Новости от 02 июля 2021 года из блога, посвященного практике в Европейском суде по правам человека ЕСПЧ
Постановление ЕСПЧ от 10 ноября 2020 года по делу "Нягу против Румынии (Neagu v. Romania)", "Саран против Румынии (Saran v. Romania)" (жалоба N 21969/15).
В 2015 году заявителю была оказана помощь в подготовке жалобы. Впоследствии жалоба была коммуницирована Румынии.
По делу успешно рассмотрена жалоба на то обстоятельство, что от содержащихся под стражей лиц потребовали доказать с помощью документа, составленного представителем соответствующей религиозной конфессии, что указанные лица сменили вероисповедание с целью получать питание, отвечающее требованиям их нового вероисповедания. По делам допущено нарушение требований статьи 9 Конвенции о защите прав человека и основных свобод.
ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА
В деле "Нягу против Румынии" (Neagu v. Romania) заявитель, находясь под стражей в 2009 году, сообщил, что он является православным христианином. В 2012 году, также находясь под стражей, заявитель уведомил администрацию пенитенциарного учреждения о том, что он принял ислам, и потребовал предоставлять ему питание без свинины. В удовлетворении его ходатайства было отказано. Впоследствии заявителя перевели в другое место содержания под стражей, где он несколько раз повторил упомянутое ходатайство. Все они были отклонены на том основании, что заявитель не представил каких-либо документов от представителей мусульманской конфессии, подтверждавших, что заявитель принял ислам. Все жалобы заявителя были отклонены. Аналогичные события произошли в 2016 году, когда еще в одном месте содержания под стражей заявитель потребовал предоставлять ему питание, отвечающее стандартам адвентистской веры.
В деле "Саран против Румынии" (Saran v. Romania) заявитель отбывал наказание в виде лишения свободы в нескольких исправительных учреждениях. Заявитель утверждал, что когда его заключили под стражу в 2016 году, он сообщил администрации учреждения, что является мусульманином. По информации властей Румынии, заявитель назвал себя православным христианином. Заявитель не получал питание, соответствующее его исламскому вероисповеданию, в одном из учреждений исполнения наказания.
ВОПРОСЫ ПРАВА
По поводу соблюдения статьи 9 Конвенции. Европейский Суд недавно уточнил в контексте вопроса об освобождении от воинской обязанности, что если лицо требует исключительного отношения по причине его или ее религиозного вероисповедания или убеждений, требование доказать в какой-либо степени истинность такого вероисповедания не является чрезмерным бременем и не противоречит принципу свободу совести, а если такое подтверждение не было предоставлено, то отказ в удовлетворении требований подавшего ходатайство лица также не считается чрезмерным и противоречащим принципу свободу совести (см. Постановление Европейского Суда по делу "Дягилев против Российской Федерации" (Dyagilev v. Russia) от 10 марта 2020 г., жалоба N 49972/16).
Соответствующие положения внутригосударственного законодательства установили разграничение между первым заявлением о религиозной принадлежности, которое заключенный может сообщить свободно и без каких-либо формальностей при приеме в исправительное учреждение, и изменением вероисповедания заключенного во время отбывания наказания, которое заключенный должен доказать с помощью документа, оформленного представителем его или ее нового вероисповедания. По мнению Европейского Суда, такие нормы, влекущие строгое требование представить письменное доказательство приверженности лица определенному вероисповеданию, выходили за пределы необходимых подтверждений истинной веры, которые могли бы понадобиться. Это особенно применимо к ситуациям, когда, как в настоящем деле, заявители изначально имели возможность свободно сообщить о своей религиозной принадлежности, не предоставляя каких-либо доказательств.
В деле "Нягу против Румынии" (Neagu v. Romania) оба судьи, рассматривавшие вопрос о содержании заявителя под стражей, а также суд первой инстанции отклонили жалобы заявителя, не рассматривая их по существу, поскольку заявитель не приложил письменное доказательство, оформленное представителем новой веры заявителя, как того требовало законодательство Румынии. Следовательно, судебные органы в данном деле не уточнили, имел ли заявитель реальную возможность получить такой документ или иное подтверждение того, что он является последователем указанного им вероисповедания, особенно учитывая ограничения, которым заявитель подвергался, находясь в исправительном учреждении.
За исключением весьма редких случаев право на свободу вероисповедания не согласовывается каким-либо образом с полномочиями государства оценивать законность религиозных убеждений или способов их выражения. Учитывая важность обеспечения того, чтобы переход из одной религии в другую был серьезно обдуманным и искренним решением, обязанность органов государственной власти сохранять нейтралитет не препятствовала рассмотрению фактических проявлений исповедования лицом своей религии. Однако из принятых в настоящем деле решений не следует, что суды Румынии пытались установить, как заявитель исповедовал свою веру или намеревался это делать.
По информации властей Румынии, обязанности, вытекающие из рассматриваемой ситуации, были направлены на предотвращение злоупотребления правами и на защиту права на свободу вероисповедания. Вместе с тем суды Румынии, которые рассматривали ходатайство заявителя о предоставлении ему особого питания, соответствующего положениям адвентистской религии, после того, как заявитель повторно изменил свое вероисповедание, не сочли, что такое ходатайство являлось злоупотреблением со стороны заявителя.
В деле "Саран против Румынии" (Saran v. Romania) суд первой инстанции отклонил жалобу заявителя на том основании, что на момент поступления в исправительное учреждение заявитель сообщил, что он является православным христианином, и предположительно затем не доказал, что исповедует ислам. Однако эти фактические выводы не соответствовали анкете об этнической и духовной помощи, заполненной заявителем, когда его переводили в упомянутое исправительное учреждение, в которой было указано, что заявитель является мусульманином. Более того, в первом исправительном учреждении заявитель получал питание, соответствующее предписаниям ислама, а в регистрационных журналах об обучающих занятиях и психологической поддержке из двух других исправительных учреждений также отмечалось, что заявитель был мусульманином. Отсутствовали какие-либо указания на то, что суды Румынии попытались проверить фактические данные о религиозной принадлежности заявителя, зарегистрированные соответствующими сотрудниками исправительных учреждений. Кроме того, власти Румынии не объяснили расхождений относительно вероисповедания заявителя, отмеченных в различных документах, оформленных властями Румынии. Однако внутригосударственные власти обязаны были предпринять необходимые меры и координировать свои действия, чтобы обеспечить надлежащий обмен информацией и ее распространение.
Принимая во внимание соответствующие нормы права, власти Румынии не достигли справедливого баланса между интересами администраций исправительных учреждений, интересами заключенных и индивидуальными интересами заявителя. В этом отношении Европейский Суд не был убежден в том, что в деле "Нягу против Румынии" (Neagu v. Romania) ходатайство заявителя обеспечить его питанием, отвечающим его религиозным убеждениям, вызвало бы проблемы для администрации исправительного учреждения или негативным образом сказалось бы на перечне продуктов для других заключенных. В деле "Саран против Румынии" (Saran v. Romania) Европейский Суд также отметил, что заявитель получал питание, отвечающее его религиозным убеждениям, в трех исправительных учреждениях, что заставляло предположить, что система исправительных учреждений Румынии могла надлежащим образом реагировать на ходатайства заключенных.
Что касается длительности рассмотрения вопроса о предоставлении питания в соответствующем исправительном учреждении, в деле "Саран против Румынии" (Saran v. Romania) решение суда первой инстанции было вынесено в марте 2017 года, в то время как заявителя перевели в другое исправительное учреждение в декабре 2016 года. Власти Румынии не представили каких-либо объяснений относительно затягивания указанной процедуры.
С учетом вышеизложенного и несмотря на предоставленные внутригосударственным властями пределы усмотрения в данном вопросе, власти Румынии не выполнили в разумно ожидаемой степени свое позитивное обязательство, предусмотренное статьей 9 Конвенции.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
В деле "Саран против Румынии" (Saran v. Romania) было допущено нарушение требований статьи 9 Конвенции (принято пятью голосами "за" при двух - "против").
