Новости от 07 декабря 2021 года из блога, посвященного практике в Европейском суде по правам человека ЕСПЧ
Постановление ЕСПЧ от 16 февраля 2021 года по делу "Тихонов и Хасис (Tikhonov and Khasis) против Российской Федерации" (жалобы N 12074/12 и 16442/12).
В 2011 году заявителям была оказана помощь в подготовке жалоб. Впоследствии жалобы были объединены и коммуницированы Российской Федерации.
По делу успешно рассмотрены жалобы на отказ исключить из участия в рассмотрении дела присяжных заседателей, которые прочитали онлайн статьи о судебном процессе и обсуждали судебное разбирательство с лицом, не являвшимся участником процесса. По делу допущено нарушение требований пункта 1 статьи 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод.
ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА
Уголовное дело в отношении заявителей, которые обвинялись в совершении убийств и других преступлений, было передано в Московский городской суд в составе судьи и присяжных заседателей.
16 апреля 2011 г. присяжный заседатель Д., который заявил самоотвод от участия в деле, дал интервью журналисту, который опубликовал текст интервью в блоге. Д. утверждал в интервью, что одни присяжные оказывали давление на других: предположительно, присяжный заседатель М. каждый день читал вслух газетные статьи из Интернета, в то время как присяжный заседатель Н. сказал сотрудникам секретариата суда, что жюри вынесен вердикт "виновны".
В судебном заседании 18 апреля 2011 г. заявители попросили судью З. освободить от участия в деле присяжных заседателей М. и Н. по причине их предвзятости. Судья предложил М. и Н. прокомментировать это ходатайство, а затем отклонил его.
Приговором от 6 мая 2011 г. суд признал заявителей виновными, основываясь на вердикте присяжных заседателей. Заявители безуспешно обжаловали приговор на том основании, что присяжные заседатели М. и Н. не являлись беспристрастными. Заявители ссылались в этом отношении на интервью Д., а также на интервью, который дал присяжный заседатель М. и которое было опубликовано в Интернете 18 мая 2011 г., в котором М. подтверждал, что во время судебного разбирательства он обращался к многочисленным информационным источникам в Интернете, что еще четыре присяжных заседателя делали то же самое и что все присяжные заседатели "делились сведениями" из рассматриваемых средств массовой информации.
Заявители утверждали, что их дело не было рассмотрено беспристрастным судом.
ВОПРОСЫ ПРАВА
По поводу соблюдения пункта 1 статьи 6 Конвенции. 18 апреля 2011 г. заявители ходатайствовали, чтобы присяжные заседатели М. и Н. были отстранены от участия в деле, ссылаясь на заявления Д. от 16 апреля 2011 г. Рассматриваемые утверждения на первый взгляд не казались явно настолько лишенными оснований, что председательствующий судья З. не должен был принимать необходимые действия для проверки того, что суд отвечал требованию беспристрастности, изложенному в пункте 1 статьи 6 Конвенции. Кроме того, согласно законодательству Российской Федерации присяжные заседатели обязаны воздерживаться от высказывания своего мнения относительно дел за пределами совещательной комнаты, от обсуждения обстоятельств дела с лицами, не участвующими в его рассмотрении, и от поиска информации о деле, за исключением осуществляемого в контексте судебного разбирательства. По словам Д., М. и Н. не выполнили указанные обязательства.
После поступления ходатайства об отводе присяжных заседателей М. и Н. судья З. выслушал замечания сторон на слушании 18 апреля 2011 г. и предоставил указанным присяжным заседателям возможность прокомментировать положения ходатайства.
Тем не менее судья З. не попытался установить истинность утверждений относительно беседы присяжного заседателя Н. с сотрудниками секретариата суда. Хотя Н. не была обязана комментировать ходатайство о ее отводе, судья мог опросить оставшихся присяжных заседателей, чтобы проверить истинность утверждений, учитывая, что не утверждалось, что рассматриваемый разговор имел место во время совещания присяжных, которое защищалось согласно закону принципом тайны совещания присяжных заседателей.
