязательство сотрудничать друг с другом, подразумевающее одновременно обязанность просить помощь и получать ее. Такое обязательство соответствует эффективной защите права на жизнь, гарантированного статьей 2 Конвенции. Государства должны принимать все возможные меры для сотрудничества друг с другом, добросовестно используя возможности, доступные им на основании соответствующих международных документов о взаимопомощи в правовой сфере и по уголовным делам.
Процессуальное обязательство сотрудничать, закрепленное в статье 2 Конвенции, следовало толковать в свете международных договоров и соглашений, действовавших между Договаривающимися Государствами, при наиболее согласованном и гармоничном применении Конвенции и указанных документов, что не должно приводить к конфликту между ними. В данном контексте процессуальное обязательство сотрудничать могло быть нарушено в отношении государства, от которого требовалось обращение за помощью, только если оно не использовало надлежащие механизмы сотрудничества на основании соответствующих международных договоров, и в отношении государства, которому был направлен запрос о помощи, если оно не ответило надлежащим образом или не смогло указать правомерные основания для отказа в сотрудничестве, запрашиваемом согласно данным документам.
Особенностью дела заявителей было отсутствие сотрудничества со стороны de facto образования, существующего на признанной международным сообществом территории Кипра, но находящегося под эффективным контролем Турции, с точки зрения Конвенции. Поскольку между властями двух государств-ответчиков не было установлено официальных дипломатических отношений, международные договоры, участниками которых являлись оба государства, не могли быть единственным ориентиром при определении того, использовали ли оба государства-ответчика все доступные для них возможности, чтобы сотрудничать друг с другом. При отсутствии дипломатических отношений официальные формы сотрудничества, вероятно, не привели бы к каким-либо результатам, и в таком случае от государств может требоваться использование менее формальных и прямых способов сотрудничества, например, с помощью третьих государств или международных организацией. С учетом изложенного Европейский Суд должен был определить, использовали ли власти государств-ответчиков все средства, которые были разумно доступны для них, чтобы просить о сотрудничестве, необходимом для эффективности расследования и производства в целом, и оказывать его.
(a) Власти Кипра. (i) Использовали ли власти Кипра все средства, разумно доступные им, чтобы добиваться выдачи/экстрадиции лиц, подозреваемых властями Турции. В результате установления возможных подозреваемых на ранних стадиях расследования власти Кипра направили в Интерпол "красные" уведомления с целью определения места нахождения подозреваемых и их задержания для целей экстрадиции. Данные запросы были опубликованы Интерполом. Кипрское бюро Интерпола также отправило электронные сообщения в Министерство внутренних дел Турции, указав, что власти Кипра разыскивают подозреваемых и требуют их задержания в случае их въезда на территорию Турции.
Власти Кипра на ранних стадиях расследования пытались договориться об условиях выдачи подозреваемых ТРСК через UNFICYP. Тем не менее уже тогда было очевидно, что ни власти Турции, ни власти ТРСК не собирались выдавать подозреваемых. При таких обстоятельствах нельзя критиковать власти Кипра за то, что они с начала пытались добиться выдачи с помощью UNFICYP и, когда данные усилия в итоге оказались безрезультатными, направили Турции запросы об экстрадиции.
Запросы об экстрадиции были переданы властям Турции через посольство этой страны в г. Афины. С учетом отсутствия дипломатических отношений между Кипром и Турцией направление запросов через сотрудников соответствующих посольств в г. Афины при особых обстоятельствах дела может считаться единственно возможным средством, доступным властям Кипра.
(ii) Были ли власти Кипра обязаны предоставить все доказательства властям ТРСК или Турции. Дело заявителей следует отличать от ранее рассмотренных дел, в которых Европейский Суд признал законность по смыслу Конвенции предусмотренных средств правовой защиты или мер, принятых властями ТРСК в отношении жителей ТРСК или лиц, затронутых их действиями. В предыдущих делах Европейский Суд счел принятые средства и действия законными в той мере, в какой это было необходимо, чтобы власти Турции могли обеспечить на территории Северного Кипра соблюдение прав, гарантированных Конвенцией, и возместить любой вред, причинение которого может быть им приписано.
В настоящем деле вопрос, который следовало разрешить, заключался в том, были ли обязаны власти Кипра предоставить все доказательства по уголовному делу властям ТРСК, которые проводили параллельное расследование убийств на основании соответствующего законодательства ТРСК. Власти Кипра были готовы передать все доказательства UNFICYP для того, чтобы последние установили были ли доказательства prima facie достаточными при условии, что в таком случае власти ТРСК передадут им подозреваемых. Поскольку власти ТРСК отказались сделать это, власти Кипра также отказались представить доказательства. Предоставление всех материалов уголовного дела властям ТРСК при том, что не была исключена возможность использования данных материалов для проведения судебного процесса в отношении подозреваемых в ТРСК, и при отсутствии каких-либо гарантий того, чтобы подозреваемые будут выданы властям Кипра, выходило бы за рамки простого сотрудничества между полицией или органами уголовного преследования. По существу это являлось бы передачей уголовного дела властями Кипра судам ТРСК, и власти Кипра, таким образом, уступили бы свою юрисдикцию в отношении убийств, совершенных на подконтрольной им территории, в пользу судов непризнанного образования, существующего на территории Кипра. Осуществление юрисдикции по уголовным делам является одной из основных характеристик суверенитета государства. В такой специфической ситуации отказ от уступки юрисдикции по уголовному делу в пользу судов ТРСК не представлялся необоснованным.