В деле "Нягу против Румынии" (Neagu v. Romania) было допущено нарушение требований статьи 9 Конвенции (принято единогласно).
КОМПЕНСАЦИЯ
В порядке применения статьи 41 Конвенции. Европейский Суд присудил каждому из заявителей по 5 000 евро в качестве компенсации морального вреда. В деле "Саран против Румынии" (Saran v. Romania) требование о компенсации материального ущерба было отклонено.
Источник публикации: https://espchhelp.ru/blog/3693-nyagu-protiv-rumynii-saran-protiv-rumynii .
Decizia CEDO din 10 noiembrie 2020 în cazul "Nyagu v. România", "Saran v. România" (sesizarea Nr 21969/15).
În 2015, solicitantul a fost asistat în pregătirea plângerii. Ulterior, plângerea a fost comunicată României.
O plângere a fost examinată cu succes în cazul împotriva faptului că persoanele reținute au fost obligate să dovedească cu ajutorul unui document întocmit de un reprezentant al denumirii religioase relevante că persoanele respective și-au schimbat religia pentru a primi alimente care îndeplinesc cerințele noii lor religii. Cazurile au implicat o încălcare a cerințelor articolului 9 din Convenția pentru Apărarea Drepturilor Omului și a Libertăților Fundamentale.
CIRCUMSTANȚELE CAZULUI
În cazul "Neagu v. România" (Neagu v. România), reclamantul, aflat în arest în 2009, a raportat că este Creștin Ortodox. În 2012, în timp ce se afla și în custodie, reclamantul a notificat administrația instituției penitenciare că s-a convertit la Islam și a cerut să-i ofere mâncare fără carne de porc. Cererea lui a fost respinsă. Ulterior, reclamantul a fost transferat într-un alt loc de detenție, unde a repetat cererea menționată mai sus de mai multe ori. Toate acestea au fost respinse pe motiv că reclamantul nu a prezentat niciun document de la reprezentanții denominației musulmane care să confirme că reclamantul s-a convertit la Islam. Toate plângerile reclamantului au fost respinse. Evenimente similare au avut loc în 2016, când într-un alt loc de detenție reclamantul a cerut să-i ofere alimente care respectă standardele credinței Adventiste.
În cazul "Saran v.România" (Saran v. România), reclamantul a executat o pedeapsă cu închisoarea în mai multe instituții corecționale. Reclamantul a susținut că, atunci când a fost luat în custodie în 2016, a declarat administrației instituției că este musulman. Potrivit autorităților române, reclamantul s-a descris ca fiind creștin ortodox. Reclamantul nu a primit hrană corespunzătoare credinței sale islamice într-una din instituțiile penitenciare.
ASPECTE JURIDICE
În ceea ce privește respectarea articolului 9 din Convenție. Curtea Europeană recent clarificate în contextul problemei de scutire de la serviciul militar că, dacă o persoană necesită tratament exclusivist din cauza lui sau a ei convingeri religioase sau credințe, cerința de a dovedi într-o anumită măsură adevărul de astfel de religie nu este o povară excesivă și nu vine în contradicție cu principiul libertății de conștiință, și dacă o astfel de confirmare nu a fost prevăzută, refuzul de a satisface pretențiile persoanei care a depus cererea este, de asemenea, considerată excesivă și contrară principiului libertății de conștiință (a se vedea Decizia Curții Europene în cauza " Diaghilev v. Rusia "(Dyagilev v.Rusia) din 10 martie 2020, plângerea nr.
Dispozițiile relevante ale legislației interne au stabilit o distincție între prima declarație de apartenența religioasă, în care un prizonier poate în mod liber și fără nici o formalitate, atunci când a fost admis la o instituție corecțională, și o schimbare în prizonier religia timpul de servire o propoziție, pe care deținutul trebuie să dovedească cu ajutorul unui document emis de către un reprezentant al său sau o nouă religie. Potrivit Curții Europene, astfel de norme, care presupun o cerință strictă de a furniza dovada scrisă a aderenței unei persoane la o anumită religie, au depășit confirmările necesare ale adevăratei credințe care ar putea fi necesare. Acest lucru se aplică în special situațiilor în care, la fel ca în cazul de față, reclamantele au avut inițial posibilitatea de a-și dezvălui în mod liber afilierea religioasă fără a furniza dovezi.
În cauza "Neagu v. România" (Neagu v. România), atât judecătorii care au examinat problema reținerii reclamantului, cât și Tribunalul de primă instanță au respins plângerile reclamantului fără a le analiza pe fond, întrucât reclamantul nu a anexat probe scrise întocmite de un reprezentant al noii credințe a reclamantului, așa cum prevede legea română. În consecință, autoritățile judiciare, în speță, nu a specificat dacă solicitantul a avut o șansă reală de a obține un astfel de document sau altă confirmare a faptului că el a fost un adept al religiei indicat de el, mai ales având în vedere restricțiile la care reclamantul a fost supus în timp ce într-o instituție corecțională.
Cu excepția cazurilor foarte rare, dreptul la libertatea religioasă nu este în niciun fel compatibil cu autoritatea statului de a evalua legalitatea credințelor religioase sau modalitățile de exprimare a acestora. Având în vedere importanța garantării faptului că trecerea de la o religie la alta este considerat serios și sincer decizie, obligația autorităților de Stat de a rămâne neutru, nu împiedică examinarea efectivă manifestări ale unei persoane mărturisirea religiei sale. Cu toate acestea, din deciziile luate în prezenta cauză nu rezultă că instanțele române au încercat să stabilească modul în care reclamantul și-a mărturisit credința sau intenționa să facă acest lucru.
Potrivit autorităților române, obligațiile care decurg din situația în cauză au avut ca scop prevenirea abuzului de drepturi și protejarea dreptului la libertatea religioasă. În același timp, instanțele române, care au examinat cererea reclamantului de hrană specială în conformitate cu prevederile religiei Adventiste după ce reclamantul și-a schimbat în mod repetat religia, nu au considerat că o astfel de cerere este un abuz din partea reclamantului.
În cazul Saran v. România, Tribunalul de primă instanță a respins plângerea reclamantului pe motiv că, la momentul admiterii în instituția corecțională, reclamantul declarase că este creștin ortodox și că atunci nu a dovedit că profesează Islamul. Cu toate acestea, aceste concluzii factuale nu corespundeau Chestionarului privind asistența etnică și spirituală completat de solicitant atunci când a fost transferat la instituția corecțională menționată, care a declarat că reclamantul era musulman. Mai mult, în prima instituție corecțională, solicitantul a primit mâncare în conformitate cu cerințele Islamului, iar în jurnalele de înregistrare a sesiunilor de instruire și a sprijinului psihologic din partea celorlalte două instituții corecționale, s-a remarcat, de asemenea, că reclamantul era musulman. Nu a existat niciun indiciu că instanțele române ar fi încercat să verifice datele factuale privind afilierea religioasă a reclamantului înregistrate de ofițerii corecționali relevanți. În plus, autoritățile române nu au explicat discrepanțele privind religia reclamantei constatate în diverse documente emise de autoritățile române. Cu toate acestea, autoritățile naționale au fost obligate să ia măsurile necesare și să își coordoneze acțiunile pentru a asigura schimbul adecvat de informații și diseminarea acestora.
Ținând cont de normele legale relevante, autoritățile române nu au realizat un echilibru corect între interesele administrațiilor instituției corecționale, interesele deținuților și interesele individuale ale solicitantului. În acest sens, Curtea Europeană nu a fost convins că, în cazul "Neagu v. România" (Neagu v. România), cererea solicitantului să-i ofere alimente care îndeplinește convingerile sale religioase ar putea cauza probleme pentru administrația instituției de corecție sau ar avea un impact negativ asupra listei de produse pentru alți deținuți. În cazul lui Saran v. România (Saran v. România), Curtea a mai menționat că reclamantul a primit alimente care corespundeau convingerilor sale religioase în trei instituții corecționale, ceea ce a condus la presupunerea că sistemul corecțional din România ar putea răspunde în mod corespunzător solicitărilor deținuților.
