Новости от 22 декабря 2020 года из блога, посвященного практике в Европейском суде по правам человека ЕСПЧ
Постановление ЕСПЧ от 23 июня 2020 года по делу "Энгельс (Engels) против Российской Федерации" (жалоба N 61919/16).
В 2016 году заявителю была оказана помощь в подготовке жалобы. Впоследствии жалоба была коммуницирована Российской Федерации.
По делу успешно рассмотрена жалоба на вынуждение заявителя, являющегося владельцем и администратором интернет-сайта, посвященного защите права на свободу выражения мнения онлайн и конфиденциальности в цифровой среде, к удалению признанного решением суда запрещенным контента, которое произведено им в целях избежания блокировки всего интернет-сайта. По делу допущено нарушение требований статьи 10 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, статьи 13 по взаимосвязи со статьей 10 Конвенции о защите прав человека и основных свобод.
ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА
Заявитель, владелец и администратор сайта, посвященного защите права на свободу выражения мнения онлайн и конфиденциальности в цифровой среде, был поставлен перед выбором: либо удаление предположительно запрещенного контента, либо блокировка всего сайта в результате вынесения судом Российской Федерации решения, в котором было установлено, что на сайте была размещена запрещенная информация, и направления органу по надзору в сфере связи предписания немедленно заблокировать доступ к сайту. Заявитель удалил спорный контент.
ВОПРОСЫ ПРАВА
По поводу соблюдения статьи 10 Конвенции. Решение суда, в котором было установлено, что контент одной из страниц сайта заявителя был запрещенным, привело к тому, что заявитель был вынужден удалить его с целью избежать блокировки всего сайта и что посетители сайта не могли получить доступ к данному контенту. Следовательно, обжалуемое решение представляло собой "вмешательство со стороны публичных властей" в право получать и распространять информацию. Основанием для вмешательства послужила статья 15.1 Федерального закона Российской Федерации от 27 июля 2006 г. N 149-ФЗ "Об информации, информационных технологиях и о защите информации" (далее - Закон об информации). В пункте 5 данной статьи закона указаны три вида решений, путем вынесения которых суды Российской Федерации могли определять онлайн-контент как запрещенный. В деле заявителя решение было принято судом общей юрисдикции в соответствии с подпунктом 2 части 5 статьи 15.1 Закона об информации. В отличие от подпункта 1 данной части Закона об информации, в котором были перечислены семь конкретных категорий онлайн-контента, который мог быть заблокирован, или подпункта 3, в котором ясно говорилось о контенте клеветнического характера, второй подпункт допускал блокировку сайтов на основании "решения суда о признании информации, распространяемой посредством сети "Интернет", информацией, распространение которой в Российской Федерации запрещено".
Широта применения данного положения Закона об информации была исключительной и беспрецедентной. Оно не предоставляло судам или владельцам сайтов какого-либо указания на характер или категории онлайн-контента, который мог быть запрещен. В нем также не содержалось ссылок на другие законодательные, подзаконные или иные нормативные акты, в которых определялась бы сфера его действия. Такое неясное и чрезмерно широкое положение закона не соответствовало требованию предсказуемости. Оно не предоставляло владельцам сайтов, как заявитель в настоящем деле, возможности регулировать свои действия, поскольку они не могли заранее знать, какой контент мог быть запрещен и мог привести к блокировке всего сайта.
Дело заявителя иллюстрировало то, каким образом данное положение Закона об информации могло приводить на практике к произвольным последствиям. По ходатайству прокурора города суд постановил, что информация о способах обхода фильтров и программное обеспечение, доступ к которому можно было получить на сайте заявителя, являлись "информацией, распространение которой в Российской Федерации запрещено". Суд не установил, что технологии по обходу фильтров были запрещены в Российской Федерации или что предоставление информации о них нарушало какой-либо закон Российской Федерации. На сайте заявителя не было обнаружено каких-либо высказываний экстремистского характера, призывов к насилию или незаконной деятельности, детской порнографии или иного запрещенного контента. Единственным основанием для решения суда был тот факт, что технологии по обходу фильтров могли позволить пользователям получать доступ к контенту экстремистского характера на другом сайте, который не был связан с заявителем и в отношении которого у заявителя не было возможности осуществлять какой-либо контроль.
Польза технологий по обходу фильтров не могла сводиться к получению злоумышленниками доступа к контенту экстремистского характера. Суд Российской Федерации не рассмотрел множество правомерных целей до вынесения решения о блокировке.
Все информационные технологии, от печатной прессы до Интернета, развиваются для того, чтобы хранить, получать и обрабатывать информацию, и информационные технологии нейтральны по отношению к контенту. Они являются способом хранения и получения доступа к контенту и не могут приравниваться к самому контенту независимо от его юридического статуса. Также, как печатные носители могут использоваться для любых публикаций, от школьного учебника до экстремистского памфлета, Интернет хранит и предоставляет доступ ко всему богатству информации, некоторые части которой могут быть запрещены по ряду причин, в зависимости от той или иной юрисдикции. Удаление информации о технологиях получения информации онлайн на основании того, что они иногда могут упрощать доступ к экстремистскому материалу, ничем не отличается от ограничения доступа к принтерам и копировальным машинам в связи с тем, что последние могли использоваться для воспроизведения этого материала. Блокировка информации о таких технологиях препятствовала доступу ко всему контенту, который был доступен путем использования данных технологий. При отсутствии конкретного правового основания в законодательстве Российской Федерации оспариваемая радикальная мера была произвольной.
Что касается гарантий, которые законодательство Российской Федерации должно было предоставлять для защиты лиц от чрезмерных и произвольных последствий блокировки, Европейский Суд отметил, что широта дискреционных полномочий, предусмотренных подпунктом 2 части 5 статьи 15.1 Закона об информации, была такой, что, возможно, было бы трудно, если не невозможно, обжаловать судебное решение в апелляционном порядке. Законодательство Российской Федерации не требовало какой-либо формы участия владельца сайта (заявителя) в производстве по вопросу о блокировке в соответствии со статьей 15.1 Закона об информации. Ходатайство прокуратуры о блокировке было подготовлено без предварительного уведомления сторон, права и интересы которых могли быть затронуты. Несмотря на то, что контактные данные заявителя были хорошо видны на сайте, он не был извещен или приглашен для дачи объяснений по поводу цели размещения на его сайте информации о технологиях использования Интернета в обход фильтров. Городской суд не предложил заявителю участвовать в производстве или представить доводы по делу, рассматривая вопрос как имеющий отношение к прокурору и местному интернет-провайдеру.
