Новости от 23 декабря 2020 года из блога, посвященного практике в Европейском суде по правам человека ЕСПЧ
Постановление ЕСПЧ от 25 июня 2020 года по делу "Темпель (Tempel) против Чешской Республики" (жалоба N 44151/12).
В 2012 году заявителю была оказана помощь в подготовке жалобы. Впоследствии жалоба была коммуницирована Чешской Республике.
По делу успешно рассмотрена жалоба на осуждение заявителя за убийство после отмены четырех оправдательных приговоров. По делу допущено нарушение требований статьи 6, пункта 1 статьи 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод.
ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА
Заявитель был осужден за убийство Городским судом г. Праги после того, как Высокий суд отменил четыре оправдательных приговора Краевого суда Пльзень (Plzeň) по его делу.
ВОПРОСЫ ПРАВА
По поводу соблюдения пункта 1 статьи 6 Конвенции. Дело заявителя пять раз рассматривалось судами первой и второй инстанций, и в его рассмотрении также неоднократно участвовал Конституционный суд. Первоначально Высокий суд вернул дело в ту же коллегию суда первой инстанции, которая вынесла первый приговор. После этого, ссылаясь на статью 262 Уголовно-процессуального кодекса Чешской Республики (далее - УПК), Высокий суд передал дело в другую палату того же суда, которая рассмотрела дело дважды, и затем, наконец, дело было направлено в другой суд первой инстанции в рамках юрисдикции Высокого суда.
Статья 262 УПК предусматривает, что, когда апелляционный суд передает дело на новое рассмотрение в суд первой инстанции, он может предписать, чтобы дело было распределено в другую коллегию, или направить дело в другой суд первой инстанции, если для этого существуют важные причины. В соответствии с прецедентной практикой Конституционного суда статья 262 УПК должна толковаться как предоставлявшая апелляционному суду право передать дело в другую коллегию или другой суд первой инстанции только в том случае, если существуют "явные, очевидные и бесспорно важные причины для такой процедуры, и наличие данных причин было ясно доказано". Апелляционный суд вправе предписать суду первой инстанции устранить противоречия в его выводах по поводу обстоятельств дела или вновь исследовать и получить некоторые доказательства, и его указания должны были быть в соответствующей мере конкретными. Если данные требования выполнены, апелляционный суд не может отменить приговор суда первой инстанции только для того, чтобы дать делу собственную оценку и сделать свои выводы. Следовательно, в отношении оценки доказательств апелляционный суд может лишь указать суду первой инстанции, какие обстоятельства должны быть приняты во внимание, но не вправе обязать суд первой инстанции сделать те или иные выводы относительно того, какими были фактические обстоятельства дела.
Несмотря на то, что постановление, принятое в соответствии со статьей 262 УПК, должно было быть "абсолютно исключительным", Высокий суд применял данную статью неоднократно, пока Городской суд г. Праги, в который дело было в итоге передано Высоким судом, не признал заявителя виновным в убийстве и не приговорил его к пожизненному лишению свободы, в отличие от Краевого суда Пльзень, который четыре раза оправдывал заявителя.
При отмене приговоров суда первой инстанции Высокий суд критиковал суд первой инстанции главным образом за то, как последний оценивал доказательства и, в частности, надежность показаний ключевых свидетелей. Однако данный подход, как представляется, не соответствовал пункту 7 статьи 263 УПК в его толковании, данном Конституционным судом, в соответствии с которым выводы суда первой инстанции относительно оценки доказательств были обязательны для суда апелляционной инстанции. В мотивировочной части постановления Высокого суда, которым дело было передано в другую коллегию Краевого суда Пльзень во второй раз, был также сделан альтернативный вывод на основании доказательств, ранее исследованных судом первой инстанции, при этом соответствующие свидетели не были заслушаны Высоким судом.
Одно из постановлений Высокого суда содержало формулировки, которые могли толковаться таким образом, что суду первой инстанции следовало прийти к иному выводу относительно надежности показаний свидетеля и что апелляционный суд согласится только с обвинительным приговором в отношении заявителя. Данные заключения не соответствовали устоявшейся прецедентной практике Конституционного суда, согласно которой апелляционный суд не мог оценивать надежность того или иного свидетеля, если не допросил его сам, как было предусмотрено пунктом 7 статьи 263 УПК, и не мог отменить оправдательный приговор, если сомнения суда первой инстанции относительно вины обвиняемого не были полностью лишены оснований. Кроме того, апелляционный суд не мог при любых обстоятельствах давать суду первой инстанции указания относительно того, следовало ли признать подсудимого виновным или нет. Высокий суд не объяснил причин, по которым он решил сам не допрашивать свидетеля и не оценивать надежность его показаний. Поскольку противоречия между двумя судебными инстанциями сводились главным образом к вопросу о надежности показаний данного свидетеля, вопросу, ответ на который полностью зависел от того, допросил ли суд этого свидетеля, следовало, по крайней мере, указать причины, по которым допрос свидетеля не был необходим.
Представляется, что сомнения Высокого суда были связаны с независимостью и беспристрастностью судей суда первой инстанции, а его решение о том, что суд первой инстанции не последовал его (Высокого суда) обязательным инструкциям, основывалось исключительно на том факте, что суд первой инстанции пришел к выводам относительно обстоятельств дела и вины заявителя, отличающимся от тех, которые надлежало сделать, по мнению Высокого суда. Апелляционный суд имел право перераспределить дело в другую коллегию того же суда или в другой суд в случаях, когда у него были сомнения относительно беспристрастности и независимости суда первой инстанции или когда суд первой инстанции не последовал его обязательным указаниям. Однако в соответствии с прецедентной практикой Конституционного суда апелляционный суд не был уполномочен критиковать то, каким образом суд первой инстанции оценил доказательства или установил обстоятельства дела, а также сам оправдательный приговор. Следовательно, ни сомнения относительно независимости и беспристрастности, ни критика несоблюдения судом первой инстанции обязательных указаний не могли быть основаны лишь на том, что суд первой инстанции сделал выводы относительно обстоятельств дела и вины заявителя, с которыми апелляционный суд просто был не согласен.
С учетом вышеизложенного процессуальный подход Высокого суда мог привести Городской суд г. Праги к выводу о том, что единственным решением, которое могло быть принято Высоким судом и могло завершить производство по делу, был обвинительный приговор. Конкретная последовательность событий определенно указывала на дисфункцию работы судебной власти, подорвавшую общую справедливость судебного разбирательства по делу.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
По делу было допущено нарушение требований статьи 6 Конвенции (принято единогласно).
Европейский Суд также единогласно постановил, что по делу было допущено нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции в связи с длительностью судебного разбирательства по делу.
КОМПЕНСАЦИЯ
В порядке применения статьи 41 Конвенции. Европейский Суд присудил заявителю 12 500 евро в качестве компенсации морального вреда.
Источник публикации: https://espchhelp.ru/blog/3587-tempel-protiv-cheshskoy-respubliki .
Usnesení EÚLP ze dne 25. června 2020 ve věci "Tempel (Tempel) proti České republice" (stížnost č. 44151/12).
V roce 2012 byla žadateli poskytnuta pomoc při přípravě stížnosti. Následně byla stížnost komunizována Českou republikou.
Případem se úspěšně zabývala stížnost na odsouzení stěžovatele za vraždu po zrušení čtyř osvobozujících verdiktů. V případu došlo k porušení požadavků článku 6, odstavce 1 článku 6 Úmluvy o ochraně lidských práv a základních svobod.
OKOLNOSTI PŘÍPADU
Žalobce byl za vraždu odsouzen Městským soudem v Praze poté, co vrchní soud zrušil čtyři osvobozující rozsudky Krajského soudu v Plzni v jeho případu.
OTÁZKY PRÁVA
O dodržování odstavce 1 článku 6 Úmluvy. Případ stěžovatele řešily soudy první a druhé instance pětkrát a do jeho projednávání se opakovaně zapojil i ústavní soud. Původně Nejvyšší soud vrátil případ stejnému kolegiu soudu prvního stupně, který vynesl první rozsudek. Poté, s odkazem na článek 262 Trestního řádu České Republiky (dále jen УПК), Nejvyšší soud předal věc do jiného oddělení téhož soudu, která řeší věc dvakrát, a pak, konečně, věc byla zaměřena na jiný soud prvního stupně v rámci jurisdikce vrchního soudu.