În ceea ce privește lungimea de luarea în considerare a problemei de furnizarea de produse alimentare în respectiva instituție corecțională, în cazul "Saran v. România" (Saran v. România), decizia tribunalului a fost pronunțată în Martie 2017, în timp ce reclamantul a fost transferat la o altă instituție corecțională în decembrie 2016. Autoritățile române nu au oferit explicații cu privire la întârzierea acestei proceduri.
Având în vedere cele de mai sus și în ciuda puterii discreționare acordate de autoritățile naționale în această privință, autoritățile române nu și-au îndeplinit, în măsura în care se aștepta în mod rezonabil, obligația pozitivă în temeiul articolului 9 din Convenție.
Rezoluție
În cazul Saran v. România, a existat o încălcare a cerințelor articolului 9 din Convenție (adoptată cu cinci voturi pentru, cu două împotrivă).
În cazul "Neagu v. România" (Neagu v. România), a existat o încălcare a cerințelor articolului 9 din Convenție (adoptat în unanimitate).
Compensații
În aplicarea articolului 41 din Convenție. Curtea Europeană a acordat fiecăruia dintre reclamanți 5 000 de euro în despăgubiri pentru daune morale. În cazul "Saran v.România" (Saran v. România), cererea de despăgubire pentru daune materiale a fost respinsă.
Sursa publicației: https://espchhelp.ru/blog/3692-nyagu-v-romania-saran-v-romania .
ECHR ruling of November 10, 2020 in the case "Neagu v. Romania", "Saran v. Romania"" (aplication No. 21969/15).
In 2015, the applicant was assisted in the preparation of the aplication. Subsequently, the aplication was communicated to Romania.
An aplication was successfully considered in the case against the fact that the detained persons were required to prove with the help of a document drawn up by a representative of the relevant religious denomination that the said persons had changed their religion in order to receive food that meets the requirements of their new religion. The cases involved a violation of the requirements of article 9 of the Convention for the Protection of Human Rights and Fundamental Freedoms.
THE CIRCUMSTANCES OF THE CASE
In the case "Neagu v. Romania" (Neagu v. Romania), the applicant, while in custody in 2009, reported that he was an Orthodox Christian. In 2012, while also in custody, the applicant notified the administration of the penitentiary institution that he had converted to Islam and demanded to provide him with food without pork. His application was denied. Subsequently, the applicant was transferred to another place of detention, where he repeated the above-mentioned request several times. All of them were rejected on the grounds that the applicant did not submit any documents from representatives of the Muslim denomination confirming that the applicant had converted to Islam. All the applicant's complaints were rejected. Similar events occurred in 2016, when in another place of detention the applicant demanded to provide him with food that meets the standards of the Adventist faith.
In the case "Saran v. Romania" (Saran v. Romania), the applicant served a sentence of imprisonment in several correctional institutions. The applicant claimed that when he was taken into custody in 2016, he told the administration of the institution that he was a Muslim. According to the Romanian authorities, the applicant described himself as an Orthodox Christian. The applicant did not receive food corresponding to his Islamic faith in one of the penitentiary institutions.
LEGAL ISSUES
Regarding compliance with article 9 of the Convention. The European Court recently clarified in the context of the issue of exemption from military duty that if a person requires exclusive treatment because of his or her religious belief or beliefs, the requirement to prove to some extent the truth of such a religion is not an excessive burden and does not contradict the principle of freedom of conscience, and if such confirmation has not been provided, the refusal to satisfy the claims of the person who submitted the application is also not considered excessive and contrary to the principle of freedom of conscience (see The decision of the European Court in the case "Diaghilev v. Russia" (Dyagilev v. Russia) of March 10, 2020, complaint No. 49972/16).
The relevant provisions of domestic legislation have established a distinction between the first statement of religious affiliation, which a prisoner can freely and without any formalities when being admitted to a correctional institution, and a change in the prisoner's religion during serving a sentence, which the prisoner must prove with the help of a document issued by a representative of his or her new religion. According to the European Court, such norms, entailing a strict requirement to provide written proof of a person's adherence to a certain religion, went beyond the necessary confirmations of the true faith that could be needed. This is particularly applicable to situations where, as in the present case, the applicants initially had the opportunity to freely disclose their religious affiliation without providing any evidence.
In the case "Neagu v. Romania" (Neagu v. Romania), both the judges who considered the issue of the applicant's detention, as well as the court of first instance, rejected the applicant's complaints without considering them on the merits, since the applicant did not attach written evidence drawn up by a representative of the applicant's new faith, as required by Romanian law. Consequently, the judicial authorities in the present case did not specify whether the applicant had a real opportunity to obtain such a document or other confirmation that he was a follower of the religion indicated by him, especially given the restrictions to which the applicant was subjected while in a correctional institution.
Except in very rare cases, the right to freedom of religion is not in any way consistent with the State's authority to assess the legality of religious beliefs or ways of expressing them. Considering the importance of ensuring that the transition from one religion to another is a seriously considered and sincere decision, the duty of State authorities to remain neutral did not prevent the consideration of actual manifestations of a person's confession of his religion. However, it does not follow from the decisions taken in the present case that the Romanian courts tried to establish how the applicant professed his faith or intended to do so.
According to the Romanian authorities, the obligations arising from the situation under consideration were aimed at preventing the abuse of rights and protecting the right to freedom of religion. At the same time, the Romanian courts, which considered the applicant's application for special food in accordance with the provisions of the Adventist religion after the applicant had repeatedly changed his religion, did not consider that such a request was an abuse on the part of the applicant.
In the case of Saran v. Romania, the court of first Instance rejected the applicant's complaint on the grounds that at the time of admission to the correctional institution, the applicant had stated that he was an Orthodox Christian, and allegedly then did not prove that he professed Islam. However, these factual conclusions did not correspond to the questionnaire on ethnic and spiritual assistance filled out by the applicant when he was transferred to the mentioned correctional institution, which stated that the applicant was a Muslim. Moreover, in the first correctional institution, the applicant received food in accordance with the requirements of Islam, and in the registration logs of training sessions and psychological support from the other two correctional institutions, it was also noted that the applicant was a Muslim. There was no indication that the Romanian courts had attempted to verify the factual data on the applicant's religious affiliation registered by the relevant correctional officers. In addition, the Romanian authorities did not explain the discrepancies regarding the applicant's religion noted in various documents issued by the Romanian authorities. However, the domestic authorities were obliged to take the necessary measures and coordinate their actions to ensure the proper exchange of information and its dissemination.
Taking into account the relevant legal norms, the Romanian authorities did not achieve a fair balance between the interests of the correctional institution administrations, the interests of prisoners and the individual interests of the applicant. In this respect, the European Court was not convinced that in the case "Neagu v. Romania" (Neagu v. Romania), the applicant's request to provide him with food that meets his religious beliefs would cause problems for the administration of the correctional institution or would have a negative impact on the list of products for other prisoners. In the case of Saran v. Romania (Saran v. Romania) The Court also noted that the applicant had received food that corresponded to his religious beliefs in three correctional institutions, which suggested that the Romanian correctional system could have responded appropriately to the prisoners ' requests.
With regard to the length of consideration of the issue of providing food in the relevant correctional institution, in the case "Saran v. Romania" (Saran v. Romania), the decision of the court of first instance was rendered in March 2017, while the applicant was transferred to another correctional institution in December 2016. The Romanian authorities did not provide any explanations regarding the delay in this procedure.
