Новости от 02 декабря 2020 года из блога, посвященного практике в Европейском суде по правам человека ЕСПЧ

• 

Обновлено 02.12.2020 07:03

 

Постановление ЕСПЧ от 05 мая 2020 года по делу "Кевеши (Kovesi) против Румынии" (жалоба N 3594/19).

В 2019 году заявительнице была оказана помощь в подготовке жалобы. Впоследствии жалоба была коммуницирована Румынии.

По делу успешно рассмотрена жалоба на отсутствие у главного прокурора возможности эффективно обжаловать преждевременное прекращение срока действия его полномочий, а также то, что досрочное прекращение срока действия мандата заявительницы являлось вмешательством в ее право на свободу выражения мнения. По делу было допущено нарушение требований пункта 1 статьи 6, статьи 10 Конвенции о защите прав человека и основных свобод.

 

ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА

 

В 2013 году заявительница была назначена Президентом Румынии на должность главного прокурора Национального антикоррупционного управления Румынии (DNA) сроком на три года. В 2016 году Высший совет магистратуры Румынии (CSM) (орган, ответственный за решение организационных и дисциплинарных вопросов в судейском сообществе) дал положительное заключение на предложение министра юстиции о продлении срока пребывания заявительницы в указанной должности еще на три года.

В декабре 2016 года в стране прошли парламентские выборы. Были сформированы новые парламентское большинство и правительство страны. В августе 2017 года министр юстиции Румынии объявил о начале реформы судебной системы Румынии. Изменения и сопутствующие законодательные процессы вызвали критику в самой Румынии и за рубежом.

В феврале 2018 года министр юстиции Румынии направил в Высший совет магистратуры Румынии доклад, включая предложение об отстранении заявительницы от должности, ссылаясь на ее публичные высказывания относительно проводимых реформ. Большинством голосов Высший совет магистратуры Румынии не согласился с этим предложением, и Президент Румынии отказался подписать указ об отстранении заявительницы от должности. Премьер-министр подал в Конституционный суд Румынии ходатайство о разрешении конституционного противоречия, вызванного отказом Президента Румынии. Конституционный суд Румынии подтвердил наличие конституционного конфликта и предписал президенту подписать указ об отстранении заявительницы с должности главного прокурора Национального антикоррупционного управления Румынии.

9 июля 2018 г. указом Президента Румынии заявительница была освобождена от занимаемой должности главного прокурора Национального антикоррупционного управления Румынии.

 

ВОПРОСЫ ПРАВА

 

По поводу соблюдения пункта 1 статьи 6 Конвенции. (a) Приемлемость. (i) Существование права. Хотя доступ к осуществляемым заявительницей функциям являлся в принципе привилегией, которая предоставлялась по усмотрению соответствующего представителя власти и не могла быть получена путем исполнения норм права, такой же подход не мог применяться к прекращению рассматриваемых трудовых отношений. Преждевременное отстранение заявительницы от должности оказало существенное влияние на ее личную ситуацию, профессиональное положение и препятствовало заявительнице выполнять определенные обязанности. Таким образом, имел место подлинный и серьезный спор относительно "права", в защиту которого заявительница могла подать жалобу на подлежащих доказыванию основаниях согласно положениям законодательства Румынии, а именно права не быть отстраненной от своей должности, за исключением случаев, специально предусмотренных законом.

(ii) Гражданская природа права. Споры между государством и его гражданскими служащими в принципе относятся к сфере действия статьи 6 Конвенции, за исключением случаев, когда одновременно соблюдаются два взаимодополняющих условия, выработанные Европейским Судом в Постановлении Большой Палаты по делу "Вильхо Эскелинен и другие против Финляндии" (Vilho Eskelinen and Others v. Finland) (от 19 апреля 2007 г., жалоба N 63235/00). Во-первых, в своем национальном законодательстве государство должно прямо исключить доступ к суду для лиц, занимающих определенную государственную должность или для рассматриваемой категории служащих. Во-вторых, данное исключение должно быть оправдано объективными основаниями и отвечать интересам государства.

В законодательстве Румынии не было нормы, которая бы "прямо" лишала заявительницу права на доступ к суду. Наоборот, в нем четко указывалось на право на судебное разбирательство в случаях, касающихся профессиональной деятельности прокуроров. Соответственно, первое условие из выработанных в упомянутом выше Постановлении Большой Палаты Европейского Суда по делу "Вильхо Эскелинен и другие против Финляндии" (Vilho Eskelinen and Others v. Finland) выполнено не было.

Это обстоятельство само по себе являлось достаточным для того, чтобы прийти к выводу о применимости гражданско-правового аспекта пункта 1 статьи 6 Конвенции. Однако в деле заявительницы Европейский Суд счел необходимым продолжить исследование вопроса и рассмотреть второе условие из упомянутого выше Постановления Большой Палаты Европейского Суда по делу "Вильхо Эскелинен и другие против Финляндии" (Vilho Eskelinen and Others v. Finland). В правовой схеме, когда отстранение лица от должности главного прокурора Национального антикоррупционного управления Румынии осуществлялось указом Президента Румынии по предложению министра юстиции с согласия Высшего совета магистратуры Румынии, отсутствие какого-либо судебного контроля за законностью данного решения не могло отвечать интересам государства. Высокопоставленные работники суда должны пользоваться, как и другие граждане страны, защитой от произвола со стороны органов исполнительной власти, и только надзор со стороны независимого судебного органа за законностью решения об отстранении от должности мог сделать осуществление указанного права эффективным. Постановление Конституционного суда Румынии относительно соответствующих компетенций конституционных органов не лишило упомянутые выше рассуждения их уместности. Следовательно, второе условие также не было выполнено.

 

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

 

Жалоба на нарушение статьи 6 Конвенции является приемлемой для рассмотрения по существу.

(b) Существо жалобы. Власти Румынии не оспаривали недостаток судебного контроля в деле заявительницы, но утверждали, что данная ситуация сложилась вследствие неисчерпания заявительницей доступных средств правовой защиты.

Что касается имевшейся у заявительницы возможности обжаловать в суде доклад министра юстиции, которым предлагалось отстранить заявительницу от должности, Конституционный суд Румынии отметил, что этот доклад не мог иметь каких-либо последствий и являлся только предварительным документом, предшествовавшим внесению указа президентом. Более того, даже если предположить, что жалоба заявительницы была бы принята к рассмотрению административными судами, из предоставленных властями Румынии документов было очевидно, что неправительственные организации по всей стране безуспешно пытались использовать это средство правовой защиты, а других примеров административного разбирательства, инициированного в отношении аналогичного документа, представлено не было. Таким образом, в контексте дела заявительницы не было установлено, что жалоба в административные суды на доклад министра юстиции Румынии являлась бы эффективным внутригосударственным средством правовой защиты.

Право обжаловать в суд решения Высшего совета магистратуры Румынии относительно положения и прав прокуроров было прямо предусмотрено законом. Однако поскольку решение Высшего совета магистратуры Румынии было вынесено в пользу заявительницы, она не была заинтересована в его обжаловании.

Что касается указа Президента Румынии об отстранении заявительницы от должности, внутригосударственное законодательство действительно предусматривало общую возможность обжаловать в административных судах любое административное решение, а указ президента являлся административным решением в правовом смысле. Однако приведенные властями Румынии примеры не касались ситуаций, аналогичных случаю заявительницы. Конституционный суд Румынии полагал, что такое рассмотрение было ограничено вопросом о законности президентского указа stricto sensu. Ввиду особых ограничений, установленных Конституционным судом Румынии, жалоба в административный суд была бы эффективной только для оценки внешних признаков законности президентского указа, предполагая, соответственно, только формальное исследование нормативного акта. Подобный подход не являлся бы эффективным средством правовой защиты применительно к сути жалобы заявительницы, а именно к тому факту, что отставка заявительницы являлась незаконным дисциплинарным взысканием в связи с мнением заявительницы, высказанным ею публично в контексте законодательных реформ, которое обусловило бы исследование сути и внутренней законности рассматриваемого президентского указа.

С учетом вышеизложенного заявительница не имела доступного внутригосударственного средства правовой защиты для эффективного обжалования в суде вопроса, который она действительно намеревалась поставить под сомнение: причины отстранения ее от должности главного прокурора. Все возможности судебного рассмотрения были ограничены формальным пересмотром обжалуемого президентского указа, в то время как любое изучение надлежащих причин для отстранения заявительницы от должности, относимости к делу фактов, послуживших основанием для ее отстранения, или существования правовых условий для действительности ее отстранения было специально исключено. Следовательно, степень судебного рассмотрения, доступная заявительнице в обстоятельствах настоящего дела, не могла считаться "достаточной".

Европейский Суд отклонил довод властей Румынии о неисчерпании внутригосударственных средств правовой защиты и пришел к выводу, что власти Румынии нарушили саму суть права заявительницы на доступ к суду вследствие существования специальных ограничений для рассмотрения дела заявительницы, определенных постановлением Конституционного суда Румынии.

 

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

 

По делу было допущено нарушение требований статьи 6 Конвенции (принято единогласно).

По поводу соблюдения статьи 10 Конвенции. Досрочное прекращение срока действия мандата заявительницы являлось вмешательством в ее право на свободу выражения мнения. Не было представлено каких-либо доказательств, которые свидетельствовали бы о том, что обжалуемая мера имела целью защиту принципа верховенства права или любую иную законную цель. Оспариваемая мера явилась следствием предыдущего осуществления заявительницей ее права на свободу выражения мнения. В случаях, когда Европейский Суд устанавливал отсутствие у вмешательства законной цели, он признавал нарушение Конвенции без дальнейшего рассмотрения дела. Однако в обстоятельствах настоящего дела было также целесообразно установить, было ли вмешательство необходимо в демократическом обществе.

