Новости от 02 апреля 2020 года из блога, посвященного практике в Европейском суде по правам человека ЕСПЧ

• 

Обновлено 02.04.2020 06:49

 

Постановление ЕСПЧ от 18 июня 2019 года по делу "Хаддад против Испании (Haddad v. Spain)" (жалоба N 16572/17).

В 2016 году заявителю была оказана помощь в подготовке жалобы. Впоследствии жалоба была коммуницирована Испании.

По делу успешно рассмотрена жалоба на передачу девочки в семью, которая должна была ее удочерить, несмотря на оправдание ее отца по обвинению в домашнем насилии и возвращение под его опеку ее двух старших братьев. По делу допущено нарушение требований статьи 8 Конвенции о защите прав человека и основных свобод.

 

ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА

 

В 2012 году в рамках инициированного супругой заявителя дела о домашнем насилии суд вынес в отношении его судебный запрет, в соответствии с которым ему было запрещено приближаться к своим детям.

В июне 2012 года по требованию матери, которая утверждала, что больше она не могла заботиться о детях, три ребенка пары (два старших мальчика в возрасте девяти и шести лет и девочка полутора лет) были признаны оставшимися без попечения родителей, и они были переданы под опеку, а затем помещены в соответствующее учреждение. Заявитель не был извещен об этом.

В июне 2013 года в ориентационном заключении отмечалось, что супруга заявителя была психически неуравновешенным человеком, и указывалось, что отец плохо обращался с детьми. 24 сентября 2013 г. дочь заявителя была передана в семью, которая должна была ее удочерить.

27 сентября 2013 г. заявитель был оправдан по упомянутому выше делу. В связи с этим запрет на его контакты с детьми был отменен, и он быстро вернул двух мальчиков под свою опеку.

В ноябре 2013 года представители службы защиты несовершеннолетних в первый раз встретились с заявителем, однако ему было отказано в возможности возобновления контактов с его дочерью. Административные органы продолжали склоняться в пользу необходимости нахождения девочки в приемной семье, ссылаясь на серьезное физическое и психологически жестокое обращение заявителя с детьми, на эмоциональную нестабильность и ограниченные умственные способности матери и на то, что у заявителя не было контактов с детьми с июня 2012 года, а также на отсутствие привязанности между заявителем и его дочерью.

В феврале и декабре 2014 года в заключениях отмечалась хорошая интеграция дочери заявителя в приемную семью. В решении от 2015 года и в постановлении суда второй инстанции от 2016 года суды одобрили передачу девочки в приемную семью.

 

ВОПРОСЫ ПРАВА

 

По поводу применения статьи 8 Конвенции. Европейский Суд не убежден причинами, которые административные органы и суды Испании признали достаточными для обоснования передачи несовершеннолетней девочки в приемную семью, а именно тем, что:

- ни на одном этапе административной процедуры не были приняты во внимание: i) малолетний возраст дочери заявителя в момент ее разлучения с матерью; ii) привязанность, которая ранее существовала между девочкой и ее родителями; iii) срок, который истек с момента их разлучения; iv) последствия, которые вытекали из этого для всех троих детей, а также для отношений девочки с ее братьями;

- физическое жестокое обращение не было доказано и упоминалось только в заключении от июня 2013 года, которое, как представляется, отсылало к содержанию жалобы на домашнее насилие (на обвинения, которые к тому времени были сняты с заявителя);

- психическая неуравновешенность супруги заявителя никоим образом не доказывала возможность негативного влияния со стороны заявителя, напротив, скорее, свидетельствовала об обратном (по крайней мере, после его оправдания). Доказательством этого утверждения являлся тот факт, что заявитель вернул двух сыновей под свою опеку и что он настаивал на том, чтобы вернуть себе свою несовершеннолетнюю дочь;

- суды не установили ни признаков депривации (вопрос, который они не рассматривали в отношении заявителя), ни заслуживавших внимания проблем со здоровьем детей, ни материальных проблем или неудовлетворительных условий жизни со стороны заявителя. Его привязанность к детям, а также помощь им в обучении официально не оспаривались.

Европейский Суд также установил серьезные нарушения, допущенные властями Испании, по проявлению надлежащей тщательности при рассмотрении относящихся к делу вопросов. Административным органам власти следовало рассмотреть менее радикальные меры по сравнению с передачей девочки в приемную семью до ее удочерения и в любом случае принять во внимание требования отца с того момента, когда прояснилась ситуация с его уголовным делом. Производство по делу должно было сопровождаться соответствующими гарантиями, позволяющими защитить права заявителя и учесть его интересы.

Разумеется, можно понять, что три ребенка были сначала отданы под опеку административных органов, поскольку их собственная мать просила об этом. Однако это решение должно было сопровождаться в наиболее короткий срок соответствующими мерами, которые позволяли бы тщательно оценить положение детей, в случае необходимости отдельно с отцом и матерью.

Принимая во внимание судебный запрет контактов заявителя с детьми в то время, когда ситуация была особенно серьезной, учитывая возраст дочери, которой было всего полтора года в момент установления над ней опеки. С течением времени ситуация, которая должна была быть временной, стала окончательной.

Служба защиты детей изначально основывалась на заключениях, составленных в период, когда заявитель не мог доказать свою способность быть отцом, поскольку он был лишен родительских прав и в отношении его было возбуждено уголовное дело. Подход административных властей государства-ответчика не изменился после окончательного оправдания заявителя: власти не оценили на основе имеющих к делу доказательств изменение обстоятельств дела.

Что касается судов Испании, то с их стороны впоследствии имело место некоторое бездействие (даже несмотря на то, что у заявителя была возможность представить свои доводы): они ограничились тем, что приняли во внимание согласие на передачу девочки в приемную семью органа, уполномоченного в области защиты несовершеннолетних, и самой приемной семьи, а после этого тем, что они оставили в силе решения административных органов на основании доводов последних, автоматически воспроизводимых в течение всего производства.

С точки зрения Европейского Суда, уполномоченные органы сами несли ответственность за прерывание контактов между заявителем и его дочерью (по крайней мере, после его оправдания) и не исполнили своего позитивного обязательства по их восстановлению. Европейский Суд отметил следующее:

- если бы уязвимость супруги заявителя была принята во внимание в момент передачи девочки под опеку государства, это могло бы сыграть важную роль в понимании ситуации, в которой находились девочка и ее мать;

- представляется, что окончательное оправдание заявителя и отмена запрета контактов с детьми не привлекли внимания судов, однако именно данным запретом объяснялось продолжительное отсутствие контактов, которое было использовано в качестве довода против заявителя, чтобы отказать ему в восстановлении контакта с дочерью и оставить в силе решение о передаче девочки в приемную семью до ее удочерения;

- несмотря на то, что в заключении от февраля 2014 года упоминалось о "страхе" и "отсутствии доверия к отцу" со стороны детей, заявитель быстро вернул под свою опеку двух других детей (в отношении которых, в отличие от девочки, не было возбуждено производство с целью их передачи в приемную семью до усыновления).

Таким образом, упущенное по вине администрации время и инерция судов Испании, которые не признали неразумными доводы административных органов, решающим образом повлияли на ситуацию и привели к отсутствию любой возможности воссоединения заявителя с дочерью.

Несмотря на пределы усмотрения, допустимые для государств-ответчиков в данной области, Европейский Суд пришел к выводу, что власти Испании не предприняли соответствующих и достаточных усилий для того, чтобы защитить право заявителя жить вместе со своей дочерью и ее братьями.

 

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

 

По делу было допущено нарушение требований статьи 8 Конвенции (принято единогласно).

 

КОМПЕНСАЦИЯ

 

В порядке применения статьи 41 Конвенции. Отмечая, что законодательство Испании предусматривало в случае необходимости без ущерба для прав добросовестно приобретенных третьими лицами, возможность пересмотра окончательных решений после вынесения Европейским Судом постановления, Европейский Суд призвал власти государства-ответчика оперативно пересмотреть, в частности, в отношении возможности восстановления контакта между заявителем и его дочерью, и чтобы были приняты соответствующие меры, отвечающие наилучшим интересам ребенка.

 

Источник публикации: https://espchhelp.ru/blog/3019-khaddad-protiv-ispanii .

 

 

Sentencia del TEDH de 18 de junio de 2019 en el caso de Haddad c. España (demanda N 16572/17).

En 2016, el solicitante recibió asistencia para preparar la demanda. Posteriormente, la demanda fue comunicada por España.

El caso ha examinado con éxito la demanda sobre la transferencia de la niña a la familia, que fue adoptada, a pesar de la absolución de su padre por violencia doméstica y el regreso de sus dos hermanos mayores bajo su custodia. El caso ha violado los requisitos del artículo 8 de la Convención para la Protección de los Derechos Humanos y las Libertades Fundamentales.

Circunstancias del caso

En 2012, como parte de un caso de violencia doméstica iniciado por el cónyuge del solicitante, el tribunal emitió un mandato judicial contra él, según el cual se le prohibió acercarse a sus hijos.