In view of the above, and despite the discretion granted by the domestic authorities in this matter, the Romanian authorities have not fulfilled to the extent reasonably expected their positive obligation under article 9 of the Convention.
RESOLUTION
In the case of Saran v. Romania, there was a violation of the requirements of article 9 of the Convention (adopted by five votes in favor, with two against).
In the case "Neagu v. Romania" (Neagu v. Romania), there was a violation of the requirements of article 9 of the Convention (adopted unanimously).
COMPENSATION
In the application of article 41 of the Convention. The European Court awarded each of the applicants 5,000 euros in compensation for non-pecuniary damage. In the case "Saran v. Romania" (Saran v. Romania), the claim for compensation for material damage was rejected.
Source of the publication: https://espchhelp.ru/blog/3691-neagu-v-romania-saran-v-romania .
Постановлении ЕСПЧ от 05 ноября 2020 года по делу "Баласкас против Греции (Balaskas v. Greece)" (жалоба N 73087/17).
В 2017 году заявителю была оказана помощь в подготовке жалобы. Впоследствии жалоба была коммуницирована Греции.
По делу успешно рассмотрена жалоба на нарушение права на свободу выражения мнения. По делу допущено нарушение требований статьи 10 Конвенции о защите прав человека и основных свобод.
ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА
Заявитель является журналистом. Он был осужден за высказанное в средствах массовой информации оскорбление после того, как он опубликовал в местной газете статью в ответ на блог В.М., директора местной старшей школы в рассматриваемое время. Заявитель безуспешно обжаловал свой приговор.
ВОПРОСЫ ПРАВА
По поводу соблюдения статьи 10 Конвенции. Приговор в отношении заявителя являлся "вмешательством органа государственной власти" в право заявителя на свободу выражения мнения, которое было "предусмотрено законом" и преследовало законную цель "защиты репутации и прав других лиц".
Настоящее дело касается конфликта конкурирующих интересов: с одной стороны, соблюдения права заявителя на свободу выражения мнения и, с другой стороны, права В.М. на уважение его частной жизни. В частности, в своей статье заявитель указывал на В.М., представив его как теоретика ультраправой политической партии "Золотой рассвет" и назвав его "неонацистом". Рассматривая обе ссылки в совокупности, указанные характеристики не только могли причинить вред репутации В.М., но и вызвать в отношении его предубеждение в профессиональных и социальных кругах, где он общался с другими людьми. Следовательно, обвинения достигали требуемого уровня серьезности и могли нанести ущерб правам В.М., гарантированным статьей 8 Конвенции.
(a) Вклад в дискуссию, представляющую общественный интерес. В своей статье заявитель хотел поделиться информацией о статье, которую незадолго до этого В.М. написал о восстании в Политехническом университете г. Афины в 1973 году (касающейся демонстрации студентов, которая внесла вклад в завершение эпохи диктатуры в Греции, соответствующая дата является государственным праздником). В связи с этим точка зрения В.М. на указанное событие, которое он назвал "явной ложью", занимая при этом должность директора местной старшей школы, могла вызвать многочисленные противоречивые реакции. Следовательно, статья заявителя, в которой излагались выраженные в блоге В.М. мысли, касалась вопроса, представлявшего общественный интерес, а заявитель как журналист имел право распространить соответствующую информацию.
Суды Греции не рассматривали статью в целом, а, скорее, сосредоточились на использованных заявителем характеристиках, взятых вне контекста, и поэтому не включили в свою оценку какие-либо рассуждения относительно вклада статьи заявителя в обсуждение вопроса, представлявшего общественный интерес. Даже при том, что суды Греции признали, что заявитель имел законный интерес информировать общественность, суды не сделали из этого утверждения каких-либо выводов.
(b) Насколько известно соответствующее лицо, каково его предшествующее поведение и каков предмет статьи. В.М. являлся государственным гражданским служащим, а именно директором местной старшей школы и в этом качестве пользовался определенной защитой. Вместе с тем он регулярно публиковал свое мнение по политическим вопросам в личных блогах. Суды Греции прямо не оценили тот факт, что В.М., которого хоть и нельзя было сравнить с политической фигурой, учитывая его работу директором школы, все же предоставил возможность для критики со стороны журналистов, когда решил опубликовать некоторые из своих идей или убеждений, ряд которых, весьма вероятно, вызвал весьма противоречивую реакцию. Особые обязанности и ответственность учителей, которые являются символом власти для своих учеников в области образования, также в определенной степени применяются и к деятельности учителей за пределами школы.
(c) Способ получения информации и ее достоверность. Европейский Суд напоминает, что такие понятия, как "неофашист", "нацист" не означают автоматического оправдания обвинительного приговора по делу о клевете на основании наделения лица особым статусом и что общеизвестные оскорбительные выражения "идиот" и "фашист" могут считаться допустимой критикой при определенных обстоятельствах. Кроме того, один только факт обращения к лицу как к "фашисту", "нацисту" или "коммунисту" не может сам по себе считаться обозначением партийной принадлежности лица.
В статье заявителя приводилась точка зрения В.М., как она была изложена в его блоге, и как таковой способ получения заявителем информации не оспаривался. Что касается достоверности сведений, включенных в статью, суды Греции квалифицировали озвученные заявителем характеристики "широко известный директор-неонацист" и "теоретик организации "Золотой рассвет" как оценочные суждения. Однако суды Греции не рассмотрели вопрос о том, подтверждались ли эти оценочные суждения фактами, исходя из статей, ранее опубликованных В.М.
(d) Содержание, форма публикации и ее последствия. Использованный заявителем тон статьи можно было бы посчитать провокационным, а статью язвительной, содержащей серьезную критику, хотя в статье отсутствовали явно оскорбительные понятия или высказывания. Оформление печатной статьи и использованный в ней стиль изложения материала являлись предметом решения редакторского коллектива, оспаривать которые в принципе не могли ни Европейский Суд, ни суды Греции. Хотя журналистская свобода являлась неограниченной, в настоящем деле ни обжалуемые высказывания, ни статья в целом не могли восприниматься как необоснованные личные нападки или оскорбления в адрес В.М.
В заключение, Европейскому Суду не было предоставлено достаточной информации, чтобы оценить или рассмотреть последствия публикации статьи.
(e) Тяжесть назначенного наказания. Заявитель был приговорен к трем месяцам лишения свободы условно. Обстоятельства настоящего дела, классический пример критики человека из местного сообщества в контексте спора, представляющего общественный интерес, не являлись оправданием для применения наказания в виде лишения свободы. Такое наказание по самой своей природе неизбежно может оказать сдерживающее воздействие на намерения проводить публичные дискуссии, а тот факт, что наказание заявителю было назначено условно, не изменяет данного вывода, особенно учитывая, что судимость с заявителя снята не была.
(f) Вывод. В итоге суды Греции не провели оценку в соответствии с критериями, установленными в прецедентной практике Европейского Суда, и, соответственно, не уделили надлежащего внимания важной функции, которую пресса выполняет в демократическом обществе. Суды Греции не привели относящихся к делу и достаточных оснований для оправдания обжалуемого вмешательства. Следовательно, вмешательство не являлось "необходимым в демократическом обществе".
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
По делу было допущено нарушение требований статьи 10 Конвенции (единогласно).
КОМПЕНСАЦИЯ
В порядке применения статьи 41 Конвенции. Европейский Суд присудил заявителю 10 000 и 1 603 евро в качестве компенсации морального вреда и материального ущерба соответственно.
Источник публикации: https://espchhelp.ru/blog/3690-balaskas-protiv-gretsii .
Η απόφαση της ΕΣΔΑ της 05 Νοεμβρίου 2020 στην υπόθεση "Μπαλάσκας κατά Ελλάδας" (καταγγελία Αρ. 73087/17).
