Дела о насильственном исчезновении в практике Комитета ООН по правам человека.

Обновлено 19.10.2022 11:11

 

Международное гуманитарное право и международное уголовное право рассматривают преступление насильственного исчезновения как деяние, состоящее из трех элементов: ареста или задержания лица представителями государства или лицами, действующими при поддержке либо с молчаливого согласия последнего, отказа в признании факта задержания или в предоставлении информации о судьбе задержанного, и, вследствие этого, выведения лица из сферы действия правовой защиты. Это сложное явление, которое влияет как на жертву, так и на ее семью.

Статья 7(1)(i) Римского статута Международного уголовного суда от 17 июля 1998 года и Международная конвенция для защиты всех лиц от насильственных исчезновений от 20 декабря 2006 года содержат схожие определения насильственного исчезновения. МКНИ была ратифицирована 40 государствами (по состоянию на 20 октября 2013 года) и вступила в силу 23 декабря 2010 года. Сравнимые определения насильственного исчезновения можно найти в других региональных и национальных документах.

Статья 5 Международной конвенции для защиты всех лиц от насильственных исчезновений (далее - "МКНИ"), принятой ООН, а также Статья 7 Римского статута Международного уголовного суда описывают широко распространенную или систематическую практику насильственных исчезновений как преступление против человечности.

Правовое определение насильственного исчезновения, содержащееся в этих документах, является относительно новым, но международный запрет на действия, по своей сути представлявшие вышеописанное деяние, имеет гораздо более длительную историю. Некоторые исследователи относят его возникновение к гуманитарному праву, которое защищало "права семей" в ситуации вооруженных конфликтов. Обращаясь к решениям Международного военного трибунала (далее - МВТ) в Нюрнберге в отношении так называемой программы "Ночь и туман", принятой Третьим рейхом, - наиболее раннего случая использования насильственных исчезновений как части официальной государственной политики - Б. Финукейн утверждает, что уже во время Второй мировой войны "деяния, по существу представляющие собой насильственное исчезновение, были запрещены нормами обычного права, действующими в военное время, и рассматривались как военное преступление, за которое предусматривалась индивидуальная уголовная ответственность". Практика Международного трибунала по бывшей Югославии (далее - МТБЮ) и Палаты по военным преступлениям в Боснии и Герцеговине представляет весомые доказательства в поддержку этого аргумента.

Программа "Ночь и туман", основанная на секретных директивах 1941 года, представляла собой политику, применявшуюся к "любым лицам, представлявшим собой угрозу германской безопасности" на оккупированных территориях. Узники тайно транспортировались в Германию и исчезали без следа. Семьи и друзья пропавших лиц не могли получить никакой информации о местонахождении последних или их судьбе. Позднее были обнаружены сведения, в которых упоминались лишь имена жертв и акроним N N (Nacht und Nebel), места их захоронения не регистрировались.

Отсутствие единого правового определения насильственного исчезновения на протяжении многих десятилетий не препятствовало международным органам по защите прав человека разбирать этот феномен. Они рассматривали его как сложное деяние, охватывающее несколько нарушений прав человека. Наиболее значительной в этом отношении, а также хорошо знакомой автору данной статьи в свете их профессионального опыта является юриспруденция Комитета по правам человека ООН (далее - КПЧ, Комитет) Основываясь на классическом подходе к правам человека, эти два органа выработали обширную практику, которая, без сомнений, способствовала к концу 90-х годов XX века всеобщему признанию насильственного исчезновения преступлением в понимании обычного международного права и стала фундаментом для последующего принятия МКНИ. Может показаться парадоксальным, что эти органы, зависящие от сотрудничества государств и обладающие относительно скромными возможностями для проведения собственных расследований, часто оказывались на переднем крае работы с насильственными исчезновениями, одними из самых тяжких нарушений прав человека. В данной статье приводится анализ практики ЕСПЧ и КПЧ с точки зрения общих черт и отличий подходов этих двух органов к проблеме насильственных исчезновений. Автор признает важную роль юриспруденции Межамериканского суда по правам человека по данному вопросу, однако в рамках данной статьи они проводят сравнение только между подходами к проблеме, принятыми в рамках европейской системы защиты прав человека и системы ООН.