En junio de 2012, a pedido de su madre, quien afirmó que ya no podía cuidar a sus hijos, tres hijos de la pareja (dos niños mayores de nueve y seis años y una niña y media) fueron reconocidos como abandonados sin cuidado parental, y fueron transferidos bajo custodia, y luego colocado en la institución apropiada. El solicitante no fue notificado de esto.

En junio de 2013, el informe orientativo señalaba que la esposa del solicitante era una persona mentalmente inestable y afirmaba que el padre había maltratado a los niños. El 24 de septiembre de 2013, la hija del solicitante fue transferida a la familia, que debía adoptarla.

El 27 de septiembre de 2013, el solicitante fue absuelto en el caso anterior. En este sentido, se levantó la prohibición de sus contactos con los niños, y rápidamente devolvió a los dos niños a su cuidado.

En noviembre de 2013, representantes del servicio de protección de menores se reunieron por primera vez con el solicitante, pero se le negó la posibilidad de renovar los contactos con su hija. Las autoridades administrativas continuaron inclinándose a favor de la necesidad de que la niña forme parte de una familia de acogida, refiriéndose al grave maltrato físico y psicológico de los solicitantes a los niños, la inestabilidad emocional y las capacidades mentales limitadas de la madre, y el hecho de que el solicitante no tuvo contacto con los niños desde junio de 2012, así como la falta de afecto entre el solicitante y su hija.

En febrero y diciembre de 2014, las conclusiones señalaron una buena integración de la hija del solicitante en la familia de acogida. En una decisión de 2015 y un fallo del tribunal de segunda instancia de 2016, los tribunales aprobaron la transferencia de la niña a una familia de acogida.

PREGUNTAS DE LEY

Sobre la aplicación del artículo 8 del Convenio. El Tribunal Europeo no está convencido de los motivos que las autoridades administrativas y los tribunales de España reconocieron como suficientes para justificar el traslado de una menor a una familia de acogida, a saber:

- en ninguna etapa del procedimiento administrativo se tuvieron en cuenta: i) la corta edad de la hija del solicitante en el momento de su separación de su madre; ii) el afecto que anteriormente existía entre la niña y sus padres; iii) el período transcurrido desde su separación; iv) las consecuencias que se produjeron para los tres hijos, así como para la relación de la niña con sus hermanos;

- los malos tratos físicos no se probaron y solo se mencionaron en el informe de junio de 2013, que parecía referirse al contenido de la denuncia de violencia doméstica (los cargos, que para entonces habían sido retirados del solicitante);

- el desequilibrio mental del cónyuge del solicitante no demostró en modo alguno la posibilidad de una influencia negativa por parte del solicitante, sino que, por el contrario, declaró lo contrario (al menos después de su absolución). La evidencia de esta acusación fue el hecho de que el solicitante había devuelto a sus dos hijos bajo su custodia y que había insistido en recuperar a su hija menor;

- los tribunales no establecieron ningún signo de privación (un problema que no consideraron en relación con el solicitante), ni problemas de salud que merecían atención, ni problemas materiales o condiciones de vida insatisfactorias por parte del solicitante. Su afecto por los niños, así como su asistencia en el aprendizaje, no han sido disputados oficialmente.

El Tribunal también ha encontrado violaciones graves cometidas por las autoridades españolas al mostrar la debida diligencia en el examen de cuestiones relevantes. Las autoridades administrativas deberían haber considerado medidas menos drásticas en comparación con el traslado de una niña a una familia de acogida antes de su adopción, y en cualquier caso, teniendo en cuenta las demandas del padre desde el momento en que la situación con su caso penal se hizo evidente. Los procedimientos deberían haber estado acompañados de garantías apropiadas para proteger los derechos del solicitante y tener en cuenta sus intereses.

Por supuesto, se puede entender que tres niños fueron colocados primero bajo la tutela de las autoridades administrativas, ya que su propia madre lo solicitó. Sin embargo, esta decisión debería haber estado acompañada en el menor tiempo posible de medidas apropiadas que permitieran una evaluación exhaustiva de la situación de los niños, si fuera necesario por separado con el padre y la madre.

Teniendo en cuenta la orden judicial que prohíbe los contactos del solicitante con los niños en un momento en que la situación era especialmente grave, dada la edad de su hija, que solo tenía un año y medio en el momento de la custodia de ella. Con el tiempo, la situación, que se suponía que era temporal, se volvió definitiva.

El servicio de protección infantil se basó inicialmente en conclusiones elaboradas en un momento en que el solicitante no podía demostrar su capacidad para ser padre, ya que se vio privado de los derechos de los padres y se iniciaron procedimientos penales contra él. El enfoque de las autoridades administrativas del Gobierno demandado no cambió después de que el solicitante fuera finalmente absuelto: las autoridades no evaluaron el cambio en las circunstancias del caso sobre la base de las pruebas del caso.

En lo que respecta a los tribunales españoles, por su parte posteriormente hubo cierta inacción (aunque el solicitante tuvo la oportunidad de presentar sus argumentos): se limitaron a tener en cuenta el consentimiento para la transferencia de la niña a la familia de acogida del cuerpo autorizado en el campo. protección de los menores y de la propia familia de acogida, y luego que confirmaron las decisiones de las autoridades administrativas sobre la base de los argumentos de estos últimos, reproducidos automáticamente a lo largo de los procedimientos.

Desde el punto de vista del Tribunal, los propios organismos autorizados fueron responsables de interrumpir los contactos entre el solicitante y su hija (al menos después de su absolución) y no cumplieron su obligación positiva de restablecerlos. El Tribunal observa lo siguiente:

- si se tuviera en cuenta la vulnerabilidad de la esposa del solicitante al momento de transferir a la niña al cuidado del estado, esto podría desempeñar un papel importante en la comprensión de la situación en que se encontraban la niña y su madre;

- parece que la absolución final del solicitante y el levantamiento de la prohibición del contacto con niños no atrajeron la atención de los tribunales, sin embargo, esta prohibición explicaba la falta prolongada de contacto, que se utilizó como argumento contra el solicitante para negarse a restablecer el contacto con su hija y mantener la decisión de transferencia de una niña a una familia de acogida antes de su adopción;

- a pesar de que el informe de febrero de 2014 se refería al "miedo" y la "falta de confianza en el padre" por parte de los niños, el solicitante rápidamente devolvió a otros dos niños a su tutela (en relación con quién, a diferencia de la niña, producción para su transferencia a una familia de acogida antes de la adopción).

Por lo tanto, el tiempo perdido y la inercia de los tribunales españoles, que no consideraron irrazonables los argumentos de las autoridades administrativas, tuvieron una influencia decisiva en la situación y llevaron a la ausencia de cualquier posibilidad de reunión del solicitante con su hija.

A pesar del margen de apreciación permisible para los Estados demandados en esta área, el Tribunal concluye que las autoridades españolas no tomaron los esfuerzos adecuados y suficientes para proteger el derecho de la demandante a vivir con su hija y sus hermanos.

RESOLUCION

En el caso hubo una violación de los requisitos del artículo 8 de la Convención (adoptada por unanimidad).

PAGO

En aplicación del artículo 41 del Convenio. Tras observar que la legislación española preveía, si fuera necesario, sin perjuicio de los derechos de terceros de buena fe, la posibilidad de revisar las decisiones finales después de una decisión del Tribunal Europeo, el Tribunal instó al Gobierno demandado a revisar rápidamente, en particular con respecto a la posibilidad de restablecer el contacto entre el solicitante y su hija, y que se tomen las medidas apropiadas que sean en el mejor interés del niño.

Fuente de publicación: https://espchhelp.ru/blog/3018-haddad-c-espana .

 

 

ECHR judgment of 18 June 2019 in the case of Haddad v. Spain (application N 16572/17).

In 2016, the applicant was assisted in preparing the application. Subsequently, the application was communicated by Spain.

The case has successfully examined the application about the transfer of the girl to the family, which was to be adopted, despite her father's acquittal for domestic violence and the return of her two older brothers under his guardianship. The case has violated the requirements of Article 8 of the Convention for the Protection of Human Rights and Fundamental Freedoms.

Circumstances of the case

In 2012, as part of a domestic violence case initiated by the applicant’s spouse, the court issued an injunction against him, according to which he was forbidden to approach his children.

In June 2012, at the request of her mother, who claimed that she could no longer take care of children, three children of the couple (two older boys aged nine and six years and a girl and a half years old) were recognized as left without parental care, and they were transferred under custody, and then placed in the appropriate institution. The applicant was not notified of this.

In June 2013, the orientational report noted that the applicant’s wife was a mentally unstable person and stated that the father had mistreated the children. On 24 September 2013 the applicant's daughter was transferred to the family, which was to adopt her.

On 27 September 2013 the applicant was acquitted in the above case. In this regard, the ban on his contacts with children was lifted, and he quickly returned the two boys to his care.