Το 2017, ο αιτών βοήθησε στην προετοιμασία της καταγγελίας. Στη συνέχεια, η καταγγελία κοινοποιήθηκε στην Ελλάδα.
Μια καταγγελία σχετικά με την παραβίαση του δικαιώματος στην ελευθερία έκφρασης εξετάστηκε με επιτυχία στην υπόθεση. Η υπόθεση αφορούσε παραβίαση των απαιτήσεων του άρθρου 10 της Σύμβασης για την προστασία των ανθρωπίνων δικαιωμάτων και των Θεμελιωδών Ελευθεριών.
ΟΙ ΠΕΡΙΣΤΆΣΕΙΣ ΤΗΣ ΥΠΌΘΕΣΗΣ
Ο αιτών είναι δημοσιογράφος. Καταδικάστηκε για προσβολή των μέσων μαζικής ενημέρωσης αφού δημοσίευσε ένα άρθρο σε μια τοπική εφημερίδα σε απάντηση στο blog του V. M., διευθυντή του τοπικού γυμνασίου την εν λόγω εποχή. Ο αιτών άσκησε ανεπιτυχώς έφεση κατά της ποινής του.
ΝΟΜΙΚΆ ΖΗΤΉΜΑΤΑ
Όσον αφορά τη συμμόρφωση με το άρθρο 10 της σύμβασης. Η ετυμηγορία εναντίον του αιτούντος ήταν μια " παρέμβαση κρατικής αρχής "στο δικαίωμα του αιτούντος στην ελευθερία έκφρασης, το οποίο" προβλεπόταν από το νόμο "και επιδίωκε τον νόμιμο στόχο της"προστασίας της φήμης και των δικαιωμάτων των άλλων".
Η υπό κρίση υπόθεση αφορά σύγκρουση ανταγωνιστικών συμφερόντων: αφενός, σεβασμό του δικαιώματος της προσφεύγουσας στην ελευθερία της έκφρασης και, αφετέρου, δικαίωμα του Β. Μ. στον σεβασμό της ιδιωτικής του ζωής. Συγκεκριμένα, στο άρθρο του, ο προσφεύγων επισήμανε τον Β.Μ., παρουσιάζοντάς τον ως θεωρητικό του ακροδεξιού πολιτικού κόμματος "Χρυσή Αυγή "και χαρακτηρίζοντάς τον"νεοναζί". Λαμβάνοντας υπόψη και τους δύο δεσμούς μαζί, αυτά τα χαρακτηριστικά δεν θα μπορούσαν μόνο να βλάψουν τη φήμη του Β.Μ., αλλά και να προκαλέσουν προκατάληψη εναντίον του σε επαγγελματικούς και κοινωνικούς κύκλους όπου επικοινωνούσε με άλλους ανθρώπους. Κατά συνέπεια, οι κατηγορίες έφθασαν στο απαιτούμενο επίπεδο σοβαρότητας και θα μπορούσαν να βλάψουν τα δικαιώματα του V.M. που εγγυάται το Άρθρο 8 της σύμβασης.
(α) συμβολή σε συζήτηση δημοσίου συμφέροντος. Στο άρθρο του, ο αιτών ήθελε να μοιραστεί πληροφορίες σχετικά με ένα άρθρο που είχε γράψει λίγο πριν ο Β. Μ. για την εξέγερση στο Πολυτεχνείο Αθηνών το 1973 (σχετικά με μια φοιτητική διαδήλωση που συνέβαλε στο τέλος της δικτατορικής εποχής στην Ελλάδα, η αντίστοιχη ημερομηνία είναι αργία). Από αυτή την άποψη, η άποψη του V.M. για το γεγονός αυτό, το οποίο ονόμασε "προφανές ψέμα", ενώ κατείχε τη θέση του διευθυντή ενός τοπικού γυμνασίου, θα μπορούσε να προκαλέσει πολλές αντιφατικές αντιδράσεις. Κατά συνέπεια, το άρθρο του αιτούντος, το οποίο περιγράφει τις σκέψεις που εκφράζονται στο blog του V.M., αφορούσε ένα ζήτημα δημόσιου συμφέροντος και ο αιτών, ως δημοσιογράφος, είχε το δικαίωμα να διαδίδει σχετικές πληροφορίες.
Τα ελληνικά δικαστήρια δεν εξέτασαν το άρθρο στο σύνολό του, αλλά επικεντρώθηκαν στα χαρακτηριστικά που χρησιμοποίησε ο προσφεύγων, που αφαιρέθηκαν από το πλαίσιο και, ως εκ τούτου, δεν συμπεριέλαβαν στην εκτίμησή τους κανένα σκεπτικό σχετικά με τη συμβολή του άρθρου του προσφεύγοντος στη συζήτηση ενός θέματος δημοσίου συμφέροντος. Παρόλο που τα ελληνικά δικαστήρια αναγνώρισαν ότι ο αιτών είχε έννομο συμφέρον να ενημερώσει το κοινό, τα δικαστήρια δεν συνήγαγαν συμπεράσματα από αυτή τη δήλωση.
(Β) στο βαθμό που ο ενδιαφερόμενος γνωρίζει ποια είναι η προηγούμενη συμπεριφορά του και ποιο είναι το αντικείμενο του άρθρου. Ο Β. Μ. ήταν κρατικός δημόσιος υπάλληλος, δηλαδή ο διευθυντής ενός τοπικού γυμνασίου και με αυτή την ιδιότητα απολάμβανε κάποια προστασία. Ταυτόχρονα, δημοσίευσε τακτικά τη γνώμη του για πολιτικά ζητήματα σε προσωπικά ιστολόγια. Τα ελληνικά δικαστήρια δεν εκτιμούσαν άμεσα το γεγονός ότι ο Β. Μ., ο οποίος, αν και δεν μπορούσε να συγκριθεί με πολιτικό πρόσωπο, δεδομένου του έργου του ως διευθυντή σχολείου, έδωσε ακόμα την ευκαιρία για κριτική από δημοσιογράφους όταν αποφάσισε να δημοσιεύσει μερικές από τις ιδέες ή τις πεποιθήσεις του, πολλές από τις οποίες, πολύ πιθανό, προκάλεσε μια πολύ αντιφατική αντίδραση. Τα ειδικά καθήκοντα και ευθύνες των εκπαιδευτικών, που αποτελούν σύμβολο εξουσίας για τους μαθητές τους στον τομέα της εκπαίδευσης, ισχύουν επίσης σε κάποιο βαθμό στις δραστηριότητες των εκπαιδευτικών εκτός σχολείου.
Γ) τη μέθοδο απόκτησης των πληροφοριών και την αξιοπιστία τους. Το Ευρωπαϊκό Δικαστήριο υπενθυμίζει ότι τέτοιες έννοιες όπως "νεοφασιστική"," ναζιστική "δεν δικαιολογούν αυτόματα μια ένοχη ετυμηγορία σε μια υπόθεση δυσφήμησης με βάση τη χορήγηση ενός ειδικού καθεστώτος σε ένα άτομο και ότι οι γνωστές προσβλητικές εκφράσεις" ηλίθιος " και "φασιστής" μπορούν να θεωρηθούν επιτρεπτή κριτική υπό ορισμένες συνθήκες. Επιπλέον, το απλό γεγονός ότι αναφέρεται σε ένα άτομο ως "φασιστικό", "ναζιστικό" ή "Κομμουνιστικό" δεν μπορεί από μόνο του να θεωρηθεί ως προσδιορισμός της κομματικής σχέσης ενός ατόμου.