Участие в производстве представителя местного интернет-провайдера не было достаточным для того, чтобы придать производству состязательный характер. Интернет-провайдер предоставлял технологию, которая позволяла пользователям получать доступ к миллионам сайтов, о которых ему ничего не было известно. У него не было настолько подробной информации о размещенном на данных сайтах контенте, как у владельцев, а также не было требуемых правовых ресурсов для того, чтобы обеспечить эффективную защиту каждого сайта. Интернет-провайдер не был заинтересован в исходе дела. Приказы о блокировке не имели последствий для его деятельности, они подлежали исполнению не только провайдером-ответчиком по делу, но и после вступления решения в законную силу приобретали универсальный характер и подлежали исполнению всеми российскими интернет-провайдерами. Производство по вопросу о блокировке сайта, проведенное в отсутствие заявителя, не было состязательным по своему характеру и не являлось форумом, на котором могли быть выслушаны все заинтересованные стороны. Ни прокурор, ни городской суд не оценили последствия блокировки до ее применения, они также не объяснили, почему решение о блокировке должно было быть исполнено срочно и немедленно, без предоставления заинтересованным сторонам возможности подать жалобу.
Наконец, в ходе производства, инициированного заявителем с целью оспорить решение суда о блокировке сайта, суды государства-ответчика не применили Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 27 июня 2013 г. N 21, в соответствии с которым они обязаны были принимать во внимание положения Конвенции в ее толковании Европейским Судом. При вынесении решения областной суд не пытался сопоставить различные затронутые в деле интересы. Он ограничился проверкой соблюдения формальных требований буквы закона. Однако судебный пересмотр, соответствующий Конвенции, должен принимать во внимание, среди прочего, тот факт, что блокировка, в результате которой большие объемы разрешенной информации стали недоступными, существенно ограничивала права владельца сайта и пользователей Интернета и приводила к значительным негативным последствиям.
С принципом верховенства права несовместима ситуация, когда нормативная база не предусматривает гарантий, способных защитить лиц от чрезмерных и произвольных последствий применения радикальных мер по блокировке сайта, таких, как в настоящем деле. В свете рассмотрения законодательства Российской Федерации, примененного в настоящем деле, Европейский Суд пришел к выводу, что оспариваемое вмешательство было результатом применения процедуры, предусмотренной подпунктом 2 части 5 статьи 15.1 Закона об информации, который не соответствовал вытекающему из Конвенции требованию предсказуемости и не предоставлял заявителю такую степень защиты от злоупотреблений, на которую у него было право в силу верховенства права в демократическом обществе. Следовательно, вмешательство не было "предусмотрено законом".
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
По делу было допущено нарушение требований статьи 10 Конвенции (принято единогласно).
Европейский Суд также единогласно постановил, что по делу было допущено нарушение статьи 13 Конвенции по взаимосвязи со статьей 10 Конвенции, поскольку апелляционный суд не рассмотрел по существу жалобу заявителя и вопрос о том, являлась ли блокировка необходимой и соразмерной мерой.
КОМПЕНСАЦИЯ
В порядке применения статьи 41 Конвенции. Европейский Суд присудил заявителю 10 000 евро в качестве компенсации морального вреда.
Источник публикации: https://espchhelp.ru/blog/3578-engels-protiv-rossiyskoy-federatsii .
The ECHR decision of 23 June 2020 in the case of Engels v. the Russian Federation (aplication No. 61919/16).
In 2016, the applicant was assisted in the preparation of the aplication. The aplication was subsequently communicated to the Russian Federation.
The case successfully considered an aplication about forcing the applicant, who is the owner and administrator of an Internet site dedicated to the protection of the right to freedom of expression online and privacy in the digital environment, to remove the content recognized by the court decision as prohibited, which he produced in order to avoid blocking the entire Internet site. The case violated the requirements of article 10 of the Convention for the Protection of Human Rights and Fundamental Freedoms, article 13 in relation to article 10 of the Convention for the Protection of Human Rights and Fundamental Freedoms.
CIRCUMSTANCES OF THE CASE
The applicant, the owner and administrator of a website dedicated to the protection of the right to freedom of expression online and privacy in the digital environment, was faced with a choice: either the removal of allegedly prohibited content, or the blocking of the entire site as a result of a decision by a court of the Russian Federation, which found that prohibited information was posted on the site, and sent an order to the communications supervisory authority to immediately block access to the site. The applicant removed the disputed content.
LEGAL ISSUES
Regarding compliance with article 10 of the Convention. The court's decision, which found that the content of one of the pages of the applicant's site was prohibited, led to the fact that the applicant was forced to remove it in order to avoid blocking the entire site and that visitors to the site could not access this content. Consequently, the decision complained of constituted "interference by the public authorities" with the right to receive and disseminate information. The reason for the intervention was Article 15.1 of the Federal Law of the Russian Federation of July 27, 2006. N 149-FZ "On Information, Information Technologies and Information Protection "(hereinafter - the Law on Information). Paragraph 5 of this article of the law specifies three types of decisions by which the courts of the Russian Federation could determine online content as prohibited. In the applicant's case, the decision was made by a court of general jurisdiction in accordance with sub-paragraph 2 of part 5 of Article 15.1 of the Law on Information. Unlike subparagraph 1 of this part of the Law on Information, which listed seven specific categories of online content that could be blocked, or subparagraph 3, which clearly referred to content of a defamatory nature, the second subparagraph allowed the blocking of sites on the basis of "a court decision recognizing information distributed through the Internet as information whose distribution is prohibited in the Russian Federation".
the breadth of application of this provision of the information act was exceptional and unprecedented. it did not provide courts or site owners with any indication of the nature or categories of online content that might be prohibited. it also did not contain references to other legislative, bylaw or other normative acts that would define the scope of its operation. such an obscure and overly broad provision of the law did not meet the requirement of predictability. It did not give the owners of the sites, as the applicant in the present case, the opportunity to regulate their actions, since they could not know in advance what content could be banned and could lead to the blocking of the entire site.
The applicant's case illustrated how this provision of the Information Act could lead to arbitrary consequences in practice. At the request of the city prosecutor, the court ruled that the information on how to bypass the filters and the software that could be accessed on the applicant's website were "information whose distribution is prohibited in the Russian Federation". The Court did not find that filter circumvention technologies were prohibited in the Russian Federation or that providing information about them violated any law of the Russian Federation. The applicant's website did not contain any extremist statements, calls for violence or illegal activities, child pornography or other prohibited content. The only basis for the court's decision was the fact that filter-circumvention technologies could have allowed users to access extremist content on another site that was not linked to the applicant and in respect of which the applicant did not have the ability to exercise any control.