Обжалуемое вмешательство было обусловлено мнением и критикой, которые заявительница озвучила публично. Европейский Суд уделил особое внимание занимаемой заявительницей должности, согласно которой в задачи и обязанности заявительницы входило высказывание своего мнения о законодательных реформах, которые, вероятно, оказали бы влияние на судебную власть и на ее независимость, а также, в частности, о борьбе с коррупцией, которую вело возглавляемое заявительницей управление. В позиции и комментариях заявительницы отсутствовали нападки на других членов судейского сообщества, они не содержали критики в отношении действий представителей судебной власти относительно ведущихся судебных разбирательств. Высказывания заявительницы не выходили за пределы простой критики исключительно с профессиональной точки зрения. Следовательно, ее позиция и высказывания, которые явно относились к сфере вопросов, представлявших значительный общественный интерес, требовали повышенной степени защиты для свободы заявительницы на выражение своего мнения и тщательного исследования любого факта вмешательства с сопутствующей крайне незначительной свободой усмотрения, предоставленной властям Румынии.

Хотя заявительница продолжала быть прокурором, она была досрочно отстранена от должности главного прокурора. Указанная отставка и ее причины вряд ли могут быть согласованы с необходимостью особого внимания к характеру судебной функции как независимой ветви государственной власти и к принципу независимости прокуроров, что являлось ключевым элементом для сохранения судебной независимости. В этом контексте отстранение заявительницы нарушало саму цель сохранения независимости судебной власти. Кроме того, досрочное прекращение полномочий являлось крайне строгой санкцией, которая, несомненно, имела "сдерживающий эффект", поскольку она разубеждала не только заявительницу, но и иных прокуроров и судей в необходимости в будущем участвовать в публичных дебатах относительно законодательной реформы, затрагивающей судебную власть, и, в более общем смысле, в отношении вопросов, связанных с независимостью судебной власти.

В заключение необходимо обратить надлежащее внимание на процессуальный аспект статьи 10 Конвенции. В свете рассуждений, позволивших установить нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции в настоящем деле, Европейский Суд решил, что обжалуемое ограничение права заявительницы на свободное выражение своего мнения, предоставленного статьей 10 Конвенции, не сопровождалось эффективными и надлежащими гарантиями против злоупотребления полномочиями.

Отстранение заявительницы от должности главного прокурора Национального антикоррупционного управления Румынии не преследовало законную цель и, более того, не являлось мерой, "необходимой в демократическом обществе", по смыслу указанного положения Конвенции.

 

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

 

По делу было допущено нарушение требований статьи 10 Конвенции (принято единогласно).

 

Источник публикации: https://espchhelp.ru/blog/3531-keveshi-protiv-rumynii .

 

 

 

ECHR decision of 05 may 2020 in the case "Kovesi v. Romania" (aplication N 3594/19).

In 2019, the applicant was assisted in the preparation of the aplication. The aplication was subsequently communicated to Romania.

The case successfully addressed an aplication that the chief Prosecutor was unable to effectively appeal against the premature termination of his term of office, and that the early termination of the applicant's mandate was an interference with her right to freedom of expression. The case violated the requirements of article 6, paragraph 1, and article 10 of the Convention for the protection of human rights and fundamental freedoms.

 

FACTUAL BACKGROUND

 

In 2013, the applicant was appointed by the President of Romania as chief Prosecutor Of the national anti-corruption office of Romania (DNA) for a three-year term. In 2016, the Supreme Council of magistracy of Romania (CSM) (the body responsible for resolving organizational and disciplinary issues in the judicial community) gave a positive opinion on the proposal of the Minister of justice to extend the applicant's term in this position for another three years.

In December 2016, the country held parliamentary elections. A new parliamentary majority and government were formed. In August 2017, the Romanian Minister of justice announced the start of reform of the Romanian judicial system. The changes and related legislative processes have drawn criticism in Romania and abroad.

In February 2018, the Minister of justice of Romania sent a report to the Supreme Council of magistracy of Romania, including a proposal to remove the applicant from office, referring to her public statements regarding the ongoing reforms. By a majority vote, the Supreme Council of magistracy of Romania did not agree to this proposal, and the President of Romania refused to sign a decree removing the applicant from office. The Prime Minister filed a petition to the constitutional court of Romania to resolve the constitutional contradiction caused by the refusal of the President of Romania. The constitutional court of Romania confirmed the existence of a constitutional conflict and ordered the President to sign a decree removing the applicant from the post of chief Prosecutor Of the national anti-corruption Directorate of Romania.

On 9 July 2018, by decree Of the President of Romania, the applicant was dismissed from her post as chief Prosecutor of the national anti-corruption Directorate of Romania.

 

POINT OF LAW

 

Regarding compliance with article 6, paragraph 1, of the Convention. (a) Eligibility. (i) the Existence of a right. Although access to the functions performed by the applicant was in principle a privilege that was granted at the discretion of the relevant authority and could not be obtained by enforcing the law, the same approach could not be applied to the termination of the employment relationship in question. The applicant's premature removal from office had a significant impact on her personal and professional situation and prevented her from performing certain duties. Thus, there was a genuine and serious dispute concerning the "right" for which the applicant could have filed a complaint on provable grounds under the provisions of Romanian law, namely the right not to be removed from office, except in cases specifically provided for by law.

(ii) the Civil nature of the law. Disputes between a state and its civil servants are, in principle, within the scope of article 6 of the Convention, except in cases where two complementary conditions are simultaneously met, as elaborated by the European Court of justice in the Grand Chamber's Decision in Vilho Eskelinen and others V. Finland (19 April 2007, application No. 63235/00). First, in its national legislation, the state should explicitly exclude access to the court for persons holding a certain public office or for the category of employees in question. Secondly, this exception must be justified on objective grounds and meet the interests of the state.

There was no provision in Romanian law that" directly " deprived the applicant of the right to access the court. On the contrary, it clearly referred to the right to trial in cases involving the professional activities of prosecutors. Accordingly, the first condition of the above-mentioned decision of the Grand Chamber of the European Court of justice In the case "Vilho Eskelinen and others V. Finland" (Vilho Eskelinen and Others V. Finland) was not fulfilled.

This in itself was sufficient to conclude that the civil aspect of article 6, paragraph 1, of the Convention was applicable. However, in the applicant's case, the court considered it necessary to continue its investigation of the issue and consider the second condition of the above-mentioned Ruling of the Grand Chamber of the European Court of justice in the case of Vilho Eskelinen and others V. Finland. In the legal scheme, when the removal of a person from the post of chief Prosecutor of the National anti-corruption office of Romania was carried out by decree Of the President of Romania on the proposal of the Minister of justice with the consent of the Supreme Council of magistracy of Romania, the absence of any judicial control over the legality of this decision could not be in the interests of the state. High-ranking officials of the court should enjoy, like other citizens of the country, protection from arbitrariness on the part of the Executive authorities, and only supervision by an independent judicial body over the legality of the decision to remove them from office could make the exercise of this right effective. The decision of the constitutional court of Romania regarding the respective competences of the constitutional bodies did not deprive the above-mentioned arguments of their relevance. Therefore, the second condition was also not met.

 

RESOLUTION

 

The complaint of a violation of article 6 of the Convention is admissible on the merits.

(b) the Substance of the complaint. The Romanian authorities did not dispute the lack of judicial control in the applicant's case, but argued that the situation was due to the applicant's failure to exhaust available remedies.

With regard to the applicant's ability to appeal to the court against the report of the Minister of justice, which proposed to remove the applicant from office, the constitutional court of Romania noted that this report could not have had any consequences and was only a preliminary document that preceded the introduction of the decree by the President. Moreover, even assuming that the applicant's complaint would have been accepted by the administrative courts, it was clear from the documents provided by the Romanian authorities that non-governmental organizations throughout the country had unsuccessfully attempted to use this remedy, and no other examples of administrative proceedings initiated in respect of a similar document were provided. Thus, in the context of the applicant's case, it was not established that a complaint to the administrative courts against the report of the Romanian Minister of justice would have been an effective domestic remedy.

The right to appeal to the court decisions of the Supreme Council of magistracy of Romania regarding the status and rights of prosecutors was expressly provided by law. However, since the decision of the Supreme Council of magistracy of Romania was in favour of the applicant, she was not interested in appealing it.

With regard to the decree of the President of Romania removing the applicant from office, domestic law did provide for a General opportunity to appeal any administrative decision to the administrative courts, and the presidential decree was an administrative decision in the legal sense. However, the examples provided by the Romanian authorities did not relate to situations similar to the applicant's case. The constitutional court of Romania considered that such consideration was limited to the question of the legality of the presidential decree stricto sensu. In view of the special restrictions imposed by the constitutional court of Romania, a complaint to the administrative court would be effective only for assessing the external signs of the legality of the presidential decree, assuming, accordingly, only a formal study of the normative act. Such an approach would not be an effective remedy in respect of the grievance of the applicant, namely to the fact that the dismissal of the applicant was illegal disciplinary penalty in connection with the Complainant expressed it publicly in the context of legislative reforms, which led to study of fact and domestic law under consideration by a presidential decree.

In view of the above, the applicant did not have an available domestic remedy to effectively appeal to the court the issue that she really intended to question: the reasons for her removal from the post of chief Prosecutor. All possibilities for judicial review were limited to a formal review of the contested presidential decree, while any examination of the proper reasons for the applicant's removal from office, the relevance of the facts that gave rise to her removal, or the existence of legal conditions for the validity of her removal was specifically excluded. Consequently, the degree of judicial review available to the applicant in the circumstances of the present case could not be considered "sufficient".

The European Court rejected the Romanian authorities ' argument that domestic remedies had not been exhausted and concluded that the Romanian authorities had violated the very essence of the applicant's right of access to the court due to the existence of special restrictions on the applicant's case as determined by the decision of the constitutional court of Romania.

 

RESOLUTION

 

The case violated the requirements of article 6 of the Convention (adopted unanimously).

Regarding compliance with article 10 of the Convention. The early termination of the applicant's mandate was an interference with her right to freedom of expression. No evidence was provided to show that the measure being appealed was intended to protect the rule of law or any other legitimate purpose. The contested measure was a consequence of the applicant's previous exercise of her right to freedom of expression. In cases where the court found that the interference had no legitimate purpose, it found a violation of the Convention without further consideration of the case. However, in the circumstances of the present case, it was also appropriate to establish whether the intervention was necessary in a democratic society.