(iii) Были ли власти Кипра обязаны прибегнуть к другим формам сотрудничества, предложенным UNFICYP. В контексте усилий по медиации, предпринятых UNFICYP, были предложены различные формы сотрудничества с целью найти компромисс между властями Кипра и ТРСК. Однако подобные формы сотрудничества сами по себе не могли способствовать уголовному преследованию и судебному разбирательству в отношении подозреваемых. По делу не было установлено, что данные альтернативы, в частности, возможность организации судебного процесса на нейтральной территории, имели достаточно твердую основу в законодательствах соответствующих стран и международном праве. При имевшихся обстоятельствах статья 2 Конвенции не требовала от властей Кипра использовать данные возможности сотрудничества.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
По делу не было допущено нарушения требований статьи 2 Конвенции (принято 15 голосами "за" при двух - "против").
(b) Власти Турции. Власти Турции проигнорировали запросы об экстрадиции и оставили их без ответа. От властей Турции следовало ожидать объяснений того, почему они считали экстрадицию неприемлемой в соответствии с законодательством Турции или Европейской конвенцией об экстрадиции. Согласно положениям последней государство, у которого запрашивают экстрадицию, обязано информировать запрашивающее государство о своем решении относительно экстрадиции и в случае отказа объяснить причины своего решения. Обязательство сотрудничать, предусмотренное статьей 2 Конвенции, следует толковать в свете данных положений, и, следовательно, оно предполагает обязанность государства рассмотреть и предоставить мотивированный ответ на любой запрос об экстрадиции, поступивший от другого Договаривающегося Государства в отношении лиц, подозреваемых в убийстве или в незаконных действиях, о которых было известно, что они находятся на территории данного государства или под его юрисдикцией.
Власти Турции не предприняли минимальных усилий, которые требовались от них при обстоятельствах дела, и, следовательно, не выполнили обязательство по сотрудничеству с властями Кипра для целей эффективного расследования убийств родственников заявителей.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
По делу было допущено нарушение требований статьи 2 Конвенции (принято единогласно).
КОМПЕНСАЦИЯ
В порядке применения статьи 41 Конвенции. Европейский Суд присудил выплатить каждому из заявителей по 8 500 евро в качестве компенсации морального вреда, требование о компенсации материального ущерба было отклонено.
Источник публикации: https://espchhelp.ru/blog/2727-gyuzelyurtlu-i-drugiye-protiv-kipra-i-turtsii-2 .
Güzelyurtlu ve Diğerleri - Kıbrıs ve Türkiye davasında 29 Ocak 2019 tarihli AİHM kararı (şikayet no. 36925/07).
2007 yılında, başvuranlara şikayetin hazırlanmasında yardımcı olmuştur. Daha sonra, şikayet Kıbrıs ve Türkiye'ye iletildi.
Bu durumda, başvuranların şikayeti, Kıbrıslı Türk makamlar arasında birbirleriyle etkili işbirliğinin olmaması ve bu devletlerin yetkililerinin etkili bir cezai soruşturmayı sağlamak ve uygulamak için gerekli tüm makul tedbirleri alamaması konusunda başarılı bir şekilde incelenmiştir. Dava, Kıbrıslı yetkililer tarafından İnsan Haklarının ve Temel Özgürlüklerin Korunması Sözleşmesinin 2. maddesinin ihlal edilmediğini ortaya koymaktadır. Dava, Türk makamları tarafından İnsan Haklarının ve Temel Özgürlüklerin Korunması Sözleşmesinin 2. Maddesinin gereklerini ihlal etmiştir.
Davanın Koşulları
Başvuranlar, Kıbrıslı yetkililer tarafından kontrol edilen bir bölgede 2005 yılında ölü olarak bulunan üç Kıbrıslı Türk vatandaşının yakın akrabalarıdır. Hem Kıbrıs hem de Türkiye (hemen ardından KKTC - Türkiye Cumhuriyeti yetkilileri dahil) bir suç soruşturması başlatılmıştır. Kıbrıslı makamlar KKTC makamları tarafından tespit edilmiş ve sorgulanmış sekiz şüpheli bulunmasına rağmen, her iki soruşturma da çıkmaza girdi ve daha fazla gelişme beklemeden askıya alındı. Suç davaları feshedilmemiş olmasına rağmen, 2008'den sonra onlar hakkında özel bir işlem yapılmadı. Türk makamları, şüphelilerin yargılanmasını sağlamak için davadaki tüm delillerin aktarılmasını bekliyorlardı ve Türk makamları Kıbrıs makamlarının iadesi taleplerini geri verdiğinde Kıbrıs makamlarının işlemleri tamamen durdu. Birleşmiş Milletler Barış Gücü Kuvvetlerinin Kıbrıs'ta arabuluculuğu sonucu alınan önlemler (bundan sonra - UNFICYP) başarısız oldu.
