Применение положений о ничтожности сделок при банкротстве юридических лиц
Автором рассмотрены правовые вопросы, связанные с применением института ничтожности сделок в рамках процедур несостоятельности (банкротства). Проанализированы соотношение оснований для констатации ничтожности сделок и специальных оснований для оспаривания сделок в рамках дел о банкротстве, а также сроки исковой давности и распределение бремени доказывания при оспаривании сделок по таким основаниям. Выявлены возникающие при применении этого института проблемы и предложены направления их решения.
Ключевые слова: основания для констатации ничтожности сделок при банкротстве юридических лиц, оспаривание сделок при банкротстве, общие основания для оспаривания сделок, специальные основания для оспаривания сделок.
The author examines legal issues related to the application of the institute of nullity of transactions within the framework of insolvency (bankruptcy) procedures. The relationship between the grounds for establishing the nullity of transactions and special grounds for challenging transactions within the framework of bankruptcy cases, as well as the limitation periods and the distribution of the burden of proof when challenging transactions on such grounds, are analyzed. The problems arising from the application of this institute are identified and directions for their solution are proposed.
Key words: grounds for establishing the invalidity of transactions in the bankruptcy of legal entities, challenging transactions in bankruptcy, general grounds for challenging transactions, special grounds for challenging transactions.
Институт банкротства в правовой системе Российской Федерации с каждым годом становится все более и более актуальным. Общая мировая нестабильность, обусловленная в том числе международным санкционным давлением, приводит к тому, что предприятия, как новые, так и существующие уже десятилетиями, теряют свои позиции и становятся несостоятельными. Кроме того, период конца 10-х - начала 20-х годов текущего столетия характеризуется процессом, который отдельные средства массовой информации уже успели назвать "сменой российских региональных элит" - все больше физических и юридических лиц, являющихся частями крупных региональных корпораций, объявляют себя банкротами.
В связи с этим все больше внимания при регулировании института банкротства уделяется квалификации действий аффилированных с должником лиц, причем положение аффилированных лиц все более ухудшается в сравнении с другими лицами, участвующими в процессе. Такая ситуация, несомненно, справедлива - аффилированные лица, разделяя единый экономический интерес с должником, действуют вопреки интересам независимых кредиторов и предпринимают действия по сохранению имущества внутри имущественной массы группы лиц. При этом наиболее частым инструментом для такого сохранения является вывод имущества из конкурсной массы посредством заключения договоров между должником и аффилированным лицом - формирование "центра убытков" в лице должника и "центра прибыли" в лице одного или нескольких аффилированных лиц. Должник - "центр убытков" является "внешним" лицом группы компаний, через которое ведется хозяйственная деятельность и осуществляются риски, причем чаще всего имущество "центра убытков" ему не принадлежит - оно арендуется или иным способом находится на праве временного пользования. Аффилированный "центр прибыли" аккумулирует на праве собственности имущество группы компаний и всячески оберегается от контактов с "внешним миром" - кредиторами, не входящими в группу лиц. Таким образом, хозяйственная деятельность "центра прибыли" полностью контролируется лицами, которые являются конечными бенефициарами от деятельности группы.
Помимо этого, в результате совершения ряда цессий и взаимозачетов стороны должник - кредитор между аффилированными лицами меняются, из-за чего "центры прибыли" получают права требования к "центрам убытков", тем самым захватывая контроль над процедурами банкротства "центров убытков" посредством формирования фиктивной кредиторской задолженности и впоследствии создавая помехи независимым кредиторам и конкурсным управляющим.
Анализ указанных сделок - обязательная часть работы арбитражных управляющих. Ожидаемо, что сделки с аффилированными лицами представляют собой "красный маркер" для управляющих и независимых кредиторов - каждая из этих сделок может прикрывать вывод имущества из конкурсной массы должника. Для предотвращения последствий подобного вывода и наиболее полного удовлетворения требований кредитора управляющим предоставлены полномочия по оспариванию таких сделок как по основаниям, предусмотренным законодательством о банкротстве, так и по общим основаниям.