The interference complained of was based on the opinion and criticism that the applicant had expressed publicly. The court paid particular attention to the position held by the applicant, according to which the applicant's tasks and responsibilities included expressing her opinion on legislative reforms that were likely to have an impact on the judiciary and its independence, as well as, in particular, on the fight against corruption carried out by the office headed by the applicant. The applicant's position and comments did not contain attacks on other members of the judicial community, nor did they contain criticism of the actions of the judicial authorities in relation to the ongoing legal proceedings. The applicant's statements did not go beyond simple criticism solely from a professional point of view. Consequently, her position and statements, which clearly fell within the scope of matters of significant public interest, required an increased degree of protection for the applicant's freedom of expression and a thorough investigation of any interference, with the accompanying very little discretion granted to the Romanian authorities.

Although the applicant continued to be a Prosecutor, she was prematurely removed from the post of chief Prosecutor. This resignation and its reasons can hardly be reconciled with the need for special attention to the nature of the judicial function as an independent branch of state power and to the principle of independence of prosecutors, which was a key element for maintaining judicial independence. In this context, the applicant's removal violated the very purpose of preserving the independence of the judiciary. In addition, early termination of office was an extremely strict sanction, which undoubtedly had a "deterrent effect", since it dissuaded not only the applicant, but also other prosecutors and judges from participating in public debates in the future on legislative reform affecting the judiciary and, more generally, on issues related to the independence of the judiciary.

Finally, due attention should be paid to the procedural aspect of article 10 of the Convention. In the light of the reasoning that led to the finding of a violation of article 6, paragraph 1, of the Convention in the present case, the court found that the contested restriction on the applicant's right to freedom of expression under article 10 of the Convention was not accompanied by effective and appropriate safeguards against abuse of power.

The removal of the applicant from the post of chief Prosecutor Of the national anti-corruption office of Romania did not pursue a legitimate aim and, moreover, was not a measure "necessary in a democratic society" within the meaning of the said provision of the Convention.

 

RESOLUTION

 

The case was a violation of the requirements of article 10 of the Convention (adopted unanimously).

 

The source of publication: https://espchhelp.ru/blog/3530-kovesi-v-romania .

 

 

 

Hotărârea CEDO din 05 mai 2020 în dosarul "Keveshi (Kovesi) împotriva României" (plîngerea nr. 3594/19)

În 2019, reclamanta a fost ajutată în pregătirea reclamației. Ulterior, plângerea a fost comunicată de România.

În dosar a fost examinată cu succes plângerea privind lipsa procurorului-șef de posibilitatea de a contesta efectiv încetarea prematură a mandatului său, precum și faptul că încetarea anticipată a mandatului reclamantei a fost o intervenție în dreptul ei la libertatea de exprimare. În dosar a fost admisă încălcarea prevederilor art. 1 al articolului 6, Art. 10 al Convenției privind protecția drepturilor omului și libertăților fundamentale.

 

CIRCUMSTANȚELE CAZULUI

 

În 2013, reclamanta a fost numită în funcția de procuror-șef al Direcției Naționale Anticorupție din România (DNA) pe un termen de trei ani. În 2016, Consiliul Superior al Magistraturii din România (CSM) (organul responsabil pentru soluționarea problemelor organizatorice și disciplinare în comunitatea de judecători) a dat aviz pozitiv la propunerea ministrului Justiției de a prelungi mandatul solicitantului în această funcție încă trei ani.

În decembrie 2016, în țară au avut loc alegeri parlamentare. Au fost formate noi majorități parlamentare și Guvernul țării. În august 2017, Ministrul Justiției al României a anunțat începutul reformei sistemului judiciar al României. Modificările și procesele legislative conexe au provocat critici în România și în străinătate.

În februarie 2018, Ministrul Justiției al României a expediat în Consiliul Superior al Magistraturii României un raport, inclusiv propunerea de suspendare a solicitantului din funcție, invocând declarațiile sale publice privind reformele desfășurate. Cu majoritatea voturilor, Consiliul Superior al Magistraturii României nu a fost de acord cu această propunere, iar președintele României a refuzat să semneze decretul de suspendare a solicitantului din funcție. Prim-ministrul a depus la Curtea Constituțională a României o petiție de soluționare a contradicției constituționale, cauzată de refuzul președintelui României. Curtea Constituțională a României a reiterat existența unui conflict constituțional și i-a ordonat președintelui să semneze decretul de suspendare a solicitantului din funcția de procuror-șef al Direcției Naționale Anticorupție din România.

La 9 iulie 2018, prin Decretul Președintelui României, reclamanta a fost eliberată din funcția de procuror-șef al Direcției Naționale Anticorupție din România.

 

PROBLEME DE DREPT

 

Cu privire la respectarea paragrafului 1 al articolului 6 al Convenției. (a) acceptabilitate. (i) existența dreptului. Deși accesul la efectuate viziteze reclamanta funcțiile era, în principiu, un privilegiu, care a fost înmânată la discreția respectiv de reprezentant al puterii și nu a putut fi obținute prin executarea normelor de drept, o astfel de abordare nu ar putea fi aplicate la încetarea considerate a raporturilor de muncă. Suspendarea prematură a solicitantului din funcție a avut un impact semnificativ asupra situației sale personale, a situației profesionale și a împiedicat solicitantul să-și îndeplinească anumite responsabilități. Astfel, a avut loc o dispută veritabilă și serioasă cu privire la" dreptul", în apărarea căreia reclamanta putea depune o plîngere pe temeiurile supuse probei conform prevederilor legislației României, și anume dreptul de a nu fi suspendată din funcție, cu excepția cazurilor prevăzute în mod expres de lege.

(ii) natura civilă a dreptului. Litigiile dintre stat și societatea civilă și funcționarii publici, în principiu, se referă la sfera de acțiune a articolului 6 din Convenție, cu excepția cazurilor, când simultan se respectă două complementare condițiile dezvoltate de Curtea Europeană în Hotărârea marii camere în cauza "Вильхо Эскелинен și alții împotriva Finlandei" (Vilho Eskelinen and Others v. Finland) (19 aprilie 2007, plângerea N 63235/00). În primul rînd, în legislația națională statul trebuie să excludă în mod expres accesul la instanța de judecată pentru persoanele care dețin o anumită funcție de stat sau pentru categoria de funcționari în cauză. În al doilea rând, această excepție trebuie justificată prin motive obiective și să răspundă intereselor statului.

În legislația României nu era o normă care să" priveze direct " solicitantul de dreptul de a accesa instanța de judecată. Dimpotrivă, acesta a indicat în mod clar dreptul la un proces în cazurile ce țin de activitatea profesională a procurorilor. Respectiv, prima condiție din cele elaborate în Hotărârea de mai sus a Curții mari a Curții Europene în cazul "Vilho Eskelinen și alții împotriva Finlandei" (Vilho Eskelinen and Others v. Finland)nu a fost îndeplinită.

Această circumstanță în sine a fost suficientă pentru a ajunge la concluzia aplicabilității aspectului juridic civil al articolului 1 din articolul 6 al Convenției. Cu toate acestea, în fapt reclamantei, Curtea Europeană a considerat necesar de a continua cercetarea problemei și să ia în considerare a doua condiție din cele menționate mai sus Hotărârii marii camere a Curții Europene de justiție în cazul "Вильхо Эскелинен și alții împotriva Finlandei" (Vilho Eskelinen and Others v. Finland). Juridice schema, când înlăturarea persoanei din funcție a procurorului șef Național anticorupție, de gestionare a României s-a efectuat prin decret al Președintelui României, la propunerea ministrului justiției, cu acordul consiliului Superior al magistraturii din România, absența oricărui control judiciar asupra legalității acestei decizii nu a putut să răspundă intereselor statului. Înalți angajații curții ar trebui să se bucure, ca și alți cetățeni ai țării, protecție împotriva abuzurilor din partea organelor puterii executive, și numai supravegherea independentă de organ judiciar asupra legalității deciziei de destituire din funcție a putut face punerea în aplicare a acestui drept este eficient. Hotărîrea Curții Constituționale a României privind competențele respective ale organelor constituționale nu a lipsit raționamentul de mai sus al relevanței acestora. Prin urmare, a doua condiție nu a fost, de asemenea, îndeplinită.

 

Hotărâre

 

Plângerea privind încălcarea articolului 6 din Convenție este acceptabilă pentru examinare în fond.

(b) creatura plângerii. Autoritățile române nu au contestat lipsa controlului judiciar în dosarul solicitantului, dar au susținut că această situație s-a produs din cauza inepuizării de către solicitantă a mijloacelor de protecție disponibile.

În ceea ce privește disponibila de la reclamantă de posibilitatea de a ataca în instanță raportul ministrului de justiție, care a propus să suspende reclamanta din funcție, curtea Constituțională a României a menționat că acest raport nu a putut avea nici un impact, și a fost doar preliminare document, cei ce au fost modificare a decretului de către președinte. Mai mult, chiar dacă presupunem că plângerea reclamantei ar fi fost acceptată spre examinare de către judecătoriile administrative, dintre acordate de către autoritățile din România documentelor a fost evident că ong-urile din întreaga țară au încercat fără succes să folosească acest instrument de protecție juridică și alte exemple de proceduri administrative inițiate în privința documentelor similare, nu a fost prezentată. Astfel, în contextul dosarului reclamantei, nu s-a constatat că plîngerea în instanțele administrative asupra raportului ministrului Justiției al României ar fi un mijloc eficient de protecție intracuvernamentală.

Dreptul de a contesta în instanța de judecată decizia Consiliului Superior al Magistraturii României privind prevederile și drepturile procurorilor a fost prevăzută în mod expres de lege. Cu toate acestea, deoarece decizia Consiliului Superior al Magistraturii din România a fost pronunțată în favoarea solicitantului, ea nu a fost interesată de Contestarea acestuia.

În ceea ce privește Decretul Președintelui României privind suspendarea solicitantului din funcție, legislația internă prevedea cu adevărat posibilitatea comună de a contesta în instanțele administrative orice decizie administrativă, iar decretul președintelui era o decizie administrativă în sensul juridic. Însă exemplele date de autoritățile române nu au vizat situații similare cu cazul solicitantului. Curtea Constituțională a României a crezut că o astfel de examinare a fost limitată la problema legalității Decretului prezidențial stricto sensu. Având în vedere restricțiile speciale stabilite de Curtea Constituțională a României, plângerea la Curtea Administrativă ar fi eficientă doar pentru evaluarea semnelor externe ale legalității Decretului prezidențial, presupunând, respectiv, doar un studiu formal al actului normativ. O astfel de abordare nu ar fi fost un remediu eficient aplicate fapt plângerile reclamantei, și anume la faptul că demisia reclamantului a fost ilegală disciplinare perceperea în legătură cu opinia reclamantei, exprimate de acesta în mod public, în contextul reformelor legislative, care a determinat-ar cercetare a esenței interne și legalității în considerare decretului prezidențial.