4 Nisan 2017'deki mevcut davaya bakıldığında, Avrupa Mahkemesi Odası, Sözleşme Makamının 2 nci maddesini, Türk makamları (oy birliğiyle) ve Kıbrıs (usule karşı beş oyla kabul etti), usule ilişkin yönünden ihlal etti. “) Her iki yanıt veren devletin makamlarının birbirleriyle etkili bir şekilde işbirliği yapamaması ve etkili bir cezai soruşturmanın sağlanması ve uygulanması için gerekli tüm makul önlemleri almadığı için.
18 Eylül 2017'de, Türkiye ve Kıbrıs makamlarının talebi üzerine dava, Avrupa Mahkemesi Büyük Dairesine devredildi.
HUKUK SORULARI
Sözleşmenin 1. maddesinin uygulanmasına ilişkin olarak (Türk makamlarının bölgesel yargı yetkisi). Çok az sayıda davada, Avrupa Mahkemesi, Sözleşme'nin 2. maddesinin ihlal edildiğine ilişkin şikâyetleri, usule ilişkin hukuki düzenlemeye uygunluğun ortaya çıktığı devletin yetki alanı dışında gerçekleştiğinde usule ve hukuki yönüne göre incelemek zorunda kalmıştır. Avrupa Mahkemesi içtihadından, bu koşullar altında, soruşturma makamları veya bir Akit Devlet mahkemelerinin kendi soruşturmaları veya cezai işlemlerini başlatmaları halinde, o zaman bu, Devlet ile daha sonra başvuran mağdurların akrabaları arasında, Sözleşme'nin 1. Maddesinin anlamı dahilinde bir adli bağlantının varlığını ortaya koymak için yeterliydi. Mahkemeye şikayetleri ile. Başvuranlar davasında, KKTC makamları cinayet ceza davasıyla ilgili kendi soruşturmasını başlattılar ve böylece başvurularla KKTC makamlarının eylemleri ya da ihmalleri ile bağlantılı olarak Sözleşmeyi ihlal etmekten sorumlu olan Türk makamları arasında bir “yasal bağlantı” kurdular.
Aynı zamanda, Kıbrıs'taki durumun "özel özellikleri" vardı. Birincisi, Türkiye uluslararası toplum tarafından Kıbrıs'ın kuzey kesiminde bir işgalci olarak görülüyordu ve uluslararası topluluk KKTC'yi uluslararası hukuk çerçevesinde bir devlet olarak tanımıyordu. Kuzey Kıbrıs toprakları, Türk makamlarının Sözleşme amaçları için etkili bir şekilde kontrol altındaydı. İkincisi, cinayet zanlıları KKTC'ye kaçtı ve bu nedenle Kıbrıslı yetkililer bu şüphelilerle ilgili kendi soruşturmalarını sürdüremedi ve buna göre Sözleşme uyarınca yükümlülüklerini yerine getiremedi.
Her biri ayrı bir yargı bağlantısı kurmak için yeterli olacak bu iki koşul göz önüne alındığında, Türk makamlarının yargı yetkisi kuruldu. Diğer herhangi bir sonuç Kıbrıs'ta insan haklarının korunması sisteminde yasal bir boşluğa yol açacak ve böylece Kıbrıs Hükümeti tarafından kabul edilen ceza kanunlarının uygulanmasını önleyecek olan ve Kıbrıs makamları tarafından kontrol edilen bölgeden kaçan kişiler için KKTC topraklarında güvenli bir sığınak yaratacaktır. Vatandaşlarının ve kendi yetki alanındaki diğer kişilerin yaşam hakkını korumak.
KARAR
Türk makamlarının yargı yetkisi kuruldu (oy birliğiyle kabul edildi).
Sözleşmenin 2. Maddesine uyum ile ilgili olarak (usul yönü). Cinayetleri soruşturmaya ilişkin usule ilişkin yükümlülük, her iki davalı devletin makamlarına aittir. Her iki devletin makamları hızla çok sayıda soruşturma eylemi gerçekleştirdi ve hiçbiri bu soruşturmaların uygunluğunu sorgulamadı. En önemli mesele, İşbirliği yükümlülüğünün, Sözleşme'nin 2. maddesinde öngörülen usule ilişkin yükümlülüğün bir parçası olarak mevcudiyeti ve kapsamıydı.