Článek 262 УПК stanoví, že, když odvolací soud předá věc k novému projednání soudu prvního stupně, to může předepsat, aby případ byl distribuován do jiné koleje, nebo postoupit na další soud prvního stupně, pokud pro to existují důležité důvody. V souladu s прецедентной praxí Ústavního soudu článek 262 УПК musí vykládat jako предоставлявшая апелляционному soudu právo přenést do jiné koleje nebo jiná soud prvního stupně pouze v tom případě, pokud existují "jasné, zjevné a nepochybně nejdůležitější důvody pro takový postup, a dostupnost dat důvodů bylo jasně prokázáno". Odvolací soud je oprávněn předepsat soudu prvního stupně odstranit rozpory v jeho poznatky o okolnostech případu nebo znovu prozkoumat a získat nějaké důkazy, a jeho pokyny měly být v přiměřeném rozsahu konkrétní. Pokud jsou tyto požadavky splněny, odvolací soud nemůže zrušit verdikt soudu první instance pouze proto, aby dal věci vlastní posouzení a vyvodil své závěry. Proto, pokud jde o hodnocení důkazů odvolací soud může pouze zadat soudu první instance, jaké okolnosti by měly být vzaty v úvahu, ale není oprávněn zavazovat soud prvního stupně, aby se tyto nebo jiné poznatky o tom, jaké byly skutečné okolnosti případu.
Nehledě na to, že rozhodnutí, které bylo přijato v souladu s článkem 262 УПК, mělo být "naprosto výjimečná", Nejvyšší soud aplikoval tento článek opakovaně, dokud Městský soud činil v Praze, který případ byl nakonec předán Vysokým soudem, není uznal žalobce vinným ze zabití a ne odsoudil ho k пожизненному nepodmíněnému trestu odnětí svobody, na rozdíl od Krajským soudem Plzeň, který čtyřikrát dostát žadatele.
Při zrušení věty soudu prvního stupně Nejvyšší soud kritizoval soud prvního stupně především za to, jak poslední výhodný důkazy a zejména spolehlivost výpovědí klíčových svědků. Nicméně tento přístup, zdá se, že nesplňoval odstavce 7 článku 263 УПК v jeho výkladu dané Ústavním soudem, podle kterého se závěry soudu prvního stupně ohledně hodnocení důkazů byly povinné pro rozsudek odvolacího soudu. V мотивировочной části rozhodnutí nejvyššího soudu, které věc byla převedena do jiné koleje Krajským soudem Plzeň podruhé, byl také kladen alternativní závěr na základě důkazů, dříve vyšetřován soudem prvního stupně, přičemž odpovídající svědci nebyli slyšet Nejvyšší soud.
Jedno z nařízení vrchního soudu obsahovala formulace, které by mohly být vykládány tak, že soud první instance se dalo přijít k jinému závěru ohledně spolehlivosti svědectví svědka a že odvolací soud bude souhlasit pouze s obviňující rozsudkem týkající se žadatele. Data uzavření není v souladu s rozvinutou прецедентной praxi Ústavního soudu, podle níž odvolací soud nemohl hodnotit spolehlivost toho či onoho svědka, pokud není допросил to sám, jak bylo stanoveno v odstavci 7 článku 263 УПК, a nemohl zrušit оправдательный trestu, pokud pochybnosti soudu prvního stupně ohledně viny obviněného nebyly zcela postrádá důvod. Odvolací soud navíc nemohl za žádných okolností dát soudu prvního stupně pokyn, zda měl být obžalovaný uznán vinným, nebo ne. Vrchní soud nevysvětlil důvody, proč se rozhodl nevypovídat sám svědek a nehodnotit spolehlivost jeho výpovědi. Protože rozpor mezi dvěma právními инстанциями scvrkla především k otázce důvěryhodnosti výpovědi tohoto svědka, otázku, odpověď, která zcela závisela na tom, допросил, zda soud tohoto svědka, lze alespoň uvést důvody, pro které výslech svědka nebyl zapotřebí.
Zdá se, že pochybnosti vrchního soudu byly spojeny s nezávislostí a nestranností soudců soudu prvního stupně a jeho rozhodnutí o tom, že soud prvního stupně není následoval jeho (High court) závazné pokyny, zakládal výhradně na tom, že soud prvního stupně dospěl k závěrům o okolnostech případu a viny žadatele, jiným vzorem od těch, které měli udělat, je podle názoru nejvyššího soudu. Odvolací soud měl právo šířit jde do jiné koleje téhož soudu nebo jiný soud v případech, kdy u něj byly pochybnosti o nestrannosti a nezávislosti soudu první instance, nebo když soud není následovalo jeho závazné pokyny. V souladu s judikaturou Ústavního soudu však nebyl odvolací soud oprávněn kritizovat způsob, jakým soud první instance posuzoval důkazy nebo stanovil okolnosti případu, stejně jako samotný osvobozující verdikt. Proto ani pochybnosti ohledně nezávislosti a nestrannosti, ani kritika nedodržování soudem prvního stupně závazné pokyny nemusí být založeny jen na tom, že soud prvního stupně učinil zjištění týkající se okolností případu a viny žadatele, s nimiž se odvolací soud byl prostě jen nesouhlasí.
S ohledem na výše uvedené procesní přístup vrchního soudu mohl vést Městský soud gg Prahy k závěru, že jediným řešením, které by mohlo být přijato Nejvyšším soudem a mohlo dokončit řízení ve věci, byl odsuzující rozsudek. Konkrétní sled událostí rozhodně poukázal na dysfunkci fungování soudnictví, která podkopává celkovou spravedlnost soudního řízení v případu.
USNESENÍ
Ve věci bylo přijato porušení požadavků článku 6 Úmluvy (přijato jednomyslně).
Evropský soud také jednomyslně rozhodl, že v případu došlo k porušení odstavce 1 článku 6 Úmluvy v souvislosti s délkou řízení ve věci.
ODŠKODNĚNÍ
V pořadí použití článku 41 Úmluvy. Evropský soud udělil žadateli 12 500 eur jako náhradu morální újmy.
Zdroj publikace: https://espchhelp.ru/blog/3586-tempel-proti-ceske-republice .
ECHR judgment of 25 June 2020 in the case of Tempel v. Czech Republic (aplication No. 44151/12).
in 2012, the applicant was assisted in the preparation of the aplication. The aplication was subsequently communicated to the Czech Republic.
The case successfully considered an aplication against the applicant's conviction for murder after the cancellation of four acquittals. The case violated the requirements of article 6, paragraph 1 of article 6 of the Convention for the protection of human rights and fundamental freedoms.
CIRCUMSTANCES OF THE CASE
The applicant was convicted of murder by the Prague City court after the High court overturned four acquittals of the plzeń Regional court in his case.
LEGAL ISSUES
Regarding compliance with article 6, paragraph 1, of the Convention. The applicant's case was examined five times by the first and second instance courts, and the constitutional court also participated in its consideration on several occasions. Initially, the High court returned the case to the same panel of the trial court that had handed down the first sentence. Then, referring to article 262 of the Criminal procedure code of the Czech Republic (hereinafter CPC), the High court transferred the case to another chamber of the same court, which considered the matter twice, and then finally the case was remitted to another court of first instance within the jurisdiction of the High court.
Article 262 of the code of criminal procedure provides that when the court of appeal refers a case for a new trial to the court of first instance, it may order that the case be assigned to another panel, or refer the case to another court of first instance, if there are important reasons for this. According to the case-law of the constitutional court, article 262 of the CPC should be interpreted as granting the court of appeal the right to refer a case to another panel or another court of first instance only if there are "clear, obvious and indisputably important reasons for such a procedure, and the existence of these reasons has been clearly proved". The court of appeal has the right to order the court of first instance to eliminate contradictions in its conclusions about the circumstances of the case or to re-examine and obtain some evidence, and its instructions should have been appropriately specific. If these requirements are met, the court of appeal cannot overturn the verdict of the court of first instance only in order to give the case its own assessment and draw its own conclusions. Consequently, with regard to the assessment of evidence, the court of appeal can only indicate to the court of first instance what circumstances should be taken into account, but it cannot oblige the court of first instance to draw certain conclusions as to what the actual circumstances of the case were.
Despite the fact that the decision taken under article 262 of the CPC should have been "absolutely exceptional", the High court applied this article repeatedly until the Prague City court, to which the case was eventually referred by the High court, found the applicant guilty of murder and sentenced him to life imprisonment, unlike the Plzen Regional court, which acquitted the applicant four times.
In overturning the trial court's verdicts, the High court criticized the trial court mainly for the way it assessed the evidence and, in particular, the reliability of the testimony of key witnesses. However, this approach did not appear to be consistent with article 263, paragraph 7, of the CPC as interpreted by the Constitutional court, according to which the conclusions of the court of first instance regarding the assessment of evidence were binding on the court of appeal. In the reasoning part of the High court's decision, which referred the case to another panel of the Plzen Regional court for the second time, an alternative conclusion was also drawn on the basis of evidence previously examined by the court of first instance, while the relevant witnesses were not heard by the High court.