Având în vedere cele de mai sus, solicitantul nu a avut un remediu intern disponibil pentru a contesta în mod eficient în instanța de judecată problema pe care ea intenționa cu adevărat să o pună la îndoială: motivele suspendării acesteia din funcția de procuror-șef. Toate posibilitățile de judecată au fost limitate formale revizuirea atacate decretului prezidențial, în timp ce orice cercetare adecvate motive pentru excluderea reclamantei din funcție, pertinența la dosar de fapte care au servit drept temei pentru suspendare, sau existența condițiilor legale pentru realitate ei recuzarea a fost în mod expres este exclusă. Prin urmare, gradul de examinare judiciară disponibil solicitantului în circumstanțele prezentului caz nu a putut fi considerat "suficient".

Curtea europeană a respins argumentul autorităților din România cu privire la неисчерпании interne de atac și a ajuns la concluzia că autoritățile române au încălcat esența dreptului reclamantei de acces la o instanță ca urmare a existenței restricții speciale pentru judecarea cauzei reclamantei, stabilite prin hotărîre a curții Constituționale a României.

 

Hotărâre

 

În dosarul a fost admisă încălcarea cerințelor articolului 6 din Convenție (adoptată în unanimitate).

Cu privire la respectarea articolului 10 din Convenție. Încetarea anticipată a mandatului solicitantului a fost o intervenție în dreptul ei la libertatea de exprimare. Nu au fost prezentate dovezi care să ateste că măsura contestată a avut ca scop protejarea principiului supremației dreptului sau a oricărui alt scop legal. Măsura contestată a fost rezultatul implementării anterioare a solicitantului dreptului ei la libertatea de exprimare. În cazurile în care Curtea Europeană de Justiție a stabilit lipsa de implicare a unui scop legitim, el a recunoscut încălcarea convenției fără a examina în continuare cazul. Cu toate acestea, în circumstanțele prezentului caz, a fost, de asemenea, recomandabil să se stabilească dacă intervenția a fost necesară într-o societate democratică.

Intervenția contestată a fost condiționată de opinia și criticile pe care reclamanta le-a exprimat public. Curtea europeană a acordat o atenție deosebită este deținută viziteze reclamanta post, conform căreia în sarcinile și responsabilitățile reclamantei includea exprimarea opiniilor cu privire la reformele legislative, care, probabil, ar fi avut un impact asupra puterea judecătorească și pe independența ei, precum și, în special, despre lupta cu corupția, pe care a condus viziteze reclamanta management. În pozițiile și comentariile reclamantei nu au fost atacate de alți membri ai comunității de judecători, ei nu conțineau critici cu privire la acțiunile reprezentanților puterii judecătorești în ceea ce privește litigiile în curs de desfășurare. Declarațiile solicitantului nu au depășit critica simplă exclusiv din punct de vedere profesional. Prin urmare, poziția sa și de exprimare, care în mod explicit se refereau la domeniul de întrebări, care reprezintă semnificative de interes public, au cerut a crescut gradul de protecție pentru libertate a reclamantei la libertatea de exprimare și o cercetare atentă a oricărui fapt de intervenție, cu însoțitor este extrem de mică marjă de apreciere acordată autorităților române.

Deși reclamanta a continuat să fie procuror, ea a fost suspendată anticipat din funcția de procuror-șef. Demisia menționată și cauzele acesteia nu pot fi convenite cu necesitatea unei atenții deosebite față de caracterul funcției judiciare ca ramură independentă a puterii de stat și față de principiul independenței procurorilor, care a fost un element-cheie pentru menținerea independenței judiciare. În acest context, suspendarea reclamantei a încălcat însăși scopul menținerii independenței puterii judecătorești. În plus, încetarea înainte de termen a împuternicirilor era extrem de stricte de sancțiune, care, fără îndoială, a avut un "efect de descurajare", deoarece ea разубеждала nu doar reclamanta, dar și a altor procurori și judecători în nevoie în viitor de a participa la dezbateri publice privind reformei legislative, care afectează puterea judecătorească, și, într-un sens mai general, în ceea ce privește problemele legate de independența puterii judecătorești.

În concluzie, este necesar să se acorde o atenție adecvată aspectului procedural al articolului 10 al Convenției. În lumina raționamentului, care de a stabili o încălcare a paragrafului 1 al articolului 6 din Convenție în prezenta cauză, Curtea Europeană a decis că reclamat limitarea dreptului reclamantei la libertatea de exprimare oferită de articolul 10 al Convenției, nu a fost însoțită de eficiente și adecvate de garanții împotriva abuzului de putere.

Suspendarea solicitantului din funcția de procuror-șef al Direcției Naționale Anticorupție din România nu a urmărit un scop legitim și, mai mult, nu a fost o măsură "necesară într-o societate democratică", în sensul acestei prevederi a Convenției.

 

Hotărâre

 

În dosar a fost admisă încălcarea cerințelor articolului 10 al Convenției (adoptată în unanimitate).

 

Sursa publicării: https://espchhelp.ru/blog/3529-keveshi-impotriva-romaniei .

 

 

Постановление ЕСПЧ от 28 апреля 2020 года по делу "Телевизионная компания ZRT (ATV ZRT) против Венгрии" (жалоба N 61178/14).

 

В 2014 году компании-заявительнице была оказана помощь в подготовке жалобы. Впоследствии жалоба была коммуницирована Венгрии.

 

По делу успешно рассмотрена жалоба на запрет телевизионной компании называть политическую партию "ультраправой", установленный на основании применения законодательного запрета высказывать ведущему новостей какие-либо мнения. По делу допущено нарушение требований статьи 10 Конвенции о защите прав человека и основных свобод.

 

 

 

ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА

 

 

 

Статья 12 Закона "О средствах массовой информации" запрещала ведущему новостей озвучивать какое-либо "мнение". Компания-заявительница владела телевизионным каналом, который был признан нарушителем указанного закона, поскольку в новостной программе ведущий допустил описание политической партии "Йоббик" (Jobbik) как "ультраправой". Повторять высказывание было запрещено. Компания-заявительница безуспешно обжаловала это обстоятельство, утверждая, что понятие "ультраправый" широко использовалось по отношению к партии "Йоббик", что такое определение было обоснованно политической и социальной наукой и что оно отражало позицию партии в парламенте страны.

 

 

 

ВОПРОСЫ ПРАВА

 

 

 

По поводу соблюдения статьи 10 Конвенции. Важный вопрос в настоящем деле заключался не в том, была ли статья 12 Закона "О средствах массовой информации" в принципе достаточно предвидимой, в частности, относительно использования понятия "мнение", а в том, знала ли компания-заявительница или должна была знать, озвучивая высказывание, содержащее определение "ультраправый", что в сложившихся обстоятельствах это выражение будет являться "мнением".

 

Вопрос о том, можно ли было от судов Венгрии ожидать примененного в деле похода, тесно связан с вопросом о том, было ли в демократическом обществе необходимо запрещать употребление определение "ультраправый" в новостных программах при обстоятельствах дела и в свете законной цели, которую преследовало такое ограничение.

 

Понятие "мнение" в статье 12 Закона "О средствах массовой информации", по-видимому, являлось слишком расплывчатым, распространяясь на все виды определений. Ввиду недостаточно точных формулировок в законодательстве суды Венгрии должны были обеспечить, чтобы обжалуемая норма касалась только выражений, которые могли негативно повлиять на сбалансированные и беспристрастные высказывания по вопросам, представляющим общественный интерес, и к которым можно было применить ограничения, подлежащие обжалованию, и чтобы норма не превратилась в инструмент подавления права на свободу высказываний, охватывающей деятельность и идеи, защищаемые статьей 10 Конвенции.

 

В ходе рассмотрения дела суды Венгрии предлагали различные способы анализа для принятия решения о природе обжалуемого понятия. Власти Венгрии также не продемонстрировали наличие сложившейся судебной практики. Подобная ситуация ставит под сомнение вопрос о том, можно ли было разумно ожидать толкования нормы, как оно было сформулировано вышестоящими судами Венгрии в деле компании-заявительницы, а именно, что высказывание, содержавшее определение "ультраправый" являлось мнением.

 

Что более важно, не было какого-либо указания на то, что суды Венгрии, оценивая характер обжалуемого понятия, попытались бы установить, должно ли было законодательство способствовать уравновешенной передаче новостной информации. Хотя Конституционный суд Венгрии сослался на право общественности на получение фактической и непредвзятой информации, принимая данное решение, он просто отметил, что на общественное мнение можно повлиять, используя какое-либо определение, не продемонстрировав при этом, было ли способно рассматриваемое понятие при обстоятельствах настоящего дела повредить уравновешенной подаче материала, представлявшего общественный интерес.

 

Европейский Суд признал обоснованным более общий довод компании-заявительницы, изложенный в судах Венгрии, о том, что в сообщениях о политических партиях часто использовались определения (партия "зеленых", консервативная партия и так далее), которые просто указывали на политические цели партий и их программы и не являлись мнением или оценочным суждением относительно партий, способным вызвать у аудитории предвзятое отношение.

 

Компания-заявительница также ссылалась на фактические обстоятельства дела, а именно на то, что обжалуемое определение было употреблено в связи с демонстрацией, проведение которой было спровоцировано антисемитским высказыванием члена партии "Йоббик". При таких обстоятельствах Европейский Суд установил, что указанные фактические обстоятельства были важны для утверждения о том, что определение "ультраправый" не касалось оценки чьего-либо поведения применительно к его моральным качествам или личным мнениям оратора, а положения партии в политической сфере в целом и в парламенте страны, в частности. Однако суды Венгрии не изучили обстоятельства, сопровождавшие изложение информации, которая являлась предметом жалобы. Вместо этого Конституционный суд Венгрии постановил, что положения Закона "О средствах массовой информации" не требовали, чтобы мнение имело фактическое обоснование, таким образом, явно посчитав несущественными любые защитные доводы компании-заявительницы, основанные на истинности и фактической точности использованного определения.