Sözleşmenin 2. Maddesine göre, her iki katılımcı devletin makamları, aynı zamanda yardım isteme ve alma yükümlülüğünü ima ederek birbirleriyle işbirliği yapma konusunda ikili bir yükümlülüğe sahip olabilir. Böyle bir yükümlülük, Sözleşme'nin 2. maddesi ile güvence altına alınan yaşam hakkının etkin bir şekilde korunması ile tutarlıdır. Devletler, yasal alanda ve cezai meselelerde karşılıklı yardımlaşma ile ilgili uluslararası belgeler temelinde kendilerine sunulan fırsatları bilinçli bir şekilde kullanarak birbirleriyle işbirliği yapmak için tüm olası önlemleri almalıdırlar.
Sözleşmenin 2. Maddesinde belirtildiği gibi işbirliği yapma prosedürü, Akit Devletler arasında yürürlükte olan uluslararası anlaşmalar ve sözleşmeler ışığında, Sözleşmenin en tutarlı ve uyumlu uygulamasıyla ve bunlar arasında çatışmaya yol açmayacak bu belgelerle yorumlanmalıdır. Bu bağlamda, işbirliği yapma prosedürü yükümlülüğü, yalnızca ilgili uluslararası anlaşmalar temelinde uygun işbirliği mekanizmalarını kullanmadığı takdirde yardım talebinde bulunan devletle ve yardım talebinin gönderildiği devletle ilgili olarak, cevap vermediği takdirde ihlal edilebilir. bu belgeler uyarınca talep edilen işbirliğini reddetmenin yasal gerekçelerini uygun bir şekilde belirtmemiş veya gösterememiştir.
Başvuranların bir özelliği, uluslararası toplum tarafından tanınan Kıbrıs topraklarında mevcut olan fiili bir kuruluştan işbirliği yapmaması, ancak Sözleşme açısından Türkiye'nin etkin kontrolü altında olmasıdır. İki katılımcı devletin makamları arasında hiçbir resmi diplomatik ilişki kurulmadığından, her iki devletin de taraf olduğu uluslararası anlaşmalar, her iki katılımcı devletin de kendi aralarında işbirliği yapmak için mevcut tüm fırsatları kullanıp kullanmadıklarının belirlenmesinde tek kılavuz olamaz. Diplomatik ilişkilerin yokluğunda, resmi işbirliği biçimleri muhtemelen herhangi bir sonuca yol açmayacaktı; bu durumda devletlerin, örneğin üçüncü devletlerin veya uluslararası kuruluşların yardımıyla daha az resmi ve doğrudan işbirliği yöntemlerini kullanmaları gerekebilir. Yukarıda belirtilenler ışığında, AİHM, katılımcı devlet makamlarının, soruşturmanın etkinliği ve bir bütün olarak yargılamanın etkinliği için gerekli işbirliğini istemek ve sağlamak için makul olan tüm araçları kullanıp kullanmadıklarını belirlemelidir.
(a) Kıbrıs Hükümeti. (i) Kıbrıslı yetkililer, Türk makamları tarafından şüphelenilen kişilerin iadesini / iadesini talep etmek için makul olan tüm araçları kullandılar mı? Soruşturmanın erken aşamalarında muhtemel şüphelilerin tespitinin bir sonucu olarak, Kıbrıslı yetkililer şüphelilerin nerede olduklarını ve iadelerini alamadıklarını belirlemek için Interpol'e “kırmızı” bildirimler gönderdi. Bu talepler Interpol tarafından yayınlandı. Kıbrıs'taki Interpol Bürosu, İçişleri Bakanlığı'na, Kıbrıs makamlarının şüphelileri aradıklarını ve Türkiye'ye girmeleri halinde alıkonulmalarını istediklerini belirten e-postalar gönderdi.
Soruşturmanın ilk aşamalarında Kıbrıs makamları, şüpheli KKTC'lerin UNFICYP aracılığıyla iadesi için şartlar üzerinde anlaşmaya çalıştı. Bununla birlikte, o zaman bile, ne Türk makamlarının ne de KKTC makamlarının şüphelileri iade edemeyeceği açıktı. Bu gibi durumlarda, Kıbrıslı yetkilileri UNFICYP'in yardımıyla başından iade almaya çalıştıkları için eleştirmek mümkün değildir ve bu çabalar sonuçta başarısız olduğunda Türkiye'ye iade talepleri göndermişlerdir.
İade talepleri, ülkenin Atina'daki büyükelçiliği aracılığıyla Türk makamlarına iletildi. Kıbrıs ile Türkiye arasındaki diplomatik ilişkilerin olmaması, özel şartlar altında Atina 'daki ilgili elçilikler kadrosundan taleplerin iletilmesi durumunda, Kıbrıs makamlarına mümkün olan tek yol söz konusu olabilir.
