Москва
+7-929-527-81-33
Вологда
+7-921-234-45-78
Вопрос юристу онлайн Юридическая компания ЛЕГАС Вконтакте

Новости от 27 сентября 2018 года из блога, посвященного практике в Европейском суде по правам человека ЕСПЧ

Обновлено 27.09.2018 08:52

 

Постановление ЕСПЧ от 19 октября 2017 года по делу "Лебуа (Lebois) против Болгарии" (жалоба N 67482/14).

В 2014 году заявителю была оказана помощь в подготовке жалобы. Впоследствии жалоба была коммуницирована Болгарии.

По делу успешно рассмотрена жалоба заявителя на ограничение его прав на свидания и использование телефона во время предварительного расследования. По делу допущено нарушение требований статьи 8 Конвенции о защите прав человека и основных свобод.

 

ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА

 

Заявитель, гражданин Франции, был задержан в Болгарии по подозрению во взломе транспортных средств. В конвенционном разбирательстве он, в частности, жаловался на то, что в течение 12 дней после своего задержания он не мог связаться с семьей или кем-либо еще, чтобы сообщить о своем лишении свободы, и что в течение этого срока предварительного заключения он не имел достаточных возможностей для свиданий или телефонных разговоров с семьей и друзьями.

 

ВОПРОСЫ ПРАВА

 

По поводу соблюдения статьи 8 Конвенции. (a) Первоначальный 12-дневный период. Жалоба заявителя относительно первоначального 12-дневного периода подана более чем через шесть месяцев после окончания этого периода, и, следовательно, она была подана несвоевременно. Однако Европейский Суд указал, что тот факт, что заявитель не мог информировать кого-либо о его лишении свободы в течение 12 дней, потенциально затронул серьезный вопрос в соответствии со статьей 8 Конвенции. В этой связи Европейский Суд отметил, что (i) заявитель содержался в наручниках на протяжении своего (приблизительно 24-часового) содержания в полиции, и ему не разрешалось использовать телефон, (ii) заявитель не говорил по-болгарски, и, по-видимому, надлежащие возможности для получения услуг переводчика ему не были предоставлены, (iii) заявитель не имел при себе средств, когда был задержан, и не мог приобрести телефонную карту, (iv) лишь с помощью сокамерника он смог связаться с консульством Франции, которое в свою очередь информировало его родителей о его задержании и заключении под стражу.

 

РЕШЕНИЕ

 

Жалоба признана неприемлемой для рассмотрения по существу (как поданная за пределами срока).

(b) Последующий период. Ограничения свиданий, которые заявитель мог получить во время предварительного заключения, могли рассматриваться как вмешательство в его "личную жизнь". Кроме того, поскольку в соответствии с законодательством Болгарии заявитель имел право на телефонные разговоры во время предварительного заключения и сокамерники в этом изоляторе имели доступ к телефону по карточкам, ограничения его возможности использования этого телефона также должны рассматриваться как вмешательство в его "личную жизнь" и "корреспонденцию".

Внутренние распоряжения, устанавливающие практические подробности того, как лица, содержащиеся в изоляторе, где находился заявитель, могли осуществлять свои предусмотренные законом права на свидания и использование телефона, не публиковались или не доводились до сведения заключенных в какой-либо установленной форме. Власти государства-ответчика не установили, что заявитель был о них адекватно осведомлен, особенно с учетом того, что он не говорил по-болгарски. Ограничения его свиданий и пользования телефоном, по-видимому, были обусловлены внутренним распорядком изолятора, который регулировался этими правилами. Таким образом, вмешательство в права заявителя, предусмотренные статьей 8 Конвенции, не было основано на адекватно доступных правилах и не было "предусмотрено законом".

 

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

 

По делу допущено нарушение статьи 8 Конвенции (принято единогласно).

 

КОМПЕНСАЦИЯ

 

В порядке применения статьи 41 Конвенции. Европейский Суд присудил выплатить заявителю 1 000 евро в качестве компенсации морального вреда, требование о компенсации материального ущерба было отклонено.

 

Источник публикации: http://espchhelp.ru/blog/940-lebua-protiv-bolgarii .

 

 

Постановление ЕСПЧ от 12 октября 2017 года по делу "Адян и другие (Adyan and Others) против Армении" (жалоба N 75604/11).

 

В 2011 году заявителям была оказана помощь в подготовке жалобы. Впоследствии жалоба была коммуницирована Армении.

 

По делу успешно рассмотрена жалоба заявителей на их осуждение за уклонение от призыва на военную и альтернативную службу по религиозным убеждениям. По делу допущено нарушение требований статьи 9 Конвенции о защите прав человека и основных свобод.

 

 

 

ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА

 

 

 

Четыре заявителя являются членами религиозной организации "Свидетели Иеговы", отказывающимися от прохождения военной службы по убеждению. В июле 2011 года они были осуждены за уклонение от призыва на военную и альтернативную службу и приговорены к двум с половиной годам лишения свободы. Они заявляли в свою защиту, что альтернативная служба, предусмотренная законодательством страны, не была гражданского характера, поскольку контролировалась военными властями и имела карательную природу, так как продолжалась 42 месяца по сравнению с 24 месяцами военной службы.

 

В конвенционном разбирательстве заявители жаловались на нарушение своих прав, гарантированных статьей 9 Конвенции (свободы мысли, совести и религии).

 

 

 

ВОПРОСЫ ПРАВА

 

 

 

По поводу соблюдения статьи 9 Конвенции. Отказ заявителей от призыва на военную и альтернативную службу составлял проявление их религиозных взглядов, а их осуждение за уклонение от призыва составляло, таким образом, вмешательство в их свободу на исповедование религии. В отличие от Постановления Большой Палаты Европейского Суда по делу "Баятян против Армении" (Bayatyan v. Armenia) (от 7 июля 2011 г., жалоба N 23459/03 (Прецеденты Европейского Суда по правам человека. 2016. N 5)) заявители в настоящем деле имели возможность отказаться от прохождения обязательной военной службы по мотивам совести и поступить вместо этого на "альтернативную трудовую службу" в соответствии со статьями 2 и 3 Закона об альтернативной службе, поскольку такая служба была введена в Армении с 2004 года и осуществлялась вне Вооруженных сил Армении.

 

Однако один этот факт не является достаточным для заключения о том, что власти исполнили свои обязанности в соответствии со статьей 9 Конвенции. Европейский Суд должен также удостовериться, что эти допущения были адекватными с учетом права совести и убеждений лица. Хотя государства имеют определенные пределы усмотрения относительно способа организации и функционирования своих систем альтернативной службы, право отказа по мотивам совести, гарантированное статьей 9 Конвенции, было бы иллюзорным, если бы государству разрешалось создавать и осуществлять свою систему альтернативной службы таким образом, чтобы она не предлагала по закону или на практике альтернативу военной службе действительно гражданского характера, которая не была бы сдерживающей или карательной по характеру.

