Временные администрации ООН как субъект нормотворческой деятельности: проблема деволюции международной правосубъектности.

Обновлено 03.12.2022 05:36

 

В Уставе ООН не предусмотрено право Совета Безопасности ООН (далее - СБ ООН) создавать миссии по поддержанию мира - более того, там вообще ничего не говорится о миротворчестве. Кроме того, ни в Уставе ООН, ни в каком-либо ином международном договоре не закреплено универсального определения термина "миссия по поддержанию мира" или "миротворческая операция", а также отсутствует четкая международно-правовая регламентация порядка их проведения <11>. Это дало некоторым исследователям основания считать, что миротворческие операции ООН находятся в серой зоне международно-правового регулирования <12>.

<11> См.: Каюмова А.Р. Современные юрисдикционные проблемы операций ООН по поддержанию мира // Российский юридический журнал. 2009. N 1. С. 69 - 80, 70.

<12> См.: Turley S.L. Keeping the Peace: Do the Laws of War Apply? // Texas Law Review. Vol. 73. 1994. No. 1. P. 139 - 176, 139.

Однако, следует полагать, полномочия СБ ООН по учреждению миссий ООН по поддержанию мира в целом и временных администраций в частности находятся в поле дискреции СБ ООН в силу признанной в экспертном сообществе доктрины подразумеваемых полномочий (англ.: implied powers doctrine) <13>; признана данная доктрина и Международным судом ООН <14>. Поэтому, несмотря на то что в Уставе ООН такое право напрямую не закреплено, оно подразумевается по причине, по сути, ничем не ограниченной возможности СБ ООН максимально широко толковать понятие "угрозы международному миру и безопасности". Как отмечает японский юрист-международник Ямада Еитиро, решение СБ ООН по санкционированию миротворческой операции презюмируется легитимным в силу Устава ООН <15>. Таким образом, СБ ООН обладает достаточно широкой дискрецией, позволяющей использовать миротворческие силы при наличии угрозы международному миру и безопасности <16>.

<13> См.: Damrosch L.F. The Role of the Great Powers in United Nations Peace-Keeping // Yale Journal of International Law. Vol. 18. 1993. No. 1. P. 429 - 434, 429 - 430; Stahn C. The Ambiguities of Security Council Resolution 1422 (2002) // European Journal of International Law. Vol. 14. 2003. No. 1. P. 85 - 104, 87; Rosand E. The Security Council as "Global Legislator": Ultra Vires or Ultra Innovative? // Fordham International Law Journal. Vol. 28. 2004. No. 4. P. 542 - 590, 572; Jain N. A Separate Law for Peacekeepers: The Clash between the Security Council and the International Criminal Court // European Journal of International Law. Vol. 16. 2005. No. 2. P. 239 - 254, 242 - 244; Vegh K. A Legislative Power of the UN Security Council? // Acta Juridica Hungarica. Vol. 49. 2008. No. 3. P. 275 - 295, 284; Исполинов А.С. Контроль Международного Суда ООН над решениями Совета Безопасности // Законодательство. 2015. N 2. С. 48 - 62, 49; Исполинов А.С. Контроль региональных и национальных судов над решениями Совета Безопасности ООН // Законодательство. 2016. N 1. С. 54 - 65, 54.

<14> См., например: International Court of Justice (далее - ICJ). Certain Expenses of the United Nations (Article 17, paragraph 2, of the Charter), Advisory Opinion of 20 July 1962 // I.C.J. Reports 1962. P. 18/165; Legal Consequences for States of the Continued Presence of South Africa in Namibia (South West Africa) Notwithstanding Security Council Resolution 276 (1970), Advisory Opinion of 21 June 1971 // I.C.J. Reports 1971. § 109.

<15> См.: [Yamada Y.] [Kokusaiheiwakatsudo: Ikutsuka-no kokusaihotekironten] [International Peacekeeping: Certain International Legal Aspects] // [Monthly of the Ministry of Foreign Affairs]. [No. 3]. 32 - 33 [P. 32 - 33].

<16> См.: Scott R.D. Getting Back to the Real United Nations: Global Peace Norms and Creeping Interventionism // Military Law Review. Vol. 154. 1997. P. 27 - 52, 47.