In November 2013, representatives of the juvenile protection service met for the first time with the applicant, but he was denied the possibility of renewing contacts with his daughter. The administrative authorities continued to lean in favor of the need for the girl to be in a foster family, referring to the applicant’s serious physical and psychologically ill-treatment of the children, the emotional instability and limited mental abilities of the mother, and the fact that the applicant had no contact with the children since June 2012, as well as the lack of affection between the applicant and his daughter.

In February and December 2014, the conclusions noted a good integration of the applicant's daughter into the foster family. In a decision of 2015 and a ruling of the second instance court of 2016, the courts approved the transfer of the girl to a foster family.

QUESTIONS OF LAW

Concerning the application of Article 8 of the Convention. The European Court is not convinced of the reasons that the administrative authorities and courts of Spain recognized as sufficient to justify the transfer of a minor girl to a foster family, namely that:

- at no stage of the administrative procedure were taken into account: i) the young age of the applicant’s daughter at the time of her separation from her mother; ii) the affection that previously existed between the girl and her parents; iii) the period that has elapsed since their separation; iv) the consequences that ensued for all three children, as well as for the relationship of the girl with her brothers;

- the physical ill-treatment was not proven and was only mentioned in the June 2013 report, which seemed to refer to the contents of the complaint of domestic violence (the charges, which had by then been withdrawn from the applicant);

- the mental imbalance of the applicant’s spouse did not in any way prove the possibility of negative influence on the part of the applicant, on the contrary, rather, testified to the opposite (at least after his acquittal). Evidence of this allegation was the fact that the applicant had returned his two sons to his custody and that he had insisted on recovering his minor daughter;

- the courts did not establish any signs of deprivation (an issue that they did not consider in relation to the applicant), nor health problems that deserved attention, nor material problems or unsatisfactory living conditions on the part of the applicant. His affection for children, as well as his assistance in learning, have not been officially disputed.

The Court has also found serious violations committed by the Spanish authorities in showing due diligence in the examination of relevant issues. Administrative authorities should have considered less drastic measures compared to transferring a girl to a foster family before her adoption, and in any case, taking into account the father’s demands from the moment the situation with his criminal case became clear. The proceedings should have been accompanied by appropriate guarantees to protect the rights of the applicant and take into account his interests.

Of course, it can be understood that three children were first placed under guardianship of the administrative authorities, as their own mother requested this. However, this decision should have been accompanied in the shortest possible time by appropriate measures that would allow a thorough assessment of the situation of children, if necessary separately with the father and mother.

Taking into account the injunction prohibiting the applicant’s contacts with children at a time when the situation was especially serious, given the age of her daughter, who was only a year and a half at the time of custody of her. Over time, the situation, which was supposed to be temporary, became final.

The child protection service was initially based on conclusions drawn up at a time when the applicant could not prove his ability to be a father, as he was deprived of parental rights and criminal proceedings were instituted against him. The approach of the administrative authorities of the respondent Government did not change after the applicant was finally acquitted: the authorities did not evaluate the change in the circumstances of the case on the basis of the evidence in the case.

As regards the Spanish courts, on their part subsequently there was some inaction (even though the applicant had the opportunity to present his arguments): they limited themselves to taking into account the consent to the transfer of the girl to the foster family of the body authorized in the field protection of minors, and the foster family itself, and then that they upheld the decisions of the administrative authorities on the basis of the arguments of the latter, automatically reproduced

throughout the proceedings.

From the Court’s point of view, the authorized bodies themselves were responsible for interrupting the contacts between the applicant and his daughter (at least after his acquittal) and did not fulfill their positive obligation to restore them. The Court observes the following:

- if the vulnerability of the applicant’s wife were taken into account at the time of transferring the girl to the care of the state, this could play an important role in understanding the situation in which the girl and her mother were;

- it appears that the applicant’s final acquittal and the lifting of the ban on contact with children did not attract the attention of the courts, however, this prohibition explained the prolonged lack of contact, which was used as an argument against the applicant to refuse to restore contact with his daughter and uphold the decision to transfer of a girl to a foster family before her adoption;

- despite the fact that the February 2014 report referred to “fear” and “lack of trust in the father” by the children, the applicant quickly returned two other children to his guardianship (in relation to whom, unlike the girl, production for the purpose of their transfer to a foster family before adoption).

Thus, the time lost and the inertia of the Spanish courts, which did not find the arguments of the administrative authorities unreasonable, had a decisive influence on the situation and led to the absence of any possibility of the applicant’s reunion with his daughter.

Despite the margin of appreciation permissible for the respondent States in this area, the Court concludes that the Spanish authorities did not take appropriate and sufficient efforts to protect the applicant's right to live with her daughter and her brothers.

RESOLUTION

In the case there was a violation of the requirements of Article 8 of the Convention (adopted unanimously).

COMPENSATION

In application of Article 41 of the Convention. Noting that Spanish law provided, if necessary, without prejudice to the rights of bona fide third parties, the possibility of reviewing final decisions after a decision by the European Court, the Court urged the respondent Government to promptly review, in particular, regarding the possibility of re-establishing contact between the applicant and his daughter, and that appropriate measures be taken that are in the best interests of the child.

Source of publication: https://espchhelp.ru/blog/3017-haddad-v-spain .

 

 

Постановление ЕСПЧ от 13 июня 2019 года по делу "Марчелло Виола против Италии (N 2) (Marcello Viola v. Italy) (N 2)" (жалоба N 77633/16).

 

В 2016 году заявителю была оказана помощь в подготовке жалобы. Впоследствии жалоба была коммуницирована Италии.

 

По делу успешно рассмотрена жалоба на возможность условно-досрочного освобождения лица, осужденного за участие в деятельности мафии к "реальному пожизненному лишению свободы", только при условии его сотрудничества с органами правосудия. По делу было допущено нарушение требований статьи 3 Конвенции о защите прав человека и основных свобод.

 

 

 

ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА

 

 

 

В 1999 году суд первой инстанции, а в 2002 году суд апелляционной инстанции приговорили заявителя к пожизненному лишению свободы за то, что он являлся членом преступного сообщества мафии, принимая во внимание в качестве отягчающего обстоятельства тот факт, что он был его главой. В подобных случаях по умолчанию применяется наказание в виде "реального пожизненного лишения свободы". Согласно законодательству Италии любая возможность освобождения такого осужденного зависит от его сотрудничества с органами правосудия: он должен сообщить важные сведения для предупреждения совершения преступления или упрощения установления фактов и личностей преступников (за исключением случаев, когда данное сотрудничество невозможно или его нельзя требовать и когда осужденный доказал разрыв любых связей с мафиозной группой).

 

Однако заявитель отказывался от какого-либо сотрудничества и объяснял свой отказ тем, что считал себя невиновным, а также страхом преследования его самого или членов его семьи. Соответственно, хотя в результате участия в программе реинтеграции заявитель уже имел право на то, чтобы из срока его потенциального наказания были вычтены пять лет, на практике он был лишен данной возможности.

 

Таким образом, отказывая заявителю в удовлетворении требования о его условно-досрочном освобождении, суд по применению наказаний указал на отсутствие со стороны заявителя сотрудничества с правосудием, не вдаваясь при этом в подробности оценки возможных успехов, которые заявитель, по его утверждению, достиг после его осуждения.

 

 

 

ВОПРОСЫ ПРАВА

 

 

 

Применение статьи 3 Конвенции (материально-правовой аспект).

 

(i) Перспективы освобождения и возможность требовать условного освобождения. В настоящем деле законодательство Италии не запрещало в абсолютных выражениях и автоматическим образом возможность условно-досрочного освобождения и доступ к иным правам в рамках уголовно-исполнительной системы, но связывало их с "сотрудничеством с правосудием". В связи с наличием отягчающего обстоятельства - руководства мафиозной группой, за участие в которой он был осужден, нельзя было признать, что возможное сотрудничество заявителя было "невозможным" или что его "нельзя было требовать" по смыслу законодательства Италии.

 

Конечно, законодательство государства-ответчика предоставляло осужденному выбор относительно того, сотрудничать с правосудием или нет. Однако Европейский Суд сомневается в свободе данного выбора, а также в возможности устанавливать равнозначность между отсутствием сотрудничества и социальной опасностью осужденного. Отсутствие сотрудничества не может всегда быть свободным и добровольным решением и необязательно отражает сохранение приверженности "криминальным ценностям" и связей с преступной группой.

 

Отказ от сотрудничества может объясняться иными обстоятельствами или причинами (такими, как страх преследования осужденного или членов его семьи) и, наоборот, согласие на сотрудничество может являться следствием получения личной выгоды. В данном случае предполагаемая равнозначность между отсутствием сотрудничества и неопровержимой презумпцией общественной опасности не соответствует реальному процессу перевоспитания заявителя.