Το άρθρο του αιτούντος ανέφερε την άποψη του V.M., όπως αναφέρθηκε στο ιστολόγιό του, και ως εκ τούτου δεν αμφισβητήθηκε η μέθοδος απόκτησης πληροφοριών από τον αιτούντα. Όσον αφορά την αξιοπιστία των πληροφοριών που περιλαμβάνονται στο άρθρο, τα ελληνικά δικαστήρια χαρακτήρισαν τα χαρακτηριστικά που εξέφρασε ο αιτών ως "γνωστός νεοναζιστής διευθυντής" και "θεωρητικός της οργάνωσης της Χρυσής Αυγής "ως κρίσεις αξίας. Ωστόσο, τα ελληνικά δικαστήρια δεν εξέτασαν το ερώτημα εάν αυτές οι κρίσεις αξίας υποστηρίχθηκαν από γεγονότα, βάσει άρθρων που δημοσιεύθηκαν προηγουμένως από τον V. M.
δ) το περιεχόμενο, τη μορφή δημοσίευσης και τις συνέπειές της. Ο τόνος του άρθρου που χρησιμοποίησε ο αιτών θα μπορούσε να θεωρηθεί προκλητικός και το άρθρο θα μπορούσε να θεωρηθεί σαρκαστικό, που περιέχει σοβαρή κριτική, αν και δεν υπήρχαν σαφώς προσβλητικές έννοιες ή δηλώσεις στο άρθρο. Ο σχεδιασμός του έντυπου άρθρου και ο τρόπος παρουσίασης του υλικού που χρησιμοποιήθηκε σε αυτό αποτέλεσαν αντικείμενο απόφασης της συντακτικής ομάδας, την οποία, κατ ' αρχήν, ούτε το Ευρωπαϊκό Δικαστήριο ούτε τα δικαστήρια της Ελλάδας μπορούσαν να αμφισβητήσουν. Αν και η δημοσιογραφική ελευθερία ήταν απεριόριστη, στην προκειμένη περίπτωση ούτε οι δηλώσεις που διαμαρτύρονται ούτε το άρθρο στο σύνολό του θα μπορούσαν να θεωρηθούν ως αβάσιμες προσωπικές επιθέσεις ή προσβολές εναντίον του V. M.
Συμπερασματικά, το Ευρωπαϊκό Δικαστήριο δεν έλαβε επαρκείς πληροφορίες για να αξιολογήσει ή να εξετάσει τις συνέπειες της δημοσίευσης του άρθρου.
ε) τη σοβαρότητα της επιβληθείσας ποινής. Ο αιτών καταδικάστηκε σε φυλάκιση τριών μηνών με αναστολή. Οι περιστάσεις της παρούσας υπόθεσης, ένα κλασικό παράδειγμα κριτικής ενός ατόμου από την τοπική κοινωνία στο πλαίσιο διαφοράς δημοσίου συμφέροντος, δεν δικαιολόγησαν τη χρήση στερητικής της ελευθερίας ποινής. Μια τέτοια τιμωρία από τη φύση της μπορεί αναπόφευκτα να έχει αποτρεπτικό αποτέλεσμα στις προθέσεις διεξαγωγής δημόσιων συζητήσεων και το γεγονός ότι ο αιτών έλαβε ανασταλτική ποινή δεν αλλάζει αυτό το συμπέρασμα, ιδίως δεδομένου ότι το ποινικό μητρώο του αιτούντος δεν καταργήθηκε.
(στ) έξοδος. Ως αποτέλεσμα, τα ελληνικά δικαστήρια δεν διενήργησαν αξιολόγηση σύμφωνα με τα κριτήρια που καθορίστηκαν στη νομολογία του Ευρωπαϊκού Δικαστηρίου και, κατά συνέπεια, δεν έδωσαν τη δέουσα προσοχή στη σημαντική λειτουργία που εκτελεί ο τύπος σε μια δημοκρατική κοινωνία. Τα ελληνικά δικαστήρια δεν παρείχαν σχετικούς και επαρκείς λόγους για να δικαιολογήσουν την επίμαχη παρέμβαση. Ως εκ τούτου, η παρέμβαση δεν ήταν "απαραίτητη σε μια δημοκρατική κοινωνία".
ΚΑΝΟΝΙΣΜΌΣ
Η υπόθεση αφορούσε παραβίαση των απαιτήσεων του άρθρου 10 της σύμβασης (ομόφωνα).
ΠΛΗΡΩΜΉ
Κατά την εφαρμογή του άρθρου 41 της σύμβασης. Το Ευρωπαϊκό Δικαστήριο απένειμε στον αιτούντα 10.000 και 1.603 ευρώ ως αποζημίωση για ηθική βλάβη και υλική ζημία, αντίστοιχα.
Πηγή της έκδοσης: https://espchhelp.ru/blog/3689-balaskas-kata-elladas .
The decision of the ECHR of November 05, 2020 in the case "Balaskas v. Greece" (aplication No. 73087/17).
In 2017, the applicant was assisted in preparing the aplication. Subsequently, the aplication was communicated to Greece.
An aplication about the violation of the right to freedom of expression was successfully considered in the case. The case involved a violation of the requirements of article 10 of the Convention for the Protection of Human Rights and Fundamental Freedoms.
THE CIRCUMSTANCES OF THE CASE
The applicant is a journalist. He was convicted of insulting the media after he published an article in a local newspaper in response to the blog of V. M., the headmaster of the local high school at the time in question. The applicant unsuccessfully appealed against his sentence.
LEGAL ISSUES
Regarding compliance with article 10 of the Convention. The verdict against the applicant was an "interference by a State authority" with the applicant's right to freedom of expression, which was "provided for by law" and pursued the legitimate goal of "protecting the reputation and rights of others".
The present case concerns a conflict of competing interests: on the one hand, respect for the applicant's right to freedom of expression and, on the other hand, V. M.'s right to respect for his private life. In particular, in his article, the applicant pointed to V. M., presenting him as a theorist of the far-right political party "Golden Dawn "and calling him a"neo-Nazi". Considering both links together, these characteristics could not only harm V. M.'s reputation, but also cause prejudice against him in professional and social circles where he communicated with other people. Consequently, the charges reached the required level of seriousness and could damage the rights of V. M. guaranteed by article 8 of the Convention.
(a) Contribution to a discussion of public interest. In his article, the applicant wanted to share information about an article that V. M. had written shortly before about the uprising at the Polytechnic University of Athens in 1973 (concerning a student demonstration that contributed to the end of the dictatorship era in Greece, the corresponding date is a public holiday). In this regard, V. M.'s point of view on this event, which he called "an obvious lie", while holding the position of the director of a local high school, could cause numerous contradictory reactions. Consequently, the applicant's article, which set out the thoughts expressed in V. M.'s blog, concerned an issue of public interest, and the applicant, as a journalist, had the right to disseminate relevant information.
The Greek courts did not consider the article as a whole, but rather focused on the characteristics used by the applicant, taken out of context, and therefore did not include in their assessment any reasoning regarding the contribution of the applicant's article to the discussion of an issue of public interest. Even though the Greek courts recognized that the applicant had a legitimate interest in informing the public, the courts did not draw any conclusions from this statement.
(b) To the extent that the person concerned knows what his previous behavior is and what the subject of the article is. V. M. was a State civil servant, namely, the director of a local high school and in this capacity enjoyed certain protection. At the same time, he regularly published his opinion on political issues in personal blogs. The Greek courts did not directly appreciate the fact that V. M., who, although he could not be compared to a political figure, given his work as a school director, still provided an opportunity for criticism from journalists when he decided to publish some of his ideas or beliefs, a number of which, very likely, caused a very contradictory reaction. The special duties and responsibilities of teachers, who are a symbol of power for their students in the field of education, also apply to a certain extent to the activities of teachers outside of school.
(c) The method of obtaining the information and its reliability. The European Court recalls that such concepts as" neo-fascist"," Nazi "do not automatically justify a guilty verdict in a libel case on the basis of granting a person a special status and that the well-known offensive expressions" idiot "and" fascist " can be considered permissible criticism under certain circumstances. In addition, the mere fact of referring to a person as a "fascist", "Nazi" or "communist" cannot in itself be considered a designation of a person's party affiliation.