One of the High court's decisions contained language that could be interpreted in such a way that the trial court should have reached a different conclusion as to the reliability of the witness's testimony and that the court of appeal would only accept the applicant's conviction. These conclusions are not consistent with the established case law of the constitutional court according to which the appellate court could not assess the reliability of a witness if not interrogated him myself, as envisaged by paragraph 7 of article 263 of the criminal procedure code, and could not cancel the sentence of acquittal, if the doubts of the court of first instance on the guilt of the accused was not completely unfounded. Furthermore, the court of appeal could not, in any circumstances, give instructions to the court of first instance as to whether the defendant should have been found guilty or not. The high court did not explain the reasons why it decided not to question the witness itself and not to assess the reliability of his testimony. Since the controversy between the two courts was mainly about the reliability of the witness's testimony, a question whose answer depended entirely on whether the court had questioned the witness, it was at least necessary to indicate the reasons why the witness's questioning was not necessary.
It appears That the high court's doubts were related to the independence and impartiality of the judges of the court of first instance, and its decision that the court of first instance did not follow its (the High court's) mandatory instructions was based solely on the fact that the court of first instance reached conclusions about the circumstances of the case and the applicant's guilt that were different from those that should have been made, in the opinion of the High court. The court of appeal had the right to reassign the case to another panel of the same court or to another court in cases where it had doubts about the impartiality and independence of the court of first instance or when the court of first instance did not follow its mandatory instructions. However, in accordance with the case-law of the constitutional court, the court of appeal was not authorized to criticize the way in which the trial court evaluated the evidence or established facts of the case and acquittal. Consequently, neither doubts about the independence and impartiality nor criticism of the first-instance court's failure to comply with the mandatory instructions could be based solely on the fact that the first-instance court made conclusions about the circumstances of the case and the applicant's guilt, with which the court of appeal simply disagreed.
In view of the above, the procedural approach of the High court could have led the Prague City court to conclude that the only decision that could have been taken by the High court and could have concluded the proceedings was a guilty verdict. The specific sequence of events clearly pointed to the dysfunction of the judiciary, which undermined the overall fairness of the trial.
RESOLUTION
The case involved a violation of the requirements of article 6 of the Convention (adopted unanimously).
The court also unanimously held that there had been a violation of article 6, paragraph 1, of the Convention on account of the length of the trial.
COMPENSATION
In the application of article 41 of the Convention. The court awarded the applicant EUR 12,500 in respect of non-pecuniary damage.
The source of publication: https://espchhelp.ru/blog/3585-tempel-v-czech-republic .
Постановление ЕСПЧ от 25 июня 2020 года по делу "Багиров против Азербайджана (Bagirov v. Azerbaijan)" (жалобы N 81024/12 и 28198/15).
В 2012 и 2015 годах заявителю была оказана помощь в подготовке жалоб. Впоследствии жалобы были объединены и коммуницированы Азербайджану.
По делу успешно рассмотрены жалобы на приостановление права заявителя заниматься адвокатской деятельностью за публичную критику полицейского насилия и последующее лишение его статуса адвоката за неуважительные замечания в отношении судьи, сделанные в ходе судебного заседания. По делу допущено нарушение требований статьи 10 Конвенции о защите прав человека и основных свобод.
ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА
Заявитель был адвокатом, членом Ассоциации адвокатов Азербайджана. В 2011 году его статус адвоката был приостановлен на один год в связи с публичной критикой насилия со стороны полиции. В 2015 году он был лишен статуса адвоката за следующие неуважительные замечания, сделанные в зале судебного заседания по делу Ильгара Маммадова, которого заявитель представлял: "Какое государство, такой и суд... Если бы в Азербайджане было правосудие, судья R.H. не выносил бы несправедливых и пристрастных решений, и такой, как он, не был бы судьей". Суды государства-ответчика решили, что данные высказывания "бросают тень на государство и государственность" и "подрывают доверие к судебной власти".
ВОПРОСЫ ПРАВА
По поводу соблюдения статьи 10 Конвенции (приостановление статуса адвоката). Приостановление права заявителя заниматься адвокатской деятельностью представляло собой вмешательство в осуществление им права на свободу выражения мнения. Несмотря на то, что суд ссылался на намерение заявителя организовать протесты против полицейского насилия, в соответствующем судебном решении не были указаны положения закона государства-ответчика, которые были нарушены в этой связи. Европейский Суд также не усмотрел оснований, которые запрещали адвокату призывать к мирным протестам.
Приостановление права заявителя заниматься адвокатской деятельностью также было мотивировано нарушением профессиональной тайны. Однако заявитель не нарушал тайны судебного следствия путем комментирования или раскрытия какого-либо документа, связанного со следствием. Он был наказан лишь за то, что повторил слова матери по поводу обстоятельств смерти ее сына под стражей, озвученные ею в ходе пресс-конференции. Из соответствующего закона не следовало, что использование информации, находившейся в публичном доступе, нарушало профессиональную тайну адвоката. Напротив, информация, на которую распространялась профессиональная тайна, должна была быть получена адвокатом при осуществлении им профессиональной деятельности. Заявитель стал адвокатом матери в рамках производства по вопросу смерти ее сына уже после того, как он сделал соответствующие публичные заявления. Таким образом, в момент, когда были сделаны данные заявления, заявитель не мог получить соответствующую информацию при осуществлении им профессиональной деятельности. В любом случае мать погибшего, которая впоследствии стала его клиенткой, не жаловалась на данные действия. Суды Азербайджана, утвердив приостановление права заявителя заниматься адвокатской деятельностью, не рассмотрели надлежащим образом доводы заявителя в этом отношении. Следовательно, вмешательство не было "предусмотрено законом".
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
По делу было допущено нарушение требований статьи 10 Конвенции (принято единогласно).
По поводу соблюдения статьи 10 Конвенции (лишение статуса адвоката). Лишение заявителя статуса адвоката представляло собой вмешательство в осуществление им права на свободу выражение мнения. Вмешательство преследовало правомерную цель "обеспечения авторитета правосудия". Вопрос о том, было ли оно предусмотрено законом, остался без рассмотрения.
Высказывания, в которых судья обвинялся в отсутствии у него способности быть судьей, были неуважительными и, возможно, оскорбительными. Однако суды государства-ответчика не приняли во внимание тот факт, что заявитель сделал данные замечания в зале судебного заседания в ходе производства по уголовному делу в качестве адвоката. Они не были повторены за пределами зала судебного заседания, например, средствам массовой информации. В ходе судебного заседания принцип справедливости предполагал свободный и даже активный обмен доводами между сторонами. Кроме того, данные комментарии выражали главным образом возражения заявителя против решений, принятых судами Азербайджана по уголовному делу Ильгара Маммадова. Когда были высказаны оспариваемые выражения, Европейский Суд в деле "Ильгар Маммадов против Азербайджана" (Ilgar Mammadov v. Azerbaijan) (Постановление от 22 мая 2014 г., жалоба N 15172/13) уже пришел к выводу о допущенных в нем нарушениях статей 5 и 18 Конвенции. Впоследствии в деле "Ильгар Маммадов против Азербайджана (N 2)" (Ilgar Mammadov v. Azerbaijan) (N 2) (Постановление от 16 ноября 2017 г., жалоба N 919/15) Европейский Суд постановил, что в ходе судебного разбирательства был допущен ряд серьезных недостатков.
Вывод суда Азербайджана о том, что заявитель злоупотребил правом на свободу выражения мнения "с целью бросить тень на государство и государственность", не был уместен для целей статьи 10 Конвенции и не мог приниматься во внимание в качестве основания для ограничения свободы выражения мнения в демократическом обществе. Лишение заявителя статуса адвоката могло рассматриваться только как суровое наказание, которое могло оказать сдерживающий эффект на осуществление адвокатами их обязанностей в качестве представителей защиты. Более того, наличие предыдущего дисциплинарного производства в отношении заявителя не могло оправдать лишение его адвокатского статуса, поскольку приостановление права заявителя заниматься адвокатской деятельностью не было предусмотрено законом, и Европейский Суд уже констатировал нарушение права заявителя на свободу выражения мнения в связи с этим.
В целом основания, приведенные судами Азербайджана, для лишения заявителя статуса адвоката не были относящимися к делу и достаточными, а назначенное ему наказание не было соразмерно правомерной законной цели.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
По делу было допущено нарушение требований статьи 10 Конвенции (принято единогласно).
Европейский Суд также единогласно пришел к выводу, что по делу было допущено нарушение статьи 8 Конвенции в связи с приостановлением права заявителя заниматься адвокатской деятельностью и последующего его лишения статуса адвоката. Отметив наличие тенденций, касающихся произвольных задержаний, заключений под стражу и принятия иных мер в отношении лиц, критикующих власти государства-ответчика, активистов гражданского общества и правозащитников, Европейский Суд подчеркнул, что предполагаемое наличие в демократическом обществе необходимости наказывать адвоката путем лишения адвокатского статуса при обстоятельствах настоящего дела должно быть подтверждено особенно вескими основаниями.