Тревор Финдлэй из Мельбурнской школы права выделяет две модели миротворческих операций, а именно: скандинавскую и британскую; причем различие между ними заключается в том, что первая, предпочтение которой отдавалось на заре миротворчества, основывается на минимальном использовании вооруженной силы <17> при осуществлении операций (приоритет в такой модели отдается переговорам и убеждению воюющих сторон), а вторая - на предоставлении миротворцам максимально широкого мандата, включающего однозначную возможность применения силы <18>. Практика показывает, что британская модель представляется более эффективной (и временные администрации ООН подпадают именно под британскую модель миротворчества), и очень точной видится точка зрения, согласно которой "наибольшими проводниками мира являются именно миротворцы с оружием в руках" <19>. Кроме того, миротворцы используют военную силу с целью создать условия для осуществления политического и дипломатического процесса <20>.

<17> Для размещения миротворческого военного контингента в рамках миссий ООН по поддержанию мира существуют три обязательных требования, известные также как требования Хаммаршельда: во-первых, согласие государств на такое размещение; во-вторых, минимально возможное применение вооруженной силы (в основном в целях самообороны либо для защиты миротворцев); в-третьих, явный нейтралитет миссии по поддержанию мира относительно конфликта на территории, где проводится операция. См.: Godwin J.D. Op. cit. P. 28.

<18> См.: Challenges for the New Peacekeepers / Ed. by T. Findlay. Oxford: Oxford University Press, 1996. P. 27.

<19> Kristof N. Conflict Is More Profitable Than Peace // The New York Times. 2018. 23 March. URL: https://www.nytimes.com/2018/03/23/opinion/sunday/central-african-republic-conflict.html (дата обращения: 01.01.2019).

<20> См.: Newton M.A. Continuum Crimes: Military Jurisdiction over Foreign Nationals Who Commit International Crimes // Military Law Review. Vol. 153. 1996. P. 1 - 93, 7.

Таким образом, временные администрации ООН представляют собой особую разновидность миротворческих миссий, единственное институциональное отличие которых от других видов миротворческих операций заключается в расширенном мандате таких администраций, юридически закрепленном резолюцией СБ ООН и устанавливающем рамки ее деятельности.

Для оценки правовой природы феномена нормотворчества, осуществляемого временными администрациями ООН, важно определить их соотношение с понятием международной правосубъектности (англ.: international legal personality).

Под международной правосубъектностью понимается свойство того или иного образования, придающее ему статус субъекта международного права <21>. В частности, субъектом международного права является образование, способное: 1) обладать правами и обязанностями по международному праву; 2) вступать в регулируемые международно-правовыми нормами международные правоотношения; 3) нести международно-правовую ответственность <22>.

<21> См.: Саваськов И.В. Международная правосубъектность // Международное право / Отв. ред. А.Н. Вылегжанин. 2-е изд. М.: Юрайт, 2010. С. 121 - 138, 122.

<22> См.: Hickley J.E., Jr. The Source of International Legal Personality in the 21st Century // Hofstra Law and Policy Symposium. Vol. 2. 1997. P. 1 - 18, 1 - 3; Каламкарян Р.А., Мигачев Ю.И. Международное право. М.: Эксмо, 2004. С. 114 - 115; Лукашук И.И. Международное право. Общая часть. М.: Волтерс Клувер, 2005. С. 23; [Inahara Y.] ( [2004]) [Kanshu kenryoku soshite hoseiteikenryoku: Kokusaikankei to kanshukokusaiho] [Custom, Power and the Power of Rules: International Relations and Customary International Law] // [Kanazawa University] [Vol. 38]. [No. 1]. 26 [P. 26]; Толстых В.Л. Международное право. М.: Волтерс Клувер, 2009. С. 281; Саваськов П.В. Указ. соч. С. 122 - 123; Worster W.T. Relative International Legal Personality of Non-State Actors // Brooklyn Journal of International Law. Vol. 42. 2016. No. 1. P. 207 - 273, 209 - 214; Boon K.E. The United Nations as Good Samaritan: Immunity and Responsibility // Chicago Journal of International Law. Vol. 16. 2016. No. 2. P. 341 - 385, 349.