The applicant's article cited the point of view of V. M., as it was stated in his blog, and as such, the method of obtaining information by the applicant was not disputed. As for the reliability of the information included in the article, the Greek courts qualified the characteristics voiced by the applicant as "a well-known neo-Nazi director" and "a theorist of the Golden Dawn organization "as value judgments. However, the Greek courts did not consider the question of whether these value judgments were supported by facts, based on articles previously published by V. M.
(d) The content, form of publication and its consequences. The tone of the article used by the applicant could be considered provocative, and the article could be considered sarcastic, containing serious criticism, although there were no clearly offensive concepts or statements in the article. The design of the printed article and the style of presentation of the material used in it were the subject of the decision of the editorial team, which, in principle, neither the European Court nor the courts of Greece could challenge. Although journalistic freedom was unlimited, in the present case neither the statements complained of nor the article as a whole could be perceived as unfounded personal attacks or insults against V. M.
In conclusion, the European Court was not provided with sufficient information to assess or consider the consequences of the publication of the article.
(e) The severity of the sentence imposed. The applicant was sentenced to three months of suspended imprisonment. The circumstances of the present case, a classic example of criticism of a person from the local community in the context of a dispute of public interest, did not justify the use of a custodial sentence. Such a punishment by its very nature can inevitably have a deterrent effect on the intentions to hold public discussions, and the fact that the applicant was given a suspended sentence does not change this conclusion, especially given that the applicant's criminal record was not removed.
(f) Output. As a result, the Greek courts did not conduct an assessment in accordance with the criteria established in the case-law of the European Court of Justice, and, accordingly, did not pay proper attention to the important function that the press performs in a democratic society. The Greek courts did not provide relevant and sufficient grounds to justify the contested interference. Therefore, the intervention was not "necessary in a democratic society".
RESOLUTION
The case involved a violation of the requirements of article 10 of the Convention (unanimously).
COMPENSATION
In the application of article 41 of the Convention. The European Court awarded the applicant 10,000 and 1,603 euros in compensation for non-pecuniary damage and material damage, respectively.
Source of the publication: https://espchhelp.ru/blog/3688-balaskas-v-greece .
Постановление ЕСПЧ от 05 ноября 2020 года по делу "Чвик против Польши (Cwik v. Poland)" (жалоба N 31454/10).
В 2010 году заявителю была оказана помощь в подготовке жалобы. Впоследствии жалоба была коммуницирована Польше.
По делу успешно рассмотрена жалоба на приобщение к делу доказательств, полученных вследствие жестокого обращения с третьим лицом со стороны частных лиц, без участия или молчаливого согласия представителей органов государственной власти. По делу было допущено нарушение требований пункта 1 статьи 6 Конвенции.
ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА
Во время судебного рассмотрения уголовного дела в отношении заявителя по обвинению в совершении преступлений, связанных с наркотиками, к делу были приобщены доказательства, полученные в результате жестокого обращения с третьим лицом, K.G., со стороны частных лиц.
ВОПРОСЫ ПРАВА
По поводу соблюдения пункта 1 статьи 6 Конвенции. Европейский Суд в ранее рассмотренных им делах уже приходил к выводу, что приобщение к делу показаний, полученных под пыткой или вследствие иного жестокого обращения в нарушение статьи 3 Конвенции, в качестве доказательств в уголовном процессе делало все производство по делу в целом несправедливым. Общей чертой для всех указанных дел являлось участие представителей органов государственной власти в процессе получения данных показаний от обвиняемых от третьих сторон по делу.
Европейский Суд должен был рассмотреть вопрос, который не возникал ранее: может ли вышеупомянутое правило быть применено в настоящем деле, когда соответствующая информация была получена от третьей стороны в результате жестокого обращения, осуществленного частными лицами, и при этом отсутствовали какие-либо доказательства участия или попустительства инциденту со стороны представителей органов государственной власти.
(a) Была ли информация получена от K.G. в результате жестокого обращения, запрещенного статьей 3 Конвенции. Отсутствовала необходимость определять, могло ли обращение, которому подвергся K.G., быть квалифицировано как пытка по смыслу статьи 3 Конвенции. Предоставленные Европейскому Суду материалы, а именно приговор суда первой инстанции, не оставляли сомнений в том, что действия в отношении K.G. достигли необходимого уровня жестокости, требуемого для квалификации действий по статье 3 Конвенции. Следовательно, информация была получена от K.G. в результате жестокого обращения со стороны частных лиц, и к этому обращению применялось позитивное обязательство государства, предусмотренное статьей 3 Конвенции.
(b) Жалоба на нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции. Апелляционный суд не рассмотрел жалобу заявителя, поданную по существу на нарушение статьи 3 Конвенции, о том, что информация (запись), о которой идет речь в деле, была получена в результате жестокого обращения со стороны частных лиц, а также не рассмотрел сопутствующий вопрос о ненадежности такого доказательства.
Использование в уголовном процессе доказательств, полученных в результате обращения с лицом способом, противоречащим статье 3 Конвенции, независимо от того, можно ли подобные действия квалифицировать как пытку, бесчеловечное или унижающее обращение, делает все разбирательство по делу автоматически несправедливым и противоречащим статье 6 Конвенции. Данный вывод не зависит от доказательственной ценности полученной информации и от того, было ли их использование решающим для признания подсудимого виновным.
Упомянутый принцип равным образом применим к приобщению к делу доказательств, полученных от третьей стороны в результате жестокого обращения, запрещенного статьей 3 Конвенции, если такое обращение имело место со стороны частных лиц, независимо от квалификации данного обращения.
Апелляционный суд согласился с использованием в качестве доказательства информации, полученной от K.G. в нарушение установленного статьей 3 Конвенции абсолютного запрета на применение жестокого обращения. Поступая подобным образом, Апелляционный суд не учел последствия своего решения с позиции права заявителя на справедливое судебное разбирательство, гарантированного пунктом 1 статьи 6 Конвенции. Верховный суд Польши отклонил кассационную жалобу заявителя как явно необоснованную и не привел каких-либо оснований для своего решения. Следовательно, производство по делу в целом являлось несправедливым.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
По делу было допущено нарушение требований пункта 1 статьи 6 Конвенции (принято единогласно).
КОМПЕНСАЦИЯ
В порядке применения статьи 41 Конвенции. Европейский Суд присудил заявителю 8 000 евро в качестве компенсации морального вреда, требование о компенсации материального ущерба было отклонено.
Источник публикации: https://espchhelp.ru/blog/3687-chvik-protiv-polshi .
Wyrok ETPC z dnia 05 listopada 2020 r. w sprawie "ZWiK przeciwko Polsce (Cwik v.Poland)" (skarga n 31454/10).
W 2010 r. skarżący otrzymał pomoc w przygotowaniu skargi. Skarga została następnie przekazana Polsce.
W sprawie z powodzeniem rozpatrzono skargę na dołączenie do sprawy dowodów uzyskanych w wyniku znęcania się nad osobą trzecią przez osoby prywatne, bez udziału lub milczącej zgody przedstawicieli władz publicznych. W sprawie doszło do naruszenia wymogów ust. 1 pkt 6 Konwencji.
OKOLICZNOŚCI SPRAWY
Podczas rozprawy sądowej w sprawie karnej przeciwko skarżącemu w związku z zarzutem popełnienia przestępstwa narkotykowego do sprawy dołączono dowody uzyskane w wyniku znęcania się nad osobą trzecią, K. G., przez osoby prywatne.
ZAGADNIENIA PRAWA
W sprawie przestrzegania ust. 1 pkt 6 Konwencji. Europejski Trybunał Sprawiedliwości w wcześniej rozpatrywanych przez niego sprawach doszedł już do wniosku, że dołączenie do sprawy zeznań uzyskanych pod torturami lub w wyniku innego znęcania się z naruszeniem artykułu 3 Konwencji jako dowodów w procesie karnym czyniło całe postępowanie w tej sprawie ogólnie niesprawiedliwym. Wspólną cechą wszystkich tych spraw był udział przedstawicieli władz państwowych w procesie uzyskiwania tych zeznań od oskarżonych ze strony trzeciej w sprawie.