 

(a) Имела ли служба действительно гражданский характер? Европейский Суд полагал, что альтернативная трудовая служба, доступная заявителям в период, относящийся к обстоятельствам дела, не имела подлинно гражданского характера. Хотя не оспаривалось, что она имела гражданский характер (служащие направлялись в качестве уборщиков в различные гражданские учреждения, такие как приюты и дома престарелых), другие факторы, такие как власть, контроль, применимые правила и признаки, должны приниматься во внимание при разрешении вопроса о том, имела ли альтернативная служба действительно гражданский характер. В деле заявителей Европейский Суд отметил, что военные власти активно участвовали в надзоре за их службой и имели полномочия влиять на нее, требуя их перевода в другое учреждение или место службы. При этом определенные аспекты альтернативной трудовой службы были организованы в соответствии с воинскими уставами, и альтернативная служба не была достаточно отделена иерархически и институционально от военной службы в период, относящийся к обстоятельствам дела, и, наконец, что касается признаков, служащие, проходившие альтернативную гражданскую службу, были обязаны носить форму и находиться по месту службы.

 

(b) Могла ли альтернативная трудовая служба восприниматься как сдерживающая или карательная по характеру? Альтернативная трудовая служба должна была продолжаться 42 месяца вместо 24 месяцев для обычной военной службы. Ее длительность была, таким образом, значительно больше, чем полтора срока вооруженной военной службы, установленные Европейским комитетом по социальным правам (Заключение XIX-1 от 24 октября 2008 г. относительно соблюдения Грецией пункта 2 статьи 1 Европейской социальной хартии (право на труд: эффективная защита права работника зарабатывать на жизнь по свободно избранной профессии)). Такая значительная разница в продолжительности службы могла иметь сдерживающее влияние и содержать карательный элемент.

 

Таким образом, власти в период, относящийся к обстоятельствам дела, не обеспечили адекватные возможности для потребностей совести и убеждений заявителей, чтобы гарантировать, что система альтернативной службы установила справедливое равновесие между интересами общества в целом и интересами заявителей.

 

 

 

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

 

 

 

По делу допущено нарушение статьи 9 Конвенции (принято единогласно).

 

 

 

КОМПЕНСАЦИЯ

 

 

 

В порядке применения статьи 41 Конвенции. Европейский Суд присудил выплатить заявителю 12 000 евро в качестве компенсации морального вреда.

 

 

 

Источник публикации: http://espchhelp.ru/blog/941-adyan-i-drugiye-protiv-armenii .

 

 

Постановление ЕСПЧ от 05 октября 2017 года по делу "Абеле (Ābele) против Латвии" (жалобы N 60429/12 и 72760/12).

 

В 2012 году заявителю была оказана помощь в подготовке жалоб. Впоследствии жалобы были объединены и коммуницированы Латвии.

 

По делу успешно рассмотрены жалобы заявителя на условия его содержания под стражей. По делу допущено нарушение требований статьи 3 Конвенции о защите прав человека и основных свобод.

 

 

 

ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА

 

 

 

Заявитель, который был глухонемым от рождения, жаловался на условия своего содержания в течение части его срока лишения свободы. В частности, он утверждал, что в общей сложности около пяти лет он содержался в камерах, где его личное пространство уменьшалось примерно до 3 кв. м и что в связи с его инвалидностью он не мог общаться с сокамерниками или тюремным персоналом.

 

 

 

ВОПРОСЫ ПРАВА

 

 

 

По поводу соблюдения статьи 3 Конвенции. Кроме рассмотрения материальных условий и длительности содержания заявителя под стражей, Европейский Суд также должен учесть его уязвимое положение вследствие его инвалидности и тот факт, что власти должны были проявить особую заботу, чтобы гарантировать условия, отвечающие его потребностям как инвалида.

 

(a) Период, когда заявитель располагал менее чем 3 кв. м личного пространства. Заявитель располагал менее чем 3 кв. м личного пространства более года. Такой период не может рассматриваться как "краткий, случайный и непродолжительный" и, следовательно, не может отвергнуть презумпцию нарушения статьи 3 Конвенции. Заявитель испытал трудности, выходящие за рамки неизбежного уровня страданий, присущих содержанию под стражей, и составляющие унижающие достоинство обращение.

 

(b) Период, в котором заявителю было отведено от 3 до 4 кв. м личного пространства. На заявителя приходились чуть более 3 кв. м личного пространства в двух различных камерах в течение почти двух лет. Он жаловался на то, что ограниченное личное пространство в совокупности с его инвалидностью оставило у него ощущение особой уязвимости и социальной изоляции, поскольку он не мог участвовать в какой-либо значимой деятельности, и его надлежащим образом не понимали тюремный персонал или сокамерники. Европейский Суд отметил, что, хотя заявителю разрешалось покидать одну из камер (где он содержался восемь месяцев) в дневное время, то же нельзя сказать о другой камере, где он содержался в два раза дольше и примерно 23 часа в сутки, не имея возможности общаться с сокамерниками. В период нахождения в этих двух камерах заявителю не были предоставлены слуховой аппарат или иные средства коммуникации с тюремным персоналом. По мнению Европейского Суда, важный фактор ограничения личного пространства, доступного заявителю в течение почти двухлетнего периода, в совокупности с неизбежным ощущением изоляции и беспомощности в отсутствие адекватных попыток преодолеть его проблемы коммуникации, вызванные его инвалидностью, должны были вынудить заявителя испытывать тоску и чувства неполноценности, достигающие порога бесчеловечного и унижающего достоинство обращения.

 

 

 

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

 

 

 

По делу допущено нарушение статьи 3 Конвенции (принято единогласно).

 

 

 

КОМПЕНСАЦИЯ

 

 

 

В порядке применения статьи 41 Конвенции. Европейский Суд присудил выплатить заявителю 7 500 евро в качестве компенсации морального вреда.

 

 

 

Источник публикации: http://espchhelp.ru/blog/942-abele-protiv-latvii .

 

 

Постановление ЕСПЧ от 05 октября 2017 года по делу "Калейя (Kaleja) против Латвии" (жалоба N 22059/08).

 

В 2008 году заявительнице была оказана помощь в подготовке жалобы. Впоследствии жалоба была коммуницирована Латвии.

 

По делу успешно рассмотрена жалоба заявительницы на длительность уголовного разбирательства против него, а также на то, что первоначально заявитель допрашивался в качестве свидетеля по уголовному делу, не имея права на юридическую помощь. По делу допущено нарушение требований статьи 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод.

 

 

 

ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА

 

 

 

Заявительница работала бухгалтером в строительной компании и исполняла обязанности кассира. В декабре 1997 года ее коллеги сообщили в полицию, что было произведено незаконное снятие наличных средств. 15 января 1998 г. заявительница дала письменное объяснение полиции, а 16 января 1998 г. было возбуждено уголовное разбирательство. В то время заявительница не была информирована о данном решении. Ей лишь вручили повестку для беседы, и в ту же дату она была допрошена. Был составлен протокол допроса свидетельницы, и она была информирована о правах и обязанностях свидетельницы. В последующие годы она допрашивалась в качестве свидетельницы еще пять раз. 27 января 2005 г. ей было официально предъявлено обвинение в нецелевом расходовании средств, и она получила статус обвиняемой. Заявительница была уведомлена о ее праве на помощь адвоката. В ноябре 2006 года заявительница была осуждена за растрату, а 29 ноября 2007 г. Верховный суд отклонил ее кассационную жалобу.