К сожалению, насильственные исчезновения - явление, которое продолжает существовать в наши дни. Многочисленные решения международных органов по делам, затрагивающим подобные нарушения, а также недавнее вступление в силу специальной Конвенции по данной проблеме, свидетельствуют о его сохраняющейся актуальности. Продолжаются оживленные дискуссии относительно достаточности существующего международного регулирования по данному вопросу.

КПЧ рассмотрел первые дела о насильственных исчезновениях в 80-х годах XX века. Соответствующие обращения поступали исключительно из Латинской Америки, а именно из Уругвая, Колумбии и Аргентины. В 90-х годах жалобы все еще поступали преимущественно из Латинской Америки, включая Чили, Перу, Аргентину. По одному обращению поступило из Демократической Республики Конго и Доминиканской Республики. В начале XXI века число жалоб выросло; это были обращения из Ливии, Алжира, Филиппин, Шри Ланки и Непала. Продолжали поступать обращения из Аргентины, Чили и, наконец, Беларуси. Единственным обращением из Российской Федерации по данной проблеме была жалоба, поступившая в Комитет в 2006 году; первоначально в 2001 году она была направлена в ЕСПЧ, однако Суд прекратил производство по делу, поскольку заявитель не отвечал на его запросы о предоставлении дополнительной информации.

Анализ развития юриспруденции КПЧ ООН приводит нас к выводу о том, что, с географической точки зрения, между этими двумя органами имеет место достаточно четкое разделение труда: в то время как КПЧ в основном занимается делами об исчезновениях, поступающими из Северной Африки, Латинской Америки и некоторых государств Азии, Суд рассматривает почти исключительно дела, принадлежащие к четырем группам, описанным выше. Беларусь - единственная европейская страна. Единственным обращением о насильственном исчезновении, поступившим из России, была жалоба по делу Амирова, что является исключением, лишь подтверждающим правило.

Первым барьером на пути обращений, адресованных Комитету, становятся требования о соблюдении критериев приемлемости жалоб. В этой связи, рассматривая жалобы о насильственных исчезновениях, органы по защите прав человека сталкиваются с двумя специфическими проблемами. Во-первых, меры, принимающиеся по таким делам на национальном уровне, крайне редко бывают эффективными, если вообще имеют место; во-вторых, подобные нарушения прав человека длятся во времени. В этой связи Суд и Комитет вынуждены разрешать вопросы, связанные с применением процессуальных сроков, а также устанавливать факты в отсутствие достоверных данных, полученных на национальном уровне.