Europejski Trybunał Sprawiedliwości musiał rozważyć kwestię, która nie pojawiła się wcześniej: czy powyższa zasada może zostać zastosowana w niniejszej sprawie, gdy odpowiednie informacje zostały uzyskane od strony trzeciej w wyniku nadużyć dokonanych przez osoby prywatne, a jednocześnie brakowało dowodów na udział lub akceptację incydentu ze strony przedstawicieli władz publicznych.
(a)czy informacje pochodzą od K. G. w wyniku nadużycia zabronionego w artykule 3 Konwencji. Nie było potrzeby określania, czy traktowanie, któremu poddano K. G., mogło zostać zakwalifikowane jako tortury w rozumieniu artykułu 3 Konwencji. Materiały dostarczone do Europejskiego Trybunału Sprawiedliwości, a mianowicie wyrok Sądu pierwszej instancji, nie pozostawiły wątpliwości, że działania przeciwko K. G. osiągnęły wymagany poziom okrucieństwa wymagany do zakwalifikowania działań zgodnie z artykułem 3 Konwencji. W związku z tym informacje uzyskano od K. G. w wyniku złego traktowania przez osoby prywatne, a do tego traktowania zastosowano pozytywne zobowiązanie państwa przewidziane w art. 3 Konwencji.
(b)Skarga na naruszenie ust. 1 pkt 6 Konwencji. Sąd Apelacyjny nie rozpatrzył skargi skarżącego złożonej zasadniczo w związku z naruszeniem artykułu 3 Konwencji, że informacje (zapisy), o których mowa w sprawie, zostały uzyskane w wyniku złego traktowania przez osoby prywatne, ani nie zajął się kwestią towarzyszącą nierzetelności takiego dowodu.
Wykorzystanie w procesie karnym dowodów uzyskanych w wyniku traktowania osoby w sposób sprzeczny z artykułem 3 Konwencji, niezależnie od tego, czy takie działania można zakwalifikować jako tortury, nieludzkie lub poniżające traktowanie, powoduje, że całe postępowanie w tej sprawie jest automatycznie niesprawiedliwe i sprzeczne z Artykułem 6 Konwencji. Wniosek ten nie zależy od wartości dowodowej uzyskanych informacji i od tego, czy ich wykorzystanie było kluczowe dla uznania oskarżonego za winnego.
Wspomniana zasada ma jednakowe zastosowanie do dołączania do sprawy dowodów uzyskanych od strony trzeciej w wyniku złego traktowania zabronionego w artykule 3 Konwencji, jeżeli takie traktowanie miało miejsce przez osoby prywatne, niezależnie od kwalifikacji tego traktowania.
Sąd Apelacyjny zgodził się na wykorzystanie jako dowodu informacji uzyskanych od K. G. z naruszeniem bezwzględnego zakazu wykorzystywania ustanowionego w artykule 3 Konwencji. Postępując w ten sposób, Sąd Apelacyjny nie uwzględnił skutków swojej decyzji z pozycji prawa skarżącego do sprawiedliwego procesu gwarantowanego w punkcie 1 Artykułu 6 Konwencji. Sąd Najwyższy w Polsce oddalił skargę kasacyjną skarżącego jako wyraźnie nieuzasadnioną i nie podał żadnych podstaw do swojej decyzji. W związku z tym postępowanie w tej sprawie jako całości było niesprawiedliwe.
UCHWAŁA
W sprawie doszło do naruszenia wymogów ust. 1 pkt 6 Konwencji (uchwalonej jednogłośnie).
ODSZKODOWANIE
W trybie stosowania artykułu 41 Konwencji. Europejski Trybunał Sprawiedliwości przyznał skarżącemu 8 000 euro odszkodowania za szkody moralne, wniosek o odszkodowanie za szkody materialne został odrzucony.
Źródło publikacji: https://espchhelp.ru/blog/3686-zwik-przeciwko-polsce .
ECHR ruling of November 05, 2020 in the case "Cwik v. Poland" (aplication No. 31454/10).
In 2010, the applicant was assisted in the preparation of the aplication. Subsequently, the aplication was communicated to Poland.
In the case, an aplication was successfully considered about the inclusion in the case of evidence obtained as a result of ill-treatment of a third person by private individuals, without the participation or tacit consent of representatives of state authorities. The case involved a violation of the requirements of paragraph 1 of article 6 of the Convention.
THE CIRCUMSTANCES OF THE CASE
During the judicial review of the criminal case against the applicant on charges of committing drug-related crimes, evidence obtained as a result of ill-treatment of a third person, K. G., by private individuals was attached to the case.
LEGAL ISSUES
Regarding compliance with article 6, paragraph 1, of the Convention. The European Court has already concluded in previous cases considered by it that the inclusion of statements obtained under torture or as a result of other ill-treatment in violation of Article 3 of the Convention as evidence in criminal proceedings made the entire proceedings in the case as a whole unfair. A common feature for all these cases was the participation of representatives of state authorities in the process of obtaining these testimonies from the accused from third parties in the case.
The European Court had to consider a question that had not arisen before: whether the above-mentioned rule could be applied in the present case, when the relevant information was obtained from a third party as a result of ill-treatment carried out by private individuals, and there was no evidence of participation or connivance in the incident on the part of representatives of State authorities.
(a) Whether the information was obtained from K. G. as a result of ill-treatment prohibited by article 3 of the Convention. There was no need to determine whether the treatment to which K. G. was subjected could be qualified as torture within the meaning of article 3 of the Convention. The materials provided to the European Court, namely the verdict of the court of first instance, left no doubt that the actions against K. G. had reached the necessary level of cruelty required for the qualification of actions under Article 3 of the Convention. Therefore, the information was obtained from K. G. as a result of ill-treatment by private individuals, and the positive State obligation provided for in article 3 of the Convention was applied to this treatment.
(b) A complaint of a violation of article 6, paragraph 1, of the Convention. The Court of Appeal did not consider the applicant's complaint, filed on the merits of a violation of article 3 of the Convention, that the information (record) in question in the case was obtained as a result of ill-treatment by private individuals, and also did not consider the related issue of the unreliability of such evidence.
The use in criminal proceedings of evidence obtained as a result of treating a person in a manner contrary to article 3 of the Convention, regardless of whether such actions can be qualified as torture, inhuman or degrading treatment, makes the entire trial automatically unfair and contrary to article 6 of the Convention. This conclusion does not depend on the evidentiary value of the information received and on whether their use was decisive for finding the defendant guilty.
The mentioned principle is equally applicable to the inclusion in the case of evidence obtained from a third party as a result of ill-treatment prohibited by article 3 of the Convention, if such treatment took place by private persons, regardless of the qualification of this treatment.
The Court of Appeal agreed with the use as evidence of the information received from K. G. in violation of the absolute prohibition of ill-treatment established by article 3 of the Convention. In doing so, the Court of Appeal failed to take into account the consequences of its decision from the perspective of the applicant's right to a fair trial, guaranteed by article 6, paragraph 1, of the Convention. The Supreme Court of Poland rejected the applicant's appeal as manifestly unfounded and did not provide any grounds for its decision. Consequently, the proceedings in the case as a whole were unfair.
RESOLUTION
The case involved a violation of the requirements of paragraph 1 of Article 6 of the Convention (adopted unanimously).
COMPENSATION
In the application of article 41 of the Convention. The European Court awarded the applicant 8,000 euros in compensation for non-pecuniary damage, the claim for compensation for material damage was rejected.
Source of the publication: https://espchhelp.ru/blog/3685-cwik-v-poland .