 

В Европейском Суде заявительница жаловалась на длительность уголовного разбирательства против нее и на то, что до 27 января 2005 г. она допрашивалась в качестве свидетельницы и в таком качестве не имела права на юридическую помощь.

 

 

 

ВОПРОСЫ ПРАВА

 

 

 

По поводу соблюдения пункта 1 статьи 6 Конвенции. (a) Период, который должен быть принят во внимание. В уголовных делах "разумный срок", предусмотренный в пункте 1 статьи 6 Конвенции, начинает течь с момента "обвинения" лица. "Уголовное обвинение" существует с момента, когда лицо официально уведомлено компетентным органом о наличии оснований полагать, что оно совершило преступление, или с момента, когда ситуация лица "существенно затронута" действиями, совершенными властями вследствие подозрений против него.

 

Заявительница не была официально уведомлена о каких-либо обвинениях против нее до 2005 года. Однако внутригосударственные власти рассматривали возможность совершения ею преступления с самого начала уголовного расследования. Полиция вызывала заявительницу не только 16 января 1998 г., но и еще пять раз в последующие годы, чтобы взять у нее дополнительные показания в связи с различными эпизодами предполагаемого нецелевого использования средств компании.

 

Ее также дважды вызывали для проведения очной ставки. У внутригосударственных властей были подозрения против заявительницы с первого дня уголовного расследования и на всем протяжении предварительного следствия, хотя ее процессуальный статус свидетельницы сохранялся.

 

Принимая во внимание, что в отношении заявительницы имелось подозрение, о чем свидетельствуют, в частности, постановление от 16 января 1998 г. о возбуждении уголовного разбирательства, и что она допрашивалась относительно ее причастности с самого начала уголовного разбирательства и на всем его протяжении, сложившаяся ситуация оказывала влияние на заявительницу с 16 января 1998 г. Следовательно, период, который должен быть принят во внимание, начался 16 января 1998 г. и окончился 29 ноября 2007 г., когда Верховный суд отклонил ее кассационную жалобу. Таким образом, уголовное разбирательство продолжалось девять лет и 10 месяцев в трех инстанциях.

 

(b) Разумность длительности разбирательства. Властям Латвии потребовалось более семи лет и девяти месяцев, чтобы завершить предварительное расследование. Серьезные недостатки в расследовании были устранены только после того, как дело три раза возвращалось для осуществления дополнительных следственных действий. Именно вследствие этих недостатков, которые не были своевременно устранены, предварительное расследование продолжалось исключительно длительно, а не из-за сложности дела или участия многих свидетелей. Также имели место определенные периоды бездействия со стороны внутригосударственных судов. Хотя заявительница не содержалась под стражей в период рассмотрения выдвинутых против нее уголовных обвинений, обвинения против нее грозили лишением свободы. С учетом обстоятельств дела общая длительность уголовного разбирательства против заявительницы была чрезмерной.

 

 

 

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

 

 

 

По делу допущено нарушение статьи 6 Конвенции (принято единогласно).

 

По поводу соблюдения пункта 1 и подпункта "c" пункта 3 статьи 6 Конвенции. На заявительницу ситуация существенно начала влиять с 16 января 1998 г., и поэтому в указанную дату право на юридическую помощь, предусмотренное подпунктом "c" пункта 3 статьи 6 Конвенции, стало применимым.

 

Внутригосударственное законодательство в период, относящийся к обстоятельствам дела, не предусматривало право на юридическую помощь для свидетелей, и не оспаривалось, что заявительница, имевшая процессуальный статус свидетельницы, не информировалась о праве на юридическую помощь. В отсутствие "настоятельных причин" Европейский Суд должен был провести весьма строгий анализ общей оценки справедливости разбирательства. Новый Уголовно-процессуальный закон, вступивший в силу 1 октября 2005 г., прямо предусматривает право свидетелей на юридическую помощь.

 

Показания заявительницы оставались неизменными во время предварительного расследования и судебного процесса. Она не признавалась в совершении данного преступления на какой-либо стадии разбирательства. Ее показания не использовались в качестве доказательства против нее. Осуждение заявительницы было основано на показаниях многочисленных свидетелей и других материалах дела. Ей была предоставлена возможность оспорить доказательства, использованные против нее во время предварительного расследования и судебного процесса. Она использовала свои права в этом отношении на всех стадиях разбирательства. Хотя достойно сожаления, что заявительница не могла воспользоваться юридической помощью на досудебной стадии, общая справедливость разбирательства не была невосполнимо умалена отсутствием юридической помощи на данной стадии.

 

 

 

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

 

 

 

По делу требования статьи 6 Конвенции нарушены не были (принято единогласно).

 

 

 

КОМПЕНСАЦИЯ

 

 

 

В порядке применения статьи 41 Конвенции. Европейский Суд присудил выплатить заявительнице 4 000 евро в качестве компенсации морального вреда.

 

 

 

Источник публикации: http://espchhelp.ru/blog/943-kaleyya-protiv-latvii .

 

 

Постановление ЕСПЧ от 05 октября 2017 года по делу "Беккер (Becker) против Норвегии" (жалоба N 21272/12).

 

В 2012 году заявительнице была оказана помощь в подготовке жалобы. Впоследствии жалоба была коммуницирована Норвегии.

 

По делу успешно рассмотрена жалоба на обязание журналиста в процессе уголовного разбирательства дать показания, позволяющие идентифицировать его журналистские источники. По делу допущено нарушение требований статьи 10 Конвенции о защите прав человека и основных свобод.

 

 

 

ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА

 

 

 

В августе 2007 года заявительница, являвшаяся журналисткой, написала статью о компании, ценные бумаги которой котировались на бирже, на основании телефонного разговора с X и письма, составленного адвокатом.

 

В июне 2010 года X было предъявлено обвинение в манипулировании рынком и инсайдерских операциях. Он обвинялся в том, что предложил адвокату составить письмо, создающее впечатление того, что оно было написано от имени ряда заинтересованных держателей облигаций, озабоченных ликвидностью, финансами и будущим компании, хотя в действительности оно было написано исключительно от имени X, которому принадлежала единственная облигация, приобретенная в недавнем прошлом. После публикации статьи заявительницы стоимость ценных бумаг компании упала.

 

Заявительница была впоследствии допрошена полицией, которая сообщила ей, что X признался в том, что дал ей письмо. Заявительница сообщила, что хотела бы дать показания о том, что она получила письмо, но отказалась дать дополнительную информацию со ссылкой на защиту журналистских источников.

 

В процессе уголовного разбирательства в отношении X заявительница вызывалась в качестве свидетельницы. Ссылаясь на законодательство страны и на статью 10 Конвенции, она отказалась давать показания. Суд первой инстанции постановил, что заявительница была обязана дать показания относительно ее контактов с X в связи с письмом адвоката. В 2011 году Верховный суд отклонил жалобу заявительницы, постановив, что не возникает нарушения Конвенции, если источник стал известен, в связи с чем отсутствует источник, требующий защиты. Основной мотив для защиты источников базировался на последствиях, которые раскрытие личности источника могло оказывать на свободное распространение информации. Заявительница была оштрафована на 3 700 евро за преступление против надлежащего отправления правосудия.