Способов использования заведомо ничтожных сделок для ухода от ответственности кредиторов правоприменительная практика знает много. О том, что сделки, направленные на вывод активов должника, не являются редкостью в делах о банкротстве, пишут такие исследователи института несостоятельности (банкротства), как, например, Д.А. Шапортов (см. [1, с. 33]) и А.Ю. Бежецкий (см. [2, с. 76]). При этом возникает вопрос, в каком порядке надлежит оспаривать убыточные сделки должника.
Надо отметить, что в абзаце 4 пункта 4 Постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 23 декабря 2010 года N 63 "О некоторых вопросах, связанных с применением главы III.1 Федерального закона "О несостоятельности (банкротстве)" (далее - Постановление N 63) указано на возможность оспаривания сделок должника не только по основаниям, предусмотренным законодательством о банкротстве, но и по общим основаниям статей 10 и 168 Гражданского кодекса Российской Федерации (далее - ГК РФ). Исследователь Д.А. Рыков отмечает, что изложенное в этом пункте не дает ответ на вопрос, возможно ли оспаривание сделок должника при банкротстве на иных общих основаниях (см. [6, с. 142]).
Наибольший интерес в контексте настоящей статьи представляют основания для констатации сделки как ничтожной, а именно предусмотренные статьей 170 ГК РФ "мнимость" и "притворность" сделок. Кроме того, заслуживает внимания применяемое судами сочетание статьи 10 и пункта 2 статьи 168 ГК РФ.
Существуют иные основания для признания сделки ничтожной, предусмотренные специальным законодательством Российской Федерации, однако такие основания в настоящей работе не рассматриваются. Кроме того, отдельные исследователи права предлагают разграничивать как отдельную категорию ничтожных сделок сделки, совершенные "в обход закона", отграничивая такие сделки от мнимых и притворных (см., например [7, с. 79]). Позиция представлена весьма обоснованно, однако рассмотрение в рамках одной статьи категории сделок "в обход закона" не представляется возможным.
Также следует учитывать, что в соответствии с Постановлением N 63 к сделкам, которые могут быть оспорены в рамках процедур банкротства, относятся, к примеру, банковские операции, действия по исполнению судебного акта, иначе говоря, по основаниям для оспаривания сделки де-факто может оспариваться ее исполнение. Вопрос о возможности применения к таким операциям норм о ничтожности сделок будет рассмотрен далее.
Сравнительно недавно законодателем была решена проблема использования аффилированными лицами мнимых сделок для последующего включения требований в реестр требований кредиторов должника с целью установления контроля над собранием кредиторов и над процедурой банкротства в целом. В пункте 1 Обзора судебной практики разрешения споров, связанных с установлением в процедурах банкротства требований контролирующих должника и аффилированных с ним лиц, утвержденного Президиумом Верховного Суда Российской Федерации 29 января 2020 года (далее - Обзор), судами установлено, что на аффилированном с должником кредиторе лежит бремя опровержения разумных сомнений относительно мнимости договора, на котором основано его требование, заявленное в деле о банкротстве. Интересно, однако, то, что в Обзоре оговаривается применение бремени опровержения разумных сомнений исключительно при установлении требований аффилированных кредиторов. Применение пункта 1 Обзора к оспариванию мнимых и притворных сделок при банкротстве очевидно необходимо. Во многом доказывание соответствующего характера сделки зависит от того, удастся ли заявителю доказать намерения аффилированных лиц. При этом зачастую доказательства намерения заявитель вынужден получать без доступа к полной информации о финансовой деятельности группы лиц, очевидно не заинтересованных в раскрытии соответствующей информации. Перевод бремени доказывания на аффилированных лиц при выявлении сделок, имеющих признаки ничтожности, представляется разумным для целей проведения процедур банкротства.