 

Европейский Суд уже устанавливал в свете статьи 5 Конвенции, что законная презумпция угрозы общественному порядку может быть оправданной, в частности, когда она не является абсолютной, но должна быть опровергнута представлением доказательств обратного. Это тем более относится к статье 3 Конвенции, абсолютный характер которой не допускает исключений. Тем не менее рассматривать сотрудничество с властями как единственное возможное проявление "диссоциации" осужденного и его исправления значит не учитывать иные критерии, позволяющие оценить успехи осужденного.

 

В настоящем деле уголовно-исполнительная система Италии предлагала широкий набор постепенных возможных контактов с обществом, от работ за пределами исправительного учреждения до условно-досрочного освобождения, с разрешениями увольнительных и временным освобождением в качестве промежуточных стадий, целью которых являлось способствовать процессу социальной реинтеграции заключенного. Однако заявитель не смог воспользоваться этими возможностями социальной реинтеграции, хотя различные сведения, которые содержались в его личном деле, указывали на положительные изменения в личности заявителя и результаты процесса его реинтеграции.

 

Личность осужденного не остается неизменной с момента совершения преступления: она может изменяться в период исполнения наказания, как того требует функция социальной реинтеграции. Вместе с тем в настоящем деле отсутствие "сотрудничества с правосудием" предполагает неопровержимую презумпцию угрозы общественной безопасности, которая лишает заявителя реальных шансов на освобождение. Любое представленное заявителем доказательство того, что отсутствуют какие-либо причины уголовно-правового характера, оправдывающие его дальнейшее лишение свободы, становится невозможным: устанавливая равнозначность между отсутствием сотрудничества и неопровержимой презумпцией угрозы общественной безопасности, действующий режим наказания в реальности связывает опасность, которую представляет лицо, с моментом совершения им преступлений вместо того, чтобы учитывать процесс социальной реинтеграции и возможных положительных изменений, достигнутых им с момента осуждения.

 

Данная неопровержимая презумпция de facto препятствует компетентному суду рассмотреть ходатайство об условно-досрочном освобождении и выяснить, изменилось ли поведение заявителя в лучшую сторону во время отбывания им наказания настолько, что его дальнейшее лишение свободы не было оправдано причинами уголовно-правового характера. Вмешательство судьи ограничено констатацией несоблюдения условий сотрудничества, и суд не может провести оценку индивидуального прогресса заявителя и его изменения в отношении социальной реинтеграции.

 

Безусловно, преступления, за которые заявитель был осужден, являются особо опасными для общества. Реформа уголовно-исполнительного режима, частью которого является рассматриваемый режим наказания, была проведена (в 1992 году) в обстановке срочной необходимости после весьма значимого для Италии события. При этом борьба с мафией не может оправдывать приостановление действия положений статьи 3 Конвенции, которая в абсолютных выражениях запрещает бесчеловечные и унижающие достоинство наказания. В остальном функция социальной реинтеграции направлена, в конечном счете, на то, чтобы препятствовать рецидиву и защищать общество.

 

(ii) Внутригосударственные средства защиты, направленные на пересмотр дела. Что касается возможности помилования или освобождения по гуманитарным соображениям (таким, как преклонный возраст или состояние здоровья), Европейский Суд уже приходил к выводу, что эти средства не соответствуют тому, что охватывается выражением "перспектива освобождения", использованным в Постановлении Большой Палаты Европейского Суда по делу "Кафкарис против Кипра" (Kafkaris v. Cyprus) от 12 февраля 2008 г., жалоба N 21906/04. В остальном власти Италии не привели примеров, когда осужденный, находившийся в том же положении, что и заявитель, добился бы изменения порядка отбывания наказания в результате помилования президентом.

 

(iii) Заключение. Режим наказания, который применялся к заявителю, чрезмерно ограничивал его перспективы освобождения и возможность пересмотра назначенного ему вида наказания. В связи с этим пожизненное лишение свободы не может рассматриваться как допускающее возможность условно-досрочного освобождения, что нарушает принцип уважения человеческого достоинства, присущий Конвенции и ее статье 3, в частности (Европейский Суд уточнил, тем не менее, что данный вывод не может толковаться как предоставляющий заявителю возможность немедленного освобождения).

 

 

 

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

 

 

 

По делу было допущено нарушение требований статьи 3 Конвенции (принято шестью голосами "за" при одном - "против").

 

Применение статьи 46 Конвенции. Характер установленного нарушения указывает на то, что властям Италии необходимо провести, предпочтительно путем изменения законодательства, реформу наказания в виде пожизненного лишения свободы для того, чтобы гарантировать возможность пересмотра этого вида наказания, и позволяющую: i) властям определить, изменилось ли поведение заявителя в лучшую сторону за время отбывания им наказания настолько, что его дальнейшее лишение свободы не могло быть далее оправдано причинами уголовно-правового характера, ii) осужденному знать, что ему нужно сделать, чтобы могла рассматриваться возможность его освобождения и каковы установленные для этого условия. Разрыв осужденного с мафиозной средой может проявляться не только через сотрудничество с правосудием, как это автоматически предусматривает ныне действующее законодательство Италии. Однако Европейский Суд уточнил, что возможность требовать освобождения необязательно лишает власти возможности отклонить такое требование, если осужденный по-прежнему представляет собой опасность для общества.

 

 

 

КОМПЕНСАЦИЯ

 

 

 

В порядке применения статьи 41 Конвенции. Европейский Суд постановил, что установление факта нарушения Конвенции само по себе будет являться достаточной справедливой компенсацией.

 

 

 

Источник публикации: https://espchhelp.ru/blog/3016-marchello-viola-protiv-italii .

 

 

 

 

 

Sentenza della Corte EDU del 13 giugno 2019 nel caso di Marcello Viola contro Italia (N 2) (Marcello Viola contro Italia) (N 2) (reclamo N 77633/16).

 

Nel 2016 il richiedente è stato assistito nella preparazione del reclamo. Successivamente, la reclamo è stata comunicata dall'Italia.

 

Il caso ha esaminato con successo la reclamo relativa alla possibilità di libertà condizionale di una persona condannata per la partecipazione alle attività della mafia alla "reclusione nella vita reale", solo se collabora con le autorità giudiziarie. Il caso conteneva una violazione dell'articolo 3 della Convenzione per la protezione dei diritti dell'uomo e delle libertà fondamentali.

 

Circostanze del caso

 

Nel 1999, il tribunale e nel 2002 la corte d'appello ha condannato il richiedente all'ergastolo per essere stato membro della comunità criminale della mafia, tenendo conto del fatto che era il suo capo come circostanza aggravante. In tali casi, la penalità di default è “l'ergastolo reale”. Secondo la legge italiana, qualsiasi possibilità di liberazione di un tale detenuto dipende dalla sua collaborazione con la magistratura: deve fornire informazioni importanti per prevenire la commissione di un reato o per semplificare l'istituzione di fatti e identità di criminali (a meno che questa cooperazione sia impossibile o non possa essere richiesta e quando il condannato ha dimostrato il divario eventuali collegamenti con il gruppo mafioso).

 

Tuttavia, il richiedente ha rifiutato qualsiasi collaborazione e ha spiegato il suo rifiuto dal fatto di considerarsi innocente, nonché dal timore di persecuzione di se stesso o dei suoi familiari. Di conseguenza, sebbene a seguito della partecipazione al programma di reinserimento, il richiedente avesse già il diritto di dedurre cinque anni dal termine della sua potenziale punizione, in pratica era privato di questa opportunità.

 

Pertanto, rifiutando al richiedente di soddisfare il requisito della sua liberazione anticipata condizionale, la corte di pena ha sottolineato che il richiedente non ha collaborato con la giustizia, senza entrare nei dettagli della valutazione dei possibili successi che il richiedente avrebbe ottenuto dopo la sua condanna.

 

DOMANDE DI LEGGE

 

Applicazione dell'articolo 3 della convenzione (aspetto sostanziale).

 

(i) Prospettive di esenzione e possibilità di richiedere un'esenzione condizionale. Nella fattispecie, la legge italiana non proibiva in termini assoluti e automaticamente la possibilità di libertà condizionale e di accesso ad altri diritti nell'ambito del sistema penale, ma li collegava alla "cooperazione con la giustizia". In connessione con la presenza di una circostanza aggravante - la direzione di un gruppo mafioso per la cui partecipazione è stato condannato, non è stato possibile riconoscere che la possibile collaborazione del richiedente era "impossibile" o che "non poteva essere richiesto" ai sensi della legge italiana.

 

Naturalmente, le leggi dello stato convenuto hanno fornito al condannato la scelta se cooperare con la giustizia o meno. Tuttavia, la Corte dubita della libertà di questa scelta, nonché della possibilità di stabilire l'equivalenza tra la mancanza di cooperazione e il pericolo sociale del condannato. La mancanza di cooperazione non può sempre essere una decisione libera e volontaria e non riflette necessariamente un impegno a "valori criminali" e collegamenti con un gruppo criminale.