 

В Европейском Суде заявительница утверждала, что она была обязана дать показания, позволяющие идентифицировать ее журналистские источники, в нарушение ее права в соответствии со статьей 10 Конвенции получать и распространять информацию.

 

 

 

ВОПРОСЫ ПРАВА

 

 

 

По поводу соблюдения статьи 10 Конвенции. Дело касалось вопроса о том, было ли вмешательство в права заявительницы необходимым в демократическом обществе. В этой связи Европейский Суд сослался на принципы, регулирующие защиту журналистских источников, разработанные в многочисленных постановлениях (Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Гудвин против Соединенного Королевства" (Goodwin v. United Kingdom) от 27 марта 1996 г., жалоба N 17488/90; Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Компания "Санома Эйтгеверс Б.В." против Нидерландов" (Sanoma Uitgevers B.V. v. Netherlands) от 14 сентября 2010 г., жалоба N 38224/03 // Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2011. N 3 (примеч. редактора); Постановление Европейского Суда по делу "Издательство "Файненшл таймс Лтд" и другие против Соединенного Королевства" (Financial Times Ltd and Others v. United Kingdom) от 15 декабря 2009 г., жалоба N 821/03 // См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2010. N 5). Европейский Суд ранее не имел случая рассмотреть конкретный вопрос, возникающий в настоящем деле. Однако его прецедентная практика указывала на то, что защита журналистов на основании статьи 10 Конвенции не может автоматически устраняться по причине собственного поведения источника.

 

При оценке того, было ли вмешательство необходимым, Европейский Суд должен рассмотреть вопрос о том, были ли приведены относимые и достаточные причины для обязания заявительницы давать показания. Обстоятельства, касающиеся личности X, были лишь одним из элементов в этой оценке. Соглашаясь с Верховным судом в том, что факт известности источника мог повлечь смягчение некоторых опасений, связанных с мерами, предполагающими раскрытие источника, знание личности X не могло иметь решающего значения для оценки пропорциональности.

 

Защита, которой пользуются журналисты, когда речь заходит об их праве держать свои источники в тайне, является двойственной, так как она относится не только к журналисту, но и в особенности к источнику, который вызвался помочь прессе в информировании общественности о вопросах, представляющих всеобщий интерес. Соответственно, обстоятельства, относящиеся как к мотивации X для представления себя в качестве "источника" заявительнице, так и к даче им показаний в ходе расследования, предполагали, что степень защиты в соответствии со статьей 10 Конвенции, подлежащая применению в настоящем деле, не может достигать того же уровня, который предоставлен журналистам, которым содействуют лица, чья личность неизвестна. Тот факт, что X был обвинен в использовании заявительницы в качестве инструмента для манипулирования рынком, имел значение для оценки пропорциональности. Вопрос раскрытия источника информации возник в настоящем деле в момент, когда отсутствовали вопросы, например, предупреждения причинения дополнительного вреда компании или ее акционерам. Вредоносная цель источника, таким образом, имела ограниченное значение на момент вынесения решения об обязании дать показания.

 

Решение вопроса о том, было ли необходимым решение, вынесенное в отношении заявительницы, главным образом зависело от оценки необходимости ее показаний в ходе уголовного расследования и последующего судебного разбирательства в отношении X. Последний не утверждал, что вынесение спорного решения в отношении заявительницы было необходимо для цели гарантирования его прав. Хотя следует принять во внимание тяжесть предполагаемых преступлений, отказ заявительницы раскрыть ее источник ни в коей мере не осложнил расследование или судебное разбирательство в отношении X. Органы преследования предъявили обвинение X, не получив никакой информации от заявительницы, способной раскрыть ее источник. Внутригосударственным судам ничто не препятствовало в рассмотрении обвинений по существу. После того, как заявительница обжаловала решение, обязывающее ее дать показания, прокурор сообщил, что он не будет ходатайствовать об отложении заседания, поскольку обвинение считало, что дело рассмотрено надлежащим образом и без показаний заявительницы. Наконец, решения судов страны в отношении X не свидетельствовали о том, что отказ заявительницы давать показания породил какие-либо опасения с их стороны в отношении дела или доказательств против X.

 

Европейский Суд ранее подчеркивал, что сдерживающее воздействие будет возникать во всех случаях, когда от журналистов требуется содействие в идентификации анонимных источников. В настоящем деле решение о раскрытии ограничивалось возложением на заявительницу обязанности дать показания о ее контакте с X, который сам объявил о том, что являлся источником. Хотя, возможно, общественное восприятие принципа нераскрытия источников не причинит реального ущерба в этой ситуации, Европейский Суд заключил, что обстоятельства в настоящем деле не были достаточными, чтобы обязать заявительницу давать показания. Мотивы, приведенные в пользу обязания заявительницы дать показания, хотя и соответствующие, не были достаточными. Таким образом, даже с учетом уровня защиты, являвшегося приемлемым в конкретных обстоятельствах дела, Европейский Суд не убежден, что спорное решение было оправдано превалирующим требованием всеобщего интереса и поэтому необходимым в демократическом обществе.

 

 

 

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

 

 

 

По делу допущено нарушение статьи 10 Конвенции (принято единогласно).

 

 

 

КОМПЕНСАЦИЯ

 

 

 

В порядке применения статьи 41 Конвенции. Европейский Суд обязал властей государства-ответчика возместить штраф, выплаченный заявительницей, требование о компенсации морального вреда не выдвигалось.

 

 

 

Источник публикации: http://espchhelp.ru/blog/944-bekker-protiv-norvegii .

 

 

Постановление ЕСПЧ от 03 октября 2017 года по делу "D.M.D. (D.M.D.) против Румынии" (жалоба N 23022/13).

 

В 2013 году заявителю была оказана помощь в подготовке жалобы. Впоследствии жалоба была коммуницирована Румынии.

 

По делу успешно рассмотрена жалоба на чрезмерную длительность расследования и судебного разбирательства по фактам домашнего насилия в отношении малолетнего ребенка, иные недостатки, допущенные в ходе расследования и судебного разбирательства. По делу допущено нарушение требований статей 3 и 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод.

 

 

 

ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА

 

 

 

Заявитель родился в 2001 году. В феврале 2004 года его мать обратилась в орган защиты детей с сообщением о том, что ее сын подвергся домашнему насилию со стороны ее мужа, отца ребенка. С марта по июль 2004 года она жаловалась в полицию еще пять раз. После пятой жалобы власти начали уголовное разбирательство. Органы прокуратуры заслушали показания шестерых свидетелей, изучили психологические заключения, и в итоге отцу заявителя в декабре 2007 года было предъявлено обвинение.

 

Дело было рассмотрено в трех инстанциях. Отец заявителя сначала был оправдан, поскольку суды решили, что его "периодически неадекватное поведение" по отношению к сыну не являлось преступлением. Однако после нескольких передач дела в связи с различными недостатками в решениях нижестоящих судов окружной суд, в конце концов, в апреле 2012 года признал отца заявителя виновным в физическом и словесном насилии в отношении сына, установив, что действия отца заявителя были более серьезными, чем "единичное или случайное" насилие, которое может произойти, если родители просто наказывают своих детей.