Существующее регулирование порядка оспаривания сделок при банкротстве, однако, вызывает сомнения относительно возможности безусловного распределения бремени доказывания в пользу аффилированных лиц. Так, в абзаце 7 пункта 1 статьи 126 Федерального закона от 26 октября 2002 года N 127-ФЗ "О несостоятельности (банкротстве)" (далее также - Закон о банкротстве) указывается, что требования о признании недействительными ничтожных сделок (что является нонсенсом) и о применении последствий их недействительности рассматриваются вне рамок дела о банкротстве. В свою очередь, согласно пункту 17 Постановления N 63 арбитражному управляющему предоставляется возможность предъявлять иски о применении последствий ничтожности сделок в рамках дел о банкротстве. Более того, в соответствии с пунктом 3 части 2 статьи 39 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации в сочетании с положениями Постановления N 63 при подаче управляющим заявления в другой суд требуется, чтобы иск передавался в суд, ведущий дело о банкротстве, для рассмотрения его в рамках дела о банкротстве.
Безусловно, сложившееся регулирование представляется разумным. Судья, рассматривающий дело о банкротстве, имеет максимально полную картину хозяйственной деятельности должника. Это позволяет суду при анализе его деятельности в совокупности более эффективно выявлять признаки мнимости или притворности сделки, учитывая в том числе взаимосвязь с другими сделками должника и общую их направленность (к примеру, вывод имущества должника редко проводится в отношении лишь одного объекта права собственности. Направленность всей хозяйственной деятельности должника на вывод активов в предбанкротный период может быть успешно установлена и учтена судом при квалификации сделки как мнимой). Установив признаки ничтожности сделки, суд вправе самостоятельно применить к сделке последствия ее ничтожности.
Согласно статье 166 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации суд может самостоятельно применять последствия ничтожности сделки для защиты публичных интересов. При рассмотрении вопроса о распространении действия пункта 4 статьи 166 ГК РФ на процедуры банкротства стоит руководствоваться тем, что процедура банкротства имеет главным образом публичный характер. Публичность процедуры банкротства подтверждается тем, что в рамках банкротства нередко затрагиваются основополагающие экономические институты (стабильность гражданско-правового оборота, трудовые правоотношения и т.д.), и не вызывает сомнения у большинства исследователей права. Более того, подход суда к рассмотрению дел о банкротстве менее подвергнут формальностям и в большей степени направлен на установление отражающих реальность фактов. Такой подход также позволяет суду применять специфические полномочия. К примеру, Постановлением Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 22 июня 2012 года N 35 "О некоторых процессуальных вопросах, связанных с рассмотрением дел о банкротстве" устанавливается, что проверка обоснованности и размера требований кредиторов осуществляется судом независимо от наличия разногласий относительно этих требований между должником и лицами, имеющими право заявлять соответствующие возражения и предъявившим требование. Таким образом, суд в известной степени наделен самостоятельностью при ведении дел о банкротстве. Кроме того, установление в рамках процедуры банкротства фактов вывода активов, в том числе посредством совершения мнимых и притворных сделок, может повлечь за собой наступление публично-правовых последствий для лиц, участвующих в сделке, в виде административной или уголовной ответственности. Тем не менее в настоящее время независимые по отношению к должнику кредиторы, обращающиеся в суд с заявлением об оспаривании сделки должника-банкрота, лишены возможности безусловного возложения бремени доказывания на ответчика. Согласно пункту 17 Постановления N 63 кредиторы не могут оспаривать сделки должника по общим основаниям в рамках дела о банкротстве, что лишает их указанных преимуществ.