 

Il rifiuto di collaborare può essere dovuto ad altre circostanze o ragioni (come il timore di persecuzione della persona condannata o dei membri della sua famiglia) e, al contrario, il consenso alla cooperazione può derivare da guadagno personale. In questo caso, la presunta equivalenza tra la mancanza di cooperazione e la presunzione inconfutabile di pericolo pubblico non corrisponde al vero processo di rieducazione del richiedente.

 

La Corte ha già stabilito, alla luce dell'articolo 5 della Convenzione, che la presunzione legittima di una minaccia all'ordine pubblico può essere giustificata, in particolare quando non è assoluta, ma deve essere confutata dalla presentazione di prove contrarie. Ciò è tanto più vero per l'articolo 3 della Convenzione, la cui natura assoluta non consente eccezioni. Tuttavia, considerare la cooperazione con le autorità come l'unica possibile manifestazione della "dissociazione" della persona condannata e della sua correzione significa non tenere conto di altri criteri che consentano di valutare il successo della persona condannata.

 

Nella fattispecie, il sistema penale italiano ha offerto un'ampia gamma di contatti graduali possibili con la società, dal lavoro al di fuori dell'istituzione penitenziaria alla libertà vigilata, con permessi di congedo e rilascio temporaneo come fasi intermedie, il cui scopo era di facilitare il processo di reinserimento sociale del prigioniero. Tuttavia, il richiedente non è stato in grado di sfruttare queste opportunità di reinserimento sociale, sebbene le varie informazioni contenute nel suo fascicolo personale indicassero cambiamenti positivi nell'identità del richiedente e nei risultati del processo di reinserimento.

 

La personalità della persona condannata non rimane invariata dal momento in cui è stato commesso il crimine: può cambiare durante l'esecuzione della pena, come richiesto dalla funzione di reinserimento sociale. Tuttavia, nella fattispecie, la mancanza di "cooperazione con la giustizia" implica una presunzione inconfutabile di una minaccia alla sicurezza pubblica, che priva il richiedente di una reale possibilità di rilascio. Qualsiasi prova presentata dal richiedente che non vi siano ragioni di diritto penale che giustificano la sua ulteriore privazione della libertà diventa impossibile: stabilendo l'equivalenza tra la mancanza di collaborazione e la presunzione inconfutabile di una minaccia per la sicurezza pubblica, l'attuale regime di punizione collega effettivamente il pericolo rappresentato dalla persona, con il momento della sua commissione di crimini invece di tener conto del processo di reinserimento sociale e di possibili cambiamenti positivi conoscenza raggiunta da lui dal momento della convinzione.

 

Questa presunzione inconfutabile di fatto impedisce al tribunale competente di considerare la domanda di libertà condizionale e scoprire se il comportamento del richiedente è cambiato in meglio durante la sua pena al punto che la sua ulteriore privazione della libertà non era giustificata da motivi penali. L'intervento di un giudice è limitato dalla constatazione di non conformità ai termini della cooperazione e il tribunale non può valutare i progressi individuali del richiedente e le sue modifiche in relazione al reinserimento sociale.

 

Naturalmente, i crimini per i quali il ricorrente è stato condannato sono particolarmente pericolosi per la società. La riforma del regime penitenziario, di cui fa parte il regime di pena in esame, è stata realizzata (nel 1992) in un'atmosfera di urgente bisogno dopo un evento molto significativo per l'Italia. Allo stesso tempo, la lotta alla mafia non può giustificare la sospensione delle disposizioni dell'articolo 3 della Convenzione, che in termini assoluti proibisce punizioni disumane e degradanti. Altrimenti, la funzione del reinserimento sociale è finalizzata, in ultima analisi, a prevenire le ricadute e proteggere la società.

 

(ii) Rimedi domestici finalizzati alla revisione di un caso. Per quanto riguarda la possibilità di perdono o liberazione per motivi umanitari (come la vecchiaia o lo stato di salute), la Corte ha già concluso che tali fondi non sono coerenti con la frase "prospettiva di rilascio" utilizzata nella sentenza della Grande Camera della Corte di giustizia europea Il caso Kafkaris c. Cipro del 12 febbraio 2008, denuncia n. 21906/04. Il resto delle autorità italiane non ha citato esempi in cui un detenuto che si trovava nella stessa posizione del richiedente avrebbe ottenuto un cambiamento nella procedura per scontare una pena a seguito di un perdono da parte del presidente.

 

(iii) Conclusione. Il regime di punizione applicato al richiedente limitava indebitamente le sue prospettive di rilascio e la possibilità di rivedere il tipo di punizione a lui assegnato. A questo proposito, l'ergastolo non può essere considerato tale da consentire la possibilità di libertà vigilata, il che viola il principio del rispetto della dignità umana inerente alla Convenzione e al suo articolo 3, in particolare (la Corte ha precisato, tuttavia, che questa conclusione non può essere interpretata come dare al richiedente la possibilità di rilascio immediato).

 

DECISIONE

 

Nel caso si è verificata una violazione dei requisiti di cui all'articolo 3 della Convenzione (adottato con sei voti a favore e uno contrario).

 

Applicazione dell'articolo 46 della Convenzione. La natura della violazione indicata indica che le autorità italiane dovrebbero, preferibilmente modificando la legge, riformare l'ergastolo al fine di garantire la possibilità di riesaminare questo tipo di pena e di consentire: (i) alle autorità di determinare se il comportamento del richiedente è cambiato in meglio alla parte durante il periodo in cui ha scontato la pena, tanto che la sua ulteriore privazione della libertà non potrebbe essere ulteriormente giustificata da motivi di natura penale, ii) la persona condannata dovrebbe sapere di aver bisogno per farlo potrebbe essere considerata la possibilità della sua liberazione e quelli che vengono installati per questa condizione. Il divario tra il detenuto e l'ambiente mafioso può manifestarsi non solo attraverso la cooperazione con la giustizia, in quanto è automaticamente previsto dall'attuale legislazione italiana. Tuttavia, la Corte ha chiarito che la possibilità di chiedere la liberazione non priva necessariamente le autorità della possibilità di respingere tale richiesta se la persona condannata continua a costituire un pericolo per la società.

 

COMPENSAZIONE

 

In applicazione dell'articolo 41 della Convenzione. La Corte ha ritenuto che l'accertamento di una violazione della Convenzione costituirebbe di per sé una soddisfazione equa sufficiente.

 

Fonte di pubblicazione: https://espchhelp.ru/blog/3015-marcello-viola-contro-italia-n-2 .

 

 

 

 

 

ECHR judgment of 13 June 2019 in the case of Marcello Viola v. Italy (N 2) (Marcello Viola v. Italy) (N 2) (application N 77633/16).

 

In 2016, the applicant was assisted in preparing the application. Subsequently, the application was communicated by Italy.

 

The case has successfully examined the application about the possibility of parole of a person convicted of participation in the activities of the mafia to "real life imprisonment", only if he cooperates with the justice authorities. The case contained a violation of Article 3 of the Convention for the Protection of Human Rights and Fundamental Freedoms.

 

Circumstances of the case

 

In 1999, the trial court, and in 2002 the appellate court sentenced the applicant to life imprisonment for being a member of the criminal community of the mafia, taking into account the fact that he was its head as an aggravating circumstance. In such cases, the default penalty is “real life imprisonment”. According to Italian law, any possibility of the release of such a convict depends on his cooperation with the judiciary: he must provide important information to prevent the commission of a crime or to simplify the establishment of the facts and identities of criminals (unless this cooperation is impossible or cannot be requested and when the convict has proved the gap any connections with the mafia group).

 

However, the applicant refused any cooperation and explained his refusal by the fact that he considered himself innocent, as well as the fear of persecution of himself or his family members. Accordingly, although as a result of participating in the reintegration program, the applicant already had the right to deduct five years from the term of his potential punishment, in practice he was deprived of this opportunity.

 

Thus, by refusing the applicant to satisfy the requirement of his parole, the court on the application of punishments indicated that the applicant had no cooperation with justice, without going into details of the assessment of the possible successes that the applicant allegedly achieved after his conviction.

 

QUESTIONS OF LAW

 

Application of Article 3 of the Convention (substantive aspect).

 

(i) Prospects for exemption and the possibility of demanding conditional exemption. In the present case, Italian law did not prohibit in absolute terms and automatically the possibility of parole and access to other rights within the framework of the penal system, but linked them to “cooperation with justice”. In connection with the presence of an aggravating circumstance - the leadership of a mafia group for whose participation he was convicted, it could not be recognized that the applicant’s possible cooperation was “impossible” or that he “could not be required” within the meaning of Italian law.

 

Of course, the laws of the respondent state provided the convict with a choice as to whether to cooperate with justice or not. However, the Court doubts the freedom of this choice, as well as the possibility of establishing the equivalence between the lack of cooperation and the social danger of the convict. Lack of cooperation cannot always be a free and voluntary decision and does not necessarily reflect a commitment to “criminal values” and links with a criminal group.