The use of technologies to bypass filters could not be reduced to obtaining access to extremist content by attackers. The Court of the Russian Federation did not consider many legitimate goals before making a decision on blocking.
All information technologies, from the print press to the Internet, are developed to store, receive and process information, and information technologies are content-neutral. They are a way of storing and accessing content and cannot be equated with the content itself, regardless of its legal status. Just as print media can be used for any publication, from a school textbook to an extremist pamphlet, the Internet stores and provides access to a wealth of information, some parts of which may be prohibited for a number of reasons, depending on a particular jurisdiction. Removing information about online information technologies on the grounds that they may sometimes facilitate access to extremist material is no different from restricting access to printers and copiers because the latter may have been used to reproduce the material. Blocking information about such technologies prevented access to all content that was available through the use of these technologies. In the absence of a specific legal basis in the legislation of the Russian Federation, the contested radical measure was arbitrary.
With regard to the guarantees that the legislation of the Russian Federation should have provided to protect individuals from the excessive and arbitrary consequences of blocking, the Court noted that the breadth of discretion provided for in article 15.1 (5) (2) of the Information Act was such that it might have been difficult, if not impossible, to appeal a court decision on appeal. The legislation of the Russian Federation did not require any form of participation of the site owner (applicant) in the proceedings on the issue of blocking in accordance with Article 15.1 of the Law on Information. The request of the prosecutor's Office for blocking was prepared without prior notification of the parties whose rights and interests could be affected. Despite the fact that the applicant's contact details were clearly visible on the site, he was not notified or invited to give an explanation about the purpose of posting information on Internet technologies on his site, bypassing filters. The City Court did not invite the applicant to participate in the proceedings or present arguments in the case, considering the issue as relevant to the prosecutor and the local Internet provider.
The participation of a representative of a local Internet service provider in the proceedings was not sufficient to make the proceedings competitive. The Internet service provider provided technology that allowed users to access millions of sites that it knew nothing about. It did not have as much detailed information about the content posted on these sites as the owners did, nor did it have the required legal resources to ensure that each site was effectively protected. The Internet service provider was not interested in the outcome of the case. the blocking orders had no consequences for its activities, they were subject to execution not only by the provider-defendant in the case, but also after the decision entered into legal force, they acquired a universal character and were subject to execution by all russian internet providers. the proceedings on the issue of blocking the site, conducted in the absence of the applicant, were not adversarial in nature and did not constitute a forum in which all interested parties could be heard. Neither the prosecutor nor the city court assessed the consequences of the block before it was applied, nor did they explain why the decision to block it had to be implemented urgently and immediately, without giving interested parties the opportunity to file a complaint.
Finally, in the course of the proceedings initiated by the applicant to challenge the court's decision to block the site, the courts of the respondent State did not apply the Decision of the Plenum of the Supreme Court of the Russian Federation No. 21 of 27 June 2013, according to which they were obliged to take into account the provisions of the Convention in its interpretation by the European Court. When making the decision, the regional court did not try to compare the various interests involved in the case. He limited himself to checking compliance with the formal requirements of the letter of the law. However, a judicial review in accordance with the Convention should take into account, inter alia, the fact that the blocking, which made large amounts of authorized information inaccessible, significantly restricted the rights of the site owner and Internet users and led to significant negative consequences.
It is incompatible with the principle of the rule of law that the regulatory framework does not provide guarantees that can protect individuals from the excessive and arbitrary consequences of applying drastic measures to block the site, such as in the present case. In the light of the examination of the legislation of the Russian Federation applied in the present case, the Court concluded that the impugned interference was the result of the application of the procedure provided for in article 15.1 (5) (2) of the Information Act, which did not comply with the Convention's requirement of predictability and did not provide the applicant with the degree of protection against abuse to which he was entitled by virtue of the rule of law in a democratic society. consequently, the intervention was not "provided for by law".
RESOLUTION
The case involved a violation of the requirements of article 10 of the Convention (adopted unanimously).
The Court also unanimously held that there had been a violation of article 13 of the Convention in relation to article 10 of the Convention, since the Court of Appeal had not considered the merits of the applicant's complaint and whether the blocking was a necessary and proportionate measure.
COMPENSATION
In the application of article 41 of the Convention. The Court awarded the applicant EUR 10,000 in respect of non-pecuniary damage.
The source of publication: https://espchhelp.ru/blog/3577-engels-v-russian-federation .
Постановление ЕСПЧ от 23 июня 2020 года по делу "Булгаков (Bulgakov) против Российской Федерации" (жалоба N 20159/15).
В 2015 году заявителю была оказана помощь в подготовке жалобы. Впоследствии жалоба была коммуницирована Российской Федерации.
По делу успешно рассмотрена жалоба на блокировку доступа ко всему сайту из-за одного запрещенного материала, размещенного на нем, и продолжение его блокировки даже после удаления данного материала. По делу допущено нарушение статьи 10 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, а также статьи 13 Конвенции по взаимосвязи со статьей 10 Конвенции, поскольку апелляционный суд не рассмотрел по существу жалобу заявителя и вопрос о том, являлась ли блокировка необходимой и соразмерной мерой.
ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА
Сайт, владельцем и администратором которого являлся заявитель, был заблокирован местным интернет-провайдером в целях исполнения судебного решения, поскольку на сайте была размещена электронная книга, ранее признанная экстремистским материалом. Приказ о блокировке не был отменен даже после того, как книга была удалена с сайта.
ВОПРОСЫ ПРАВА
По поводу соблюдения статьи 10 Конвенции. Оспариваемая мера представляла собой "вмешательство со стороны публичных властей" в право получать и распространять информацию. Что касается пределов вмешательства, заявитель не оспаривал, что электронная книга, размещенная на его сайте, являлась запрещенной. Однако он жаловался на то, что суды государства-ответчика приняли решение заблокировать весь сайт из-за одного запрещенного материала и не отменили свое решение даже после удаления данного материала.
Поскольку решение районного суда касалось электронной книги, вмешательство было основано на части 6 статьи 10 Федерального закона Российской Федерации от 27 июля 2006 г. N 149-ФЗ "Об информации, информационных технологиях и о защите информации" (далее - Закон об информации) и могло считаться "предусмотренным законом". Однако районный суд также определил способ применения блокировки, предписав блокировку запрещенного контента путем запрета доступа ко всему сайту. Данный способ блокировки, который не позволял пользователям подключиться к сайту, размещенному по определенному адресу цифровой сети (IP-адресу), был широко распространен.