В порядке применения статьи 46 Конвенции. Европейский Суд оставил Комитету министров надзор за принятием мер с целью, среди прочего, возобновления профессиональной деятельности заявителя. Данные меры должны были быть выполнимыми, своевременными, адекватными и достаточными для того, чтобы обеспечить в такой степени, в какой это было возможно, возмещение за нарушение, установленное Европейским Судом, и они должны были вернуть заявителя настолько, насколько это было возможно, в положение, в котором он находился бы до лишения его статуса адвоката.
КОМПЕНСАЦИЯ
В порядке применения статьи 41 Конвенции. Европейский Суд присудил заявителю 18 000 евро в качестве компенсации материального ущерба и морального вреда.
Источник публикации: https://espchhelp.ru/blog/3584-bagirov-protiv-azerbaydzhana .
AİHM-in 25 iyun 2020-ci il tarixli "Bağırov v. Azərbaycan əleyhinə" (81024/12 və 28198/15 saylı şikayətlər) işi üzrə qərarı.
2012 və 2015-ci illərdə ərizəçiyə şikayətlərin hazırlanmasına yardım edilib. Sonradan şikayətlər Azərbaycan tərəfindən birləşdirilib və kommunizasiya Olunub.
İş üzrə ərizəçinin polis zorakılığını açıq şəkildə tənqid etdiyinə görə vəkil fəaliyyəti ilə məşğul olmaq hüququnun dayandırılması və məhkəmə iclası zamanı hakim barəsində hörmətsiz qeydlərə görə vəkilin statusundan sonrakı məhrum edilməsi ilə bağlı şikayətlərə müvəffəqiyyətlə baxılmışdır. İş üzrə İnsan hüquqlarının və əsas azadlıqların müdafiəsi haqqında Konvensiyanın 10-cu maddəsinin tələblərinin pozulmasına yol verilib.
İŞİN HALLARI
Ərizəçi Vəkil, Azərbaycan Vəkillər Assosiasiyasının üzvü olub. 2011-ci ildə onun vəkili statusu polis tərəfindən zorakılığın kütləvi şəkildə tənqid edilməsi ilə əlaqədar bir il müddətinə dayandırıldı. 2015-ci ildə o, ərizəçinin təmsil etdiyi İlqar Məmmədovun işi üzrə məhkəmə iclası zalında edilmiş aşağıdakı üzrsüz iradlara görə vəkil statusundan məhrum edilib: "hansı dövlət, belə məhkəmə... Azərbaycanda ədalət olsaydı, R. H. hakim ədalətsiz və qərəzli qərarlar qəbul etməzdi və onun kimi hakim olmazdı". Cavabdeh dövlətin məhkəmələri qərara alıblar ki, bu fikirlər "dövləti və dövlətçiliyi kölgədə qoyur" və "məhkəmə hakimiyyətinə inamı sarsıdır".
HÜQUQ MƏSƏLƏLƏRİ
Konvensiyanın 10-cu maddəsinin (vəkilin statusunun dayandırılması) gözlənilməsinə dair. Ərizəçinin vəkillik fəaliyyəti ilə məşğul olmaq hüququnun dayandırılması onların fikir ifadə azadlığı hüququnun həyata keçirilməsinə müdaxilə idi. Məhkəmə ərizəçinin polis zorakılığına qarşı etirazlar təşkil etmək niyyətinə istinad etməsinə baxmayaraq, müvafiq məhkəmə qərarında cavabdeh dövlətin bu barədə pozulmuş Qanununun müddəaları göstərilməmişdir. Avropa Məhkəməsi vəkilin dinc etirazlara çağırılmasını qadağan edən əsaslara da baxmadı.
Ərizəçinin vəkillik fəaliyyəti ilə məşğul olmaq hüququnun dayandırılması da peşə Sirrinin pozulması ilə əsaslandırılmışdır. Lakin ərizəçi istintaqla bağlı hər hansı sənədin şərh edilməsi və ya açıqlanması yolu ilə məhkəmə istintaqının sirlərini pozmayıb. O, yalnız anasının oğlunun həbsdə ölməsinin halları ilə bağlı verdiyi sözləri təkrarladığına, mətbuat konfransı zamanı səsləndirdiyinə görə cəzalandırılıb. Müvafiq qanundan belə nəticə çıxarmadı ki, ictimai çıxışda olan məlumatlardan istifadə vəkilin peşə sirrini pozmuşdur. Əksinə, peşəkar sirrin yayıldığı məlumatı Vəkil peşəkar fəaliyyətini həyata keçirərkən almalı idi. Ərizəçi, müvafiq ictimai bəyanatları etdikdən sonra oğlunun ölümü mövzusunda icraat çərçivəsində anasının vəkili oldu. Belə ki, bu ərizələrin edildiyi anda ərizəçi peşəkar fəaliyyətini həyata keçirərkən müvafiq məlumat ala bilmədi. İstənilən halda, sonradan onun müştərisi olan mərhumun anası bu hərəkətlərdən şikayətlənmirdi. Azərbaycan məhkəmələri ərizəçinin vəkillik fəaliyyəti ilə məşğul olmaq hüququnun dayandırılmasını Təsdiq edərək, bu barədə ərizəçinin dəlillərini lazımi qaydada nəzərdən keçirməmişlər. Deməli, müdaxilə "qanunla nəzərdə tutulmayıb".
QƏRAR
İş üzrə Konvensiyanın 10-cu maddəsinin tələblərinin pozulmasına yol verilib (yekdilliklə qəbul Olunub).
Konvensiyanın 10-cu maddəsinə (vəkilin statusundan məhrum etmə) riayət edilməsinə dair. Ərizəçinin vəkalət statusundan məhrum edilməsi onların fikir ifadə etmək hüququnu həyata keçirməsinə müdaxilə idi. Müdaxilə "ədalət mühakiməsinin nüfuzunu təmin etmək" məqsədi daşıyırdı. Qanunda nəzərdə tutulmuş olub-olmaması məsələsi baxılmamış qaldı.
Hakimin hakim olmaq qabiliyyətinin olmamasında ittiham olunduğu fikirlər hörmətsizlik və Ola bilsin ki, təhqiramiz olub. Lakin cavabdeh dövlətin məhkəmələri iddiaçının cinayət işi üzrə vəkil qismində icraat zamanı məhkəmə iclası zalında bu iradları yerinə yetirməsi faktını nəzərə almayıblar. Onlar məhkəmə zalı xaricində təkrar deyil, məsələn, media. Məhkəmə iclası zamanı ədalət prinsipi tərəflər arasında dəlillərin azad və hətta fəal şəkildə dəyişdirilməsini nəzərdə tuturdu. Bundan başqa, bu Şərhlər əsasən Azərbaycan məhkəmələri tərəfindən İlqar Məmmədovun cinayət işi üzrə qəbul edilmiş qərarlara qarşı ərizəçinin etirazını bildirirdi. Mübahisə edilən ifadələr səsləndikdə Avropa Məhkəməsi "İlqar Məmmədov Azərbaycana qarşı" işində (İlqar Məmmədov V. Azerbaijan) (22 may 2014-cü il tarixli qərar, n 15172/13-cü il tarixli şikayət) artıq Konvensiyanın 5 və 18-ci maddələrinin pozulmasında yol verdiyi qənaətə gəlib. Sonradan "İlqar Məmmədov Azərbaycana qarşı (N 2)" əsərində (İlqar Məmmədov v. Azerbaijan) (N 2) (16 noyabr 2017-ci il tarixli qərar, n 919/15 saylı şikayəti) Avropa Məhkəməsi qərara alıb ki, məhkəmə prosesində bir sıra ciddi nöqsanlara yol verilib.
Azərbaycan Məhkəməsinin "dövlətə və dövlətçiliyə kölgə salmaq məqsədi ilə" fikir azadlığı hüququndan sui-istifadə etməsi haqqında qənaəti Konvensiyanın 10-cu maddəsinin məqsədləri üçün yerinə yetirilməyib və demokratik cəmiyyətdə fikir ifadə azadlığının məhdudlaşdırılması üçün əsas kimi qəbul edilə bilməzdi. Ərizəçinin vəkalətnamənin statusundan məhrum edilməsinə yalnız müdafiənin nümayəndələri kimi vəkillərin öz vəzifələrini həyata keçirməsinə mane ola biləcək sərt cəza kimi baxıla bilərdi. Bundan başqa, ərizəçiyə qarşı əvvəlki intizam icraatının olması onun vəkillik statusundan məhrum edilməsinə haqq qazandıra bilməzdi, çünki ərizəçinin vəkillik fəaliyyəti ilə məşğul olmaq hüququnun dayandırılması qanunla nəzərdə tutulmamışdı və Avropa Məhkəməsi ərizəçinin bununla bağlı ifadə azadlığı hüququnun pozulduğunu artıq qeyd etmişdir.