Джеймс Кроуфорд дифференцирует международную правосубъектность на общую (когда государство имеет права и обязательства по общему международному праву) и специальную (относится только к тем правам и обязательствам, которые государство приобретает добровольно) <23>. По мнению Мэттью Крэйвена, международная правосубъектность является сущностной (а не формальной) характеристикой субъекта международного права <24>.

<23> См.: Crawford J. Creation of States in International Law. 2nd ed. Oxford: Oxford University Press, 2006. P. 30.

<24> См.: Craven M.C.R. The Problem of State Succession and the Identity of States under International Law // European Journal of International Law. Vol. 9. 1998. No. 1. P. 142 - 162, 159 - 161.

По верному замечанию О.И. Тиунова, каждый субъект международного права обладает правоспособностью создавать международно-правовые нормы, промульгировать их, нести международно-правовую ответственность за их нарушение, а также принимать участие в процессах, связанных с передачей другим субъектам либо принятием от таковых на себя прав и обязательств по международному праву <25>. В силу соответствующих критериев международной правосубъектностью обладают государства, международные межправительственные организации и народы и нации, осуществляющие свое право на самоопределение <26>.

<25> См.: Tiunov O.I. The International Legal Personality of States: Problems and Solutions // International Legal Personality / Ed. by F. Johns. London: Routledge, 2017. P. 65 - 78, 67.

<26> См.: Ibid.

Неоспоримым является факт наличия международной правосубъектности у государств, обладающих таковой ipso facto. Однако если в прошлом свойствами субъекта международного права обладали только государства <27>, то теперь сводить понятие международной правосубъектности исключительно к правосубъектности государств было бы неверным. Так, следует согласиться с точкой зрения Эрика Энгле о том, что государства обладают неограниченной, международные организации - производной, а остальные негосударственные субъекты международного права - ограниченной международной правосубъектностью <28>.

<27> См.: Ostrup A. Conceptions of State Identity and Continuity in Contemporary International Legal Scholarship: Conference Paper No. 11/2015, 2015 ESIL Research Forum, Florence, 14 - 15 May 2015 // European Society of International Law Conference Paper Series. Vol. 6. 2015. No. 3. P. 1 - 27, 12.

<28> См.: Engle E. U.N. Packing the States' Reputation? A Response to Professor Brewster's "Unpacking the States' Reputation" // Penn State Law Review. Vol. 114. 2010. P. 34 - 40, 36.

Помимо государств субъектами международного права являются также международные организации. Как указал Международный суд ООН в консультативном заключении по делу о толковании Соглашения между Всемирной организацией здравоохранения и Египтом от 25 марта 1951 года, международные организации являются субъектом международного права и связаны обязательствами, возложенными на них в силу общих норм международного права <29>. При этом, по мнению Кристины Даугирдас из Мичиганской школы права, правосубъектность международных организаций имеет вертикальное и горизонтальное измерение, так как, с одной стороны, их международная правосубъектность является производной и существует постольку, поскольку государства наделили их таковой; с другой стороны, они являются самостоятельными субъектами международного права, обладающими значительной автономией в своей деятельности <30>. Международно-противоправное деяние, совершенное международной организацией, рассматривается как деяние этой организации, а не отдельно взятого государства-члена <31>, при этом, по замечанию Жана д'Аспремона, способность нести ответственность за такое деяние (деликтоспособность) следует считать важнейшей конститутивной характеристикой международной организации - даже более значимой, чем сам по себе факт признания наличия у последней свойств субъекта международного права <32>.

<29> ICJ. Interpretation of the Agreement of 15 March 1951 between WHO and Egypt, Advisory Opinion of 20 December 1980 // I.C.J. Reports 1980. § 37.

<30> См.: Daugirdas K. How and Why International Law Binds International Organizations // Harvard International Law Journal. Vol. 57. 2016. No. 2. P. 325 - 381, 327.

<31> См.: D'Aspremont J. Abuse of Legal Personality of International Organizations and the Responsibility of Member States // International Organizations Law Review. Vol. 4. 2007. No. 1. P. 91 - 119, 92.