Полная блокировка доступа ко всему сайту была крайней мерой, сравнимой с запретом газеты или телевизионного канала. Данная мера намеренно игнорировала различие между разрешенной и запрещенной информацией, которая могла содержаться на сайте, и делала недоступным большое количество контента, не являвшегося запрещенным. Блокировка доступа к IP-адресу сайта на практике приводила к расширению сферы действия приказа о блокировке, применявшегося в результате не только к запрещенному материалу, на который приказ был изначально нацелен, но и к большому количеству другого контента. Такое расширение не имело законных оснований при обстоятельствах дела заявителя. Статья 10 Закона об информации позволяла властям принимать меры в отношении информации, за распространение которой предусмотрена уголовная или административная ответственность, а не всего сайта. Формулировка о блокировке, использованная районным судом, не использовалась в каком-либо первичном законодательстве или соответствующих подзаконных актах. В своих замечаниях власти Российской Федерации не указали какие-либо положения законодательства, на которых был основан способ исполнения предписания о блокировке, избранный районным судом.
Что касается гарантий, которые законодательство государства-ответчика должно было предоставлять для защиты лиц от чрезмерного и произвольного эффекта блокировки, Европейский Суд отметил, что законодательство Российской Федерации не требовало какой-либо формы участия владельца сайта (заявителя) в производстве по вопросу о блокировке в соответствии с пунктом 6 статьи 10 Закона об информации. Ходатайство прокуратуры о вынесении решения о блокировке было подготовлено без предварительного уведомления сторон, права и интересы которых могли быть затронуты. Заявитель не был извещен о ходатайстве прокурора, и ему не была предоставлена возможность удалить запрещенный контент до обращения прокурора с данным ходатайством в суд. Районный суд не привлек заявителя к участию в деле и не предложил ему представить свои доводы, рассматривая вопрос как имеющий отношение к прокурору и местному интернет-провайдеру.
Участие в производстве представителя местного интернет-провайдера не было достаточным для того, чтобы придать производству состязательный характер. Интернет-провайдер предоставлял технологию, которая позволяла пользователям получать доступ к миллионам сайтов, о которых ему ничего не было известно. У него не было настолько подробной информации о размещенном на данных сайтах контенте, как у владельцев сайтов, а также не было требуемых правовых ресурсов для того, чтобы обеспечить эффективную защиту каждого сайта. Интернет-провайдер не был заинтересован в исходе дела. Приказы о блокировке не имели последствий для его деятельности, они подлежали исполнению не только провайдером - ответчиком по делу, но и после вступления решения в законную силу приобретали универсальный характер и подлежали исполнению всеми российскими интернет-провайдерами. Производство по вопросу о блокировке сайта, проведенное в отсутствие заявителя, не было состязательным по своему характеру и не являлось форумом, на котором могли быть выслушаны все заинтересованные стороны.
В ходе производства, инициированного заявителем с целью оспорить решение суда о блокировке сайта, суды государства-ответчика не применили Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 27 июня 2013 г. N 21, в соответствии с которым они были обязаны принимать во внимание положения Конвенции в ее толковании Европейским Судом. Они также не проверили, мог ли быть тот же результат достигнут менее жесткими мерами, и не провели оценки последствий блокировки, чтобы убедиться в том, что она была направлена исключительно на запрещенный контент и не имела произвольного или чрезмерного характера, в том числе связанного с тем способом, которым данная мера была применена. Что касается требования гласности, Закон об информации не предусматривал направления решения, принятого на основании части 6 статьи 10 этого закона, владельцу соответствующего сайта. Заявитель не знал о вынесении решения о блокировке до того момента, пока он не обнаружил, что его сайт был заблокирован.
Вторым аспектом вмешательства, на которое жаловался заявитель, был отказ снять блокировку после того, как запрещенный контент был удален. Европейский Суд уже установил, что отсутствовали правовые основания для блокировки доступа ко всему сайту заявителя, так как на нем был размещен только один экстремистский материал. Данный вывод о незаконности тем более применяется к продолжавшейся блокировке сайта после удаления этого материала.
Европейский Суд пришел к выводу, что вмешательство, связанное с применением процедуры, предусмотренной части 6 статьи 10 Закона об информации, имело чрезмерные и произвольные последствия и что законодательство Российской Федерации не предоставило заявителю такую степень защиты от злоупотреблений, на которую у него было право в силу верховенства права в демократическом обществе. Следовательно, допущенное вмешательство не было "предусмотрено законом".
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
По делу было допущено нарушение требований статьи 10 Конвенции (принято единогласно).
Европейский Суд также единогласно постановил, что по делу было допущено нарушение статьи 13 Конвенции по взаимосвязи со статьей 10 Конвенции, поскольку апелляционный суд не рассмотрел по существу жалобу заявителя и вопрос о том, являлись ли блокировка необходимой и соразмерной мерой.
КОМПЕНСАЦИЯ
В порядке применения статьи 41 Конвенции. Европейский Суд присудил заявителю 10 000 евро в качестве компенсации морального вреда.
Источник публикации: https://espchhelp.ru/blog/3576-bulgakov-protiv-rossiyskoy-federatsii .
Judgment of the ECHR of 23 June 2020 in the case "Bulgakov v. the Russian Federation" (aplication N 20159/15).
In 2015, the applicant was assisted in the preparation of the aplication. The aplication was subsequently communicated to the Russian Federation.
The case successfully considered an aplication about blocking access to the entire site due to one prohibited material posted on it, and continuing to block it even after the removal of this material. The case involved a violation of article 10 of the Convention for the Protection of Human Rights and Fundamental Freedoms, as well as article 13 of the Convention in relation to article 10 of the Convention, since the Court of Appeal did not consider the merits of the applicant's complaint and whether the blocking was a necessary and proportionate measure.
CIRCUMSTANCES OF THE CASE
The website of which the applicant was the owner and administrator was blocked by a local Internet service provider in order to enforce the court decision, since the site contained an e-book previously recognized as extremist material. the blocking order was not lifted even after the book was removed from the site.
LEGAL ISSUES
Regarding compliance with article 10 of the Convention. The contested measure represented "interference by public authorities" with the right to receive and disseminate information. as to the limits of interference, the applicant did not dispute that the e-book published on his website was prohibited. However, he complained that the courts of the respondent State decided to block the entire site because of one prohibited material and did not reverse their decision even after the removal of this material.
Since the decision of the district court concerned an electronic book, the interference was based on Part 6 of Article 10 of the Federal Law of the Russian Federation of July 27, 2006 N 149-FZ "On Information, Information Technologies and Information Protection "(hereinafter - the Law on Information) and could be considered "provided for by law". However, the district court also determined how to apply the block, ordering the blocking of prohibited content by banning access to the entire site. This blocking method, which prevented users from connecting to a site hosted at a specific digital network address (IP address), was widely used.