 

Refusal to cooperate may be due to other circumstances or reasons (such as fear of persecution of the convicted person or members of his family) and, conversely, consent to cooperation may result from personal gain. In this case, the alleged equivalence between the lack of cooperation and the irrefutable presumption of public danger does not correspond to the real process of re-educating the applicant.

 

The Court has already established, in the light of Article 5 of the Convention, that the legitimate presumption of a threat to public order can be justified, in particular when it is not absolute, but must be refuted by the presentation of evidence to the contrary. This is all the more true of article 3 of the Convention, the absolute nature of which does not allow exceptions. Nevertheless, to consider cooperation with the authorities as the only possible manifestation of the “dissociation” of the convicted person and his correction means not to take into account other criteria that make it possible to evaluate the success of the convicted person.

 

In the present case, the Italian penal system offered a wide range of gradual possible contacts with society, from work outside the penitentiary institution to parole, with leave permits and temporary release as intermediate stages, the purpose of which was to facilitate the process of social reintegration of the prisoner. However, the applicant was not able to take advantage of these opportunities for social reintegration, although the various information contained in his personal file indicated positive changes in the identity of the applicant and the results of his reintegration process.

 

The identity of the convicted person does not remain unchanged from the moment the crime was committed: it can change during the execution of the sentence, as required by the function of social reintegration. However, in the present case, the lack of “cooperation with justice” implies an irrefutable presumption of a threat to public safety, which deprives the applicant of a real chance of release. Any evidence presented by the applicant that there are no criminal-law reasons justifying his further deprivation of liberty becomes impossible: by establishing the equivalence between the lack of cooperation and the irrefutable presumption of a threat to public safety, the current punishment regime actually connects the danger posed by the person, with the moment of his commission of crimes instead of taking into account the process of social reintegration and possible positive changes knowledge reached by him from the moment of conviction.

 

This irrefutable presumption de facto prevents the competent court from considering the application for parole and finding out if the applicant’s behavior changed for the better during his sentence so much that his further deprivation of liberty was not justified by criminal reasons. The intervention of a judge is limited by the finding of non-compliance with the conditions of cooperation, and the court cannot assess the individual progress of the applicant and his changes in relation to social reintegration.

 

Of course, the crimes for which the applicant was convicted are especially dangerous to society. The reform of the penitentiary regime, of which the punishment regime under consideration is part, was carried out (in 1992) in an atmosphere of urgent need after a very significant event for Italy. At the same time, the fight against the mafia cannot justify the suspension of the provisions of Article 3 of the Convention, which in absolute terms prohibits inhuman and degrading punishment. Otherwise, the function of social reintegration is aimed, ultimately, at preventing relapse and protecting society.

 

(ii) Domestic remedies aimed at reviewing a case. As regards the possibility of a pardon or release for humanitarian reasons (such as old age or a state of health), the Court has already concluded that these funds are not consistent with the phrase “prospect of release” used in the judgment of the Grand Chamber of the European Court of Justice The Kafkaris v. Cyprus case of February 12, 2008, complaint No. 21906/04. The rest of the Italian authorities did not cite examples where a convict who was in the same position as the applicant would have achieved a change in the procedure for serving a sentence as a result of a pardon by the president.

 

(iii) Conclusion. The punishment regime that applied to the applicant unduly limited his prospects for release and the possibility of reviewing the type of punishment assigned to him. In this regard, life imprisonment cannot be considered as allowing the possibility of parole, which violates the principle of respect for human dignity inherent in the Convention and its Article 3, in particular (the Court has specified, however, that this conclusion cannot be interpreted as giving the applicant the possibility of immediate release).

 

RESOLUTION

 

In the case there was a violation of the requirements of Article 3 of the Convention (adopted by six votes in favor and one against).

 

Application of Article 46 of the Convention. The nature of the violation indicated indicates that the Italian authorities should, preferably by changing the law, reform the sentence of life imprisonment in order to guarantee the possibility of reviewing this type of punishment, and allowing: (i) the authorities to determine whether the applicant’s behavior has changed for the better the party during the time that he was serving his sentence so that his further deprivation of liberty could not be further justified by reasons of a criminal law nature, ii) the convicted person knew that he needed to do so could be considered the possibility of his release and what are installed for this condition. The gap of the convict with the mafia environment can manifest itself not only through cooperation with justice, as it is automatically provided for by the current legislation of Italy. However, the Court clarified that the possibility of demanding release does not necessarily deprive the authorities of the opportunity to reject such a request if the convicted person continues to pose a danger to society.

 

COMPENSATION

 

In application of Article 41 of the Convention. The Court held that finding a violation of the Convention would in itself constitute sufficient just satisfaction.

 

Source of publication: https://espchhelp.ru/blog/3014-marcello-viola-v-italy .

 

 

Постановление ЕСПЧ от 11 июня 2019 года по делу "Оздиль и другие против Республики Молдова (Ozdil and Others v. Republic of Moldova)" (жалоба N 42305/18).

 

В 2018 году заявителям была оказана помощь в подготовке жалобы. Впоследствии жалоба была коммуницирована Республике Молдова.

 

По делу успешно рассмотрена жалоба на незаконное перемещение заявителей в государство их происхождения в нарушение требований законодательства Республики Молдова или международного законодательства. По делу было допущено нарушение требований статьи 8 Конвенции о защите прав человека и основных свобод.

 

 

 

ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА

 

 

 

Заявители, граждане Турции, являлись учителями в сети частных школ в Республике Молдова. После публичного заявления властей Турции о том, что указанные школы относились к движению имени Фетуллаха Гюлена (Fetullah Gulen), предположительно ответственного за попытку государственного переворота в Турции в 2016 году, а эти учителя являлись террористами, заявители обратились за предоставлением убежища. До того, как решения по их ходатайствам были приняты, заявителей задержали и выслали тем же утром чартерным авиарейсом в Турцию. Члены семей заявителей позже получили отказы в удовлетворении ходатайств заявителей о предоставлении убежища по причинам, относящимся к национальной безопасности, а также только впоследствии узнали о том, что заявители находились в Турции.

 

 

 

ВОПРОСЫ ПРАВА

 

 

 

(a) Приемлемость жалобы. Заявителей переместили из Республики Молдова в Турцию утром 6 сентября 2018 г. сотрудники секретных служб Республики Молдова и Турции. Власти Республики Молдова не подтвердили, что в указанный период времени заявители были бы уведомлены о каких-либо решениях в отношении них: либо о решениях по ходатайствам о предоставлении им убежища, либо о решениях об их высылке. В связи с этим Европейский Суд не согласился с тем, что при особых обстоятельствах настоящего дела обращение заявителей в суды Республики Молдова можно было бы считать, как утверждали власти Республики Молдова, эффективным внутригосударственным средством правовой защиты, которое следовало использовать заявителям после того, как их переместили в Турцию.

 

(b) Существо жалобы. По поводу соблюдения пункта 1 статьи 5 Конвенции. Составители Конвенции усилили защиту отдельного лица от произвольного лишения свободы путем гарантирования ряда материальных прав, которые были предназначены для минимизации риска произвола с помощью судебного рассмотрения задержания лица и установления ответственности властей за это действие. Хотя расследование преступлений, связанных с терроризмом, несомненно, представляет собой особую проблему для властей государств - участников Конвенции, это не означает, что они располагают полной свободой усмотрения в соответствии со статьей 5 Конвенции задерживать подозреваемых и содержать их под стражей без эффективного контроля со стороны судов государства-ответчика и со стороны контролирующих конвенционных органов как заключительной инстанции, как бы власти государства-ответчика не считали, что имело место преступление, связанное с терроризмом.

 

6 сентября 2018 г. сотрудники секретной службы Республики Молдова выпустили несколько пресс-релизов, подтверждая, что эта службы готовила и провела операцию. Согласно тем же пресс-релизам операция проводилась в сотрудничестве с секретными службами других стран. Власти Республики Молдова не отрицали в своих замечаниях, представленных Европейскому Суду, причастность секретной службы Турции к делу заявителей. По-видимому, власти Республики Молдова умышленно передали заявителей непосредственно властям Турции, а материалы дела также указывали на то, что совместная операция секретных служб Республики Молдова и Турции была подготовлена задолго до 6 сентября 2018 г. Обстоятельства дела также подтверждали тот факт, что оспариваемая операция была спланирована и организована таким образом, чтобы не дать возможности заявителям подготовиться и чтобы они не имели времени и возможности защищаться.

 

Решения по вопросу о предоставлении убежища были датированы 4 и 5 сентября 2018 г. Достоверность этих дат, безусловно, вызывала сомнение, и к этой информации следовало относиться с осторожностью ввиду показаний руководителя Бюро по миграции и убежищу [Министерства внутренних дел] Республики Молдова от 7 сентября 2018 г., поскольку она не знала, что произошло с заявителями, и Бюро не принимало участия в этом процессе.