<32> См.: D'Aspremont J. International Responsibility and the Constitution of Power: International Organizations Bolstered Amsterdam Law School Legal Studies Research Paper No. 2016-09. P. 12 - 13.

Являясь субъектом международного права, международные организации также обладают в пределах своей компетенции нормотворческой дискрецией <33>. Как отмечает японский юрист-международник Хигаси Тайсукэ, нормотворческие полномочия международных организаций присущи последним и являются их важной характеристикой <34>.

<33> См.: Cangado Trindade A.A. International Law for Humankind: Towards a New Jus Gentium. Leiden; Boston, MA: Martinus Nijhoff Publishers, 2010. P. 187.

<34> См.: [Higashi T.] () [Kokusai soshiki-no kokusaihozinkaku-no riron to jissai] [International Legal Personality of International Organizations: Theories and Practices] // [Osaka Gakuin Law Review]. [Vol. 43] [No. 1-2]. 43-1-2 43-1-4 [P. 41-1-2, 41-3-4].

Более того, Матея Штейнбрюк Платизе указывает на еще одну важную характеристику международных организаций как субъекта международного права - правоспособность осуществлять властно-публичные полномочия (англ.: capacity to autonomously exercise public powers) <35>. Таким образом, международная правосубъектность предоставляет международной организации предписательные правомочия, позволяющие ей в пределах своей компетенции и в рамках международного права создавать правовые обязательства.

<35> См.: Steinbruck Platise M. Legitimate Governance as a Privilege and Price for the Autonomy of International Organizations: Max Planck Institute for Comparative Public Law and International Law (MPIL) Research Paper No. 2018-18. P. 1. Ср.: Ibid. P. 17 - 18.

Вместе с тем открытым в науке международного права вопросом является правовая природа нормотворческой деятельности временных администраций ООН, которые, будучи формально структурами, созданными в целях миротворчества, и действуя от имени ООН, их и учредившей, обладают правомочиями по созданию правовых норм.

В этой связи следует выяснить:

во-первых, с учетом наличия у временных администраций ООН нормотворческих полномочий, являются ли они субъектом международного права;

во-вторых, если не являются, то в таком случае узнать, каков источник их нормотворческих полномочий.

Отвечая на первый из этих вопросов, следует признать, что временные администрации ООН не могут считаться субъектами международного права в силу ряда обстоятельств.

Во-первых, не существует международно-правовых актов, посредством которых ООН или государства наделяли бы такие администрации международной правосубъектностью. Данные образования не являются международными организациями <36> и не имеют никаких учредительных актов договорно-правового характера, поскольку учреждаются на основании соответствующей резолюции СБ ООН, а не международного договора.

<36> Как отмечается в доктрине, международная правосубъектность международных межправительственных организаций является общепризнанной, несмотря на то, что не всегда в учредительных актах международных организаций соответствующее положение закрепляется expressis verbis. Например, в статье 176 Конвенции ООН по морскому праву 1982 года закреплена норма, наделяющая международной правосубъектностью Международный орган по морскому дну; норма статьи 18 Вашингтонской конвенции о порядке разрешения инвестиционных споров между государствами и иностранными лицами 1965 года закрепляет международную правосубъектность МЦУИС. См.: Purda N. Aspects of International Legal Personality of International Organizations // Challenges of the Knowledge Society. Legal Sciences. Vol. 2. 2012. P. 891 - 900, 894. В то же время исходя из приведенных выше выводов Международного суда ООН, изложенных им в консультативном заключении 1980 года, как представляется, было бы неверно обусловливать международную правосубъектность международных организаций наличием подобной нормы в ее учредительном акте.

Во-вторых, временные администрации не отвечают критериям международной правосубъектности, обозначенным выше: иными словами, они, в отличие от самой ООН, не могут обладать правами, не имеют обязанностей по международному праву и не могут вступать в международные правоотношения <37>.

<37> См.: ICJ. Reparation of Injuries Suffered in the Service of the United Nations, Advisory Opinion of 11 April 1949 // I.C.J. Reports 1949. P. 9/179.