 

Принимая во внимание различные подходы судов Венгрии к выявлению отличий фактов от личного мнения, к целям соответствующих положений Закона "О средствах массовой информации" и к обстоятельствам дела, компания-заявительница не могла предвидеть, что определение "ультраправый" будет истолковано как мнение. Кроме того, компания-заявительница не могла предвидеть, что запрет использовать указанное определение в телевизионной программе будет необходим для защиты непредвзятого характера изложения новостей. Следовательно, ограничение, примененное к компании-заявительнице при использовании обжалуемого определения являлось непропорциональным вмешательством в право компании на выражение своего мнения.

 

 

 

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

 

 

 

По делу было допущено нарушение требований статьи 10 Конвенции (принято единогласно).

 

 

 

КОМПЕНСАЦИЯ

 

 

 

В порядке применения статьи 41 Конвенции. Европейский Суд постановил, что установление факта нарушения Конвенции само по себе будет являться достаточной справедливой компенсацией морального вреда.

 

 

 

Источник публикации: https://espchhelp.ru/blog/3528-televizionnaya-kompaniya-zrt-atv-zrt-protiv-vengrii .

 

 

 

 

 

ECHR decision of 28 April 2020 in the case "ZRT Television company (ATV ZRT) V. Hungary" (aplication N 61178/14).

 

in 2014, the applicant company was assisted in preparing the aplication. The aplication was subsequently communicated to Hungary.

 

The case successfully considered an aplication against the ban on a TV company calling a political party "ultra-right", established on the basis of the application of a legislative ban on expressing any opinions to a news anchor. The case violated the requirements of article 10 of the Convention for the protection of human rights and fundamental freedoms.

 

 

 

FACTUAL BACKGROUND

 

 

 

Article 12 Of the law" on mass media "prohibited a news anchor from voicing any "opinion". The applicant company owned a television channel that was found to be in violation of the said law, since the news program allowed the host to describe the political party Jobbik as "far-right". It was forbidden to repeat the statement. The applicant company unsuccessfully appealed against this circumstance, claiming that the term "far-right" was widely used in relation to the Jobbik party, that such a definition was justified by political and social science, and that it reflected the party's position in the country's Parliament.

 

 

 

POINT OF LAW

 

 

 

Regarding compliance with article 10 of the Convention. The important question in the present case was not whether article 12 Of the law " on mass media "was in principle sufficiently prescient, in particular with regard to the use of the term" opinion", but whether the applicant company knew or should have known, when voicing a statement containing the definition of" ultra-right", that in the circumstances this expression would constitute"opinion".

 

The question of whether the Hungarian courts could have been expected to apply the campaign in the case is closely related to the question of whether, in a democratic society, it was necessary to prohibit the use of the term "ultra-right" in news programs in the circumstances of the case and in light of the legitimate purpose of such a restriction.

 

The concept of "opinion" in article 12 of the Law "on mass media" seems to have been too vague, extending to all types of definitions. In view of the insufficiently precise wording of the legislation, the Hungarian courts had to ensure that the contested norm only concerned expressions that could negatively affect balanced and impartial statements on issues of public interest and that could be subject to restrictions that could be appealed, and that the norm did not become an instrument for suppressing the right to freedom of expression, which covered activities and ideas protected by article 10 of the Convention.

 

In the course of the case, the Hungarian courts offered various methods of analysis for deciding on the nature of the concept under appeal. The Hungarian authorities also failed to demonstrate the existence of established judicial practice. This situation calls into question whether the interpretation of the rule as formulated by the higher courts of Hungary in the applicant company case could reasonably be expected, namely that the statement containing the definition of "ultra-right" was an opinion.

 

More importantly, there was no indication that the Hungarian courts, in assessing the nature of the contested concept, would have tried to determine whether the legislation should have promoted a balanced transmission of news information. Although the Hungarian constitutional court referred to the right of the public to receive factual and unbiased information in making this decision, it simply noted that public opinion could be influenced by using a definition without demonstrating whether the concept in question, in the circumstances of the present case, was capable of impairing the balanced presentation of material of public interest.

 

The European Court of justice accepted the applicant company's more General argument, presented in the Hungarian courts, that political party communications often used definitions (green party, conservative party, etc.) that simply indicated the political goals of the parties and their programs and were not an opinion or value judgment about the parties that could cause the audience to be biased.

 

The applicant company also referred to the factual circumstances of the case, namely that the contested definition was used in connection with a demonstration that was provoked by an anti-Semitic statement made by a member of the Jobbik party. In these circumstances, the court found that these factual circumstances were important for the claim that the definition of "ultra-right" did not concern the assessment of someone's behavior in relation to their moral qualities or personal opinions of the speaker, but rather the party's position in the political sphere in General and in the country's Parliament in particular. However, the Hungarian courts did not examine the circumstances surrounding the presentation of the information that was the subject of the complaint. Instead, the constitutional court of Hungary held that the provisions Of the law on mass media did not require that the opinion had a factual basis, thus clearly deeming irrelevant any defence arguments of the applicant company based on the truth and factual accuracy of the definition used.

 

Taking into account the different approaches of the Hungarian courts to identifying differences between facts and personal opinion, the purposes of the relevant provisions Of the law on mass media, and the circumstances of the case, the applicant company could not have foreseen that the definition of "ultra-right" would be interpreted as an opinion. Furthermore, the applicant company could not have foreseen that a ban on the use of the definition in a television programme would be necessary to protect the unbiased nature of the news presentation. Consequently, the restriction applied to the applicant company when using the contested definition was a disproportionate interference with the company's right to Express its opinion.

 

 

 

RESOLUTION

 

 

 

The case violated the requirements of article 10 of the Convention (adopted unanimously).

 

 

 

COMPENSATION

 

 

 

In the application of article 41 of the Convention. The European Court of justice held that the finding of a violation of the Convention would in itself constitute sufficient just compensation for non-pecuniary damage.

 

 

 

The source of publication: https://espchhelp.ru/blog/3527-zrt-television-company-atv-zrt-v-hungary .

 

 

 

 

 

A 2020.április 28-i EBHT határozat a "ZRT. televíziós társaság (ATV ZRT.) kontra Magyarország ügyben" (N 61178/14. sz. panasz).

 

2014-ben a felperes társaság segített a panasz elkészítésében. A panaszt ezt követően közölték Magyarországgal.

 

Az ügy sikeresen vett panaszt a tilalom egy TV társaság hív egy politikai párt "ultra-igaza van", letelepedett alapján a kérelem a jogszabályi tilalom kifejező olyan vélemények, hogy egy hírolvasó. Az ügy megsértette az Emberi Jogok és alapvető szabadságok védelméről szóló Egyezmény 10.cikkének követelményeit.

 

 

 

TÉNYBELI HÁTTÉR

 

 

 

A" tömegmédiáról "szóló törvény 12.cikke megtiltotta a hírolvasónak, hogy bármilyen "véleményt"mondjon. A pályázó cég egy televíziós csatorna tulajdonosa volt, amelyről kiderült, hogy megsérti az említett törvényt, mivel a hírműsor lehetővé tette a házigazda számára, hogy a Jobbik politikai pártját "szélsőjobboldalinak"írja le. Tilos volt megismételni a nyilatkozatot. A felperes cég sikertelenül fellebbezett ez ellen a körülmény ellen, azt állítva, hogy a "szélsőjobboldali" kifejezést széles körben használták a Jobbik párthoz képest, hogy ezt a meghatározást a politikai és társadalomtudomány indokolta, és ez tükrözte a párt álláspontját az ország parlamentjében.

 

 

 

JOGI PONT

 

 

 

Az Egyezmény 10.cikkének való megfelelés tekintetében. A fontos kérdés a jelen esetben nem volt-e a 12. cikk a törvény " a média "volt elvileg kellően előrelátó, különös tekintettel a használja a kifejezést, hogy" vélemény", hanem az, hogy a kérelmező cég tudott vagy tudnia kellett volna, amikor egy hangot tartalmazó nyilatkozat meghatározása" ultra-jobb", hogy az adott körülmények között ez a kifejezés minősülne"vélemény".

 

Az a kérdés, hogy a magyar bíróságoktól elvárható-e a kampány alkalmazása az ügyben, szorosan összefügg azzal a kérdéssel, hogy egy demokratikus társadalomban szükség volt-e az "ultra-jobb" kifejezés használatának megtiltására a hírműsorokban az eset körülményei között, valamint az ilyen korlátozás legitim céljának fényében.

 

A "vélemény" fogalma a "tömegtájékoztatásról" szóló törvény 12.cikkében túlságosan homályosnak tűnik, amely minden típusú meghatározásra kiterjed. Tekintettel a jogszabály nem kellően pontos megfogalmazására, a magyar bíróságoknak biztosítaniuk kellett, hogy a vitatott norma csak olyan kifejezésekre vonatkozzon, amelyek negatívan befolyásolhatják a közérdekű kérdésekről szóló kiegyensúlyozott és pártatlan nyilatkozatokat, és amelyek ellen fellebbezni lehet, valamint hogy a norma nem vált a szólásszabadsághoz való jog elnyomásának eszközévé, amely az Egyezmény 10.cikke által védett tevékenységekre és ötletekre terjedt ki.

 

Az ügy során a magyar bíróságok különböző elemzési módszereket ajánlottak fel a megtámadott koncepció jellegének eldöntésére. A magyar hatóságok a kialakult bírói gyakorlat meglétét sem tudták igazolni. Ez a helyzet megkérdőjelezi, hogy a Magyarország felsőbb bíróságai által a felperes társaság esetében megfogalmazott szabály értelmezése ésszerűen elvárható-e, nevezetesen, hogy az "ultra-jobb" fogalommeghatározást tartalmazó nyilatkozat vélemény volt.