КПЧ рассмотрел несколько обращений, по которым он вынужден был принимать решения относительно приемлемости по критерию ratione temporis, поскольку исчезновения, о которых шла речь в этих жалобах, имели место прежде, чем Международный пакт о гражданских и политических правах (далее - МПГПП) и Первый Факультативный протокол к нему вступили в силу в отношении соответствующих государств. Представляется, что в своих ранних соображениях, КПЧ придерживался схожей с ЕСПЧ позиции относительно "неотделимой природы" обязательств по расследованию случаев исчезновений даже тогда, когда события имели место до ратификации соответствующих международных соглашений. Например, в деле "Блейер против Уругвая", решение по которому было принято в 1982 году, Комитет призвал Правительство "принять эффективные шаги к установлению того, что произошло с Эдуардом Блейером, начиная с октября 1975 года (то есть прежде, чем Факультативный протокол вступил в силу в отношении Уругвая, что произошло 23 марта 1976 года), привлечь к ответственности любых лиц, в отношении которых будет установлено, что они ответственны за его смерть, исчезновение и жестокое обращение с ним, а также выплатить компенсацию ему или его семье за все виды причиненного ему ущерба". В делах "Елена Кинтерос Альмейда против Уругвая"в 1983 году и "Эль-Мегрейси против Ливийской Арабской Джамахирии" в 1994 году Комитет вынес аналогичные решения. В более поздних постановлениях Комитет отошел от своей либеральной позиции в отношении вопроса о том, соответствует ли жалоба критерию ratione temporis. Наиболее выдающимся примером в этом отношении является дело "Сифуентес Эльгуета против Чили" 2009 года. Ратифицировав Факультативный протокол, Чили издало декларацию, которой государство признало компетенцию КПЧ по рассмотрению индивидуальных жалоб только "в отношении событий, произошедших после вступления в силу Факультативного протокола для данного государства (28 августа 1992 года), или, в любом случае, событий, имевших место после 11 марта 1990 года". Разрешая это дело, Комитет пришел к выводу о том, что ключевые события, являющиеся признаками насильственных исчезновений, - лишение жертвы свободы и последующий отказ в предоставлении информации о ее местонахождении - произошли до вступления в силу Факультативного протокола в отношении Чили, и согласился с декларацией Чили относительно критерия приемлемости ratione temporis. Тем не менее, Комитет несколько противоречиво признал насильственные исчезновения длящимся правонарушением. Отметим, что данное Постановление сопровождалось особыми мнениями двух членов Комитета, которые, во-первых, пришли к выводу о том, что чилийская декларация не соответствует целям и задачам Факультативного протокола, что по этой причине она не является юридически действительной "декларацией" или резервацией и что нарушения, вытекающие из длящегося нарушения, коим является насильственное исчезновение, следовательно, могут быть предметом рассмотрения КПЧ. Во-вторых, они отметили, что право жертв на установление истины, которое вытекает из различных статей МПГПП, а также из обязательств государств тщательно расследовать случаи насильственных исчезновений, были нарушены Чили, несмотря на тот факт, что исчезновение как таковое произошло до того, как Факультативный протокол вступил в силу в отношении этого государства 28 августа 1992 года. Аналогичным образом КПЧ отклонил по причине несоответствия критерию ratione temporis ряд других жалоб, поданных против Чили и Аргентины.

За исключением немногочисленных ранних постановлений Комитета, в которых он не рассматривал вопрос о том, были ли права заявителя и/или других членов семьи нарушены вследствие исчезновения, КПЧ, как представляется, следует схожему подходу, решая вопрос о признании членов семьи пропавших лиц жертвами нарушения прав на основании статьи 7 (защита от пыток). В разных Постановлениях он признавал жертвами родителей, детей, братьев/сестер, супругов, тетей и дядьев, внуков и даже двоюродных братьев и сестер пропавших лиц. Комитет обосновывал это теми страданиями и стрессом, которые причиняет членам семьи насильственное исчезновение и которые зачастую усугубляются недостаточными усилиями властей по расследованию случаев исчезновений и выяснению судьбы пропавшего лица, а также привлечению виновных к ответственности. Тем не менее, не совсем ясно, до какой степени Комитет принимает во внимание контекст исчезновения, когда принимает решение о присвоении статуса жертвы близким членам семьи пропавшего. Во многих постановлениях Комитет просто упоминает "страдания и стресс", которые причиняются родственникам исчезнувшего человека. В некоторых соображениях Комитет уделяет больше внимания специфическим обстоятельствам дела. Например, в деле "Амиров против Российской Федерации" он отметил, что:

"Не желая перечислять все обстоятельства косвенной виктимизации, Комитет полагает, что неисполнение Государством своих обязанностей по расследованию и выяснению обстоятельств, при которых пострадала прямая жертва, обычно является одним из таких факторов. Иногда речь идет о дополнительных условиях. Комитет отмечает, при каких ужасающих обстоятельствах Заявитель обнаружил обезображенные останки своей жены, что было подтверждено должностными лицами (...), после чего последовали медлительные и нерегулярные действия по расследованию обстоятельств, приведших к вышеуказанным выводам о нарушении прав, предусмотренных статьями 6 и 7, во взаимосвязи с частью 3 статьи 2".