 

Разбирательство окончилось в ноябре 2012 года после подачи кассационных жалоб обеими сторонами. Апелляционный суд подтвердил, что отец применял насилие по отношению к своему ребенку, и приговорил его к лишению свободы условно, срок которого был уменьшен ввиду чрезмерной длительности судебного разбирательства. Заявитель и прокурор жаловались на то, что заявителю не была присуждена какая-либо компенсация. Однако апелляционный суд постановил, что он не может рассматривать вопрос о компенсации, поскольку ни заявитель, ни прокурор не требовали ее выплаты в нижестоящих судах.

 

 

 

ВОПРОСЫ ПРАВА

 

 

 

По поводу соблюдения статьи 3 Конвенции (процессуальный аспект). Европейский Суд напомнил, что государства должны стремиться ясно и всесторонне защищать достоинство детей. Это, в свою очередь, требует на практике существования надлежащей правовой базы, предусматривающей защиту детей от домашнего насилия, включая (a) эффективное сдерживание от таких серьезных нарушений личной неприкосновенности, (b) принятие разумных мер для предотвращения жестокого обращения, о котором власти знали или должны были знать, и (c) проведение адекватного официального расследования, если лицо выдвигает доказуемое утверждение о жестоком обращении.

 

Существенную цель, преследуемую расследованием утверждений о домашнем насилии в деле заявителя, можно было бы считать достигнутой, если бы лицо, ответственное за насилие (отец), было впоследствии осуждено и приговорено к лишению свободы. Однако несмотря на это, расследование должно было считаться неэффективным, поскольку оно продолжалось слишком долго и характеризовалось серьезными недостатками.

 

(a) Длительность расследования. Власти впервые узнали о ситуации заявителя в феврале 2004 года, когда его мать сообщила органу защиты детей о домашнем насилии. Тем не менее отсутствовали указания на то, что было сделано что-то конкретное для проверки этой информации, ее передачи в полицию или защиты потерпевших. Властями не было предпринято каких-либо действий в отношении первых четырех заявлений о возбуждении уголовного дела, поданных матерью против отца заявителя с марта по июнь 2004 года. Когда расследование наконец началось в июле 2004 года, оно продолжалось почти три года и шесть месяцев. В общей сложности в связи со значительными периодами бездействия со стороны следователей и Института судебной медицины, рядом отмененных решений вследствие упущений нижестоящих судов разбирательство продолжалось восемь лет и четыре месяца в трех инстанциях. Такой период расследования являлся чрезмерным.

 

(b) Недостатки, допущенные в ходе расследования. В процессе разбирательства очевидно имелось несколько недостатков: (i) в отличие от отца, наказание которого было уменьшено, заявителю не была предоставлена какая-либо форма компенсации за чрезмерную длительность дела, (ii) заявитель не получил компенсации за насилие, которому он подвергся, (iii) подход судов страны к вопросу домашнего насилия, который, по-видимому, предполагает, что к "единичным и случайным" актам насилия в семье можно относиться терпимо, несовместим с внутригосударственным законодательством или с Конвенцией, которые запрещают жестокое обращение, включая телесное наказание. Действительно, любая форма оправдания жестокого обращения с ребенком, включая телесное наказание, умаляет уважение детского достоинства.

 

По вышеизложенным причинам, принимая во внимание значение дела для заявителя, длительность и темпы процедуры, различие в обращении между заявителем и нарушителем в отношении этой длительности, а также способ рассмотрения судами вопроса о домашнем насилии, Европейский Суд заключил, что расследование утверждений о жестоком обращении было неэффективным.

 

 

 

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

 

 

 

По делу допущено нарушение статьи 3 Конвенции (принято единогласно).

 

По поводу соблюдения пункта 1 статьи 6 Конвенции (справедливое судебное разбирательство). Европейский Суд учел, что согласно законодательству Румынии (статья 17 Уголовно-процессуального кодекса) внутригосударственные суды обязаны рассматривать вопрос о компенсации в делах, в которых жертва являлась несовершеннолетней и потому недееспособной, даже в отсутствие формального требования жертвы. Суды и прокурор должны были активно выяснять у жертвы информацию по поводу размера причиненного ущерба. Следовательно, законодательство предоставило усиленную защиту уязвимым лицам, таким как заявитель, возлагая на власти расширенную обязанность принимать активную роль в данном отношении. По этой причине и в свете предмета расследования разбирательство вышло за пределы простого спора между частными лицами и поэтому включало ответственность государства в соответствии с пунктом 1 статьи 6 Конвенции.

 

С учетом такой двусмысленной формулировки внутригосударственного законодательства апелляционному суду следовало рассмотреть по существу жалобу заявителя на уклонение от присуждения ему компенсации. Вместо этого он ограничился указанием на то, что ни прокурор, ни заявитель не требовали выплаты компенсации в нижестоящих судах и потому не рассмотрели роль судов страны или прокурора в обеспечении наилучших интересов заявителя. Это обстоятельство составляло отказ в правосудии в нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции.

 

 

 

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

 

 

 

По делу допущено нарушение статьи 6 Конвенции (принято четырьмя голосами "за" при трех - "против").

 

Европейский Суд также единогласно установил, что, принимая во внимание его вывод о процессуальном нарушении статьи 3 Конвенции, отсутствует необходимость отдельно рассматривать жалобу заявителя на нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции.

 

 

 

КОМПЕНСАЦИЯ

 

 

 

В порядке применения статьи 41 Конвенции. Европейский Суд присудил выплатить заявителю 10 000 евро в качестве компенсации морального вреда.

 

 

 

Источник публикации: http://espchhelp.ru/blog/945-d-m-d-protiv-rumynii .

 

 

Постановление ЕСПЧ от 03 октября 2017 года по делу "Александру Энаке (Alexandru Enache) против Румынии" (жалоба N 16986/12).

 

В 2012 году заявителю была оказана помощь в подготовке жалобы. Впоследствии жалоба была коммуницирована Румынии.

 

По делу успешно рассмотрена жалоба заявителя на то, что законодательство Румынии, допускающее приостановление исполнения наказания в виде лишения свободы, распространяется на матерей малолетних детей, но не на отцов. По делу не допущено нарушения требований статьи 14 Конвенции о защите прав человека и основных свобод. По делу допущено нарушение требований статьи 3 Конвенции о защите прав человека и основных свобод.

 

 

 

ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА

 

 

 

Заявитель, который был приговорен к семи годам лишения свободы, подал два ходатайства о приостановлении исполнения наказания. Он, в частности, утверждал, что хотел ухаживать за своим ребенком, которому было всего несколько месяцев. Однако его ходатайства были отклонены судами на том основании, что приостановление исполнения, предусмотренное в подпункте "b" пункта 1 статьи 453 бывшего Уголовно-процессуального кодекса для осужденных матерей, до первого дня рождения ребенка должно толковаться буквально и что заявитель не может требовать его применения по аналогии.