Такая ситуация представляется совершенно необоснованной, поскольку с точки зрения возможностей к доказыванию независимые кредиторы объективно являются наислабейшей стороной в деле о банкротстве. В том случае если иски кредиторов об оспаривании сделок должника смогут рассматриваться в рамках процедур банкротства, то к ним смогут быть применены указанные ранее положения пункта 1 Обзора, согласно которому бремя доказывания действительности сделок целиком и полностью ляжет на плечи аффилированных с должником лиц. Возможно, целесообразно отразить указанный подход в издаваемых Пленумом Верховного Суда Российской Федерации постановлениях. Такое нововведение позволит гораздо эффективнее пресекать попытки кредиторов вывести имущество из конкурсной массы должника с помощью заключения заведомо ничтожных сделок.
Как уже отмечалось, в рамках процедур банкротства в качестве сделок могут быть оспорены и действия по исполнению таких сделок. Чаще всего эти правила применяются к платежам, совершенным должником в период оспаривания.
Рассмотрим указанную ситуацию на примере платежей, которые в практике нередко именуются "транзитными". Большинство таких сделок подразумевают перечисление денежных средств одного аффилированного лица через счета должника. Подобные операции проводятся исключительно для того, чтобы переданные должнику (часто по действительным договорам, по которым осуществляется существенная переплата) денежные средства были переданы должником другим членам группы лиц. Это осуществляется с целью дополнительного финансирования юридических лиц, через которые группа ведет предпринимательскую деятельность, а также для обхода определенных законодательных запретов, к примеру, для обхода банковских ковенантов на использование кредитных денежных средств в качестве заемных. В конце концов таким способом может осуществляться завышение оборотов по счетам для создания видимости активной хозяйственной деятельности. При этом возникает вопрос, в каком порядке должно осуществляться оспаривание указанных сделок. По своей природе такие сделки очевидно мнимые - стороны, совершающие указанные сделки, не имеют действительного намерения рассчитаться с должником в рамках какого-то договора. Однако транзитный платеж в буквальном смысле этого слова сделкой не является, он является исполнением, которое надлежит оспаривать в рамках процедуры банкротства. Оспаривание платежей как сделок вне рамок процедуры банкротства не предусмотрено.
Как известно, в рамках дела о банкротстве дела о применении последствий недействительности ничтожных сделок, если они заявлены кредитором, не рассматриваются (см. абзац 7 пункта 1 статьи 126 Закона о банкротстве). Фактически единственным способом рассмотрения аналогичных сделок в деле о банкротстве является их квалификация по сочетанию статьи 10 и пункта 2 статьи 168 ГК РФ, поскольку такая квалификация прямо предусмотрена сложившейся судебной практикой. Кроме того, суды могут принимать возражения сторон относительно ничтожного характера сделки. К примеру, такой подход был применен Арбитражным судом Челябинской области при рассмотрении заявления конкурсного управляющего об оспаривании сделки в деле о банкротстве ООО "АЭС-Инвест" (см. [12]). При рассмотрении этого спора сторонами обсуждалась транзитная сделка, представляющая собой множественные переводы денежных средств от контрагента ООО "АЭС-Инвест" по договору на поставку электроэнергии. Заявитель - конкурсный управляющий - ссылался на притворный характер указанной сделки и на ее направленность на дополнительное финансирование лиц, входящих в общую группу.
О необходимости возврата суду возможности по собственной инициативе (возможно, вызванной возражениями сторон о ничтожном характере сделки) применять последствия недействительности ничтожных сделок рассуждает, например, Д.А. Шапортов (см. [1, с. 35]). Приводя схожую аргументацию, он отмечает, что в последнее время признание сделок ничтожными как совершенными со злоупотреблением правом на основании статей 10 и 168 ГК РФ становится более популярной практикой. Представляется разумным предоставить судам аналогичные полномочия в рамках дел о банкротстве в отношении мнимых и притворных сделок.
Вместе с тем активное применение пункта 2 статьи 168 ГК РФ для установления ничтожности сделок при банкротстве затруднено наличием обязательного условия - пункт 2 статьи 168 ГК РФ может применяться, только если сделка посягает на публичные интересы либо права и охраняемые законом интересы третьих лиц. В связи с этой оговоркой возникает неразрешенный до настоящего времени вопрос разграничения применения пунктов 1 и 2 статьи 168 ГК РФ в отношении сделок между аффилированными кредиторами. При этом в Постановлении N 63 говорится именно о квалификации сделки в качестве ничтожной. Иначе говоря, применение положений пункта 1 статьи 168 ГК РФ не предусматривается.