(ii) Kıbrıslı yetkililerden KKTC veya Türkiye yetkililerine tüm delilleri sağlamaları gerekip gerekmediği. Başvuranların davası, Avrupa Mahkemesinin, KKTC sakinleri ya da eylemlerinden etkilenen kişilerle ilgili olarak KKTC makamları tarafından alınan tedbirler ya da tedbirler sözleşmesi anlamında yasallığı tanıdığı önceki davalardan ayırt edilmelidir. Daha önceki davalarda, AİHM, Türk makamlarının, Sözleşme'nin güvence altına aldığı haklara Kuzey Kıbrıs'ta saygı gösterilmesini sağlaması ve bunlara atfedilebilecek herhangi bir zararı telafi etmesinin gerekli olduğu ölçüde yasal yollara başvurduğunu ve yaptıklarını tespit etmiştir.
Mevcut davada, çözülmesi gereken mesele, Kıbrıs makamlarının ceza davasında yer alan bütün delilleri, ilgili KKTC mevzuatına dayanarak cinayetler üzerine paralel bir soruşturma yürüten KKTC makamlarına sunmak zorunda olup olmadığıydı. Kıbrıslı yetkililer, UNFICYP’e tüm kanıtları vermeye hazırdı, bu nedenle, bu davada, KKTC makamlarının şüphelileri kendilerine vermesi şartıyla prima facie kanıtının yeterli olup olmadığını tespit edebildi. KKTC makamları bunu yapmayı reddettiği için, Kıbrıslı yetkililer de kanıt sağlamayı reddetti. Ceza davasıyla ilgili tüm malzemelerin KKTC makamlarına sunulması, bu malzemelerin KKTC’deki şüphelilere karşı yargılanmak için kullanılması ve şüphelilerin Kıbrıs makamlarına iade edileceğine dair hiçbir teminatın bulunmaması ihtimalinin işbirliğinin ötesine geçeceği Polis veya savcılık makamları arasında. Esasen bu, ceza davası Kıbrıs makamları tarafından KKTC mahkemelerine devredilecek ve Kıbrıs makamları bu nedenle kendi topraklarında işlenen cinayetler konusundaki yetki alanlarını, Kıbrıs topraklarında tanınmayan eğitim mahkemelerinin yararına kullanacaklar. Cezai yargı yetkisinin kullanılması, devlet egemenliğinin temel özelliklerinden biridir. Böyle özel bir durumda, ceza mahkemesinde yargı yetkisinin KKTC mahkemeleri lehine reddedilmesi makul değildi.
(iii) Kıbrıslı yetkililerin UNFICYP tarafından önerilen diğer işbirliği biçimlerine başvurmak zorunda olup olmadıkları. UNFICYP tarafından yürütülen arabuluculuk çabaları bağlamında, Kıbrıs makamları ile KKTC arasında bir uzlaşma sağlamak için çeşitli işbirliği biçimleri önerilmiştir. Bununla birlikte, yalnızca bu tür işbirliği biçimleri şüphelilerin kovuşturulmasına ve yargılanmasına katkıda bulunamamıştır. Bu alternatiflerin, özellikle tarafsız bir bölgede bir denemenin düzenlenmesi olasılığının, ilgili ülkelerin yasalarında ve uluslararası hukukta oldukça sağlam bir temele sahip olduğu durumda kurulmamıştır. Bu koşullar altında, AİHS'nin 2. maddesi Kıbrıslı yetkililerin bu fırsatları işbirliği için kullanmalarını istememiştir.
KARAR
Davada AİHS'nin 2. maddesinin gereklerine aykırılık olmamıştır (iki aleyhte 15 oyla kabul edilmiştir).
(b) Hükümet. Türk makamları iade taleplerini görmezden geldi ve cevapsız bıraktı. Türk makamları, iadeyi neden Türk hukukunda veya Avrupa İadesi Konvansiyonunda kabul edilemez olarak kabul ettikleri konusunda açıklamalar beklemeliydi. İkincisinin hükümlerine göre, iadenin istendiği devlet iadeyle ilgili kararını talep eden devlete bildirmek ve kararının nedenlerini açıklamayı reddetmekle yükümlüdür. Sözleşmenin 2. Maddesi uyarınca işbirliği yapma zorunluluğu, bu hükümler ışığında yorumlanmalı ve bu nedenle Devletin, diğer Akit Devlet'ten cinayet veya yasadışı eylemlerden şüphelenilen şahıslar için iadesi talebine yönelik makul bir cevap alma ve değerlendirme yükümlülüğünü ima eder. Bunların, bu devletin topraklarında ya da kendi yetki alanı içinde bulundukları biliniyordu.
Hükümet, dava koşullarında kendilerinden gereken asgari çabayı göstermemiştir ve bu nedenle, başvuranların akrabalarının öldürülmelerini etkin bir şekilde araştırmak için Kıbrıs makamlarıyla işbirliği yapma yükümlülüklerini yerine getirmemiştir.
KARAR
Dava, AİHS'nin 2. maddesinin ihlalini içeriyordu (oybirliğiyle kabul edildi).