В качестве еще одного примера может выступить дело "Али Башаша и Хусейн Башаша против Ливийской Арабской Джамахирии", в котором Комитет признал заявителей жертвами, приняв во внимание их близкие взаимоотношения с пропавшим двоюродным братом. Один из заявителей сообщил, что проживал совместно со своим младшим двоюродным братом на протяжении нескольких лет, предшествовавших его исчезновению, и что он фактически заменял пропавшему отца. Подавляющее большинство жалоб, касающихся исчезновений, подаются от имени близких членов семьи, например, детей, родителей, братьев или сестер пропавших.

КПЧ не был полностью последовательным в своем подходе к решению вопроса о своей юрисдикции по критерию ratione temporis. В последнее время большинство членов Комитета, как представляется, пришло к тому мнению, что приемлемость жалобы по данному критерию зависит от времени, когда произошло похищение как таковое, а не определяется длящейся неэффективностью расследования или же страданиями близких родственников жертвы. Доводы, на которых основываются особые мнения членов Комитета, схожи с общим подходом к этому вопросу, принятому ЕСПЧ, в частности, в приведенных выше решениях по делам Варнава и Палич. МПГПП не содержит указаний о сроках обращения с жалобой.

Подход Комитета в данном отношении является сходным. Факты по делам о насильственных исчезновениях часто оспариваются сторонами. Государство-ответчик часто не сотрудничает с Комитетом, когда последний запрашивает соответствующие доказательства и информацию, или же предоставляет Комитету не относящуюся к делу информацию. По делам, в которых государство-участник МПГПП отказывается сотрудничать или сотрудничает в недостаточной степени, Комитет озвучивает свою озабоченность этим фактом, а затем "рассматривает жалобу на основании тех материалов, которые были предоставлены Комитету заявителем". Он не осуществляет мероприятий по самостоятельному установлению фактов на месте. Так же, как и ЕСПЧ, Комитет возлагает бремя доказывания обратного на государство в делах, где заявитель обосновывает свою жалобу, в которой возлагает ответственность на государство, в соответствии со стандартом prima facie. Комитет именует этот подход "устоявшаяся практика". Типичный пример такой формулировки содержится в Постановлении по делу "Шарма против Непала":

"Комитет отметил, что государство-участник не предоставило объяснений относительно заявления автора сообщения о том, что ее муж стал жертвой насильственного исчезновения. Комитет напоминает о том, что бремя доказывания не может быть возложено исключительно на автора сообщения, в особенности учитывая то, что автор и государство-участник не всегда имеют равный доступ к доказательствам и зачастую лишь государство-участник обладает соответствующей информацией. В делах, где обвинения подтверждаются достоверными доказательствами, предоставленными автором сообщения, и дальнейшее выяснение обстоятельств зависит от информации, которая доступна исключительно государству-участнику, Комитет может прийти к выводу о том, что сведения, предоставленные автором сообщения, находят подтверждение в отсутствие удовлетворительных объяснений или доказательств противного, предоставленных государством-участником".

В деле "Сарма против Шри-Ланки" Комитет также отметил, что для целей установления ответственности государства не имеет значения, что агент государства, причастный к исчезновению, действовал с превышением полномочий (ultra vires) или без ведома своего руководства. Как бы то ни было, если не представляется ясным, была ли жертва в действительности похищена, подвергнута пыткам и/или убита представителями государства, Комитет приходил к выводу о том, что государство не нарушало негативных обязательств, вытекающих из статьей 6 и 7 МПГПП, однако нарушило обязательства по тщательному расследованию таких случаев или же право на эффективное средство правовой защиты во взаимосвязи со статьями о защите права на жизнь, а также на защиту от пыток, бесчеловечного и унижающего достоинство обращения.