В-третьих, деятельность временных администраций, являющихся миротворческими миссиями, неотделима от деятельности ООН и имеет место постольку, поскольку на такую деятельность существует уполномочивающий мандат Всемирной организации <38>. Именно ООН (а не временная администрация) деликтоспособна в случае совершения миротворцами противоправных действий при реализации возложенных на них мандатом полномочий. Кроме того, в решении по делу о некоторых фосфатных месторождениях в Науру Международный суд ООН, осуществляя правовую оценку Соглашения об опеке в отношении Науру, заключенного между Австралией, Новой Зеландией и Великобританией в 1947 году и учредившего в целях реализации Соглашения Административный орган, который, по сути, осуществлял суверенную власть на территории Науру, подчеркнул, что данный "Административный орган не имел международной правосубъектности, отличной от той, которой обладали государства, его учредившие" <39>. При этом важно отметить, что Суд не отказал указанному Административному органу в международной правосубъектности как таковой и не заявил, что у него вообще не было международной правосубъектности, - он лишь указал, что у данного образования не было международной правосубъектности, отличной от международной правосубъектности государств-учредителей.

<38> Здесь и далее, если не оговорено иное, под термином "Всемирная организация" понимается ООН.

<39> ICJ. Certain Phosphate Lands in Nauru (Nauru v. Australia), Judgment of 26 June 1992 // I.C.J. Reports 1992. § 47.

Как точно подметил итальянский юрист-международник Тарчизио Гаццини, в исключительных случаях международные организации могут осуществлять управление определенными территориями и реализовывать правительственные функции в отношении их <40>. Представляется, что временные администрации являются институциональным выражением такой возможности, имеющейся на вооружении у Всемирной организации, и при этом не имеют международной правосубъектности, отличной от той, которой обладает ООН.

<40> См.: Gazzini T. Personality of International Organizations // Research Handbook on the Law of International Organizations / Ed. by J. Klabbers, A. Wallendahl. Cheltenham; Northampton, MA: Edward Elgar, 2011. P. 33 - 55, 44.

Как кажется, для объяснения такого явления и ответа на второй поставленный выше вопрос (об источнике нормотворческих правомочий временных администраций) следует ввести новое понятие - "деволюция международной правосубъектности" (от латинского глагола "devolvere", означающего "скатывать вниз"). Термин "деволюция" активно используется в конституционно-правовом дискурсе (особенно в британской правовой доктрине) применительно к делегированию части полномочий центральной власти регионам <41>. Деволюция международной правосубъектности - это реализованное надлежащим образом наделение субъектом международного права некоего образования, не являющегося субъектом международного права и не становящегося таковым ввиду данного наделения, такими полномочиями, которые позволяют последнему осуществлять элементы международной правосубъектности при сохранении за первичным субъектом деликтоспособности в случае совершения таким образованием каких-либо правонарушений.

<41> См.: Anthony G. Devolution Issues, Legislative Power, and Legal Sovereignty // Le Droit public britannique: etat des lieux et perspectives / Sous la dir. A. Antoine. Paris: Societe de legislation comparee, 2015. P. 95 - 115, 97 - 102.

Следует полагать, что при наделении временной администрации ООН полномочиями по осуществлению нормотворческой деятельности Всемирная организация осуществляет деволюцию своей международной правосубъектности. Вместе с тем логично предположить, что отнюдь не всегда ООН, учреждая очередную миротворческую миссию, осуществляет такую деволюцию (речь идет только о случаях расширенного мандата, когда учреждается временная администрация). При этом деволюция не означает приобретение временной администрацией международной правосубъектности. Однако именно деволюция ООН элементов своей международной правосубъектности влечет возникновение у временных администраций ООН нормотворческих полномочий.

Можно сказать, что временные администрации осуществляют от имени ООН суверенную власть в отношении той территории, ситуация в которой сложилась таким образом, что побудила ООН временно принять на себя осуществление суверенных функций, inter alia, включающих в себя и нормотворческие функции. Как указала Постоянная палата международного правосудия в решении по делу о правовом статусе Восточной Гренландии, нормотворчество (англ.: legislation <42>) представляет собой одну из наиболее очевидных форм осуществления суверенной власти <43>. По мнению Рюдигера Вольфрума из Гейдельбергского университета, посредством вмешательства третьей стороны в лице ООН происходит заполнение вакуума суверенной власти <44>, в том числе путем создания на данной территории унифицированного правопорядка <45>.