Ümumiyyətlə, Azərbaycan məhkəmələrinin verdiyi əsaslar ərizəçinin vəkalət statusundan məhrum edilməsi üçün işə aid olmayan və ona təyin olunmuş cəza qanuni qanuni məqsədə mütənasib deyildi.
QƏRAR
İş üzrə Konvensiyanın 10-cu maddəsinin tələblərinin pozulmasına yol verilib (yekdilliklə qəbul Olunub).
Avropa Məhkəməsi həmçinin yekdilliklə belə qənaətə gəlib ki, iş üzrə Konvensiyanın 8-ci maddəsinin pozulmasına, ərizəçinin vəkillik fəaliyyəti ilə məşğul olmaq hüququnun dayandırılması və sonradan Vəkil statusundan məhrum edilməsi ilə əlaqədar olaraq, yol verilib. İxtiyari tutulmalara, həbsə alınmağa və cavabdeh dövlət hakimiyyətini tənqid edən şəxslər, Vətəndaş cəmiyyəti fəalları və hüquq müdafiəçiləri barəsində digər tədbirlərin görülməsinə aid meyillərin olduğunu qeyd edən Avropa Məhkəməsi demokratik cəmiyyətdə bu iş şəraitində Vəkil statusundan məhrum etməklə Vəkil cəzalandırmaq zərurətinin nəzərdə tutulmasının xüsusilə güclü əsaslar ilə təsdiq olunduğunu vurğulamışdır.
Konvensiyanın 46-cı maddəsinin tətbiqi qaydasında. Avropa Məhkəməsi, digər məsələlərlə yanaşı, ərizəçinin peşə fəaliyyətinin bərpası məqsədi ilə tədbirlər nəzarət Nazirlər Komitəsini tərk etdi. Bu tədbirlər yerinə yetirilməli, Avropa Məhkəməsi tərəfindən müəyyən edilmiş pozuntuya görə ödənişin mümkün olduğu dərəcədə təmin edilməsi üçün vaxtında, adekvat və kifayət qədər yerinə yetirilməli idi və onlar mümkün qədər ərizəçinin vəkalət statusundan məhrum edilməzdən əvvəl olduğu əsasnaməyə qaytarılmalı idi.
KOMPENSASİYA
Konvensiyanın 41-ci maddəsinin tətbiqi qaydasında. Avropa Məhkəməsi ərizəçiyə 18 000 avro məbləğində maddi ziyan və mənəvi zərər üçün kompensasiya verib.
Nəşr mənbəyi: https://espchhelp.ru/blog/3583-bagirov-v-azerbaycan-eleyhine .
Judgment of the ECHR of 25 June 2020 in the case "Bagirov v. Azerbaijan" (aplications N 81024/12 and 28198/15).
in 2012 and 2015, the applicant was assisted in the preparation of aplications. Subsequently, the aplications were consolidated and communicated to Azerbaijan.
The case successfully dealt with aplications about the suspension of the applicant's right to practice law for public criticism of police violence and the subsequent deprivation of his status as a lawyer for disrespectful comments made against the judge during the court session. The case violated the requirements of article 10 of the Convention for the protection of human rights and fundamental freedoms.
CIRCUMSTANCES OF THE CASE
The applicant was a lawyer, a member of the Azerbaijan bar Association. In 2011, his status as a lawyer was suspended for one year due to public criticism of police violence. In 2015, he was deprived of the status of a lawyer for the following disrespectful remarks made in the courtroom in the case of Ilgar Mammadov, whom the applicant represented: "What state, such is the court... If there was justice in Azerbaijan, judge R. H. would not make unfair and biased decisions, and someone like him would not be a judge." The courts of the Respondent state decided that these statements "cast a shadow on the state and statehood" and "undermine confidence in the judiciary".
LEGAL ISSUES
Regarding compliance with article 10 of the Convention (suspension of the status of a lawyer). The suspension of the applicant's right to practice law constituted an interference with the exercise of his right to freedom of expression. Despite the fact that the court referred to the applicant's intention to organize protests against police violence, the relevant court decision did not specify the provisions of the law of the Respondent state that were violated in this regard. The European Court also did not see any grounds that prohibited the lawyer from calling for peaceful protests.
The suspension of the applicant's right to practice law was also motivated by a violation of professional secrecy. However, the applicant did not violate the secrecy of the judicial investigation by commenting on or disclosing any document related to the investigation. He was only punished for repeating the words of his mother about the circumstances of her son's death in custody, which she voiced during a press conference. The relevant law did not imply that the use of information that was publicly available violated the professional secrecy of the lawyer. On the contrary, information that was subject to professional secrecy should have been obtained by the lawyer in the course of his professional activities. The applicant became the mother's lawyer in the proceedings concerning the death of her son after he had made the relevant public statements. Thus, at the time when these statements were made, the applicant could not have obtained the relevant information in the course of his professional activities. In any case, the mother of the deceased, who later became his client, did not complain about these actions. The Azerbaijani courts, while approving the suspension of the applicant's right to practice law, did not properly consider the applicant's arguments in this regard. Consequently, the intervention was not "provided for by law".
RESOLUTION
The case involved a violation of the requirements of article 10 of the Convention (adopted unanimously).
Regarding compliance with article 10 of the Convention (withdrawal of the status of a lawyer). The deprivation of the applicant's status as a lawyer constituted an interference with his right to freedom of expression. The intervention had the legitimate aim of "ensuring the authority of justice". The question of whether it was provided for by law remained without consideration.
Statements that accused the judge of not having the capacity to be a judge were disrespectful and possibly offensive. However, the courts of the Respondent state did not take into account the fact that the applicant made these comments in the courtroom during the criminal proceedings as a lawyer. They were not repeated outside the courtroom, for example, to the media. During the court session, the principle of justice presupposed a free and even active exchange of arguments between the parties. In addition, these comments mainly expressed the applicant's objections to the decisions taken by the Azerbaijani courts in the criminal case of Ilgar Mammadov. When the contested expressions were expressed, The European Court in the case "Ilgar Mammadov V. Azerbaijan" (Judgment of 22 may 2014, complaint No. 15172/13) had already concluded that there had been violations of articles 5 and 18 of the Convention. Subsequently, in the case "Ilgar Mammadov V. Azerbaijan (No. 2) "(Ilgar Mammadov V. Azerbaijan) (N 2) (Judgment of 16 November 2017, application No 919/15) the European Court of justice held that a number of serious shortcomings had been committed in the course of the trial.
The conclusion of the Azerbaijani court that the applicant had abused the right to freedom of expression "in order to cast a shadow on the state and statehood" was not relevant for the purposes of article 10 of the Convention and could not be taken into account as a basis for restricting freedom of expression in a democratic society. The removal of the applicant from the status of a lawyer could only be considered as a severe punishment, which could have a deterrent effect on the exercise by lawyers of their duties as representatives of the defence. Moreover, the existence of previous disciplinary proceedings against the applicant could not justify the deprivation of his legal status, since the suspension of the applicant's right to practice law was not provided for by law, and the court has already found a violation of the applicant's right to freedom of expression in this regard.
In General, the grounds given by the Azerbaijani courts for depriving the applicant of the status of a lawyer were not relevant and sufficient, and the punishment imposed on him was not proportionate to the legitimate legitimate purpose.
RESOLUTION
The case involved a violation of the requirements of article 10 of the Convention (adopted unanimously).
The court also unanimously concluded that there had been a violation of article 8 of the Convention in the case in connection with the suspension of the applicant's right to practice law and the subsequent withdrawal of his status as a lawyer. Noting the existence of trends concerning arbitrary detentions, detentions and other measures against persons critical of the authorities of the Respondent state, civil society activists and human rights defenders, the Court stressed that the alleged existence in a democratic society of the need to punish a lawyer by depriving him of his legal status in the circumstances of the present case must be confirmed on particularly strong grounds.
In the application of article 46 of the Convention. The court left the Committee of Ministers to oversee the adoption of measures aimed, inter alia, at resuming the applicant's professional activities. These measures should have been feasible, timely, adequate and sufficient to ensure, to the extent possible, compensation for the violation established by the European Court, and they should have returned the applicant, as far as possible, to the position in which he would have been before the deprivation of his status as a lawyer.
COMPENSATION
In the application of article 41 of the Convention. The court awarded the applicant EUR 18,000 in respect of pecuniary and non-pecuniary damage.
The source of publication: https://espchhelp.ru/blog/3582-bagirov-v-azerbaijan .
Постановление ЕСПЧ от 23 июня 2020 года по делу "Оморефе (Omorefe) против Испании" (жалоба N 69339/16).
В 2016 году заявителю была оказана помощь в подготовке жалобы. Впоследствии жалоба была коммуницирована Испании.