 

 

 

ВОПРОСЫ ПРАВА

 

 

 

По поводу соблюдения статьи 14 Конвенции во взаимосвязи со статьей 8 Конвенции. (a) Была ли ситуация заявителя сопоставима с положением заключенной, имеющей ребенка в возрасте до одного года. В соответствии с законодательством Румынии существовало различие в обращении между двумя категориями заключенных, имеющих детей в возрасте до одного года: с одной стороны, женщинами, которым исполнение наказания может быть приостановлено, и, с другой стороны, мужчинами, которые не имеют права на такое приостановление. Введение приостановления исполнения наказаний в виде лишения свободы было изначально направлено на обеспечение наилучших интересов данных детей для получения ими адекватного внимания и ухода в первый год их жизни. Однако такое внимание и уход могли предоставляться матерью или отцом, несмотря на возможные различия в их отношениях с детьми. Кроме того, право на приостановление исполнения действовало до первого дня рождения ребенка и, таким образом, распространялось на период после беременности матери и самих родов. Итак, заявитель мог утверждать, он что находился в сходном положении по отношению к женщинам-заключенным.

 

(b) Было ли различие в обращении объективно оправданным. Заключенные женского пола не получали право на приостановление исполнения наказания автоматически. Внутригосударственные суды проводили подробное рассмотрение ходатайств и отклоняли их, когда личная ситуация заявительницы не оправдывала приостановления исполнения наказания.

 

Уголовное законодательство Румынии, действовавшее в период, относящийся к обстоятельствам дела, предусматривало, что все заключенные независимо от пола имели другие возможности для требования о приостановлении исполнения наказания. Например, суды страны могли рассмотреть, имелись ли особые обстоятельства, сопровождавшие исполнение наказания, которые могли иметь серьезные последствия для самого заключенного, а также для его семьи или работодателя. Заявитель воспользовался этим средством правовой защиты, но упомянутые им трудности не относились к категории особых обстоятельств, изложенных в законе.

 

Действительно, современное движение к гендерному равенству является основной целью в государствах - участниках Совета Европы, и лишь весьма бесспорные соображения могут вынудить считать такое дифференцированное обращение совместимым с Конвенцией. Цель данных правовых норм заключается в учете конкретных личных ситуаций, включая беременность и первый год жизни ребенка, принимая во внимание, в частности, особые связи между матерью и ребенком в данный период. В конкретной сфере, относящейся к настоящему делу, эти соображения могут предоставить достаточную базу для дифференцированного обращения с заявителем. Материнство имеет специфические черты, которые следует принимать во внимание, часто с помощью принятия средств защиты. Международное право предусматривает, что принятие государствами специальных мер по защите матерей и материнства не должно рассматриваться как дискриминация. Аналогичное положение применимо в тех случаях, когда женщина приговаривается к лишению свободы.

 

В свете вышеизложенных соображений и с учетом широких пределов усмотрения, доступных властям государства-ответчика в этой сфере, имеется разумная пропорциональная связь между использованными средствами и преследуемой законной целью. Оспариваемое исключение, таким образом, не составляет различие в обращении, запрещенное в соответствии со статьей 14 во взаимосвязи со статьей 8 Конвенции.

 

 

 

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

 

 

 

По делу требования статьи 14 Конвенции нарушены не были (принято пятью голосами "за" при двух - "против").

 

Европейский Суд также установил нарушение требований статьи 3 Конвенции в связи с условиями содержания заявителя под стражей.

 

 

 

КОМПЕНСАЦИЯ

 

 

 

В порядке применения статьи 41 Конвенции. Европейский Суд присудил выплатить заявителю 4 500 евро в качестве компенсации морального вреда, требование о компенсации материального ущерба было отклонено.

 

 

 

Источник публикации: http://espchhelp.ru/blog/946-aleksandru-enake-protiv-rumynii .

 

 

Постановление ЕСПЧ от 03 октября 2017 года по делу "N.D. и N.T. (N.D. and N.T.) против Испании" (жалобы N 8675/15 и 8697/15).

 

В 2015 году заявителям была оказана помощь в подготовке жалоб. Впоследствии жалобы были объединены и коммуницированы Испании.

 

По делу успешно рассмотрены жалобы заявителей на их немедленное выдворение на территорию соседней страны после того, как они перелезли через пограничные ограждения. По делу допущено нарушение требований статьи 13 Конвенции о защите прав человека и основных свобод и статьи 4 Протокола N 4 к Конвенции.

 

 

 

ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА

 

 

 

В августе 2014 года группа примерно из 80 мигрантов, родом из стран южнее Сахары, включая заявителей, попытались проникнуть в Испанию через ограждения вокруг г. Мелилья, испанского анклава на североафриканском побережье. После преодоления заграждений они были задержаны сотрудниками Гражданской гвардии, которые надели на них наручники и возвратили на внешнюю сторону границы без процедуры опознания или возможности разъяснения их личной ситуации. Против тех заявителей, которые смогли вернуться в Испанию нелегально, были вынесены приказы о высылке. Их административные жалобы и ходатайство о предоставлении убежища, поданное одним из них, были отклонены.

 

 

 

ВОПРОСЫ ПРАВА

 

 

 

(a) Юрисдикция властей государства-ответчика (статья 1 Конвенции). Несущественно, находились ли заграждения, которые преодолели заявители, на территории Испании или Марокко: с того момента, когда заявители спустились с этих заграждений, они находились под непрерывным и исключительным фактическим контролем властей Испании. Догадки относительно полномочий, функций и действий сил безопасности Испании или природы и цели их вмешательства не могли повлечь любой другой вывод. Следовательно, отсутствовали сомнения по поводу того, что предполагаемые факты относились к юрисдикции властей Испании в значении статьи 1 Конвенции.

 

(b) Приемлемость. (i) Статус жертвы (статья 34 Конвенции). (альфа) Доказательства. Европейский Суд отклонил сомнения властей государства-ответчика относительно того, действительно ли заявители входили в состав данной группы мигрантов:

 

- заявители изложили последовательную версию обстоятельств, своих стран происхождения и трудностей, которые привели их во временный лагерь на горе Гуругу (лагерь мигрантов на соседней территории Марокко), и их участия совместно с другими мигрантами в попытке перебраться через заграждения, окружающие пограничный переход Бени-Энзар 13 августа 2014 г., с целью проникновения на территорию Испании; они представили видеозаписи, которые выглядят достоверными;

 

- власти государства-ответчика не отрицали факт высылок в упрощенной форме. Вскоре после данных событий они даже внесли изменения в Институциональный закон о правах и свободах иностранных граждан с целью легализации этих "высылок на месте". В любом случае они не могли ссылаться на тот факт, что заявители не были опознаны, поскольку сами несут ответственность за это обстоятельство.

 

(бета) Отсутствие ущерба. Тот факт, что заявители впоследствии могли проникнуть на территорию Испании другими способами, не лишал их статуса жертв нарушения Конвенции, поскольку эти утверждения не были предметом рассмотрения в ходе последующего разбирательства.

 

 

 

РЕШЕНИЕ

 

 

 

Предварительное возражение властей государства-ответчика отклонено (принято единогласно).