TAZMİNAT
Sözleşmenin 41. Maddesinin uygulanmasında. Mahkeme, başvuranların her birine manevi tazminat olarak 8,500 Avro ödenmesine hükmetmiştir ve maddi tazminat talebi reddedilmiştir.
Yayının kaynağı: https://espchhelp.ru/blog/2726-guzelyurtlu-ve-digerleri-kibris-ve-turkiye-davasinda .
ECHR judgment of 29 January 2019 in the case of Guzelyurtlu and Others v. Cyprus and Turkey (application No. 36925/07).
In 2007, the applicants were assisted in preparing the application. Subsequently, the application was communicated to Cyprus and Turkey.
In the case, the applicants ’ application was successfully examined regarding the lack of effective cooperation between the Turkish and Cypriot authorities and the failure by the authorities of these states to take all reasonable measures necessary to ensure and implement an effective criminal investigation. The case does not constitute a violation of Article 2 of the Convention for the Protection of Human Rights and Fundamental Freedoms by the Cyprus authorities. The case has violated the requirements of Article 2 of the Convention for the Protection of Human Rights and Fundamental Freedoms by the Turkish authorities.
Circumstances of the case
The applicants were close relatives of three Cypriot citizens of Turkish Cypriot origin who were found dead in 2005 with gunshot wounds in a territory controlled by the Cypriot authorities. A criminal investigation was immediately launched by both the authorities of Cyprus and Turkey (including the authorities of the Turkish Republic of Northern Cyprus, hereinafter - the TRNC). Although the Cypriot authorities had identified and eight suspects detained and questioned by the authorities of the TRNC, both investigations had reached an impasse and were suspended pending further developments. Although the criminal cases were not terminated, no specific action was taken on them after 2008. The Turkish authorities were awaiting the transfer of all the evidence in the case in order to bring the suspects to trial, and the proceedings by the Cypriot authorities completely stopped when the Turkish authorities returned the extradition requests of the Cypriot authorities. The measures taken as a result of the mediation of the United Nations Peacekeeping Force in Cyprus (hereinafter - UNFICYP) were unsuccessful.
In the judgment of the present case of April 4, 2017, the Chamber of the European Court found a violation of Article 2 of the Convention in its procedural aspect by the Turkish authorities (unanimously) and Cyprus (adopted by five votes in favor, with two against) ") due to the fact that the authorities of both respondent states failed to effectively cooperate with each other and did not take all reasonable measures necessary to ensure and implement an effective criminal investigation.
On September 18, 2017, at the request of the Turkish and Cyprus authorities, the case was transferred to the Grand Chamber of the European Court.
QUESTIONS OF LAW
Regarding the application of Article 1 of the Convention (territorial jurisdiction of the Turkish authorities). Only in very few cases did the European Court have had to examine complaints of a violation of Article 2 of the Convention in its procedural and legal aspect when the death occurred outside the jurisdiction of the state in respect of which the issue of compliance with a procedural obligation was raised. It follows from the case-law of the European Court that under such circumstances, if the investigating authorities or the courts of a Contracting State started their own investigation or criminal proceedings, then this was sufficient to establish the existence of a jurisdictional connection within the meaning of Article 1 of the Convention between that State and the relatives of victims who later applied with complaints to the Court. In the applicants ’case, the TRNC authorities launched their own investigation into the murder criminal case, and thus established a“ jurisdictional connection ”between the applicants and the Turkish authorities, who were responsible for violating the Convention in connection with the acts or omissions of the TRNC authorities.
At the same time, the situation in Cyprus had "special features." Firstly, Turkey was seen by the international community as an occupier of the northern part of Cyprus, and the international community did not recognize TRNC as a state under international law. The territory of Northern Cyprus was under the effective control of the Turkish authorities for the purposes of the Convention. Secondly, the murder suspects fled to the TRNC, and therefore, the Cypriot authorities could not continue their own investigation into these suspects and, accordingly, fulfill their obligations under the Convention.
Given these two circumstances, each of which individually would be sufficient to establish a jurisdictional connection, the jurisdiction of the Turkish authorities was established. Any other conclusion would lead to a legal vacuum in the system of protecting human rights in Cyprus and thereby create a safe haven on the territory of the TRNC for persons who committed murder and fled from the territory controlled by the authorities of Cyprus, which would prevent the application of criminal laws adopted by the Government of Cyprus to protect the right to life of its citizens and any other persons under their jurisdiction.
RESOLUTION
The jurisdiction of the Turkish authorities has been established (adopted unanimously).
Regarding compliance with Article 2 of the Convention (procedural aspect). The procedural obligation to investigate the killings lay with the authorities of both respondent States. The authorities of both states quickly carried out a significant number of investigative actions, and nothing questioned the adequate nature of these investigations. The crucial issue was the availability and scope of the cooperation obligation as a component of the procedural obligation provided for in Article 2 of the Convention.