 

Ennél is fontosabb, hogy nem volt jele annak, hogy a magyar bíróságok a vitatott koncepció természetének megítélésekor megpróbálták volna meghatározni, hogy a jogszabályoknak elő kellett volna-e mozdítaniuk a híradós információk kiegyensúlyozott továbbítását. Bár a magyar Alkotmánybíróság hivatkozott a közvélemény azon jogára, hogy tényszerű és elfogulatlan információkat kapjon a döntés meghozatalakor, egyszerűen megjegyezte, hogy a közvéleményt egy meghatározás alkalmazásával lehet befolyásolni anélkül, hogy bizonyítaná, hogy a szóban forgó fogalom a jelen eset körülményei között képes-e a közérdek anyagának kiegyensúlyozott bemutatására.

 

Az Európai Bíróság elfogadta a felperes cég magyar bíróságokon bemutatott általánosabb érvelését, miszerint a politikai pártkommunikáció gyakran használt definíciókat (Zöld Párt, konzervatív párt stb.) ez egyszerűen a pártok politikai céljait és programjait jelezte, és nem volt olyan vélemény vagy értékítélet a pártokkal kapcsolatban, amely a közönség elfogultságát okozhatta volna.

 

A felperes társaság utalt az ügy ténybeli körülményeire is, nevezetesen arra, hogy a vitatott meghatározást a Jobbik egyik tagja antiszemita kijelentése által kiváltott demonstrációval összefüggésben használták fel. Ilyen körülmények között a bíróság megállapította, hogy ezek a ténybeli körülmények fontosak annak az állításnak a szempontjából, hogy az "ultra-jobb" meghatározása nem érinti valaki viselkedésének értékelését a hangszóró erkölcsi tulajdonságaival vagy személyes véleményeivel kapcsolatban, hanem inkább a párt álláspontját a politikai szférában általában és különösen az ország parlamentjében. A magyar bíróságok azonban nem vizsgálták a panasz tárgyát képező információk bemutatásának körülményeit. A magyar Alkotmánybíróság ehelyett úgy ítélte meg, hogy a tömegtájékoztatásról szóló törvény rendelkezései nem írják elő, hogy a véleménynek tényszerű alapja legyen, így egyértelműen lényegtelennek tartja a felperes társaság által az alkalmazott meghatározás igazságára és tényszerű pontosságára alapozott védelmi érveket.

 

Figyelembe véve a magyar bíróságok eltérő megközelítéseit a tények és a személyes vélemény közötti különbségek azonosítására, a tömegtájékoztatási törvény vonatkozó rendelkezéseinek céljaira, valamint az ügy körülményeire, a felperes társaság nem láthatta volna előre, hogy az "ultra-jog" fogalmát véleményként értelmezik. A felperes társaság továbbá nem láthatta volna előre, hogy a meghatározás televíziós műsorokban történő használatának tilalma szükséges lenne a hírbemutató elfogulatlan jellegének védelme érdekében. Következésképpen a megkereső vállalatra a vitatott meghatározás alkalmazása során alkalmazott korlátozás aránytalanul befolyásolta a vállalat véleménynyilvánítási jogát.

 

 

 

Felbontás

 

 

 

Az ügy megsértette az Egyezmény 10.cikkének (egyhangúlag elfogadott) követelményeit.

 

 

 

KÁRTÉRÍTÉS

 

 

 

Az Egyezmény 41.cikkének alkalmazásában. Az Európai Bíróság úgy ítélte meg, hogy az Egyezmény megsértésének megállapítása önmagában elegendő csupán a nem vagyoni kár megtérítésére.

 

 

 

A kiadvány forrása: https://espchhelp.ru/blog/3526-zrt-telev-zi-s-t-rsas-g-atv-zrt-kontra-magyarorsz-g-gyben .

 

 

Постановление ЕСПЧ от 02 апреля 2020 года по делу "Кухалашвили и другие (Kukhalashvili and Others) против Грузии" (жалобы N 8938/07 и 41897/07).

 

В 2007 году заявителям была оказана помощь в подготовке жалоб. Впоследствии жалобы были объединены и коммуницированы Грузии.

 

По делу успешно рассмотрены жалобы на неизбирательное и чрезмерное применение летальной силы в ходе операции по подавлению беспорядков в следственном изоляторе, проводимой неконтролируемым и неорганизованным способом без четкого приказа сверху. По делу допущено нарушение требований статьи 2 Конвенции о защите прав человека и основных свобод.

 

 

 

ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА

 

 

 

В 2006 году в следственном изоляторе в г. Тбилиси была проведена операция по подавлению беспорядков, в ходе которой семеро заключенных, включая членов семей заявителей, были убиты сотрудниками сил безопасности. Десятки других заключенных получили серьезные ранения.

 

 

 

ВОПРОСЫ ПРАВА

 

 

 

По поводу соблюдения статьи 2 Конвенции (процессуально-правовой аспект). Расследование по факту применения силы сотрудниками правоохранительных органов было начато с трехмесячным запозданием тем же подразделением Министерства юстиции Грузии, которое приказало начать штурм следственного изолятора и непосредственно руководило подразделением, подавлявшим беспорядки в данном изоляторе. В ходе расследования не был рассмотрен вопрос о порядке планирования операции по подавлению беспорядков в следственном изоляторе или о применении огня на поражение или физической силы. Кроме того, как явно следует из показаний старших сотрудников органов прокуратуры, органы государственной власти изначально были настроены на то, чтобы игнорировать любые нарушения со стороны сотрудников правоохранительных органов. Следовательно, расследование не было ни независимым, ни беспристрастным. Участие близких родственников погибших в расследовании и общественный контроль за следствием фактически не осуществлялись. В заключение, расследование так и не пришло к каким-либо конкретным выводам. Периоды бездействия в ходе осуществления расследования были недопустимыми. С учетом вышеизложенного расследование по настоящему делу не было эффективным.

 

 

 

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

 

 

 

По делу было допущено нарушение требований статьи 2 Конвенции (процессуально-правовой аспект) (принято единогласно).

 

По поводу соблюдения статьи 2 Конвенции (материально-правовой аспект).

 

(a) Методология проверки, осуществляемой Европейским Судом. Судам Грузии не была предоставлена возможность установить соответствующие фактические обстоятельства, поскольку производство по делу о предполагаемом злоупотреблении полномочиями со стороны представителей органов государственной власти в ходе операции по подавлению беспорядков все еще не было завершено. В отношении данного обстоятельства не проводилась и парламентская проверка, хотя такой масштабный инцидент потряс страну и привлек пристальное международное внимание. В связи с этим у Европейского Суда не было возможности точно установить события подавления беспорядков в следственном изоляторе по причинам, объективно обусловленным позицией органов государственной власти, поэтому именно власти Грузии должны были надлежащим образом и убедительно изложить последовательность событий и представить веские доказательства, которые могли бы опровергнуть доводы заявителей. Если бы власти Грузии этого не сделали, Европейский Суд мог бы тогда сделать свои собственные выводы. Поскольку именно Европейский Суд должен был сам устанавливать факты и делать выводы относительно доводов заявителей, он воспользовался всеми доступными материалами, включая выводы о фактах дела, сделанные соответствующими грузинскими и международными наблюдателями за соблюдением прав человека, и результаты расследования дела, возбужденного в отношении шести организаторов беспорядков.

 

(b) Было ли применение летальной силы законным. Применение летальной силы исключительно в карательных, репрессивных целях, даже если эти цели связаны с представителями уголовного сообщества, не может быть оправдано согласно пункту 2 статьи 2 Конвенции.

 

Довод властей Грузии о том, что существовала непосредственная и реальная угроза для жизни охранников следственного изолятора из-за выстрелов со стороны наиболее агрессивных заключенных на баррикадах, являлся достаточно убедительным. Сотрудники правоохранительных органов действительно могли иметь субъективно веские причины полагать, что применение силы было необходимо. Действия заключенных свидетельствовали о попытке начать бунт. В свете вышеизложенного власти Грузии могли прибегнуть к мерам, включавшим возможность применения летальной силы.

 

(c) Было ли применение летальной силы пропорционально обстоятельствам дела. Власти задолго до оспариваемых событий знали о планах уголовных авторитетов спровоцировать беспорядки в исправительных учреждениях. Тем не менее сотрудники подразделения по пресечению беспорядков не получили специальных инструкций и приказов от своих руководителей относительно требуемой формы и интенсивности какого-либо применения огня на поражение, чтобы свести потери к минимуму. Использование автоматического огнестрельного оружия в замкнутых помещениях следственного изолятора неизбежно бы означало, что риск причинения фатального вреда был необычно высок. Власти Грузии не представили каких-либо доказательств того, что подразделение по пресечению беспорядков действовало под контролем и организовано в соответствии с четко полученными приказами. Согласно доказательствам, собранным организацией "Хьюман Райтс Вотч" (Human Rights Watch), соответствующие органы власти даже точно не знали, кто именно руководил операцией по пресечению беспорядков.

 

Уполномоченные органы власти не рассмотрели альтернативные, менее жестокие способы подавления беспорядков в следственном изоляторе, такие как применение слезоточивого газа или водометов. Это очевидно являлось результатом отсутствия какого-либо стратегического планирования в отношении порядка проведения операции по пресечению беспорядков. Более того, как сообщили организации "Международная амнистия" и "Хьюман Райтс Вотч", выстрелы в сторону заключенных осуществлялись не только со стороны сотрудников подразделения по пресечению беспорядков внутри здания, но и со стороны стрелков, расположенных на крышах близлежащих домов (случайные выстрелы, попадавшие в окна). Эти факты свидетельствовали о том, что применение сотрудниками подразделения по пресечению беспорядков летального оружия было произвольным и чрезмерным. Кроме того, по информации организация "Хьюман Райтс Вотч", не было предпринято каких-либо серьезных попыток провести переговоры с бунтовавшими заключенными, хотя они явно демонстрировали готовность вступить в такие переговоры. В этом отношении уместно было повторить, что содержавшиеся в следственном изоляторе лица являлись по своему характеру уязвимой группой, нуждавшейся в защите государства.