Как указывает А.Г. Карапетов, наиболее логичным выглядит применение к таким сделкам именно положений о ничтожности, однако могут быть приведены аргументы и в пользу оспоримого характера подобных сделок (см. [13, с. 385]). В качестве разрешения сложившейся коллизии А.Г. Карапетов предлагает использовать для констатации ничтожности сделок не сочетание статей 10 и 168 ГК РФ, а гораздо более редко используемую статью 169 ГК РФ (ничтожность сделки, противной основам правопорядка и нравственности), не усматривая существенных различий в правовых последствиях (см. [13, с. 394]).
Однако, как представляется, необходимо помнить именно о публично-правовом характере процедуры банкротства. При введении в отношении лица процедуры банкротства надлежит соблюсти баланс прав и законных интересов как лица-банкрота, так и его кредиторов, о чем говорится в Постановлении Конституционного Суда Российской Федерации от 19 декабря 2005 года N 12-П [14]. Статья 20.3 Закона о банкротстве характеризует арбитражного управляющего как лицо, действующее в интересах должника, кредиторов и общества. Наконец, нельзя не упомянуть, что в случаях банкротства как граждан, так и юридических лиц наиболее часто кредитором выступает Федеральная налоговая служба, чьи интересы имеют непосредственный публично-правовой характер. Все это, как представляется, делает гораздо более логичным квалификацию подобной сделки по сочетанию статьи 10 и пункта 2 статьи 168 ГК РФ как ничтожной.
Предложенное решение проблемы, однако, может повлечь вопрос, связанный с применением lex specialis к сделкам, оспариваемым в рамках процедур банкротства. Как неоднократно установлено судебной практикой, для квалификации сделки как ничтожной по статьям 10 и 168 ГК РФ суду требуется установить выход диспозиции сделки за пределы специальных норм об оспаривании сделок, установленных законодательством о банкротстве. Таким образом, возникает вопрос: если сделка не выходит за пределы специальных норм, но все еще является очевидно противоречащей критерию добросовестности, следовательно, нарушающей требования закона и, следовательно, ничтожной, можно ли в таком случае говорить об одновременно ничтожной и при этом оспоримой сделке? Этот нонсенс ярко демонстрирует необходимость более тщательной теоретической проработки проблемы.
Усматривается сложность применения сочетания статей 10 и 168 ГК РФ при оспаривании сделок конкурсными кредиторами. Как уже отмечалось, заявления о применении последствий ничтожности сделки, поданные кредиторами, рассматриваются в общеисковом порядке в отдельных делах. Однако оспаривание исполнения сделок в качестве сделок вне рамок процедуры банкротства законодательством не предусмотрено. Следовательно, для инициации обособленного спора конкурсный кредитор обязан обратиться с соответствующим заявлением в дело о банкротстве, что нарушает правила об общеисковом порядке рассмотрения подобных споров. Таким образом, де-факто конкурсные кредиторы лишены возможности использовать иск о применении последствий ничтожности исполнений, квалифицируемых в качестве сделок. Вместо этого они либо вынуждены обращаться с соответствующим заявлением к арбитражному управляющему должника, либо выдвигать свою позицию относительно ничтожности сделок в качестве возражений. Очевидно, перечисленные способы менее надежны для закрепления ничтожности платежа, нежели прямое судебное решение.
Надо отметить и то, что существует весьма явный конфликт между сроками исковой давности для оспаривания сделок при банкротстве. Как известно, по общему правилу срок для оспаривания сделок по специальным основаниям, предусмотренным законодательством о банкротстве, составляет один год. Для оспоримых сделок, оспариваемых на основании сочетания статьи 10 и пункта 1 статьи 168 ГК РФ, срок составляет три года. В отечественном праве ведутся дебаты о допустимости подмены lex specialis общими основаниями.