 

(ii) Исчерпание внутригосударственных средств правовой защиты (статья 35 Конвенции). Несущественно, что заявители не обратились в суд с жалобами на приказы о депортации, вынесенные против них, после повторного въезда в Испанию. Эти приказы были вынесены после обжалуемых фактов настоящей жалобы, которые касаются лишь коллективной высылки после событий 13 августа 2014 г.

 

 

 

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

 

 

 

Предварительное возражение отклонено властями государства-ответчика (принято единогласно).

 

(c) Существо жалобы. По поводу соблюдения статьи 4 Протокола N 4 к Конвенции. Вопрос о применимости этого положения был отложен до рассмотрения жалобы по существу.

 

(i) "Высылка". Не являлось необходимым в этот момент устанавливать, были ли заявители высланы после проникновения на территорию Испании или были ли они возвращены до того, как смогли сделать это. Даже перехваты в открытом море относятся к сфере действия статьи 4 Протокола N 4 к Конвенции (см. Постановление Европейского Суда по делу "Хирси Джамаа и другие против Италии" (Hirsi Jamaa and Others v. Italy) от 23 февраля 2012 г., жалоба N 27765/09 (Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2012. N 8)). Вполне логично, что то же относится к отказу в предоставлении разрешения на въезд на территорию государства лицам, которые незаконно прибыли сухопутным путем. Против их воли заявители, которые находились под непрерывным и исключительным контролем властей Испании, были направлены в Марокко.

 

(ii) "Коллективный характер". Заявители подверглись мере общего характера, состоявшей в сдерживании и отражении попыток мигрантов незаконно пересечь границу. Меры выдворения были приняты без какого-либо предварительного административного или судебного решения. Заявители не подверглись какой-либо процедуре установления личности. В отсутствие рассмотрения индивидуальных ситуаций заявителей их высылка должна рассматриваться как коллективная по характеру.

 

 

 

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

 

 

 

По делу допущено нарушение статьи 4 Протокола N 4 к Конвенции (принято единогласно).

 

Европейский Суд также единогласно установил, что имело место нарушение требований статьи 13 Конвенции во взаимосвязи со статьей 4 Протокола N 4 к Конвенции.

 

 

 

КОМПЕНСАЦИЯ

 

 

 

В порядке применения статьи 41 Конвенции. Европейский Суд присудил выплатить каждому заявителю по 5 000 евро в качестве компенсации морального вреда.

 

 

 

Источник публикации: http://espchhelp.ru/blog/947-n-d-i-n-t-protiv-ispanii .

 

 

Постановление ЕСПЧ от 25 июля 2017 года по делу "Ростовцев (Rostovtsev) против Украины" (жалоба N 2728/16).

 

В 2016 году заявителю была оказана помощь в подготовке жалобы. Впоследствии жалоба была коммуницирована Украине.

 

По делу успешно рассмотрена жалоба заявителя на невозможность пересмотра обвинительного приговора в связи с непредсказуемым применением правил уголовного процесса. По делу допущено нарушение требований статьи 2 Протокола N 7 к Конвенции о защите прав человека и основных свобод.

 

 

 

ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА

 

 

 

Заявитель, который не пользовался услугами адвоката в ходе судебного разбирательства, был осужден за незаконное приобретение и хранение наркотических средств, преступление, предусмотренное частью 2 статьи 309 Уголовного кодекса, и был приговорен к лишению свободы. Он пытался обжаловать приговор на том основании, что ему следовало предъявить обвинение в менее тяжком преступлении, "нарушение установленных правил оборота наркотических средств, психотропных веществ, их аналогов или прекурсоров", предусмотренном статьей 320 Уголовного кодекса. Однако ему было отказано в праве обжалования, когда апелляционный суд отметил, что, поскольку заявитель признал обстоятельства совершения преступления в суде, в соответствии с частью 2 статьи 394 Уголовно-процессуального кодекса он не мог обжаловать приговор.

 

В конвенционном разбирательстве заявитель утверждал, ссылаясь на статью 2 Протокола N 7 к Конвенции, на то, что он был лишен права обжалования и, в частности, оспаривания правовой квалификации действий, в совершении которых он признался.

 

 

 

ВОПРОСЫ ПРАВА

 

 

 

По поводу соблюдения статьи 2 Протокола N 7 к Конвенции. Не оспаривалось, что в принципе заявитель имел право на пересмотр дела по его жалобе и что он не мог это сделать, поскольку признал обстоятельства, на которых основывалось предъявленное ему обвинение, таким образом, согласился на упрощенную форму разбирательства. Однако, хотя признание заявителя могло составлять отказ от некоторых его процессуальных прав, также не оспаривалось, что любой подобный отказ не охватывал право на обжалование по причинам правовой квалификации его действий. Именно такими и были основания его жалобы. Соответственно, нельзя утверждать, что заявитель отказался от своего права на обжалование. Часть вторая статьи 394 Уголовно-процессуального кодекса предусматривает: "Судебное решение суда первой инстанции не может быть обжаловано в апелляционном порядке по основаниям возражения обстоятельств, которые никем не оспаривались в ходе судебного разбирательства и исследования которых были признаны судом нецелесообразными в соответствии с положениями части третьей статьи 349 настоящего Кодекса".

 

Апелляционный суд прямо сослался на правовую квалификацию действий заявителя как на одно из оснований, по которым решение не подлежало обжалованию, и его заключения были одобрены Высшим специализированным судом по рассмотрению гражданских и уголовных дел (далее - HSC). Однако эта позиция прямо противоречила толкованию властями государства-ответчика применимых внутригосударственных правовых норм и прецедентной практике HSC, процитированной властями Украины, согласно которой понятие "обстоятельства", использованное в соответствующем внутригосударственном разбирательстве, распространялось только на фактические обстоятельства дела и не включало их уголовно-правовую квалификацию. Кроме того, сам HSC со ссылкой на настоящую жалобу, находящуюся на рассмотрении Европейского Суда, напомнил в циркулярном письме нижестоящим судам, что признание фактических обстоятельств в суде не лишает подсудимого права обжаловать приговор по причинам неправильного применения материального права. Следовательно, нельзя было утверждать, что заявитель должен был предвидеть, что, признавая факты, установленные судом в ходе разбирательства, он отказывается от возможности обжалования своего обвинительного приговора, если он считал правовую квалификацию его действий неправильной.

 

Соответственно, толкование соответствующих внутригосударственных правовых норм, принятое судами страны в деле заявителя, не было "предсказуемым", и, принимая его, суды Украины нарушили само существо его права на обжалование.

 

 

 

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

 

 

 

По делу допущено нарушение требований статьи 2 Протокола N 7 к Конвенции (принято единогласно).

 

 

 

КОМПЕНСАЦИЯ

 

 

 

В порядке применения статьи 41 Конвенции. Установление факта нарушения являлось бы достаточной справедливой компенсацией морального вреда, возобновление разбирательства в принципе составляло бы наиболее целесообразную форму возмещения, доступную в законодательстве Украины.

 

 

 

Источник публикации: http://espchhelp.ru/blog/948-rostovtsev-protiv-ukrainy .