<42> Согласно Толковому юридическому словарю Блэка, в одном из значений термин "legislation" означает "процесс создания или введения в действие писанных правовых норм в установленном порядке". См.: Black's Law Dictionary. 9th ed. St. Paul, MN: West, 2009. P. 982. Контекст дела о правовом статусе Восточной Гренландии также предполагает именно такой перевод указанного термина на русский язык.

<43> См.: Permanent Court of International Justice (далее - PCIJ). Legal Status of Eastern Greenland (Denmark v. Norway), Judgment of 5 April 1933 // 1933 P.C.I.J. Publications (Ser. A/B). No. 53. P. 30/48.

<44> См.: Wolfrum R. International Administration in Post-Conflict Situations by the United Nations and Other International Actors // Max Planck Yearbook of United Nations Law. Vol. 9. 2005. No. 1. P. 649 - 696, 650.

<45> См.: Ibid.

Признак международной правосубъектности

Государства

Международные организации

Миссии ООН по поддержанию мира (кроме временных администраций)

Временные администрации ООН

Способность обладать правами по международному праву

Да

Да

Нет

Нет

Способность обладать обязанностями по международному праву

Да

Да

Нет

Нет

Способность вступать в международные отношения

Да

Да

Нет

Нет

Способность нести ответственность по международному праву

Да

Да

Нет

Нет

Способность осуществлять властно-публичные полномочия

Да

Да

Нет

Да (на основании мандата и от имени ООН)

Способность создавать нормы международного права

Да

Да

Нет

Да

В качестве доказательства того, что понятие деволюции международной правосубъектности не является искусственной наукообразной конструкцией, созданной для объяснения единственного международно-правового феномена, представляется необходимым выяснить, насколько это явление уникально, а также характерно ли оно для других субъектов международного права. Думается, что данное явление неуникально и характерно, например, для государств. В частности, оккупационные администрации <46>, учреждаемые государствами, являют собой иллюстрацию деволюции международной правосубъектности государств. Например, британская оккупационная администрация, учрежденная для той части послевоенной Германии, которая управлялась Великобританией, осуществляла элементы международной правосубъектности Великобритании в контексте доктрины debellatio - "управления территорией, режим которой изменен вследствие состояния войны" <47>. Причем реализация элементов международной правосубъектности выражалась в том числе в осуществлении нормотворческой деятельности такой администрации. В качестве примера можно привести такой акт, как распоряжение об отправлении правосудия в отношении военных преступников, изданное 18 июня 1945 года военным оккупационным командованием Великобритании и учредившее, в частности, Британский военный суд: так, в решении по делу "Циклон B", вынесенном на сессии Суда в Гамбурге в марте 1946 года (и во всех других решениях данного судебного органа), именно это распоряжение указывается в качестве правового основания деятельности данного Суда <48>.

<46> Единственная в международно-правовой доктрине комплексная попытка институционального сравнения оккупационных администраций и территориальных временных администраций международных организаций была предпринята Стивеном Ратнером из Мичиганской школы права. См.: Ratner S.R. Foreign Occupation and International Territorial Administration: The Challenges of Convergence // European Journal of International Law. Vol. 16. 2005. No. 4. P. 695 - 719.

<47> Цит. по: Вылегжанин А.Н., Неверова Е.В. Российско-японские договоренности о морских районах, прилегающих к Южно-Курильским островам // Московский журнал международного права. 2016. N 2. С. 32 - 65, 37.

<48> См.: Zyclon B (Great Britain v. Bruno Tesch and Two Others) (Case No. 9), British Military Court, Hamburg, 1 - 8 March 1946 // Law Reports of Trials of War Criminals. Vol. I. London: United Nations War Crimes Commission; Her Majesty's Stationary Office, 1947. P. 93 - 94.