 

Согласно соответствующим отчетам международных организаций после завершения операции по подавлению беспорядков власти Грузии не смогли организовать оказание надлежащей медицинской помощи пострадавшим заключенным. Поскольку волнения были предсказуемы, обязанность соответствующих органов власти разработать надлежащий план медицинской эвакуации была еще выше. Кроме того, по достоверным сообщениям, со многими заключенными жестоко обращались, и в них даже стреляли в их камерах несмотря на то, что они более не оказывали сопротивления. В заключение ни компетентные органы на рассматриваемый момент, ни власти Грузии в ходе производства по настоящей жалобе в Европейском Суде не предоставили информацию относительно судьбы каждого из членов семей заявителей, погибших в ходе проведения оспариваемой операции. Принимая во внимание то, каким образом представители властей Грузии обращались с заключенными после прекращения беспорядков в следственном изоляторе, неспособность властей Грузии предоставить информацию по каждому факту гибели заключенных представляется особенно тяжким нарушением, ставшим результатом крайне небрежного проведения внутригосударственного расследования.

 

 

 

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

 

 

 

По делу было допущено нарушение требований статьи 2 Конвенции (материально-правовой аспект) (принято единогласно).

 

 

 

КОМПЕНСАЦИЯ

 

 

 

В порядке применения статьи 41 Конвенции. Европейский Суд присудил первому и второму заявителям совместно 40 000 евро, а третьему заявителю - 32 000 евро в качестве компенсации морального вреда, требование о компенсации материального ущерба было отклонено.

 

 

 

Источник публикации: https://espchhelp.ru/blog/3525-kukhalashvili-i-drugiye-protiv-gruzii .

 

 

 

 

 

ECHR decision of 02 April 2020 in the case "Kukhalashvili and others v. Georgia" (aplications N 8938/07 and 41897/07).

 

In 2007, the applicants were assisted in preparing their aplications. The aplications were subsequently consolidated and communicated to Georgia.

 

The case successfully dealt with aplications about the indiscriminate and excessive use of lethal force during the operation to suppress riots in the pre-trial detention center, conducted in an uncontrolled and disorganized manner without a clear order from above. The case violated the requirements of article 2 of the Convention for the protection of human rights and fundamental freedoms.

 

 

 

FACTUAL BACKGROUND

 

 

 

In 2006, a riot control operation was carried out in a pre-trial detention facility in Tbilisi, during which seven prisoners, including members of the applicants ' families, were killed by security forces. Dozens of other prisoners were seriously injured.

 

 

 

 

 

POINT OF LAW

 

 

 

Regarding compliance with article 2 of the Convention (procedural and legal aspect). The investigation into the use of force by law enforcement officers was initiated three months late by the same division of the Ministry of justice of Georgia that ordered the assault on the detention facility and directly directed the division that suppressed riots in this facility. The investigation did not address the issue of how to plan a riot control operation in a pre-trial detention facility, or the use of lethal fire or physical force. In addition, it is clear from the testimony of senior members of the Prosecutor's office that the state authorities were initially determined to ignore any violations by law enforcement officials. Consequently, the investigation was neither independent nor impartial. The participation of close relatives of the victims in the investigation and public control over the investigation were not actually carried out. In conclusion, the investigation has not reached any concrete conclusions. Periods of inactivity during the investigation were unacceptable. In view of the above, the investigation in the present case was not effective.

 

 

 

RESOLUTION

 

 

 

The case violated the requirements of article 2 of the Convention (procedural and legal aspect) (adopted unanimously).

 

Regarding compliance with article 2 of the Convention (substantive aspect).

 

(a) The methodology of the audit carried out by the European Court of justice. The Georgian courts were not given the opportunity to establish the relevant factual circumstances, since the proceedings on the alleged abuse of power by representatives of state authorities during the operation to suppress the riots were still pending. There was no parliamentary review of this circumstance, although such a large-scale incident shocked the country and attracted close international attention. In this regard, the European Court was not able to establish exactly the events of the suppression of riots in the pre-trial detention center for reasons objectively determined by the position of the state authorities, so it was the Georgian authorities who had to properly and convincingly state the sequence of events and provide strong evidence that could refute the applicants ' arguments. If the Georgian authorities had not done so, the European court of Justice could then have drawn its own conclusions. Since it was up to the European Court to establish the facts and draw conclusions about the applicants ' arguments, it used all available materials, including the conclusions on the facts of the case made by the relevant Georgian and international human rights monitors, and the results of the investigation of the case brought against the six organizers of the riots.

 

(b) whether the use of lethal force was lawful. The use of lethal force solely for punitive or repressive purposes, even if these purposes involve members of the criminal community, cannot be justified under article 2, paragraph 2, of the Convention.

 

The Georgian authorities ' argument that there was an immediate and real threat to the lives of the remand prison guards due to shots fired by the most aggressive prisoners on the barricades was quite convincing. Law enforcement officials may indeed have had subjectively valid reasons to believe that the use of force was necessary. The prisoners ' actions indicated an attempt to start a riot. In the light of the above, the Georgian authorities may have resorted to measures that included the possibility of using lethal force.

 

(c) whether the use of lethal force was proportionate to the circumstances of the case. The authorities knew long before the disputed events about the plans of criminal authorities to provoke riots in correctional institutions. However, members of the riot control unit did not receive specific instructions or orders from their supervisors regarding the required form and intensity of any use of fire to kill in order to minimize casualties. The use of automatic firearms in confined areas of a pre-trial detention facility would inevitably mean that the risk of causing fatal harm was unusually high. The Georgian authorities did not provide any evidence that the riot control unit operated under control and was organized in accordance with clearly received orders. According to evidence collected by human rights watch, the relevant authorities did not even know exactly who was in charge of the riot control operation.

 

The authorized authorities did not consider alternative, less violent methods of suppressing riots in the pre-trial detention center, such as the use of tear gas or water cannons. This was obviously the result of a lack of any strategic planning regarding the conduct of the riot control operation. Moreover, according to Amnesty international and human rights watch, shots were fired at the prisoners not only by members of the riot control unit inside the building, but also by shooters located on the roofs of nearby houses (random shots that hit the Windows). These facts indicated that the use of lethal weapons by members of the riot control unit was arbitrary and excessive. In addition, according to human rights watch, there were no serious attempts to negotiate with the rioting prisoners, although they clearly showed a willingness to engage in such negotiations. In this regard, it was appropriate to repeat that the persons held in the pre-trial detention facility were a vulnerable group in need of state protection.

 

According to the relevant reports of international organizations, after the end of the operation to suppress the riots, the Georgian authorities were unable to organize proper medical care for the injured prisoners. Since the unrest was predictable, the responsibility of the relevant authorities to develop an appropriate medical evacuation plan was even higher. In addition, there are reliable reports that many prisoners were ill-treated and even shot at in their cells, even though they no longer resisted. In conclusion, neither the competent authorities at the time under review, nor the Georgian authorities, in the course of the proceedings before the European Court of justice, provided information on the fate of each of the applicants ' family members who died during the disputed operation. Given the way in which the Georgian authorities treated prisoners after the end of the riots in the detention facility, the failure of the Georgian authorities to provide information on each death of prisoners is a particularly serious violation resulting from the extremely negligent conduct of the domestic investigation.

 

 

 

RESOLUTION

 

 

 

The case was a violation of the requirements of article 2 of the Convention (substantive aspect) (adopted unanimously).

 

 

 

COMPENSATION

 

 

 

In the application of article 41 of the Convention. The court awarded the first and second applicants jointly 40,000 euros and the third applicant 32,000 euros in respect of non-pecuniary damage, but the claim for pecuniary damage was rejected.

 

 

 

The source of publication: https://espchhelp.ru/blog/3524-kukhalashvili-and-others-v-georgia .

 

 

 

 

 

ECHR 2020 წლის 02 აპრილის გადაწყვეტილება საქმეზე "კუხალაშვილი და სხვები საქართველოს წინააღმდეგ" (საჩივრები n 8938/07 და 41897/07).

 

2007 წელს განმცხადებლებს დახმარება გაუწიეს საჩივრების მომზადებაში. საჩივრები შემდგომში კონსოლიდირებული და ეცნობოს საქართველოს.

 

საქმე წარმატებით შეეხო საჩივრებს ოპერაციის დროს ლეტალური ძალის განურჩეველი და გადამეტებული გამოყენების შესახებ წინასწარი პატიმრობის ცენტრში არეულობების აღსაკვეთად, რომელიც ჩატარდა უკონტროლო და დეზორგანიზებული ფორმით, ზემოდან მკაფიო ბრძანების გარეშე. საქმე არღვევს ადამიანის უფლებათა და ძირითად თავისუფლებათა დაცვის კონვენციის მე-2 მუხლის მოთხოვნებს.

 

 

 

ფაქტობრივი ფონზე

 

 

 

2006 წელს სპეცდანიშნულების რაზმი განხორციელდა წინასწარი დაკავების იზოლატორში, რომლის დროსაც შვიდი პატიმარი, მათ შორის განმცხადებლის ოჯახის წევრები, დაიღუპა უსაფრთხოების ძალების მიერ. ათობით სხვა პატიმარი მძიმედ დაშავდა.

 

 

 

კანონის პუნქტი

 

 

 

კონვენციის მე-2 მუხლის (პროცედურული და სამართლებრივი ასპექტი) შესაბამისობასთან დაკავშირებით. სამართალდამცველების მიერ ძალის გამოყენების ფაქტზე გამოძიება საქართველოს იუსტიციის სამინისტროს იმავე სამმართველოს მიერ იყო ინიცირებული, რომელმაც პატიმრობის დაწესებულებაში თავდასხმის ბრძანება გასცა და პირდაპირ მიმართული იმ სამმართველოს, რომელმაც ამ დაწესებულებაში არეულობების აღკვეთა განახორციელა. გამოძიებამ არ გაითვალისწინა საკითხი, თუ როგორ უნდა დაგეგმონ სპეცოპერაცია წინასწარი პატიმრობის დაწესებულებაში, ან ლეტალური ცეცხლის ან ფიზიკური ძალის გამოყენება. გარდა ამისა, ნათელია პროკურატურის მაღალჩინოსნების ჩვენებებიდან, რომ სახელმწიფო ხელისუფლება თავდაპირველად განისაზღვრა სამართალდამცავი ორგანოების მიერ რაიმე დარღვევის იგნორირება. შესაბამისად, გამოძიება არც დამოუკიდებელი და არც მიუკერძოებელი იყო. გამოძიებაში დაზარალებულთა ახლო ნათესავების მონაწილეობა და გამოძიებაზე საზოგადოებრივი კონტროლი რეალურად არ ჩატარებულა. დასკვნის სახით, გამოძიებას კონკრეტული დასკვნები არ მიუღია. გამოძიების დროს უმოქმედობის პერიოდი მიუღებელი იყო. ზემოაღნიშნულიდან გამომდინარე, ამ საქმეზე გამოძიება არ იყო ეფექტური.