The complete blocking of access to the entire site was an extreme measure, comparable to banning a newspaper or television channel. This measure deliberately ignored the distinction between permitted and prohibited information that could be contained on the site, and made inaccessible a large amount of content that was not prohibited. blocking access to the ip address of the site in practice led to an expansion of the scope of the blocking order, which was applied as a result not only to the prohibited material that the order was originally aimed at, but also to a large amount of other content. Such an extension had no legal basis in the circumstances of the applicant's case. Article 10 of the Information Act allowed the authorities to take action against information that was criminally or administratively liable for dissemination, rather than the entire site. The language on blocking used by the district court was not used in any primary legislation or relevant by-laws. In their observations, the Government did not indicate any provisions of the legislation on which the method of execution of the blocking order chosen by the district court was based.
With regard to the guarantees that the legislation of the respondent State should have provided to protect individuals from the excessive and arbitrary effect of blocking, the Court noted that the legislation of the Russian Federation did not require any form of participation of the site owner (applicant) in the blocking proceedings in accordance with article 10, paragraph 6, of the Information Law. The request of the Prosecutor's Office for a decision on blocking was prepared without prior notification of the parties whose rights and interests may have been affected. The applicant was not informed of the prosecutor's request and was not given the opportunity to remove the prohibited content before the prosecutor filed the request with the court. the district court did not involve the applicant in the case and did not invite him to present his arguments, considering the issue as having to do with the prosecutor and the local internet service provider.
The participation of a representative of a local Internet service provider in the proceedings was not sufficient to make the proceedings competitive. The Internet service provider provided technology that allowed users to access millions of sites that it knew nothing about. He did not have as much detailed information about the content posted on these sites as the site owners, and also did not have the necessary legal resources to ensure effective protection of each site. The Internet service provider was not interested in the outcome of the case. The blocking orders had no consequences for its activities, they were subject to execution not only by the provider-defendant in the case, but also after the decision entered into legal force, they acquired a universal character and were subject to execution by all Russian Internet providers. the proceedings on the issue of blocking the site, conducted in the absence of the applicant, were not adversarial in nature and did not constitute a forum in which all interested parties could be heard.
In the course of the proceedings initiated by the applicant to challenge the court's decision to block the site, the courts of the respondent State did not apply the Decision of the Plenum of the Supreme Court of the Russian Federation No. 21 of 27 June 2013, according to which they were obliged to take into account the provisions of the Convention as interpreted by the European Court. They also failed to check whether the same result could have been achieved by less stringent measures, and did not conduct an assessment of the consequences of the block to ensure that it was aimed exclusively at prohibited content and was not arbitrary or excessive, including related to the way in which the measure was applied. As for the requirement of publicity, the Information Act did not provide for the decision taken on the basis of article 10, paragraph 6, of this Act to be forwarded to the owner of the relevant website. The applicant was not aware of the decision to block until he discovered that his website had been blocked.
The second aspect of the interference that the applicant complained about was the refusal to remove the block after the prohibited content was removed. The Court has already found that there were no legal grounds for blocking access to the applicant's entire website, as only one extremist material was posted on it. This finding of illegality applies all the more to the continued blocking of the site after the removal of this material.
The Court concluded that the interference resulting from the application of the procedure provided for in article 10, paragraph 6, of the Information Act had excessive and arbitrary consequences and that the legislation of the Russian Federation did not provide the applicant with the degree of protection against abuse to which he was entitled by virtue of the rule of law in a democratic society. Consequently, the interference allowed was not "provided for by law".
RESOLUTION
The case involved a violation of the requirements of article 10 of the Convention (adopted unanimously).
The Court also unanimously held that there had been a violation of article 13 of the Convention in relation to article 10 of the Convention, since the Court of Appeal had not considered the merits of the applicant's complaint and whether the blocking was a necessary and proportionate measure.
COMPENSATION
In the application of article 41 of the Convention. The Court awarded the applicant EUR 10,000 in respect of non-pecuniary damage.
The source of publication: https://espchhelp.ru/blog/3575-bulgakov-v-russian-federation .
Постановление ЕСПЧ от 23 июня 2020 года по делу "ООО "Флавус" и другие (OOO Flavus and Others) против Российской Федерации" (жалоба N 12468/15 и другие жалобы).
В 2015 году заявителям была оказана помощь в подготовке жалоб. Впоследствии жалобы были объединены и коммуницированы Российской Федерации.
По делу успешно рассмотрены жалобы на необоснованную полную блокировку оппозиционных онлайн-ресурсов в нарушение требования о точном указании на запрещенный контент. По делу допущено нарушение статьи 10 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, а также статьи 13 Конвенции во взаимосвязи со статьей 10 Конвенции, поскольку суды РФ не рассмотрели жалобу по существу и вопрос о том, были ли последствия блокировки сайтов заявителей необходимыми и соразмерными.
ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА
Сайты заявителей, владельцев онлайн-ресурсов, где публиковались статьи, мнения и исследования оппозиционных политиков, журналистов и экспертов, многие из которых содержали критику в отношении властей Российской Федерации, были заблокированы на основании того, что некоторые из их интернет-страниц содержали запрещенный контент.
ВОПРОСЫ ПРАВА
По поводу соблюдения статьи 10 Конвенции. Оспариваемая мера представляла собой "вмешательство со стороны публичных властей" в право получать и распространять информацию. В деле заявителей вопросы о соблюдении закона и наличии правомерной цели не могли рассматриваться отдельно от вопроса о том, было ли вмешательство "необходимо в демократическом обществе". В связи с этим Европейский Суд рассмотрел их совместно.
Доступ к онлайн-ресурсам заявителей был заблокирован в соответствии со статьей 15.3 Федерального закона Российской Федерации от 27 июля 2006 г. N 149-ФЗ "Об информации, информационных технологиях и о защите информации" (далее - Закон об информации). Данное положение наделяло Генерального прокурора или его заместителей полномочием требовать блокировки трех категорий контента, в том числе призывов к массовым беспорядкам или участию в массовых (публичных) мероприятиях, проводимых с нарушением установленного порядка. Часть 2 статьи 15.3 Закона об информации устанавливала требования в отношении содержания извещения Роскомнадзора, в котором должны были быть указаны, среди прочего, URL веб-страницы для идентификации запрещенного контента. Извещения, которые Роскомнадзор направлял на практике, не соответствовали данному требованию, поскольку в них было указано все доменное имя сайта, а не вызывающая вопросы интернет-страница. Это не только не соответствовало требованию о том, что информация, предоставленная Роскомнадзором, должна была позволять идентифицировать контент, подлежавший удалению, но и лишало заявителей возможности устранить предполагаемое нарушение путем удаления запрещенного контента. Не указывая URL интернет-страниц, которые вызывали вопросы, власти Российской Федерации действовали произвольно, что не позволило заявителям сделать информированный выбор между удалением или изменением соответствующего контента и выдвижением юридических возражений против требования Генерального прокурора со ссылкой на конкретные интернет-страницы.