Временные администрации ООН

Оккупационные администрации

Сходства

Временный характер

Осуществление суверенной власти

Приостановленный суверенитет государства, на территории которого действует администрация (включая ситуации, когда речь идет о части территории государства)

Различия

Наличие согласия государства, на территории которого действует администрация, на ее деятельность

Отсутствие согласия оккупируемого государства на установление оккупационной администрации

Временная администрация не выступает ни на чьей стороне вооруженного конфликта (при его наличии)

Устанавливающее режим оккупации государство находится в состоянии вооруженного конфликта с оккупируемым государством

Правомерность (временная администрация функционирует на основании мандата СБ ООН)

Противоправность <49> (деятельность оккупационной администрации "подпитывает" преступление агрессии, совершенное в виде военной оккупации, в свете доктрины delictum continuatum)

<49> Согласно пункту "a" статьи 3 Резолюции 3314 Генеральной Ассамблеи ООН "Определение агрессии", в качестве акта агрессии рассматривается любая военная оккупация, какой бы характер она ни носила. С учетом признаваемой в доктрине обычно-правовой природы положений данной Резолюции (см.: Guilfoyle D. International Criminal Law. Oxford: Oxford University Press, 2016. P. 295 - 298) следует полагать, что приведенные выше примеры, касающиеся оккупации послевоенной Германии, не подпадают ни в коей мере под определение противоправных по смыслу Резолюции 3314 в силу общего принципа права lex retro non agit, так как Резолюция 3314 была принята в иных международно-правовых условиях и не распространяется на вышеупомянутые события 1940-х годов.

Впоследствии, 20 декабря 1945 года, Контрольным советом для Германии был издан известный Закон N 10, устанавливавший единообразные принципы судебного преследования "военных и иных подобных преступников" (в том числе обстоятельно описанные corpora delictorum преследуемых преступлений), за исключением преступников, находящихся под юрисдикцией Международного военного трибунала. Например, в обвинительном заключении по делу о расовых преступлениях (США против Грейфельта и других), процесс по которому слушался в Американском военном трибунале <50>, располагавшемся в американской зоне оккупации, упомянутый Закон рассматривался в качестве правового основания для осуществления последним своей юрисдикции <51>, а в самом решении по данному делу при квалификации инкриминируемых указанным лицам деяний приводились конкретные ссылки на материальные нормы, закрепляющие corpus delicti каждой конкретной категории преступлений <52>.

<50> Данное дело слушалось в рамках одного из двенадцати Малых Нюрнбергских процессов, проведенных Американским военным трибуналом, и относилось к числу наиболее резонансных.

<51> См.: United States of America v. Ulrich Greifelt et al (RuSHA Case), Indictment of 7 July 1947, American Military Tribunal // Trials of War Criminals before the Nuremberg Military Tribunals under Control Council Law No. 10. Vol. IV Washington, D.C.: United States Government Printing Office, 1950. P. 608.

<52> См.: United States of America v. Ulrich Greifelt et al (RuSHA Case), Opinion and Judgment of 10 March 1948, American Military Tribunal // Trials of War Criminals before the Nuremberg Military Tribunals under Control Council Law No. 10. Vol. IV. Washington, D.C.: United States Government Printing Office, 1950. P. 152 - 154.

В приведенной выше таблице, подсвечивающей сходства и различия временных администраций ООН и оккупационных администраций, выделены наиболее важные характеристики первых.

Во-первых, временный характер (любая временная администрация является временной in principium; причем временные рамки ее деятельности определяются в мандате).

Во-вторых, временные администрации осуществляют суверенную власть (в силу отсутствия структур, способных осуществлять суверенную власть на конкретной территории, либо неспособности сформировать институты, обеспечивающие ее осуществление, эти функции выполняют временные администрации). В консультативном заключении по делу об обмене греческим и турецким населением в соответствии со статьей 2 Лозаннского мирного договора 1923 года Постоянная палата международного правосудия назвала самоочевидным принцип, согласно которому государство, взявшее на себя международно-правовые обязательства, обязано надлежащим образом, в том числе посредством модификации национального законодательства, обеспечить их выполнение <53>. Поскольку ООН в лице СБ ООН, квалифицируя наличие угрозы международному миру и безопасности и вследствие этого принимая решение об учреждении временной администрации в отношении той или иной территории, руководствуется положениями Устава ООН, то в условиях, когда государство не способно осуществлять суверенитет и принять надлежащие меры в отношении такой угрозы (и тем самым выполнить свои обязательства по Уставу), ООН силами временных администраций, protinus, выполняет на временной основе за такое государство его суверенные функции и обеспечивает выполнение обязательств по Уставу ООН.