Комитет в последнее время разделяет подход, в соответствии с которым в делах, где на уровне prima facie не удается установить факт участия государства в действиях, ответственность за которые возлагается на него заявителем, возможен вывод о процессуальном нарушении конвенционного права, как следствие неудовлетворительного качества расследования подобных дел, проводимого на национальном уровне. Такой подход позволяет обоим институтам разрешить проблему, характерную для дел о насильственных исчезновениях, а именно отсутствие достоверных сведений о произошедшем, а также обеспечить жертвам, зачастую впервые за все время их мытарств, правовую защиту и возмещение причиненного ущерба.

Комитет по правам человека находит следующие нарушения МПГПП в делах о насильственных исчезновениях:

a) Право на свободу и личную неприкосновенность (статья 9 МПГПП).

В своих ранних Постановлениях по делам о насильственных исчезновениях КПЧ не давал подробных разъяснений относительно того, почему он считает, что в данных делах имеет место нарушение статьи 9, и не указывал, какой из аспектов статьи 9 (свобода и личная неприкосновенность) был нарушен. В некоторых Постановлениях в обоснование своего вывода о наличии нарушений Комитет ссылался на отсутствие ордера на арест или на тот факт, что против исчезнувшего лица не были выдвинуты уголовные обвинения. В более поздних Постановлениях КПЧ приходил к выводу о том, что содержание инкоммуникадо как таковое нарушает статью 9 МПГПП. Более того, Комитет отметил, что позитивные обязательства по защите физической целостности граждан вытекают из права на личную неприкосновенность, гарантированного статьей 9 МПГПП. В этой связи Комитет, к примеру, признал нарушение права на личную неприкосновенность в деле, где имели место угрозы незаконным заключением, несмотря на то, что не имелось четких доказательств того, что исчезнувшее лицо действительно было задержано государством, однако было отмечено, что его исчезновению предшествовали угрозы со стороны лиц, "наделенных властью";

b) запрет пыток или жестокого, бесчеловечного и унижающего достоинство обращения и наказания (статьтья 7 МПГПП).

В одном из своих ранних Постановлений КПЧ пришел к выводу о том, что "исчезновение неотделимо связано с обращением, которое является нарушением статьи 7". Поскольку Комитет достаточно большое внимание уделил некоторым особенностям данного дела, сложно сказать, основываясь лишь на этом Постановлении, считает ли Комитет, что насильственное исчезновение или содержание в заключении инкоммуникадо представляют собой нарушение статьи 7 как таковые. В своих более поздних Постановлениях Комитет регулярно ссылался на длительность заключения инкоммуникадо, прежде чем устанавливал нарушение статьи 7. В деле "Сарма против Шри-Ланки" Комитет пришел к выводу о том, что пятнадцать месяцев заключения инкоммуникадо приравнивались к бесчеловечному обращению, в деле "Полай Кампос против Перу" речь шла о девяти месяцах, а в "Шарма против Непала"; Комитет решил, что девять дней заключения инкоммуникадо нарушили статьи 7 и 10 МПГПП (право заключенных на гуманное обращение и уважение достоинства).

В своем недавнем решении от апреля 2011 года по делу "Гири против Непала" Комитет разделяет мнение о том, что любое заключение инкоммуникадо нарушает статью 7: "На основании представленной Комитету информации, а также в свете того, что статья 7 не подлежит никаким ограничениям, даже в ситуациях чрезвычайного положения, Комитет находит, что пытки и жестокое обращение, которым был подвергнут автор сообщения, содержание его в заключении инкоммуникадо, а также условия этого заключения представляют собой как в отдельности, так и вместе нарушение статьи 7 Конвенции".