 

 

Постановление ЕСПЧ от 25 июля 2017 года по делу "M. (M.) против Нидерландов" (жалоба N 2156/10).

 

В 2010 году заявителю была оказана помощь в подготовке жалобы. Впоследствии жалоба была коммуницирована Нидерландам.

 

По делу успешно рассмотрена жалоба заявителя на ограничения раскрытия обвиняемым секретной информации своему защитнику. По делу допущено нарушение требований статьи 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод.

 

 

 

ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА

 

 

 

Заявитель, бывший аудиоредактор и переводчик Службы общей разведки и безопасности Нидерландов (Algemene Inlichtingen- en Veiligheidsdienst, далее - AIVD), был осужден за разглашение государственной тайны. Попытки обжаловать приговор не дали результата. В Европейском Суде заявитель, в частности, утверждал, что уголовное разбирательство против него нарушало пункт 1 и подпункты "b" - "d" пункта 3 статьи 6 Конвенции, поскольку AIVD осуществляла главный контроль за доказательствами, тем самым ограничивая его доступ и доступ судов страны к информации, содержащейся в документах, и контролируя ее использование, препятствуя ему в консультациях с защитником и эффективной даче свидетельских показаний.

 

 

 

ВОПРОСЫ ПРАВА

 

 

 

По поводу соблюдения пункта 1 и подпункта "b" пункта 3 статьи 6 Конвенции. Заявитель требовал раскрытия заключения внутреннего расследования AIVD и цензурированных частей документов AIVD, содержавшихся в материалах дела.

 

(a) Внутреннее расследование AIVD. Суды Нидерландов не сочли установленным, что какое-либо заключение действительно существовало. Европейский Суд признал, что сторона обвинения не располагала таким документом и что, соответственно, он не мог быть приобщен к делу. Насколько заявитель хотел указать, что расследование могло скрывать оправдательную информацию, Европейский Суд отклонил такое предположение как чисто гипотетическое.

 

(b) Раскрытие документов в цензурированной форме. Вычеркнутая информация сама по себе могла не представлять пользы для защиты. Поскольку заявитель обвинялся в сообщении государственной тайны лицам, не имевшим права на ознакомление с нею, единственный вопрос заключался в том, являлись ли эти документы государственной тайной? Доказательства, на основании которых был осужден заявитель, включали материалы AIVD, свидетельствующие о том, что данные документы представляли государственную тайну, и разъясняющие необходимость ее сохранения. Прокурор Нидерландов по противодействию терроризму подтвердил, что содержавшиеся в уголовном деле материалы по сути представляли собой копии документов, которые должны были быть представлены, и что заявитель этого не оспаривал.

 

Оставшаяся доступная информация была достаточной для защиты органов власти государства-ответчика и позволяла сделать достоверную оценку характера сведений в документах.

 

 

 

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

 

 

 

По делу требования статьи 6 Конвенции нарушены не были (принято единогласно).

 

По поводу соблюдения пункта 1 и подпункта "c" пункта 3 статьи 6 Конвенции. Европейский Суд допускал определенные ограничения, возложенные на контакты адвоката и клиента в делах о терроризме и организованной преступности. Тем не менее фундаментальное правило уважения конфиденциальности отношений адвоката и клиента может быть выведено в исключительных обстоятельствах и на том условии, что существуют адекватные и достаточные гарантии против злоупотреблений. Процедура, с помощью которой сторона обвинения пытается оценить важность скрытой информации для защиты и сопоставить ее с публичным интересом в сохранении секретной информации, не может отвечать требованиям пункта 1 статьи 6 Конвенции.

 

Заявитель не был лишен доступа к доказательствам стороны обвинения: ему было предписано не раскрывать своему защитнику фактическую информацию для использования в свою защиту. Отсутствовало вмешательство в конфиденциальность отношений заявителя и его адвоката. Кроме того, не проводилось независимого мониторинга информации, передаваемой между заявителем и его защитником, и заявителю угрожали преследованием в случае передачи защитнику секретной информации. Имеет значение тот факт, что коммуникации между заявителем и его защитником не были свободными и неограниченными по содержанию, как обычно предполагают требования справедливого судебного разбирательства. Европейский Суд признал, что в целом в разбирательстве применялись правила секретности и что отсутствовали принципиальные причины для их неприменения в случае преследования представителей секретной службы за преступления, связанные с их службой. Европейскому Суду требовалось рассмотреть вопрос о том, как запрет распространения секретной информации затрагивал права подозреваемого на защиту в связи с его контактами со своими адвокатами и в отношении судебного разбирательства. Генеральный адвокат имел обязательство не преследовать заявителя за нарушение обязанности соблюдения секретности, если такое нарушение было оправдано правами защиты, гарантированными статьей 6 Конвенции.

 

Вышеизложенное возлагало на заявителя, в отсутствие консультации адвоката, бремя решения вопроса о том, сообщать ли факты, еще не раскрытые в материалах дела, и при этом он рисковал подвергнуться дальнейшему преследованию, поскольку генеральный адвокат сохранял полную дискрецию по данному поводу. Европейский Суд решил, что от обвиняемого по серьезному делу нельзя было ожидать в отсутствие профессиональной консультации сопоставления преимуществ полного раскрытия дела своему адвокату при условии наличия угрозы преследования за это. При таких обстоятельствах справедливость разбирательства была невосполнимо умалена вмешательством в коммуникации между заявителем и его защитником.

 

 

 

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

 

 

 

По делу допущено нарушение требований статьи 6 Конвенции (принято единогласно).

 

По поводу соблюдения пункта 1 и подпункта "d" пункта 3 статьи 6 Конвенции. Стороне защиты не было отказано в возможности перекрестного допроса свидетелей обвинения с целью проверки показаний, данных ими ранее во время разбирательства. Заявителя лишили доступа к информации, которой располагали сотрудники AIVD и которая могла поставить под сомнение его виновность.

 

Вполне законной стратегией защиты по уголовным делам является создание сомнений в субъекте совершения преступления путем доказывания того, что преступление могло быть совершено кем-то другим. Однако она не предоставляла права подозреваемому предъявлять требования об информации в надежде, что, возможно, появится альтернативное объяснение. Данные, на основе которых внутригосударственные суды вынесли обвинительный приговор, включали те, которые связывали непосредственно заявителя с утечкой документов и с несанкционированными получателями, у которых они были обнаружены. При таких обстоятельствах нельзя было утверждать, что внутригосударственные суды действовали неразумно или произвольно, не позволяя заявителю вызвать свидетелей или считая, что его защита была существенно нарушена условиями, согласно которым были допрошены неотклоненные свидетели.

 

 

 

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

 

 

 

По делу требования статьи 6 Конвенции нарушены не были (принято единогласно).

 

 

 

КОМПЕНСАЦИЯ

 

 

 

В порядке применения статьи 41 Конвенции. При наличии требования заявителя новое судебное разбирательство или возобновление внутригосударственного разбирательства будет являться адекватной компенсацией, установление факта нарушения составило достаточную справедливую компенсацию морального вреда.

 

 

 

Источник публикации: http://espchhelp.ru/blog/949-m-protiv-niderlandov .