По делу успешно рассмотрена жалоба на лишение заявительницы возможности видеться со своим ребенком, который по ее заявлению был помещен в приют под опеку государства, а впоследствии был передан в приемную семью для усыновления в отсутствие согласия заявительницы. По делу допущено нарушение требований статьи 8 Конвенции о защите прав человека и основных свобод.
ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА
Заявительница родом из Нигерии. В феврале 2009 года ее сын, которому на тот момент было почти два месяца, по заявлению матери был помещен в приют под опеку государства и объявлен оставленным. Родительские права заявительницы были приостановлены, однако установленный властями режим свиданий и право родителей несовершеннолетнего получать о нем информацию остались в силе. В начале власти рассматривали в среднесрочной перспективе возможность реинтеграции ребенка в его родную семью, если его родители выполнят ряд условий при поддержке социальных служб. Кроме того, в отношении данного процесса в течение шести месяцев должна была осуществляться проверка органами по защите несовершеннолетних.
Однако в мае 2009 года свидания заявительницы с сыном были приостановлены, и мальчик был передан в приемную семью для усыновления. Это решение было обусловлено отсутствием средств у родителей ребенка, находившихся в стране нелегально и не имевших ни постоянного жилья, ни постоянной работы, кризисными и конфликтными отношения между родителями и двойственным отношением матери к ребенку. Заявительница возражала против прекращения свиданий с сыном и его усыновления.
Ссылаясь в основном на отсутствие у заявительницы родительских навыков, суд первой инстанции счел, что ребенка можно было усыновить без ее согласия. Тем не менее в 2012 году данное решение было отменено Национальным судебным присутствием Испании (Audiencia provincial), поскольку заявительница, которая на тот момент не была лишена родительских прав, должна была дать согласие на усыновление. В связи с этим также было отменено решение о передаче ребенка в приемную семью для усыновления. В июне 2015 года суд первой инстанции признал право заявительницы видеться с сыном под наблюдением в течение одного часа каждый месяц.
В октябре 2015 года Национальное судебное присутствие отменило свое предыдущее постановление (от 2012 года) и разрешило усыновить ребенка заявительницы при отсутствии согласия последней и при наличии отрицательного заключения прокурора. Вместе с тем Национальное судебное присутствие указало на возможность установления в будущем "какой-либо формы отношений или контактов посредством свиданий или общения с родной матерью".
ВОПРОСЫ ПРАВА
По поводу соблюдения статьи 8 Конвенции. Оспариваемые решения, которые привели к усыновлению ребенка заявительницы, представляли собой вмешательство в осуществление ею и ее сыном права на уважение личной и семейной жизни. Данное вмешательство было предусмотрено законом и преследовало правомерную цель защиты прав и свобод ребенка. Однако Европейский Суд отметил, что, несмотря на пределы допустимого для государства усмотрения, процесс принятия спорных решений не учитывал всех мнений и интересов заявительницы и не предусматривал гарантий, соразмерных серьезности вмешательства и затронутых в деле интересов.
Во-первых, хотя, как предполагалось, заявительнице с целью ее воссоединения с ребенком должны были оказывать поддержку и содействие социальные службы, они не проводили какой-либо оценки ее ситуации вплоть до 2013 года, тем самым предоставив заявительнице самой решать, какие меры ей следовало принять для того, чтобы выполнить поставленные перед ней в этой связи задачи.
Во-вторых, решение оценочной комиссии, в котором предлагалось передать ребенка в приемную семью для усыновления, было принято всего через 20 дней после того, как заявительнице сообщили, что ей предоставлено шесть месяцев для того, чтобы выполнить поставленные перед ней задачи и забрать к себе ребенка. Таким образом, задолго до истечения данного срока она уже была лишена свиданий с сыном, и в это же время уполномоченные органы власти передали на рассмотрение суда вопрос об усыновлении ребенка без согласия матери.
В-третьих, как было указано Национальным судебным присутствием в постановлении от 2012 года, закон требовал проведения состязательного судебного разбирательства по вопросу о лишении родительских прав, что в настоящем деле сделано не было. При этом власти не ссылались на какие-либо серьезные причины для непроведения разбирательства.
В-четвертых, власти не сопоставили интересы ребенка и родной матери, а сконцентрировались на интересах ребенка. Они также не рассматривали с особым вниманием возможность воссоединения ребенка и его родной матери, не приняли надлежащим образом во внимание усилия, предпринятые заявительницей для легализации и стабилизации своего положения.
В этом отношении в постановлении от 2012 года Национальное судебное присутствие указало на ряд недостатков в процессе принятия решений. Оно отметило, что не было получено заключения психологической экспертизы, в котором бы утверждалось об отсутствии привязанности матери к сыну, и что бедность не могла быть основной причиной лишения матери ее прав и обязанностей. Национальное судебное присутствие также решило, что, несмотря на то, что главной целью законодательства была реинтеграция несовершеннолетних в родную семью, этот приоритетный вопрос не был каким-либо образом рассмотрен органами власти.
В-пятых, заявительница была лишена права видеться с сыном в мае 2009 года без проведения какой-либо психологической экспертизы. Это значительно ограничило оценку изменения личной ситуации заявительницы и ее родительских навыков в соответствующий момент времени. Кроме того, последовательно настаивая на своих требованиях, она добилась того, что судом первой инстанции было восстановлено ее право на свидания с сыном под наблюдением. Однако, хотя суд вынес данное решение, каких-либо свиданий не состоялось. Мать и сын не виделись даже после того, как Национальное судебное присутствие вынесло последнее по времени постановление, в котором указало на возможность "отношений или контактов посредством свиданий или общения с родной матерью" в случае, если это отвечало наилучшим интересам ребенка.
В итоге ситуация, которая должна была иметь временный характер, стала окончательной. В октябре 2015 года Национальное судебное присутствие также дало согласие на усыновление ребенка заявительницы по причине того, что он проживал в приемной семье практически с момента его рождения и что у его матери не было необходимых родительских навыков. Эти выводы были сделаны без проведения независимых экспертиз.
Признавая, что суды Испании добросовестно старались защитить благополучие ребенка, Европейский Суд отметил, что органы власти и суды первой инстанции не приложили надлежащих усилий в ходе производства по делу. Безусловно, очевидно, что ребенок заявительницы был помещен под опеку государства по ее требованию. При этом данное решение должно было сопровождаться принятием в наикратчайшие сроки наиболее подходящих мер, которые позволили бы оценить серьезность положения ребенка и его отношения с родителями, в случае необходимости отдельно с отцом и матерью, в полном соответствии с действовавшим законодательством. Ситуация была особенно сложной ввиду малолетнего возраста ребенка. Европейский Суд не убедили причины, которые органы власти и суды Испании признали достаточными для того, чтобы оправдать передачу ребенка в приемную семью и его последующее усыновление, несмотря на явные возражения заявительницы, которая могла видеться с сыном лишь в течение первых трех месяцев в самом начале производства, что может свидетельствовать о том, что власти сразу же были намерены передать ребенка в приемную семью для усыновления. Административные органы не рассмотрели возможность принятия иных, менее радикальных мер, предусмотренных законодательством, например, передачу ребенка в приемную семью на временной основе не для усыновления, в таком случае также в большей мере соблюдаются права приемных родителей, поскольку у них не возникает ложных ожиданий. Роль органов социальной защиты заключается именно в том, чтобы помогать лицам, попавшим в затруднительную ситуацию, в настоящем деле матери ребенка, которой пришлось отдать сына ввиду тяжести ее личной и семейной ситуации.
Принимая во внимание вышеизложенное, Европейский Суд пришел к выводу, что власти не приложили необходимых и достаточных усилий для обеспечения права заявительницы сохранить возможность видеться с сыном, тем самым нарушив ее право на уважение личной и семейной жизни.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
По делу было допущено нарушение требований статьи 8 Конвенции (принято единогласно).
В порядке применения статьи 46 Конвенции. Европейский Суд решил, что ему не следует рассматривать требование заявительницы о восстановлении контактов с ее ребенком. Однако с учетом конкретных обстоятельств настоящего дела и необходимости прекратить нарушение права заявительницы на уважение личной и семейной жизни Европейский Суд предложил властям Испании в кратчайшие сроки пересмотреть положение заявительницы и ее несовершеннолетнего сына в свете настоящего Постановления и изучить возможность установить между ними какой-либо контакт, принимая во внимание наилучшие интересы ребенка, а также выполнить любые иные действия, продиктованные данными интересами. Европейский Суд отметил, что настоящее Постановление должно также служить для исполнения постановления Высшего территориального суда, в котором была предусмотрена такая возможность. Наиболее соответствующая форма возмещения состоит в том, чтобы по мере возможности сделать так, чтобы заявительница оказалась в ситуации, в которой она бы находилась, если бы не было допущено нарушения статьи 8 Конвенции. Законодательство Испании предусматривает возможность пересмотра окончательных постановлений, признанных Европейским Судом нарушающими права, гарантированные Конвенцией, "при условии, что такой пересмотр не нарушает права, добросовестно приобретенные третьими лицами".