Трудно не согласиться с этим выводом Комитета о том, что боль и страдания, которые испытывает жертва насильственного исчезновения, находясь в заключении без какого-либо контакта с окружающим миром, равносильны бесчеловечному и унижающему достоинство обращению. Часто Комитет также делает вывод о нарушении государством-участником процессуальных обязательств, вытекающих из статьи 7 - в основном, обязательств по принятию мер против заключения инкоммуникадо, а также обязательств по расследованию заявлений о пытках;

c) Право на жизнь (статьи 6 МПГПП).

В делах о насильственных исчезновениях КПЧ обычно признает нарушение права на жизнь, если только не имеется достоверных сведений, позволяющих считать, что жертва все еще жива. Во многих случаях Комитет приходит к общему выводу о том, что насильственное исчезновение является "нарушением или серьезным посягательством на право на жизнь".

Как бы то ни было, Комитет не полностью последователен в своей практике. В некоторых решениях он приходит к выводу о нарушении права на жизнь, поскольку соответствующее государство не провело надлежащего расследования по сообщению об исчезновении или убийстве, несмотря на то что факт смерти пропавшего лица так и не был установлен достоверным образом. В некоторых Постановлениях Комитет признавал нарушение статьи 6 во взаимосвязи с пунктом 3 статьи 2 МПГПП несмотря на то, что было очевидно, что пропавшие лица были все еще живы. Время от времени Комитет не признавал нарушения статьи 6, когда авторы не поднимали вопроса о нарушении этой статьи в жалобе; но даже в таких случаях практика Комитета не была полностью последовательной. Тем не менее, очевидно, что отсутствие расследования по делам о насильственных исчезновениях или убийствах расценивается Комитетом как нарушение статьи 6 МПГПП даже в тех случаях, когда причастность к данным преступлениям представителей государства не установлена достоверно;

d) иные права.

Когда Комитет приходит к выводу о наличии нарушения права на свободу и личную неприкосновенность, защиту от пыток или права на жизнь, закрепленных в статьях 9, 7 и 6 МПГПП, он также устанавливает нарушение права на эффективное средство правовой защиты (пункт 3 статьи 2 МПГПП). В таких случаях Комитет регулярно рекомендует соответствующему государству-участнику принять меры к восстановлению нарушенных прав и указывает на то, каким образом это должно быть сделано.

Во многих делах о насильственных исчезновениях, в частности, когда Комитет устанавливает наличие нарушения статьи 7 МПГПП, Комитет также находит нарушение статьи 10, которая гарантирует право заключенных на гуманное обращение и уважение достоинства.

В некоторых других постановлениях КПЧ также приходил к выводу о том, что соответствующее государство-участник нарушило право на признание правосубъектности (статья 16) - право, которое не имеет аналога в Европейской коенвенции. В деле Гриуа против Алжира содержится типичная для юриспруденции КПЧ формулировка в этой связи:

"...Комитет отмечает, что намеренное продолжительное изъятие индивида из поля действия правовой защиты может представлять собой отказ в признании правосубъектности этого индивида, если жертва, когда ее видели в последний раз, находилась в руках властей, и, в то же время, если попытки его или ее родных получить доступ к потенциально эффективным средствам правовой защиты, включая судебную защиту (пункт 3 статьи 2 МПГПП), систематически отвергались... В таких ситуациях похищенные лица на практике оказываются лишенными всех правовых гарантий, включая все иные права, предусмотренные Пактом, а также доступа к любому существующему средству правовой защиты, как прямое следствие действий государства, которые должны толковаться как отказ в признании таких лиц как субъектов права...".

В ряде других дел КПЧ признавал нарушение пункта 3 статьи 2 Пакта, отмечая, что необходимость рассматривать жалобы в части предполагаемых нарушений статьи 16 отсутствует. В некоторых иных делах Комитет не принимал статью 16 МПГПП во внимание. Представляется, что практика Комитета должна быть более последовательной в этом отношении.