According to Article 2 of the Convention, the authorities of both respondent states may have a bilateral obligation to cooperate with each other, implying at the same time the obligation to request and receive assistance. Such an obligation is consistent with the effective protection of the right to life guaranteed by Article 2 of the Convention. States should take all possible measures to cooperate with each other, conscientiously using the opportunities available to them on the basis of relevant international documents on mutual assistance in the legal sphere and in criminal matters.
The procedural obligation to cooperate, as enshrined in Article 2 of the Convention, should be interpreted in the light of international treaties and agreements in force between the Contracting States, with the most coherent and harmonious application of the Convention and these documents, which should not lead to conflict between them. In this context, the procedural obligation to cooperate could be violated in relation to the state, which was requested to seek help only if it did not use appropriate cooperation mechanisms on the basis of relevant international treaties, and in relation to the state to which the request for assistance was sent, if it did not respond appropriately or failed to indicate the legitimate grounds for refusing the cooperation requested under these documents.
A feature of the applicants' case was the lack of cooperation from a de facto entity existing on the territory of Cyprus recognized by the international community but under the effective control of Turkey from the point of view of the Convention. Since no official diplomatic relations were established between the authorities of the two respondent states, international treaties to which both states were parties could not be the only guideline in determining whether both respondent states used all the opportunities available to them to cooperate with each other. In the absence of diplomatic relations, formal forms of cooperation would probably not have led to any results, in which case states may be required to use less formal and direct methods of cooperation, for example, with the help of third states or international organizations. In view of the foregoing, the Court should have determined whether the authorities of the respondent states used all the means reasonably available to them to request and provide the cooperation necessary for the effectiveness of the investigation and the proceedings as a whole.
(a) The Government of Cyprus. (i) Did the Cypriot authorities use all means reasonably available to them to seek the extradition / extradition of persons suspected by the Turkish authorities. As a result of the identification of possible suspects in the early stages of the investigation, the Cypriot authorities sent “red” notifications to Interpol in order to determine the whereabouts of the suspects and their detention for extradition. These requests were published by Interpol. The Cypriot Bureau of Interpol also sent e-mails to the Turkish Ministry of Internal Affairs, indicating that the Cypriot authorities are looking for suspects and demand that they be detained if they enter Turkey.
The authorities of Cyprus in the early stages of the investigation tried to agree on the conditions for the extradition of suspected TRNCs through UNFICYP. Nevertheless, even then it was obvious that neither the Turkish authorities nor the TRNC authorities were going to extradite the suspects. In such circumstances, it is impossible to criticize the Cypriot authorities for trying to obtain extradition with the help of UNFICYP from the beginning and, when these efforts ultimately failed, they sent extradition requests to Turkey.
Extradition requests were transmitted to the Turkish authorities through the country's embassy in Athens. Given the lack of diplomatic relations between Cyprus and Turkey, forwarding requests through the staff of the respective embassies in Athens under special circumstances, the case may be considered the only possible means available to the authorities of Cyprus.
(ii) Whether the Cypriot authorities were required to provide all evidence to the authorities of the TRNC or Turkey. The applicants' case should be distinguished from earlier cases in which the European Court recognized the legality within the meaning of the Convention of the remedies or measures taken by the authorities of the TRNC in relation to the residents of the TRNC or persons affected by their actions. In previous cases, the Court found the means and actions taken lawful to the extent that it was necessary for the Turkish authorities to ensure that the rights guaranteed by the Convention are respected in Northern Cyprus and to compensate for any harm that may be attributed to them.
In the present case, the issue that should have been resolved was whether the Cypriot authorities were obliged to provide all the evidence in the criminal case to the TRNC authorities, which conducted a parallel investigation into the killings on the basis of the relevant TRNC legislation. The Cypriot authorities were ready to hand over all the evidence to UNFICYP so that the latter could establish whether prima facie evidence was sufficient, provided that in this case the TRNC authorities would hand over the suspects to them. Since the TRNC authorities refused to do so, the Cypriot authorities also refused to provide evidence. The provision of all materials of the criminal case to the authorities of the TRNC, while the possibility of using these materials for conducting a trial against suspects in the TRNC, and in the absence of any guarantees that the suspects would be extradited to the authorities of Cyprus, would go beyond mere cooperation between the police or the prosecution authorities. Essentially, this would be a transfer of the criminal case by the Cypriot authorities to the TRNC courts, and the Cypriot authorities would thus cede their jurisdiction over the killings committed on their territory to the benefit of unrecognized education courts existing on the territory of Cyprus. The exercise of criminal jurisdiction is one of the main characteristics of state sovereignty. In such a specific situation, the rejection of the assignment of jurisdiction in a criminal case in favor of the TRNC courts did not seem unreasonable.