 

Рассматривая обстоятельства дела в целом и принимая во внимание количество доказательств, подтверждавших одну версию событий, а также оперативность, с которой действовали власти Республики Молдова, Европейский Суд пришел к выводу, что лишение заявителей свободы 6 сентября 2018 г. не было ни законным, ни необходимым по смыслу подпункта "f" пункта 1 статьи 5 Конвенции и являлось произвольным. Лишение заявителей свободы стало незаконным ввиду перемещения лиц с территории властей государства-ответчика в Турцию, поскольку в связи с этим заявителям не обеспечились все гарантии, предусмотренные законодательством Республики Молдова и международным законодательством.

 

 

 

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

 

 

 

По делу было допущено нарушение требований пункта 1 статьи 5 Конвенции (принято единогласно).

 

По поводу соблюдения статьи 8 Конвенции. Заявители законно проживали длительное время в Республике Молдова, работали, создали там семьи, некоторые из заявителей - с гражданками Республики Молдова. Высылка заявителей с территории Республики Молдова лишила их возможности интегрироваться в молдавское общество и существенным образом разрушила их частную и семейную жизнь.

 

Лицо, в отношении которого применяются меры, основанные на национальной безопасности, не должно быть лишено всех гарантий против произвола. У этого лица должна быть, среди прочего, возможность добиться того, чтобы обжалуемая мера была бы рассмотрена независимым и беспристрастным органом государственной власти, уполномоченным рассматривать все соответствующие вопросы фактов и права с целью определить законность применяемой к лицу меры и предотвратить возможное злоупотребление со стороны властей. Любое лицо должно иметь доступ к состязательной процедуре в соответствующем контролирующем органе власти, чтобы представить свою позицию и опровергнуть доводы властей.

 

В законодательстве Республики Молдова содержатся нормы, регулирующие высылку и экстрадицию. Тем не менее заявители были перемещены из страны путем незаконного вывоза в нарушение всех гарантий, предусмотренных законодательством Республики Молдова и международным законодательством. Поскольку это принудительное перемещение, которое привело к радикальному прекращению частных и семейных связей заявителей, не имело достаточно законных оснований, оно не было "предусмотрено законом".

 

В отношении заявителей не было возбуждено дел за совершение каких-либо правонарушений, совершенных на территории Республики Молдова или в другой стране. Помимо указанных выше общих оснований, власти Республики Молдова не сообщили заявителям каких-либо иных подробностей. Европейский Суд особо отмечает тот факт, что суды Республики Молдова отказались рассматривать жалобы заявителей на решения об отказе в предоставлении им убежища и о признании их "нежелательными лицами" исключительно по формальным основаниям. Если бы события развивались иным образом, суды Республики Молдова в любом случае не имели бы возможности рассмотреть реальные мотивы высылки заявителей, поскольку законодательство Республики Молдова не позволяло предоставлять судьям документ секретной службы, послуживший основанием для перемещения заявителей в Турцию.

 

 

 

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

 

 

 

По делу было допущено нарушение требований статьи 8 Конвенции (принято единогласно).

 

 

 

КОМПЕНСАЦИЯ

 

 

 

В порядке применения статьи 41 Конвенции. Европейский Суд присудил каждому из заявителей по 25 000 евро в качестве компенсации морального вреда.

 

 

 

Источник публикации: https://espchhelp.ru/blog/3013-ozdil-i-drugiye-protiv-respubliki-moldova .

 

 

 

 

 

Hotărârea CEDO din 11 iunie 2019 în cauza Ozdil și alții împotriva Republicii Moldova (plângerea nr. 42305/18).

 

În 2018, solicitanții au fost ajutați să pregătească plângerea. Ulterior, plângerea a fost comunicată Republicii Moldova.

 

Cazul a examinat cu succes plângerea privind transferul ilegal de solicitanți în statul lor de origine, cu încălcarea cerințelor legislației Republicii Moldova sau a dreptului internațional. Cazul conținea o încălcare a articolului 8 din Convenția pentru protecția drepturilor omului și a libertăților fundamentale.

 

Circumstanțele cazului

 

Solicitanții, cetățeni turci, erau profesori într-o rețea de școli private din Republica Moldova. În urma unei declarații publice a autorităților turce că aceste școli aparțineau mișcării Fetullah Gulen, care se presupune că a fost responsabil pentru tentativa de lovitură de stat din Turcia în 2016, iar acești profesori erau teroriști, solicitanții au solicitat azil. Înainte de luarea deciziilor privind cererile lor, solicitanții au fost reținuți și trimiși în aceeași dimineață într-un zbor charter către Turcia. Mai târziu, membrii familiei solicitanților au fost refuzați solicitanților de azil din motive legate de securitatea națională și au aflat mai târziu că solicitanții se aflau în Turcia.

 

ÎNTREBĂRI DE DREPT

 

(a) Admisibilitate. Reclamanții au fost mutați din Republica Moldova în Turcia în dimineața zilei de 6 septembrie 2018, de către membrii serviciilor secrete din Republica Moldova și Turcia. Autoritățile Republicii Moldova nu au confirmat faptul că, în perioada indicată, solicitanții ar fi fost notificați cu privire la orice decizie cu privire la acestea: fie decizii privind cererile de azil, fie decizii de expulzare a acestora. În această privință, Curtea nu este de acord că, în circumstanțele speciale ale prezentei cauze, apelul reclamanților la instanțele din Republica Moldova ar putea fi considerat, așa cum a afirmat Guvernul, un remediu intern eficient care ar fi trebuit să fie utilizat de către reclamanți după ce au fost transferați spre Turcia.

 

(b) Fonduri. În ceea ce privește respectarea articolului 5 § 1 din Convenție. Reducerile Convenției au consolidat protecția unei persoane împotriva privării arbitrare de libertate, prin garantarea unui număr de drepturi de fond care au fost concepute pentru a minimiza riscul de arbitraj printr-o revizuire judiciară a detenției unei persoane și stabilirea responsabilității autorităților pentru această acțiune. Deși investigarea infracțiunilor legate de terorism este, fără îndoială, o problemă particulară pentru autoritățile statelor părți la convenție, aceasta nu înseamnă că aceștia au o discreție completă în conformitate cu articolul 5 din Convenție pentru a reține suspecții și a-i reține fără control efectiv de către instanțele de judecată. a statului respondent și a organelor convenției de control ca instanță finală, ca și cum autoritățile statului pârât nu ar considera că a existat o infracțiune legată de terorismul.

 

La 6 septembrie 2018, Serviciul Secret al Republicii Moldova a emis mai multe comunicate de presă care confirmă că acest serviciu pregătea și conduce operațiunea. Conform aceleași comunicate de presă, operațiunea a fost realizată în colaborare cu serviciile secrete din alte țări. Guvernul nu a negat în observațiile sale în fața Curții că serviciul secret turc a fost implicat în cazul reclamanților. Aparent, autoritățile Republicii Moldova au transferat intenționat reclamanții direct autorităților Turciei, iar dosarul a arătat că operațiunea comună a serviciilor secrete din Republica Moldova și Turcia a fost pregătită cu mult înainte de 6 septembrie 2018. Circumstanțele cazului au confirmat și faptul că operațiunea contestată Acesta a fost planificat și organizat astfel încât să împiedice solicitanții să se pregătească și astfel încât să nu aibă timp și ocazie să se apere.

 

Deciziile privind problema azilului au fost datate din 4 și 5 septembrie 2018. Fiabilitatea acestor date era cu siguranță îndoială, iar aceste informații ar trebui tratate cu precauție, având în vedere mărturia șefului Biroului pentru Migrație și Azil al [Ministerului Afacerilor Interne] al Republicii Moldova din 7 septembrie. 2018, pentru că nu știa ce s-a întâmplat cu solicitanții, iar Biroul nu a participat la acest proces.

 

Având în vedere circumstanțele cauzei în ansamblu și luând în considerare cantitatea de probe care confirmă o versiune a evenimentelor, precum și rapiditatea cu care au acționat autoritățile Republicii Moldova, Curtea a concluzionat că privarea de libertăți a reclamanților la 6 septembrie 2018 nu a fost nici legală, nici necesară în sensul articolului 5 paragraful "f" din paragraful 1 al Convenției, a fost arbitrar. Privarea de libertate a solicitanților a devenit ilegală din cauza transferului de persoane de pe teritoriul Guvernului respondent în Turcia, deoarece în legătură cu aceasta, solicitanții nu aveau toate garanțiile prevăzute de legislația Republicii Moldova și legislația internațională.

 

DECIZIE

 

În cazul în care a existat o încălcare a cerințelor articolului 5 alineatul (1) din Convenție (adoptată în unanimitate).