Пакт не содержит единой нормы, направленной на защиту против насильственных исчезновений как таковых, или ссылок на отдельное право на защиту против насильственных исчезновений. В результате Комитет рассматривают насильственное исчезновение как совокупность нарушений нескольких прав человека. Круг этих прав относительно схожий, однако некоторые различия в подходах все же существуют. Самым очевидным из них является то, что КПЧ устанавливает нарушение права на защиту от пыток более или менее автоматически, полагая, что оно вытекает из самого факта заключения инкоммуникадо, связанного с насильственным исчезновением. Более того, статья 16 Пакта (право на признание правосубъектности) имеет значительный потенциал по делам о насильственных исчезновениях, являясь средством защиты прав не только жертв как таковых, но и их родственников.

Пункт 2 статьи 24 Международной конвенции для защиты всех лиц от насильственных исчезновений ООН (МКНИ) предусматривает право семей жертв насильственных исчезновений "на истину". Такое право не содержится в Пакте. Тем не менее, оба органа по защите прав человека выработали схожие концепции соответствующих правовых обязательств государств посредством толкования процессуальных аспектов нескольких материальных норм, гарантирующих отдельные права.

Комитет по правам человека также систематически устанавливает нарушения обязательств государств-участников по расследованию дел, связанных с насильственными исчезновениями, на основании статей 6, 7 и 9 Пакта во взаимосвязи с пунктом 3 статьи 2 Пакта. В целом позиция Комитета заключается в том, что компетентные органы обязаны провести тщательное, своевременное и независимое расследование таких дел. В Постановлении по делу "Амиров против Российской Федерации" Комитет остановился подробнее на том, какие критерии он использует, оценивая эффективность расследования. Это своевременное проведение важнейших следственных мероприятий, таких как, например, опрос свидетелей, а также конечная эффективность расследования в части определения предполагаемых виновных лиц и привлечения их к ответственности. Комитет отметил, что заявителем были предъявлены "... бесспорные свидетельства того, что описанные им в жалобе нарушения являются типичными для государства-участника, так же как и формальные и безрезультатные расследования, подлинность которых вызывает сомнения".

В значительном числе случаев возможности Комитета более подробно озвучить важнейшие признаки "эффективного" расследования ограничены, поскольку государства-участники не предоставили никакой информации относительно национального расследования, (например, Ливия и Алжир систематически отказывались сотрудничать или оспаривали приемлемость жалоб и по этой причине не предоставляли никакой информации о расследовании).

Комитет сформулировал несколько основных критериев эффективного расследования случаев насильственных исчезновений, опираясь на позитивные обязательства, вытекающие из процессуальных аспектов положений о праве на жизнь и запрете пыток. Это стало важным достижением в международном праве. Вместе с определением ситуации длящейся неосведомленности членов семьи о судьбе пропавших близких как одного из видов бесчеловечного обращения в данной области юриспруденции сегодня формируется подход к определению понятия "право на истину". Остается лишь ждать, будет ли это право признано Комитетом и станет ли оно частью их юриспруденции в будущем.

Комитет регулярно обращается к государствам с призывами обеспечить жертвам насильственных исчезновений и их семьям доступ к эффективным средствам правовой защиты в соответствии с требованиями пункта 3 статьи 2 МПГПП. Комитет указывает на необходимость принятия следующих мер, гарантирующих наличие эффективных средств правовой защиты:

- проведение тщательного и эффективного расследования дел, связанных со случаями насильственных исчезновений и/или гибели;

- обеспечение семей адекватной информацией о результатах таких расследований;

- установление обстоятельств произошедшего и либо возвращение останков жертвы семье - в случае, если исчезнувшее лицо умерло, либо немедленное освобождение такого лица, если оно все еще живо;

- осуществление уголовного преследования, проведение судебного разбирательства и наказание лиц, виновных в подобных нарушениях;

- выплата адекватных компенсаций членам семьи жертвы; а также

- принятие мер по предотвращению подобных нарушений в будущем.