(iii) Whether the Cypriot authorities were obliged to resort to other forms of cooperation proposed by UNFICYP. In the context of the mediation efforts undertaken by UNFICYP, various forms of cooperation have been proposed in order to find a compromise between the authorities of Cyprus and the TRNC. However, such forms of cooperation alone could not contribute to the prosecution and trial of suspects. It was not established in the case that these alternatives, in particular, the possibility of organizing a trial in neutral territory, had a fairly solid basis in the laws of the respective countries and international law. Under the circumstances, Article 2 of the Convention did not require the Cypriot authorities to use these opportunities for cooperation.
RESOLUTION
There was no violation of the requirements of Article 2 of the Convention in the case (adopted by 15 votes in favor, with two against).
(b) The Government. Turkish authorities ignored extradition requests and left them unanswered. The Turkish authorities should have expected explanations as to why they considered the extradition inadmissible under Turkish law or the European Convention on Extradition. According to the provisions of the latter, the state from which extradition is requested is obliged to inform the requesting state of its decision regarding extradition and in case of refusal to explain the reasons for its decision. The obligation to cooperate under Article 2 of the Convention should be interpreted in the light of these provisions, and therefore implies the obligation of the State to consider and provide a reasoned response to any request for extradition from the other Contracting State in respect of persons suspected of murder or illegal actions , of which it was known that they are located on the territory of this state or under its jurisdiction.
The Government did not make the minimum efforts required of them in the circumstances of the case, and therefore did not fulfill their obligation to cooperate with the Cypriot authorities in order to effectively investigate the killings of the applicants' relatives.
RESOLUTION
The case contained a violation of Article 2 of the Convention (adopted unanimously).
COMPENSATION
In application of Article 41 of the Convention. The Court ordered that each of the applicants be paid EUR 8,500 in respect of non-pecuniary damage; the claim for pecuniary damage was rejected.
Source of publication: https://espchhelp.ru/blog/2725-guzelyurtlu-and-others-v-cyprus-and-turkey-2 .
Постановление ЕСПЧ от 29 января 2019 года по делу "Мардоншоев против Российской Федерации (Mardonshoyev v. Russia)" (жалоба N 8279/16).
По делу успешно рассмотрена жалоба заявителя на бесчеловечные условия содержания под стражей в специальном учреждении временного содержания иностранных граждан в ожидании административного выдворения, а также на то, что власти Российской Федерации не провели надлежащим образом разбирательство по делу о его высылке в иностранное государство с того момента, когда узнали, что его высылка была невозможна в связи с отсутствием у заявителя гражданства иностранного государства. По делу допущено нарушение требований пунктов 1 и 4 статьи 5 Конвенции о защите прав человека и основных свобод.
В 2016 году заявителю была оказана помощь в подготовке жалобы. Впоследствии жалоба была коммуницирована Российской Федерации.
В своей жалобе Заявитель жаловался на бесчеловечные условия содержания под стражей в специальном учреждении временного содержания иностранных граждан в ожидании административного выдворения, а также на то, что власти Российской Федерации не провели надлежащим образом разбирательство по делу о его высылке в Таджикистан с того момента, когда узнали, что его высылка была невозможна в связи с отсутствием у заявителя гражданства Таджикистана.
29 января 2019 года, по жалобе поданной заявителем, Европейский Суд единогласно постановил, что в данном деле власти Российской Федерации нарушили требования пунктов 1 и 4 статьи 5 Конвенции (право на свободу и личную неприкосновенность), и обязал власти государства-ответчика выплатить представителю заявителя 7 500 евро в качестве компенсации морального вреда.
Источник публикации: https://espchhelp.ru/blog/2724-mardonshoyev-protiv-rossii .
The ECHR judgment of January 29, 2019 in the case of Mardonshoyev v. Russia (Mardonshoyev v. Russia) (application No. 8279/16).
The case has successfully examined the applicant’s application about inhuman conditions of detention in a special institution for temporary detention of foreign citizens pending administrative expulsion, as well as the fact that the authorities of the Russian Federation did not conduct a proper investigation into the case of his expulsion to a foreign state from the moment when they learned that his expulsion was impossible due to the applicant’s lack of citizenship of a foreign state. The case has violated the requirements of paragraphs 1 and 4 of Article 5 of the Convention for the Protection of Human Rights and Fundamental Freedoms.
In 2016, the applicant was assisted in preparing the application. Subsequently, the application was communicated to the Russian Federation.
In his application, the applicant complained about inhuman conditions of detention in a special institution for temporary detention of foreign citizens pending administrative expulsion, as well as that the authorities of the Russian Federation did not conduct a proper hearing of his deportation to Tajikistan from the moment he learned that his expulsion was impossible due to the applicant’s lack of Tajik citizenship.
On 29 January 2019, in response to an application filed by the applicant, the Court unanimously ruled that in the present case the Government violated the requirements of Article 5 §§ 1 and 4 of the Convention (right to liberty and security of person) and ordered the respondent Government to pay the applicant’s representative 7 500 euros in respect of non-pecuniary damage.
Source of publication: https://espchhelp.ru/blog/2723-mardonshoyev-v-russia .