Два сайта были привлечены к ответственности за то, что на них содержались материалы с одобрительными отзывами о протестах и публичных выступлениях в поддержку обвиняемых по Болотному делу. Генеральный прокурор истолковал данные статьи как призывы к участию в неразрешенных публичных мероприятиях. Европейский Суд ранее установил, что понятие "публичные мероприятия, проводимые с нарушением установленного порядка", использованное в статье 15.3 Закона об информации, было чрезмерно широким и что Генеральный прокурор ссылался на это основание применительно к контенту, в котором не содержалось таких призывов.
Онлайн-ресурсы заявителей рассказывали о ходе производства по Болотному делу и о проводимых полицией задержаниях в соответствии с журналистской обязанностью информировать общественность по вопросам, представляющим общий интерес, и отражать различные точки зрения, в том числе такие, которые содержат критику официальной политики. В требовании Генерального прокурора о блокировке не было указано, в какой части публикаций упоминались запланированные публичные мероприятия, разрешенные или нет, и в какой части содержались призывы к участию в них. Выражение поддержки людей, которые были привлечены к судебному разбирательству в связи событиями на Болотной площади или которые нашли способ выразить солидарность с обвиняемыми, не могло рассматриваться как призыв к проведению запрещенных публичных мероприятий. Напомнив, что выражение мнения по вопросам, представляющим общественный интерес, заслуживает сильной защиты, Европейский Суд счел, что толкование Генерального прокурора не имело фактических оснований и потому было произвольным и явно неразумным.
Генеральный прокурор также утверждал, что на одном из сайтов было воспроизведено изображение памфлета, призывавшего жителей Крыма к совершению "незаконных действий". Генеральный прокурор не уточнил, каков был характер предположительно незаконных действий, какие элементы делали их незаконными или что/кто наделял его полномочием определять, какие действия лиц, не являющихся гражданами Российской Федерации и проживавших за пределами юрисдикции Российской Федерации, должны были считаться незаконными. В любом случае общее понятие "незаконные действия" не относилось к какой-либо из трех категорий запрещенного контента, указанных в статье 15.3 Закона об информации. Следовательно, требование Генерального прокурора в отношении данного контента не имело под собой правовых оснований.
В той степени, в какой вмешательство было направлено на контент, который считался запрещенным, в соответствии со статьей 15.3 Закона об информации, оно нарушало установленный законодательством Российской Федерации порядок и требование законности. Однако в той степени, в какой Генеральной прокурор требовал, а Роскомнадзор применил блокировку сайтов заявителей, Европейский Суд продолжил рассмотрение дела, чтобы установить, преследовала ли блокировка доступа ко всем сайтам правомерную цель, и могла ли она считаться "необходимой в демократическом обществе".
Полная блокировка доступа ко всему сайту была крайней мерой, сравнимой с запретом газеты или телевизионного канала. Такая мера намеренно игнорировала различие между разрешенной и запрещенной информацией, которая могла содержаться на сайте и делала недоступным большое количество контента, не являвшегося запрещенным. Блокировка доступа ко всему сайту на практике приводила к расширению сферы действия решения о блокировке, применявшегося в результате не только к запрещенному материалу, на который решение было изначально нацелено, но и к большому количеству другого контента.
Решение о том, что контент сайтов был запрещенным, было принято в деле заявителей на сомнительных основаниях или явно произвольно. Однако, даже если были исключительные обстоятельства, оправдывающие блокировку запрещенного контента, блокировка доступа ко всему сайту сама по себе требовала обоснований, отдельных и отличных от тех, которые лежали в основе изначального решения в отношении запрещенного контента, и со ссылкой на критерии, установленные и применяемые Европейским Судом в соответствии со статьей 10 Конвенции. Блокировка доступа к разрешенному контенту никогда не может являться автоматическим последствием другой, более ограниченной блокировки таким образом, каким статья 15.3 Закона об информации позволяла властям распространять ограниченное требование блокировки на весь сайт. Любая неизбирательная блокировка, которая касается разрешенного контента веб-сайтов, является произвольным вмешательством в права владельцев таких сайтов. Власти Российской Федерации не представили каких-либо обоснований для решения о блокировке всех сайтов полностью. Они не объяснили, какой правомерной цели или насущной общественной необходимости пытались достичь власти Российской Федерации путем блокирования доступа к онлайн-ресурсам заявителей. Утверждение заявителей о том, что истинной целью властей Российской Федерации было подавление доступа к оппозиционным ресурсам, вызывало серьезную озабоченность. При отсутствии какого-либо обоснования полной блокировки сайтов заявителей Европейский Суд постановил, что решения о данной блокировке не преследовали какой-либо правомерной цели.
Блокировка до вынесения судебного решения по поводу законности публикации контента представляла собой предварительное ограничение публикаций. Опасность, которую представляют подобные предварительные ограничения, такова, что требует наиболее тщательного надзора со стороны Европейского Суда и может быть оправдана только при исключительных обстоятельствах. Это тем более верно, когда речь идет о прессе, поскольку новости являются скоропортящимся товаром, и задержка их публикации даже на короткий срок может лишить их всякой ценности и интереса. В случаях предварительных ограничений деятельности новостных ресурсов нормативная база должна обеспечивать как строгий контроль в отношении сферы действия запретов, так и эффективный и соответствующий Конвенции судебный пересмотр.
Законодательство Российской Федерации не предоставляло владельцам онлайн-ресурсов, как заявители в настоящем деле, каких-либо процессуальных гарантий, способных защитить их от произвольного вмешательства, основанного на статье 15.3 Закона об информации. Законодательство Российской Федерации не требовало какой-либо формы участия владельца сайта (заявителя) в производстве по вопросу о блокировке. И изначальное решение Генерального прокурора, и приказы Роскомнадзора по его применению были вынесены без предварительного уведомления сторон, права и интересы которых могли быть затронуты. Закон об информации не требовал от властей проведения оценки последствий блокировки до их применения или обоснования того, почему решение о блокировке должно было быть исполнено срочно и немедленно, без предоставления заинтересованным сторонам возможности обратиться в суд. Блокировка не была разрешена судом или иным независимым органом по урегулированию споров, который предоставлял бы заинтересованным сторонам форум, где они могли бы быть заслушаны.