 

 

 

რეზოლუცია

 

 

 

საქმე არღვევს კონვენციის მე-2 მუხლის მოთხოვნებს (პროცედურული და სამართლებრივი ასპექტი) (მიღებული ერთხმად).

 

კონვენციის მე-2 მუხლთან შესაბამისობის შესახებ (არსებითი ასპექტი).

 

ა) ევროპული სასამართლოს მიერ განხორციელებული აუდიტის მეთოდოლოგია. საქართველოს სასამართლოებს არ მიეცათ საშუალება დაედგინათ შესაბამისი ფაქტობრივი გარემოებები, ვინაიდან ამ დრომდე არ დაწყებულა სახელმწიფო ხელისუფლების წარმომადგენლების მიერ სამსახურებრივი უფლებამოსილების სავარაუდო ბოროტად გამოყენების შესახებ საქმის წარმოება არეულობების აღსაკვეთად. ამ გარემოების საპარლამენტო განხილვა არ ყოფილა, თუმცა ასეთი მასშტაბური ინციდენტი ქვეყნის შოკში ჩააგდო და მჭიდრო საერთაშორისო ყურადღება მიიპყრო. ამ თვალსაზრისით, ევროპულ სასამართლოს არ შეეძლო დაედგინა ზუსტად ის მოვლენები, რაც არეულობა მოხდა წინასწარი პატიმრობის ცენტრში, რათა ობიექტურად განესაზღვრა სახელმწიფო ხელისუფლების პოზიცია, ასე რომ, ეს იყო საქართველოს ხელისუფლება, რომელმაც სათანადოდ და დამაჯერებლად უნდა დააფიქსიროს მოვლენათა თანმიმდევრობა და უზრუნველყოს ძლიერი მტკიცებულება, რომელსაც შეეძლო მოსარჩელეთა არგუმენტების უარყოფა. იმ შემთხვევაში, თუ საქართველოს ხელისუფლება ასე არ გაკეთებულა, ევროსასამართლოს შეეძლო საკუთარი დასკვნების გაკეთება. ვინაიდან ეს იყო ევროსასამართლოში, რათა დადგინდეს ფაქტები და გამოიტანოს დასკვნები განმცხადებელთა არგუმენტებზე, მან გამოიყენა ყველა ხელთ არსებული მასალა, მათ შორის დასკვნები შესაბამისი ქართული და საერთაშორისო ადამიანის უფლებათა დამკვირვებლების მიერ გაკეთებული საქმის ფაქტებზე, ასევე იმ საქმის გამოძიების შედეგებზე, რომლებიც შეტანილია "არეულობა" - ს ექვსი ორგანიზატორის წინააღმდეგ.

 

(ბ) თუ არა ლეტალური ძალის გამოყენება კანონიერი იყო. ლეტალური ძალის გამოყენება მხოლოდ სადამსჯელო ან რეპრესიული მიზნებისათვის, იმ შემთხვევაშიც კი, თუ ეს მიზნები დანაშაულებრივი საზოგადოების წევრებს მოიცავს, არ შეიძლება გამართლებული იყოს კონვენციის მე-2 მუხლის მე-2 პუნქტით.

 

საქართველოს ხელისუფლების არგუმენტია, რომ ბარიკადებზე ყველაზე აგრესიული პატიმრების მიერ სამსახურიდან გათავისუფლებული კადრების გამო, პატიმრების სიცოცხლეზე დაუყოვნებელი და რეალური საფრთხე იყო. სამართალდამცავმა ორგანოებმა შეიძლება მართლაც არ ჰქონდა სუბიექტურად მოქმედი მიზეზი, რომ მჯერა, რომ ძალის გამოყენება იყო საჭირო. პატიმართა ქმედებებმა მიუთითა ბუნტის დაწყების მცდელობა. ზემოთქმულიდან გამომდინარე, საქართველოს ხელისუფლებას შესაძლოა მიუმართავთ ზომები, რომელიც მოიცავდა ლეტალური ძალის გამოყენების შესაძლებლობას.

 

გ) იყო თუ არა ლეტალური ძალის გამოყენება საქმის გარემოებების პროპორციული. ხელისუფლებამ დიდი ხნით ადრე იცოდა სადავო მოვლენების შესახებ გეგმები კრიმინალური ხელისუფლების პროვოცირებას არეულობების სასჯელაღსრულების დაწესებულებებში. თუმცა, წევრები ბუნტის კონტროლის ერთეული არ მიუღია კონკრეტული ინსტრუქციები და ბრძანებებს მათი ხელმძღვანელები დაკავშირებით საჭირო ფორმა და ინტენსივობა ნებისმიერი გამოყენება ცეცხლის მოკვლა, რათა მინიმუმამდე მსხვერპლი. წინასწარი დაკავების იზოლატორში ავტომატური ცეცხლსასროლი იარაღის გამოყენება აუცილებლად ნიშნავს იმას, რომ ფატალური ზიანის გამომწვევი რისკი უჩვეულოდ მაღალი იყო. საქართველოს ხელისუფლებამ არ უზრუნველყო რაიმე მტკიცებულება, რომ სპეცრაზმმა კონტროლი განახორციელა კონტროლის ქვეშ და ორგანიზებული იყო ნათლად მიღებული ბრძანებების შესაბამისად. Human rights watch-ის მიერ მოპოვებული მტკიცებულებების თანახმად, შესაბამისმა ორგანოებმა ზუსტად არც კი იციან, ვინ იყო სპეცრაზმის კონტროლის ოპერაცია.

 

უფლებამოსილმა ხელისუფლებამ არ გაითვალისწინა წინასწარი პატიმრობის ცენტრში არეულობების აღკვეთის ალტერნატიული, ნაკლებად ძალადობრივი მეთოდები, როგორიცაა ცრემლსადენი გაზი ან წყლის ჭავლი. ეს აშკარად შედეგი იყო რაიმე სტრატეგიული დაგეგმვის ნაკლებობა ბუნტის კონტროლის ოპერაციის ჩატარებასთან დაკავშირებით. უფრო მეტიც, Amnesty international-ისა და human rights watch-ის თანახმად, პატიმრებს ცეცხლი გაუხსნეს არა მხოლოდ შენობის შიგნით სპეცრაზმის წევრებმა, არამედ მიმდებარე სახლების სახურავებზე მდებარე სროლებმა (შემთხვევითი დარტყმები, რომლებიც ფანჯრებს მოხვდა). ამ ფაქტებმა მიუთითა, რომ სპეცრაზმის წევრების მიერ ლეტალური იარაღის გამოყენება თვითნებური და გადაჭარბებული იყო. გარდა ამისა, human rights watch-ის თანახმად, პატიმრებთან მოლაპარაკების სერიოზული მცდელობა არ ყოფილა, თუმცა მათ ნათლად აჩვენეს ასეთი მოლაპარაკების სურვილი. ამასთან დაკავშირებით შესაბამისი იყო იმის გამეორება, რომ წინასწარი პატიმრობის დაწესებულებაში მყოფი პირები სახელმწიფო დაცვის საჭიროების მქონე მოწყვლად ჯგუფს წარმოადგენდნენ.

 

საერთაშორისო ორგანიზაციების შესაბამისი ანგარიშების თანახმად, არეულობების აღსაკვეთად ოპერაციის დასრულების შემდეგ, საქართველოს ხელისუფლებამ ვერ შეძლო დაზარალებული პატიმრებისთვის სათანადო სამედიცინო მომსახურების ორგანიზება. ვინაიდან არეულობა პროგნოზირებადი იყო, შესაბამისი ორგანოების პასუხისმგებლობა შესაბამისი სამედიცინო ევაკუაციის გეგმის შემუშავება კიდევ უფრო მაღალი იყო. გარდა ამისა, არსებობს სანდო ინფორმაცია, რომ ბევრი პატიმარი არასათანადო მოპყრობა და მათი საკნებში დახვრიტეს, მიუხედავად იმისა, რომ მათ აღარ წინააღმდეგობა გაუწიეს. დასკვნის სახით, არც კომპეტენტურმა ორგანოებმა და არც საქართველოს ხელისუფლებამ, ევროსასამართლოს წინაშე სამართალწარმოების პროცესში, არ მიაწოდეს ინფორმაცია სადავო ოპერაციის დროს დაღუპული თითოეული განმცხადებლის ოჯახის წევრის ბედის შესახებ. იმის გათვალისწინებით, რომ საქართველოს ხელისუფლებამ პატიმრებს პატიმრობის დაწესებულებაში არსებული არეულობების დასრულების შემდეგ მკურნალობა გაუწია, საქართველოს ხელისუფლების მიერ პატიმრების ყოველი გარდაცვალების შესახებ ინფორმაციის მიწოდება განსაკუთრებით მძიმე დარღვევაა, რაც შიდა გამოძიების უკიდურესად გაუფრთხილებელ ქმედებას იწვევს.

 

 

 

რეზოლუცია

 

 

 

საქმე იყო კონვენციის მე-2 მუხლის მოთხოვნათა დარღვევა (არსებითი ასპექტი) (მიღებული ერთხმად).

 

 

 

კომპენსაცია

 

 

 

კონვენციის 41-ე მუხლის გამოყენებისას. სასამართლომ პირველი და მეორე განმცხადებლებს ერთობლივად 40,000 ევრო და მესამე განმცხადებლის 32,000 ევრო მიმართ მორალური ზიანის ანაზღაურების გარეშე, მაგრამ სარჩელი ფულადი ზიანი არ დაკმაყოფილდა.

 

 

 

გამოქვეყნების წყარო: https://espchhelp.ru/blog/3523-kukhalashvili-da-skhvebi-sakartvelos-tsinaaghmdeg .