 

În ceea ce privește respectarea articolului 8 din Convenție. Solicitanții au locuit legal timp în Republica Moldova, au lucrat, au creat acolo familii, unii dintre solicitanți cu cetățeni ai Republicii Moldova. Expulzarea solicitanților de pe teritoriul Republicii Moldova i-a lipsit de posibilitatea de a se integra în societatea moldovenească și le-a distrus substanțial viața privată și de familie.

 

O persoană împotriva căreia se aplică măsuri bazate pe securitatea națională nu ar trebui să fie lipsită de toate garanțiile împotriva arbitrarului. Această persoană ar trebui să aibă, printre altele, posibilitatea de a se asigura că măsura reclamată este examinată de o autoritate publică independentă și imparțială autorizată să ia în considerare toate problemele relevante de fapt și de drept, pentru a determina legalitatea măsurii aplicate persoanei și pentru a preveni eventualele abuzuri de către autorități. Orice persoană trebuie să aibă acces la procedura adversă în autoritatea de supraveghere corespunzătoare pentru a-și prezenta poziția și pentru a respinge argumentele autorităților.

 

Legislația Republicii Moldova conține reguli de expulzare și extrădare. Cu toate acestea, solicitanții au fost strămutați din țară prin contrabandă cu încălcarea tuturor garanțiilor prevăzute de legislația Republicii Moldova și de dreptul internațional. Întrucât această deplasare forțată, care a dus la încetarea radicală a legăturilor private și de familie ale reclamanților, nu avea motive legale suficiente, nu a fost „prevăzută de lege”.

 

Nu au fost depuse plângeri împotriva solicitanților pentru infracțiuni comise pe teritoriul Republicii Moldova sau în altă țară. În afară de motivele de mai sus, autoritățile Republicii Moldova nu au furnizat solicitantilor alte detalii. Curtea subliniază faptul că instanțele din Republica Moldova au refuzat să examineze plângerile reclamanților cu privire la deciziile de refuz de a le acorda azil și de a le recunoaște ca „persoane nedorite” doar din motive formale. Dacă evenimentele s-ar fi dezvoltat diferit, instanțele din Republica Moldova nu ar fi putut în niciun caz să ia în considerare motivele reale ale expulzării reclamanților, întrucât legislația Republicii Moldova nu permite judecătorilor să furnizeze un document de serviciu secret care a servit drept bază pentru ca reclamanții să se deplaseze în Turcia.

 

DECIZIE

 

În cazul în care a existat o încălcare a cerințelor articolului 8 din Convenție (adoptată în unanimitate).

 

COMPENSARE

 

În aplicarea articolului 41 din Convenție. Curtea a acordat fiecăruia dintre reclamanți 25.000 EUR cu titlu de daune morale.

 

Sursa publicării: https://espchhelp.ru/blog/3012-ozdil-si-altii-impotriva-republicii-moldova .

 

 

 

 

 

ECHR judgment of 11 June 2019 in the case of Ozdil and Others v. Republic of Moldova (application No. 42305/18).

 

In 2018, the applicants were assisted in preparing the application. Subsequently, the application was communicated to the Republic of Moldova.

 

The case has successfully examined the application about the illegal transfer of applicants to their state of origin in violation of the requirements of the legislation of the Republic of Moldova or international law. The case contained a violation of Article 8 of the Convention for the Protection of Human Rights and Fundamental Freedoms.

 

Circumstances of the case

 

The applicants, Turkish citizens, were teachers in a network of private schools in the Republic of Moldova. Following a public statement by the Turkish authorities that these schools belonged to the Fetullah Gulen movement, allegedly responsible for the coup attempt in Turkey in 2016, and these teachers were terrorists, the applicants applied for asylum. Before decisions on their applications were made, the applicants were detained and sent the same morning on a charter flight to Turkey. The applicants' family members were later denied asylum seekers for reasons related to national security, and only later learned that the applicants were in Turkey.

 

QUESTIONS OF LAW

 

(a) Admissibility. The applicants were relocated from the Republic of Moldova to Turkey on the morning of September 6, 2018, by members of the secret services of the Republic of Moldova and Turkey. The authorities of the Republic of Moldova did not confirm that in the indicated period of time the applicants would have been notified of any decisions concerning them: either decisions on applications for asylum or decisions on their expulsion. In this connection, the Court does not agree that, in the special circumstances of the present case, the applicants ’appeal to the courts of the Republic of Moldova could, according to the Government, be regarded as an effective domestic remedy that should have been used by the applicants after they were transferred to Turkey.

 

(b) Merits. Regarding compliance with Article 5 § 1 of the Convention. The drafters of the Convention strengthened the protection of individuals from arbitrary deprivation of liberty by guaranteeing a number of substantive rights that were designed to minimize the risk of arbitrariness by means of a judicial review of the detention of a person and establishing the responsibility of the authorities for this action. Although the investigation of terrorism-related offenses is undoubtedly a particular problem for the authorities of the States parties to the Convention, this does not mean that they have full discretion in accordance with Article 5 of the Convention to detain suspects and detain them without effective control by the courts of the respondent state and by the controlling convention bodies as a final instance, as if the authorities of the respondent state did not consider that there had been a crime related to terrorism.

 

On September 6, 2018, the Secret Service of the Republic of Moldova issued several press releases confirming that this service was preparing and conducting the operation. According to the same press releases, the operation was carried out in collaboration with the secret services of other countries. The Government did not deny in their observations before the Court that the Turkish Secret Service was involved in the applicants' case. Apparently, the authorities of the Republic of Moldova deliberately transferred the applicants directly to the authorities of Turkey, and the case materials also indicated that the joint operation of the secret services of the Republic of Moldova and Turkey had been prepared well before September 6, 2018. The circumstances of the case also confirmed the fact that the contested operation It was planned and organized in such a way as to prevent the applicants from preparing and so that they did not have the time and opportunity to defend themselves.

 

Decisions on the issue of asylum were dated September 4 and 5, 2018. The reliability of these dates was undoubtedly doubtful, and this information should be treated with caution in view of the testimony of the head of the Bureau of Migration and Asylum of the [Ministry of Internal Affairs] of the Republic of Moldova of September 7 2018, because she did not know what happened to the applicants, and the Bureau did not participate in this process.

 

Considering the circumstances of the case as a whole and taking into account the amount of evidence confirming one version of the events, as well as the speed with which the authorities of the Republic of Moldova acted, the Court concluded that the deprivation of liberties of the applicants on 6 September 2018 was neither legal nor necessary within the meaning of subparagraph "f" of paragraph 1 of Article 5 of the Convention, it was arbitrary. The deprivation of the applicants' liberty became illegal due to the transfer of persons from the territory of the respondent Government to Turkey, because in connection with this the applicants were not provided with all the guarantees provided for by the legislation of the Republic of Moldova and international legislation.

 

RESOLUTION

 

In the case there was a violation of the requirements of paragraph 1 of Article 5 of the Convention (adopted unanimously).

 

Regarding compliance with article 8 of the Convention. The applicants lawfully lived for a long time in the Republic of Moldova, worked, created families there, some of the applicants with citizens of the Republic of Moldova. The expulsion of applicants from the territory of the Republic of Moldova deprived them of the opportunity to integrate into Moldovan society and substantially destroyed their private and family life.

 

A person against whom measures based on national security are applied should not be deprived of all guarantees against arbitrariness. This person should have, among other things, the opportunity to ensure that the measure complained of is examined by an independent and impartial public authority authorized to examine all relevant issues of fact and law in order to determine the lawfulness of the measure applied to the person and prevent possible abuse by the authorities. Any person must have access to the adversarial procedure in the appropriate supervisory authority in order to present their position and refute the arguments of the authorities.

 

The legislation of the Republic of Moldova contains rules governing expulsion and extradition. Nevertheless, the applicants were displaced from the country by smuggling in violation of all guarantees provided for by the legislation of the Republic of Moldova and international law. Since this forced displacement, which led to a radical termination of the applicants' private and family ties, did not have sufficient legal grounds, it was not “prescribed by law”.

 

No complaints were filed against the applicants for any offenses committed on the territory of the Republic of Moldova or in another country. Apart from the above general grounds, the authorities of the Republic of Moldova did not provide the applicants with any other details. The European Court emphasizes the fact that the courts of the Republic of Moldova refused to consider the applicants' complaints about the decisions to refuse to grant them asylum and their recognition as “undesirable persons” solely on formal grounds. If the events had developed differently, the courts of the Republic of Moldova would not have been able in any case to consider the real reasons for the expulsion of the applicants, since the legislation of the Republic of Moldova did not allow the judges to provide a secret service document that served as the basis for the applicants to move to Turkey.

 

RESOLUTION

 

In the case there was a violation of the requirements of Article 8 of the Convention (adopted unanimously).

 

COMPENSATION

 

In application of Article 41 of the Convention. The Court awarded each of the applicants EUR 25,000 in respect of non-pecuniary damage.

 

Source of publication: https://espchhelp.ru/blog/3011-ozdil-and-others-v-republic-of-moldova .