Закон об информации не требовал от властей обоснования необходимости и соразмерности вмешательства в право на свободу выражения мнения онлайн или рассмотрения вопроса о том, мог ли быть тот же результат достигнут менее строгими мерами. Он также не требовал от властей проверки того, была ли блокировка направлена лишь на запрещенный контент, и не имела ли она произвольных и чрезмерных последствий, в том числе связанных с блокировкой всего сайта.
Что касается требования гласности, Закон об информации не предусматривал направления требования о блокировке, указанного в статье 15.3 того закона, владельцам соответствующих сайтов. Заявителям не было известно об основаниях требования о блокировке вплоть до того момента, как доступ к их сайтам был заблокирован, и они обратились в суд.
Наконец, что касается производства, инициированного заявителями с целью оспаривания блокировки, Европейский Суд ранее установил, что широта дискреционных полномочий, предусмотренных статьей 15.3 Закона об информации, была такой, что, возможно, было бы трудно, если не невозможно, оспорить блокировку сайтов в судебном порядке. Ничто не указывало на то, что суды, рассматривавшие жалобы, старались сопоставить различные затронутые в деле интересы, в частности, путем оценки необходимости полной блокировки доступа к сайтам. Данный недостаток был следствием того, что суды государства-ответчика не применили Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 27 июня 2013 г. N 21, в соответствии с которым они были обязаны принимать во внимание положения Конвенции в ее толковании Европейским Судом. При вынесении решения суды ограничились констатацией того, что Генеральный прокурор и Роскомнадзор осуществили дискреционные полномочия, предоставленные им законодательством Российской Федерации. Однако судебный пересмотр, соответствующий Конвенции, должен принимать во внимание, среди прочего, тот факт, что блокировка, в результате которой большие объемы разрешенной информации стали недоступны, существенно ограничивала права владельца сайта и пользователей Интернета и приводила к иным серьезным последствиям.
Вмешательство, связанное с применением процедуры, предусмотренной статьей 15.3 Закона об информации, имело чрезмерные и произвольные последствия, а законодательство Российской Федерации не предоставляло заявителям такую степень защиты от злоупотреблений, на которую у них было право в силу верховенства права в демократическом обществе. В той степени, в которой блокировка была направлена на все онлайн-ресурсы, а не только на контент, изначально признанный запрещенным, вмешательство было лишено оснований, предусмотренных пунктом 2 статьи 10 Конвенции. Оно не преследовало правомерную цель и не было необходимо в демократическом обществе.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
По делу было допущено нарушение требований статьи 10 Конвенции (принято единогласно).
Европейский Суд также единогласно постановил, что по делу было допущено нарушение статьи 13 Конвенции во взаимосвязи со статьей 10 Конвенции, поскольку суды Российской Федерации не рассмотрели жалобу по существу и вопрос о том, были ли последствия блокировки сайтов заявителей необходимыми и соразмерными.
КОМПЕНСАЦИЯ
В порядке применения статьи 41 Конвенции. Европейский Суд присудил каждому из заявителей по 10 000 евро в качестве компенсации морального вреда.
Источник публикации: https://espchhelp.ru/blog/3574-ooo-flavus-i-drugiye-protiv-rossiyskoy-federatsii .
Decision of the ECHR of 23 June 2020 in the case "LLC Flavus and Others (OOO Flavus and Others) v. the Russian Federation "(aplication No. 12468/15 and other aplications).
In 2015, the applicants were assisted in preparing their aplications. Subsequently, the aplications were consolidated and communicated to the Russian Federation.
The case successfully considered aplications about the unjustified complete blocking of opposition online resources in violation of the requirement for precise indication of prohibited content. The case violated article 10 of the Convention for the Protection of Human Rights and Fundamental Freedoms, as well as article 13 of the Convention in conjunction with article 10 of the Convention, since the Russian courts did not consider the complaint on its merits and whether the consequences of blocking the applicants ' websites were necessary and proportionate.
CIRCUMSTANCES OF THE CASE
The websites of the applicants, owners of online resources that published articles, opinions and research by opposition politicians, journalists and experts, many of which were critical of the Russian authorities, were blocked on the grounds that some of their Internet pages contained prohibited content.
LEGAL ISSUES
Regarding compliance with article 10 of the Convention. The contested measure represented "interference by public authorities" with the right to receive and disseminate information. In the applicants ' case, the questions of compliance with the law and the existence of a legitimate purpose could not be considered separately from the question of whether the intervention was "necessary in a democratic society". In this regard, the European Court considered them jointly.
Access to the applicants ' online resources was blocked in accordance with Article 15.3 of the Federal Law of the Russian Federation No. 149-FZ of July 27, 2006 "On Information, Information Technologies and Information Protection" (hereinafter referred to as the Information Law). This provision gave the Prosecutor General or his deputies the power to request the blocking of three categories of content, including calls for mass riots or participation in mass (public) events held in violation of the established procedure. Part 2 of Article 15.3 of the Law on Information established requirements for the content of the Roskomnadzor notice, which had to specify, among other things, the URL of the web page to identify prohibited content. The notices that Roskomnadzor sent in practice did not meet this requirement, since they indicated the entire domain name of the site, and not the questionable Internet page. This not only failed to meet the requirement that the information provided by Roskomnadzor should have allowed the identification of the content to be removed, but also prevented the applicants from eliminating the alleged violation by removing the prohibited content. By failing to indicate the URLs of the Internet pages that raised questions, the Russian authorities acted arbitrarily, which prevented the applicants from making an informed choice between deleting or modifying the relevant content and raising legal objections to the Prosecutor General's request with reference to specific Internet pages.
Two websites were brought to justice for the fact that they contained materials with positive reviews of protests and public speeches in support of the defendants in the Bolotnaya case. The Prosecutor General interpreted these articles as calls to participate in unauthorized public events. The Court had previously found that the concept of "public events conducted in violation of the established procedure" used in article 15.3 of the Information Act was excessively broad and that the Prosecutor General had invoked this ground in relation to content that did not contain such calls.
The applicants ' online resources reported on the progress of the Bolotnaya case and on police detentions, in accordance with the journalistic duty to inform the public on issues of common interest and to reflect various points of view, including those that contain criticism of official policies. The Prosecutor General's request for blocking did not specify which part of the publications mentioned planned public events, allowed or not, and which part contained calls to participate in them. the expression of support for people who were brought to trial in connection with the events on bolotnaya square or who found a way to express solidarity with the accused could not be considered as a call for prohibited public events. recalling that the expression of an opinion on matters of public interest deserves strong protection, the court considered that the prosecutor general's interpretation had no factual basis and was therefore arbitrary and manifestly unreasonable.