КОМПЕНСАЦИЯ
В порядке применения статьи 41 Конвенции. Заявительница не представила требований о выплате компенсации, поэтому Европейский Суд не присудил ей каких-либо сумм по данному основанию.
Источник публикации: https://espchhelp.ru/blog/3581-omorefe-protiv-ispanii .
Resolución de la CEDH de 23 de junio de 2020 en el caso Omorefe c. España (queja n 69339/16).
En 2016 se prestó asistencia a la autora en la preparación de la denuncia. Posteriormente, la denuncia fue comunicada a España.
En el caso se examinó con éxito la denuncia de que la autora no podía ver a su hijo, que había sido internado bajo la tutela del estado y posteriormente trasladado a un hogar de acogida para su adopción sin el consentimiento de la autora. En el caso se violó el artículo 8 del Convenio para la protección de los derechos humanos y las libertades fundamentales.
CIRCUNSTANCIAS DEL CASO
La autora es originaria de Nigeria. En febrero de 2009, su hijo, que en ese momento tenía casi dos meses de edad, fue ingresado en un refugio bajo la tutela del estado y declarado abandonado por su madre. Se suspendieron los derechos parentales de la autora, pero se mantuvo el régimen de visitas establecido por las autoridades y el derecho de los padres del menor a recibir información al respecto. Al principio, las autoridades consideraron a mediano plazo la posibilidad de reintegrar al niño a su familia si sus padres cumplían una serie de condiciones con el apoyo de los servicios sociales. Además, las autoridades de protección de menores debían revisar el proceso en un plazo de seis meses.
Sin embargo, en mayo de 2009 se suspendieron las visitas de la autora con su hijo y el niño fue trasladado a un hogar de acogida para su adopción. Esta decisión se debió a la falta de fondos de los padres del niño, que se encontraban en el país ilegalmente y no tenían vivienda permanente ni trabajo permanente, las relaciones de crisis y conflicto entre los padres y la doble relación madre-hijo. La autora se opuso a la interrupción de las visitas y la adopción de su hijo.
Refiriéndose principalmente a la falta de capacidad parental de la autora, el Tribunal de primera instancia consideró que el niño podía ser adoptado sin su consentimiento. No obstante, en 2012 la audiencia provincial de España anuló esta decisión, ya que la denunciante, que en ese momento no había sido privada de sus derechos parentales, debía dar su consentimiento a la adopción. En este sentido, también se revocó la decisión de trasladar al niño a un hogar de acogida para su adopción. En junio de 2015, el Tribunal de primera instancia reconoció el derecho de la autora a ver a su hijo bajo vigilancia durante una hora cada mes.
En octubre de 2015, la audiencia nacional anuló su anterior resolución (de 2012) y autorizó la adopción del hijo de la denunciante sin el consentimiento de esta Última y con la opinión negativa del fiscal. No obstante, la audiencia nacional ha señalado la posibilidad de establecer en el futuro "algún tipo de relación o contacto mediante visitas o comunicación con la madre biológica".
CUESTIONES JURÍDICAS
En relación con el cumplimiento del artículo 8 de la convención. Las decisiones impugnadas que llevaron a la adopción del hijo de la autora constituían una injerencia en el ejercicio por ella y su hijo del derecho al respeto de la vida personal y familiar. Esta intervención estaba prevista por la ley y tenía por objeto legítimo proteger los derechos y libertades del niño. Sin embargo, el Tribunal europeo observó que, a pesar de los límites de la discreción del estado, el proceso de adopción de decisiones controvertidas no tenía en cuenta todas las opiniones e intereses de la autora y no proporcionaba garantías proporcionales a la gravedad de la intervención y a los intereses en cuestión.
En primer lugar, si bien se suponía que la autora debía recibir apoyo y asistencia de los servicios sociales para su reunificación con el niño, no realizó ninguna evaluación de su situación hasta 2013, lo que permitió a la autora decidir las medidas que debía adoptar para cumplir las tareas que se le habían encomendado.
En segundo lugar, la decisión de la Junta de evaluación de trasladar al niño a un hogar de acogida para su adopción se adoptó apenas 20 días después de que se le comunicara a la autora que le habían dado seis meses para cumplir las tareas que se le habían asignado y llevarse al niño. Por lo tanto, mucho antes de que expirara este plazo, ya se había negado a visitar a su hijo y, al mismo tiempo, las autoridades autorizadas remitieron al Tribunal la cuestión de la adopción del niño sin el consentimiento de la madre.
En tercer lugar, según lo indicado por la audiencia nacional en una sentencia de 2012, la ley exigía un juicio contencioso por privación de la patria potestad, lo que en el presente caso no se ha hecho. Sin embargo, las autoridades no mencionaron ninguna razón seria para no llevar a cabo el procedimiento.
En Cuarto lugar, las autoridades no compararon los intereses del niño con la madre biológica, sino que se concentraron en los intereses del niño. Tampoco consideraron con especial atención la posibilidad de reunir al niño y a su madre biológica, ni tuvieron debidamente en cuenta los esfuerzos realizados por la autora para legalizar y estabilizar su situación.
A este respecto, en un fallo de 2012, la presencia judicial nacional señaló una serie de deficiencias en el proceso de toma de decisiones. Señaló que no se había obtenido un informe psicológico que afirmara que la madre no estaba apegada a su hijo y que la pobreza no podía ser la causa principal de la privación de sus derechos y obligaciones. La presencia judicial nacional también decidió que, a pesar de que el objetivo principal de la legislación era la reintegración de los menores en la familia materna, esta cuestión prioritaria no había sido abordada de ninguna manera por las autoridades.
En quinto lugar, la autora fue inhabilitada para ver a su hijo en mayo de 2009 sin realizar ningún examen psicológico. Esto limitó significativamente la evaluación del cambio en la situación personal de la solicitante y sus habilidades parentales en el momento apropiado. Además, al insistir constantemente en sus demandas, logró que el Tribunal de primera instancia restableciera su derecho a visitar a su hijo bajo supervisión. Sin embargo, aunque el Tribunal dictó la decisión, no hubo visitas. La madre y el hijo no se vieron incluso después de que la audiencia Nacional dictara la Última sentencia en la que se indicaba la posibilidad de "relaciones o contactos mediante visitas o comunicación con la madre biológica" si ello redundaba en el mejor interés del niño.
Como resultado, la situación, que debería haber sido temporal, se convirtió en definitiva. En octubre de 2015, la audiencia nacional también dio su consentimiento para la adopción del hijo de la autora, ya que había vivido en un hogar de acogida prácticamente desde su nacimiento y que su madre carecía de los conocimientos parentales necesarios. Estas conclusiones se hicieron sin exámenes independientes.
Reconociendo que los tribunales de España habían tratado de buena fe de proteger el bienestar del niño, el Tribunal europeo observó que las autoridades y los tribunales de primera instancia no habían hecho los esfuerzos necesarios durante el proceso. Es evidente que el hijo de la autora ha sido puesto bajo la tutela del estado a petición suya. Al mismo tiempo, esta decisión debía ir acompañada de la adopción de las medidas más apropiadas a la mayor brevedad posible para evaluar la gravedad de la situación del niño y su relación con sus padres, si fuera necesario por separado con el padre y la madre, en plena conformidad con la legislación vigente. La situación era especialmente difícil debido a la corta edad del niño. El Tribunal europeo no ha convencido las razones que las autoridades y los tribunales de España han considerado suficientes para justificar el traslado del niño a un hogar de acogida y su posterior adopción, a pesar de las objeciones explícitas de la autora de la queja, que sólo pudo ver al hijo durante los tres primeros meses al comienzo del procedimiento, lo que puede indicar que las autoridades tenían la intención inmediata de trasladarlo a un hogar de acogida para su adopción. Las autoridades administrativas no han considerado la posibilidad de adoptar otras medidas menos drásticas previstas en la ley, como el traslado temporal de un niño a un hogar de acogida no para adopción, en cuyo caso también se respetan más los derechos de los padres adoptivos, ya que no tienen falsas expectativas. La función de los órganos de protección social es precisamente ayudar a las personas en situación difícil en el caso actual de la madre del niño, que tuvo que entregar a su hijo debido a la gravedad de su situación personal y familiar.
Teniendo en cuenta lo anterior, el Tribunal europeo de justicia concluyó que las autoridades no habían hecho los esfuerzos necesarios y suficientes para garantizar el derecho de la autora a mantener la oportunidad de ver a su hijo, violando así su derecho al respeto de su vida personal y familiar.
DECRETO
En el caso se violó el artículo 8 de la convención (aprobado por unanimidad).