В некоторых постановлениях Комитет также указывал на необходимость дополнительных мер. Например, в соображениях по делу "Гири против Непала", Комитет указал на необходимость защитить автора сообщения и его семью от дальнейших репрессий и угроз. В соображениях по делу "Лауреано Атачауа против Перу" Комитет - по крайней мере, косвенно - указал на необходимость внесения изменений в законодательство об амнистии, которое не позволило привлечь к ответственности лиц, предположительно виновных в исчезновении внучки заявителя. Член Комитета Фабиан Омар Сальвиоли в своих особых мнениях неоднократно указывал на то, что в тех случаях, когда очевидно, что определенные положения национального законодательства не соответствуют Пакту, Комитет мог бы четче формулировать свои указания относительно необходимости их изменения. КПЧ не может по своему усмотрению определять размеры денежных компенсаций, подлежащих выплате семьям, пострадавшим вследствие насильственных исчезновений.

Комитет также регулярно обращается к государствам-участникам с требованиями об опубликовании его соображений, а также об информировании Комитета в течение 180 дней относительно мер, принятых для их реализации. КПЧ не может рассчитывать на то, что политические механизмы ООН будут оказывать постоянное давление на государства с тем, чтобы заставить их исполнять постановления, вынесенные Комитетом. Тем не менее, он регулярно назначает одного из своих членов наблюдать за процессом их реализации соответствующими государствами. То, насколько докладчику, наблюдающему за исполнением постановлений Комитета, удастся обеспечить их реализацию, зависит от готовности соответствующего государства к сотрудничеству. Например, Россия, Непал и Шри-Ланка отвечали на запросы Комитета относительно реализации мер, указанных в его постановлениях. Докладчики ООН по вопросам исполнения постановлений Комитета также встречались с постоянными представителями данных государств для того, чтобы обсудить вопросы, связанные с их реализацией. Однако, как показывают ответы, полученные от авторов сообщений, то, в какой степени эти постановления эффективно реализуются в действительности, остается под вопросом.

По крайней мере до недавнего времени сотрудничество между Комитетом и такими странами, как Алжир и Ливия, было практически равным нулю. В одном из редких случаев, когда власти Ливии все же ответили на запрос Комитета, они поставили под сомнение выводы Комитета и отказались платить компенсацию жертве. Однако, для того чтобы получить более полное представление о ситуации с исполнением постановлений Комитета по жалобам, связанным с насильственными исчезновениями (а также иными нарушениями МПГПП), необходимо проведение более системного анализа деятельности Комитета по наблюдению за реализацией его постановлений.

Практика Комитета по делам, связанным с серьезными нарушениями прав человека, достаточно богата. Это, вне всякого сомнения, является одним из важнейших достижений в развитии международных норм и принципов в области прав человека со времен Второй мировой войны.

Практика Комитета демонстрирует, с одной стороны, что международные органы по защите прав человека играют исключительно важную роль в делах о насильственных исчезновениях. Благодаря своей независимости, Комитет способен признать наличие проблем и защитить права лиц, ставших жертвами самых серьезных нарушений прав человека, в тех случаях, когда национальные механизмы оказались абсолютно неэффективными. С другой стороны, полномочия и влияние международных органов ограничены. В этой ситуации органы по защите прав человека, наряду с другими участниками, оказываются вовлеченными в более масштабные процессы, движимые силами гражданского общества и его представителей, а также индивидуальных заявителей, организаций, занимающихся правами человека, и НПО.

Только опыт, полученный в ходе применения Пакта, может показать, насколько тот или иной подход оправдан. И наконец, этот разнообразный опыт может помочь Комитету по насильственным исчезновениям в решении проблем, связанных с толкованием и применением Международной конвенции для защиты всех лиц от насильственных исчезновений (МКНИ).

 

Источник публикации: https://espchhelp.ru/koon/stati/3884-dela-o-nasilstvennom-ischeznovenii-v-praktike-komiteta-oon-po-pravam-cheloveka .