The Prosecutor General also claimed that an image of a pamphlet calling on residents of Crimea to commit "illegal actions"was reproduced on one of the websites. the prosecutor general did not specify what the nature of the alleged illegal actions was, what elements made them illegal, or what/who gave him the authority to determine which actions of persons who were not citizens of the russian federation and lived outside the jurisdiction of the russian federation should have been considered illegal. in any case, the general concept of "illegal actions" did not apply to any of the three categories of prohibited content specified in article 15.3 of the information act. Consequently, the Prosecutor General's demand for this content had no legal basis.
To the extent that the interference was directed at content that was considered prohibited, in accordance with Article 15.3 of the Law on Information, it violated the procedure established by the legislation of the Russian Federation and the requirement of legality. However, to the extent that the Prosecutor General requested and Roskomnadzor applied the blocking of the applicants ' websites, the Court continued to examine the case to determine whether the blocking of access to all websites had a legitimate purpose and whether it could be considered "necessary in a democratic society".
The complete blocking of access to the entire site was an extreme measure, comparable to banning a newspaper or television channel. This measure deliberately ignored the distinction between permitted and prohibited information that could be contained on the site and made inaccessible a large amount of content that was not prohibited. Blocking access to the entire site in practice led to an expansion of the scope of the blocking decision, which was applied as a result not only to the prohibited material that the decision was originally aimed at, but also to a large amount of other content.
The decision that the content of the sites was prohibited was made in the applicants ' case on dubious grounds or clearly arbitrary. However, even if there were exceptional circumstances justifying the blocking of prohibited content, the blocking of access to the entire site itself required justifications separate and different from those underlying the original decision on prohibited content, and with reference to the criteria established and applied by the European Court of Justice in accordance with Article 10 of the Convention. Blocking access to permitted content can never be an automatic consequence of another, more limited blocking in the same way that article 15.3 of the Information Act allowed the authorities to extend the limited blocking requirement to the entire site. Any indiscriminate blocking that affects the permitted content of websites is an arbitrary interference with the rights of the owners of such sites. the authorities of the russian federation did not provide any justification for the decision to block all sites completely. they did not explain what legitimate purpose or pressing public need the russian authorities were trying to achieve by blocking access to the applicants ' online resources. The applicants ' contention that the true purpose of the Russian authorities was to suppress access to opposition resources was a matter of serious concern. in the absence of any justification for the complete blocking of the applicants ' websites, the european court held that the decisions on this blocking did not pursue any legitimate purpose.
blocking until a court decision was made on the legality of publishing content was a preliminary restriction of publications. The danger posed by such preliminary restrictions is such that it requires the most careful supervision by the European Court of Justice and can only be justified in exceptional circumstances. This is all the more true when it comes to the press, since news is a perishable commodity, and delaying its publication even for a short period of time can deprive them of all value and interest. In cases of preliminary restrictions on the activities of news resources, the regulatory framework should ensure both strict control over the scope of the prohibitions and effective judicial review in accordance with the Convention.
The legislation of the Russian Federation did not provide the owners of online resources, as the applicants in the present case, with any procedural guarantees capable of protecting them from arbitrary interference based on article 15.3 of the law on information. The legislation of the Russian Federation did not require any form of participation of the site owner (applicant) in the proceedings on the issue of blocking. both the original decision of the prosecutor general and roskomnadzor's orders on its application were issued without prior notice to the parties whose rights and interests may have been affected. The Information Act did not require the authorities to assess the consequences of blocking before applying them, or to justify why the decision to block should have been implemented urgently and immediately, without giving interested parties the opportunity to go to court. The block was not resolved by a court or other independent dispute resolution body that would provide interested parties with a forum where they could be heard.
The Information Act did not require the authorities to justify the necessity and proportionality of interfering with the right to freedom of expression online, or to consider whether the same result could have been achieved by less stringent measures. It also did not require the authorities to check whether the blocking was aimed only at prohibited content, and whether it had arbitrary and excessive consequences, including those related to the blocking of the entire site.
With regard to the requirement of publicity, the Information Act did not provide for sending the request for blocking specified in article 15.3 of that Law to the owners of the relevant sites. The applicants were not aware of the grounds for the request for blocking until access to their websites was blocked and they applied to the court.
Finally, with regard to the proceedings initiated by the applicants to challenge the blocking, the Court had previously found that the breadth of discretion provided for in article 15.3 of the Information Act was such that it might have been difficult, if not impossible, to challenge the blocking of websites in court. There was nothing to indicate that the courts that dealt with the complaints tried to compare the various interests involved in the case, in particular by assessing the need to completely block access to the sites. This shortcoming was due to the fact that the courts of the respondent State did not apply the Decision of the Plenum of the Supreme Court of the Russian Federation No. 21 of 27 June 2013, according to which they were obliged to take into account the provisions of the Convention in its interpretation by the European Court. In making the decision, the courts limited themselves to stating that the Prosecutor General and Roskomnadzor had exercised the discretionary powers granted to them by the legislation of the Russian Federation. However, a judicial review in accordance with the Convention should take into account, inter alia, the fact that the blocking, as a result of which large amounts of authorized information became inaccessible, significantly restricted the rights of the site owner and Internet users and led to other serious consequences.
The interference resulting from the application of the procedure provided for in article 15.3 of the Law on Information had excessive and arbitrary consequences, and the legislation of the Russian Federation did not provide the applicants with the degree of protection from abuse to which they were entitled by virtue of the rule of law in a democratic society. To the extent that the blocking was aimed at all online resources, and not only at the content initially recognized as prohibited, the interference was devoid of the grounds provided for in article 10, paragraph 2, of the Convention. It did not pursue a legitimate goal and was not necessary in a democratic society.
RESOLUTION
The case involved a violation of the requirements of article 10 of the Convention (adopted unanimously).
The Court also unanimously held that there had been a violation of article 13 of the Convention in relation to article 10 of the Convention, since the Russian courts had not considered the merits of the complaint and whether the consequences of blocking the applicants ' websites were necessary and proportionate.
COMPENSATION
In the application of article 41 of the Convention. The European Court awarded each of the applicants 10,000 euros in compensation for non-pecuniary damage.
The source of publication: https://espchhelp.ru/blog/3573-llc-flavus-and-others-v-russian-federation .