Aplicación del artículo 46 de la convención. El Tribunal europeo decidió que no debía examinar la solicitud de la autora de restablecer el contacto con su hijo. Sin embargo, habida cuenta de las circunstancias concretas del presente caso y de la necesidad de poner fin a la violación del derecho de la autora al respeto de su vida personal y familiar, el Tribunal europeo invitó a las autoridades españolas a que revisaran lo antes posible la situación de la autora y de su hijo menor de edad a la luz de la presente Sentencia y a que estudiaran la posibilidad de establecer contacto entre ellas, teniendo en cuenta el interés superior del niño, así como cualquier otra acción dictada por esos intereses. El Tribunal europeo de justicia señaló que el presente Fallo también debía servir para dar cumplimiento a la sentencia del Tribunal territorial Superior en la que se contemplaba esa posibilidad. La forma más apropiada de reparación consiste en asegurarse, en la medida de lo posible, de que la autora de la queja se encuentre en una situación en la que no se hubiera violado el artículo 8 de la convención. La legislación española prevé la posibilidad de revisar las sentencias definitivas que el Tribunal europeo considere que violan los derechos garantizados por el Convenio "siempre que dicha revisión no viole los derechos adquiridos de buena fe por terceros".
COMPENSACIÓN
De conformidad con el artículo 41 de la convención. La autora de la queja no presentó ninguna reclamación de indemnización, por lo que el Tribunal europeo no le concedió ninguna cantidad por este motivo.
Fuente de la publicación: https://espchhelp.ru/blog/3580-omorefe-c-espana .
ECHR judgment of 23 June 2020 in the Case of Omorefe v. Spain (aplication No. 69339/16).
in 2016, the applicant was assisted in the preparation of the aplication. The aplication was subsequently communicated to Spain.
The case was successfully reviewed against an aplication the deprivation of the applicant of the opportunity to see your child that her application was placed in the shelter custody of the state, and were subsequently transferred to the adoptive family for adoption without consent of the applicant. The case violated the requirements of article 8 of the Convention for the protection of human rights and fundamental freedoms.
CIRCUMSTANCES OF THE CASE
The applicant is originally from Nigeria. In February 2009, her son, who was almost two months old at the time, was placed in a shelter under the care of the state at the request of his mother and declared abandoned. The applicant's parental rights were suspended, but the regime of visits established by the authorities and the right of the minor's parents to receive information about him remained in force. In the beginning, the authorities considered in the medium term the possibility of reintegrating the child into his native family, if his parents fulfill a number of conditions with the support of social services. In addition, the process was to be reviewed by the juvenile protection authorities within six months.
However, in may 2009 the applicant's visits with her son were suspended and the boy was placed in a foster home for adoption. This decision was due to the lack of funds for the child's parents, who were in the country illegally and had no permanent housing or permanent work, crisis and conflict relations between parents and the ambivalent attitude of the mother to the child. The applicant objected to the termination of visits with her son and his adoption.
Referring mainly to the applicant's lack of parental skills, the court of first instance considered that the child could have been adopted without her consent. However, in 2012 this decision was overturned by the national judicial presence of Spain (Audiencia provincial), because the applicant, who at that time was not deprived of parental rights, had to give consent to the adoption. In this regard, the decision to transfer the child to a foster family for adoption was also canceled. In June 2015, the court of first instance recognized the applicant's right to see her son under supervision for one hour each month.
In October 2015, the National judicial presence overturned its previous decision (of 2012) and allowed the applicant's child to be adopted in the absence of the latter's consent and in the presence of a negative opinion of the Prosecutor. However, the National judicial presence indicated the possibility of establishing in the future "some form of relationship or contact through visits or communication with the birth mother".
LEGAL ISSUES
Regarding compliance with article 8 of the Convention. The contested decisions, which led to the adoption of the applicant's child, constituted an interference with the exercise by her and her son of the right to respect for private and family life. This intervention was provided for by law and had the legitimate aim of protecting the rights and freedoms of the child. However, the Court noted that, despite the limits of the state's discretion, the decision-making process did not take into account all the views and interests of the applicant and did not provide guarantees commensurate with the seriousness of the interference and the interests involved in the case.
First, although the applicant was supposed to have been supported and assisted by social services in order to be reunited with her child, they did not conduct any assessment of her situation until 2013, thus leaving the applicant to decide for herself what measures she should have taken to meet the tasks assigned to her in this regard.
Secondly, the decision of the evaluation Commission, which proposed to transfer the child to a foster family for adoption, was taken only 20 days after the applicant was informed that she had been given six months to complete the tasks assigned to her and take the child to her home. Thus, long before the expiration of this period, she was already deprived of visits with her son, and at the same time, the authorized authorities referred the issue of adoption of the child without the consent of the mother to the court.
Third, as indicated by the National judicial presence in a 2012 ruling, the law required an adversarial trial on the issue of deprivation of parental rights, which was not done in the present case. At the same time, the authorities did not cite any serious reasons for not conducting the proceedings.
Fourth, the authorities did not compare the interests of the child and the mother, but focused on the interests of the child. They also failed to pay particular attention to the possibility of reuniting the child and his birth mother, and did not take due account of the efforts made by the applicant to legalize and stabilize her situation.
In this regard, in a 2012 ruling, the National judicial presence pointed out a number of shortcomings in the decision-making process. It noted that no psychological expert report had been received stating that the mother was not attached to her son, and that poverty could not have been the main reason for the mother's deprivation of her rights and obligations. The national judicial presence also decided that, despite the fact that the main purpose of the legislation was the reintegration of minors into their native family, this priority issue was not addressed in any way by the authorities.
Fifthly, the applicant was deprived of the right to see her son in may 2009 without any psychological examination. This significantly limited the assessment of the change in the applicant's personal situation and parenting skills at the relevant time. In addition, by consistently insisting on her demands, she succeeded in having her right to see her son under supervision restored by the court of first instance. However, although the court issued this decision, no meetings took place. The mother and son did not see each other even after the National judicial presence issued the latest ruling, which indicated the possibility of "relations or contacts through visits or communication with the birth mother" if it was in the best interests of the child.
As a result, the situation, which was supposed to be temporary, became final. In October 2015, the National judicial presence also gave consent to the adoption of the applicant's child on the grounds that he had been living in a foster family almost since his birth and that his mother did not have the necessary parenting skills. These conclusions were made without independent expertise.
While acknowledging that the Spanish courts had tried in good faith to protect the welfare of the child, the court noted that the authorities and the courts of first instance had failed to make adequate efforts in the course of the proceedings. Of course, it is obvious that the applicant's child was placed in the custody of the state at her request. However, this decision should have been accompanied by the adoption as soon as possible the most appropriate measures that would enable to assess the seriousness of the situation of the child and his relationship with his parents, if necessary, separately with mother and father, in full accordance with the legislation in force. The situation was particularly difficult due to the child's young age. The Court was not convinced by the reasons that the Spanish authorities and courts found sufficient to justify the transfer of the child to a foster family and its subsequent adoption, despite the applicant's explicit objections, who could only see her son for the first three months at the very beginning of the proceedings, which may indicate that the authorities immediately intended to transfer the child to a foster family for adoption. The administrative authorities did not consider the possibility of taking other, less drastic measures provided for by law, for example, transferring a child to a foster family on a temporary basis not for adoption, in which case the rights of foster parents are also more respected, since they do not have false expectations. The role of social protection agencies is precisely to help people in a difficult situation, in the present case, the mother of the child, who had to give up her son due to the severity of her personal and family situation.
Having regard to the above, the Court finds that the authorities failed to make the necessary and sufficient efforts to ensure the applicant's right to continue to see her son, thereby violating her right to respect for her private and family life.
RESOLUTION
The case involved a violation of the requirements of article 8 of the Convention (adopted unanimously).
In the application of article 46 of the Convention. The court decided that it should not consider the applicant's request to re-establish contact with her child. However, in view of the specific circumstances of the present case and the need to stop the violation of the applicant's right to respect for her private and family life, the court invited the Spanish authorities to review the situation of the applicant and her minor son as soon as possible in the light of the present Judgment and to explore the possibility of establishing any contact between them, taking into account the best interests of the child, as well as to perform any other actions dictated by these interests. The court noted that the present Decision should also serve to enforce the decision of the Supreme territorial court, which provided for such a possibility. The most appropriate form of redress is to ensure, as far as possible, that the applicant is placed in the situation in which she would have been had there not been a violation of article 8 of the Convention. Spanish law provides for the possibility of reviewing final judgments found by the European court of Justice to violate the rights guaranteed by the Convention, "provided that such review does not violate rights acquired in good faith by third parties".
COMPENSATION
In the application of article 41 of the Convention. The applicant did not submit claims for compensation, so the European Court did not award her any sums on this basis.
The source of publication: https://espchhelp.ru/blog/3579-omorefe-v-spain .