<53> См.: PCIJ. Exchange of Greek and Turkish Populations (Lausanne Convention VI, January 30th 1923, Article 2) (Greece v. Turkey), Advisory Opinion of 21 February 1925 // 1925 P.C.I.J. Publications (Ser. B). No. 10. P. 3/20.

В-третьих, суверенитет государства, на территории которого функционирует временная администрация, приостанавливается до окончания ее мандата (при этом государство ни в коей мере не следует рассматривать как лишенное суверенитета, поскольку суверенитет присущ всякому государству как первичному субъекту международного права ipso facto и ab initio). Когда же временная администрация устанавливается в отношении части территории, то приостанавливается суверенитет государства в отношении только части территории.

В-четвертых, деятельность временной администрации носит мирный характер и подчинена задачам миростроительства (под термином "миростроительство" понимается деятельность, направленная на выявление и поддержание структур, которые могут способствовать утверждению мира и предотвращению повторения насилия) <54>.

<54> См.: Trenkov-Wermuth C. United Nations Justice: Legal and Judicial Reform in Governance Operations. Tokyo; New York; Paris: United Nations University Press, 2010. P. 2 - 3.

В-пятых, на размещение временной администрации ООН должно иметься согласие государства, на территории которого такое размещение производится. На это можно возразить, что в момент принятия решения о создании временной администрации, к примеру, в Восточном Тиморе такого государства не существовало de jure и субъекта согласия на размещение миротворцев не могло быть как такового. Однако в порядке контраргументации следует сказать, что территория будущего восточно-тиморского государства отнюдь не была "ничейной" (не являлась terra nullius), так как de jure входила в состав Индонезии - государства - члена ООН, в полной мере принявшего на себя обязательства по Уставу ООН, в том числе по его статьям 25 и 103; более того, согласие Индонезии на развертывание временной администрации в Восточном Тиморе вытекало из положений Соглашения между Индонезией и Португалией о Восточном Тиморе 1999 года и Соглашения между ООН, Индонезией и Португалией о процедурах проведения плебисцита в Восточном Тиморе на основе прямого голосования и в отношении мер безопасности 1999 года (отсылки к этим международным договорам содержатся в преамбулярном параграфе 2 Резолюции 1272 СБ ООН, учредившей Временную администрацию ООН в Восточном Тиморе).

В-шестых, ни миротворцы, ни сама ООН не являются стороной вооруженного конфликта, ввиду которого СБ ООН принимает решение о развертывании миротворческой миссии и наделении последней столь широким мандатом. Вследствие вышеуказанного обстоятельства временные администрации не могут считаться субъектами международного гуманитарного права.

В-седьмых, функционирование временных администраций опирается на презумпцию правомерности такого функционирования, которая, в свою очередь, вытекает из презумпции легитимности СБ ООН как органа, несущего главную ответственность за поддержание международного мира и безопасности. Основанием для создания временной администрации ООН всегда является резолюция СБ ООН <55>.

<55> См., например: Resolution 1272 (1999), adopted by the Security Council at its 4057th meeting on 25 October. URL: http://unscr.com/en/resolutions/doc/1272 (дата обращения: 20.01.2019); Resolution 745 (1992), adopted by the Security Council at its 3057th meeting on 28 February 1992. URL: http://unscr.com/en/resolutions/doc/745 (дата обращения: 20.01.2019); Resolution 1244 (1999), adopted by the Security Council at its 4011th meeting on 10 June 1999. URL: https://peacemaker.un.org/sites/peacemaker.un.org/files/990610_SCR1244%281999%29.pdf (дата обращения: 20.01.2019).

 

Источник рубликации: https://espchhelp.ru/koon/stati/4010-mezhdunarodno-pravovye-osnovaniya-i-pravovaya-priroda-normotvorcheskoj-deyatelnosti-vremennykh-administratsij-oon-2 .