Еще более запутанной выглядит ситуация, связанная с установлением ничтожности сделок в рамках дел о банкротстве. С одной стороны, в статье 181 ГК РФ для применения последствий недействительности ничтожной сделки установлен весьма четкий срок - десять лет. С другой стороны, как можно заметить и как отмечает Д.О. Тузов (см. [15, с. 168]), такой срок установлен исключительно для исков о применении последствий недействительности ничтожной сделки, но никак не для констатации такой ничтожности. Разумеется, срок исковой давности на признание сделки ничтожной распространяться не может, поскольку факт ничтожности сделки не зависит от ее признания таковой судом. Эта теоретическая позиция закреплена для практического использования Постановлением Президиума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 7 октября 1997 года N 6427/95 [16].
Таким образом, если принять в качестве аксиомы использование в связке статьи 10 и пункта 2 статьи 168 ГК РФ, то формируется ситуация, при которой сделка, которая подходит под критерии ничтожности по указанной связке, но не выходит за пределы специальных норм, установленных законодательством о банкротстве, признается оспоримой с передачей приоритета специальным основаниям для ее оспаривания. Такая сделка становится одновременно и оспоримой, и ничтожной. Более того, она может быть "излечена", если будет признана действительной по специальным основаниям! Так, сделка, на которую в силу ее характера не может распространяться исковая давность, ставится в зависимость от нее, причем в зависимость от сокращенного срока исковой давности, предусмотренного законодательством о банкротстве в специальных основаниях для оспаривания.
Судья Арбитражного суда Чувашской Республики Д.В. Емельянов говорил об этой проблеме еще в 2011 году. Он указывал на то, что сделки, предусмотренные в пункте 1 статьи 63 Закона о банкротстве, совершенные после введения в отношении должника процедуры банкротства, имеют ничтожный характер в силу как раз сочетания статьи 10 и пункта 2 статьи 168 ГК РФ, но на практике оспариваются в соответствии с пунктом 1 статьи 61.2 Закона о банкротстве (см. [17, с. 110]). Тем самым ничтожная сделка по своей сути переквалифицируется в оспоримую. Эту точку зрения необходимо дополнить тем, что статьей 126 Закона о банкротстве прямо запрещается совершать сделки, направленные на отчуждение имущества должника, после введения конкурсного производства. Указанная статья также подпадает под указанную коллизию.
Нельзя не заметить и то, что ничтожный характер сделки, совершенной за пределами десятилетнего срока, не представляет для целей банкротства какой-либо интерес, поскольку последствия указанной сделки вряд ли могут быть применены за истечением срока давности.
Наиболее эффективным разрешением этой коллизии было бы установление хотя бы приблизительного разграничения для применения положений пунктов 1 и 2 статьи 168 ГК РФ и специальных оснований для оспаривания сделок при банкротстве. Такой подход позволит более четко конкретизировать сроки оспаривания по отдельным типам сделок. Кроме того, представляется разумным в качестве ничтожных (пункт 2 статьи 168 ГК РФ) выделить сделки, совершенные на явно невыгодных для должника условиях, установив критерии подобной невыгодности, и тем самым вывести такую категорию сделок из-под коллизии со статьей 61.2 Закона о банкротстве. В настоящее время такое разделение весьма условно. Д.Б. Коротков в качестве примеров успешного применения и отграничения статей 10 и 168 ГК РФ называет оспаривание заведомо мнимой сделки, а также сделки с имуществом, не являвшимся собственностью должника-банкрота (см. [18, с. 188]).
Представляется, что с введением указанных изменений независимые конкурсные управляющие и независимые кредиторы получат больше возможностей противостоять группам аффилированных кредиторов, а путаница, возникающая сегодня при оспаривании сделок, будет в какой-то степени устранена.