Кроме того, присяжный заседатель М. признался, что регулярно просматривал информационные источники в Интернете, чтобы получать представление о ходе судебного разбирательства, и делился этой информацией с другими присяжными; поступая таким образом, он подтвердил часть утверждений, на которых было основано ходатайство об отводе присяжных заседателей. Однако судья З. не стремился проверить, была ли беспристрастность присяжных заседателей поставлена под сомнение передачей присяжным соответствующей информации или в какой степени беспристрастность могла бы вызвать сомнение. В отсутствие такой проверки высказанные М. уверения относительно его способности оставаться объективным и беспристрастным были недостаточными для того, чтобы исключить все разумные сомнения в этом отношении. Более того, судья З. не допросил других присяжных заседателей, чтобы проверить, могли ли они оставаться беспристрастными после того, как получили информацию от М.
В ходе судебного разбирательства и особенно после допроса М. судья З. напомнил присяжным заседателям о важности воздержания от поисков сведений в средствах массовой информации. И хотя судья дважды напомнил присяжным заседателям, что они должны игнорировать любые сведения из средств массовой информации, эти напоминания были оформлены до заседания 18 апреля 2011 г., на котором допрашивали М. Кроме того, даже если в отсутствие каких-либо доказательств противоположного имелись бы основания предположить, что присяжные заседатели последовали бы указаниям судьи, в обстоятельствах настоящего дела имелся ряд факторов, способных опровергнуть такую презумпцию. Указания судьи З., озвученные до судебного заседания 18 апреля 2011 г., были недостаточными для того, чтобы исключить все разумные сомнения в беспристрастности присяжных заседателей. Судья должен был дать дополнительные указания присяжным заседателям в четких и понятных выражениях, чтобы убедиться, что суд мог считаться беспристрастным, а в случае отсутствия удовлетворенности итогами своих действий судья должен был распустить присяжных заседателей. Кроме того, в указаниях, которые судья дал перед завершением судебного рассмотрения дела, судья не напомнил присяжным заседателям, что они должны были игнорировать любые сведения из средств массовой информации, к которым они получили доступ во время судебного разбирательства.
Обжалуя приговор от 6 мая 2011 г., заявители снова указали на пристрастность присяжных заседателей М. и Н., а также представили в суд второй инстанции высказывания М. из интервью от 18 мая 2011 г.
Однако Верховный Суд Российской Федерации отметил, что отсутствовали доказательства, которые бы подтверждали довод заявителей о "сборе и распространении среди других присяжных заседателей [присяжным М.] сведений об уголовном деле из внешних источников". Эта оценка не учитывала тот факт, что судья З. не пытался определить содержание сведений, которые М. сообщал другим присяжным заседателям, или проверить, мог ли присяжный заседатель М. оставаться объективным и беспристрастным, получил указанную информацию. Верховный Суд Российской Федерации отказался принимать во внимание опубликованные материалы, приложенные заявителями к своей жалобе, на том основании, что Д. не принимал участие в совещании присяжных заседателей. Однако интервью М., которое имело место после постановления приговора 6 мая 2011 г., содержало новые доказательства, которые не могли быть исследованы судьей З. Верховный Суд Российской Федерации не прокомментировал этот важный момент, не указав, почему он не принял эту информацию во внимание. Поэтому, Верховный Суд Российской Федерации не предпринял надлежащих мер для разрешения сомнений, которые существовали применительно к реальности и характеру предполагаемых событий, и, таким образом, не разрешил сомнения относительно беспристрастности присяжных заседателей.
Следовательно, суды Российской Федерации не обеспечили достаточные гарантии для исключения каких-либо законных сомнений в беспристрастности присяжных заседателей, которые признали заявителей виновными. Следовательно, право заявителей на рассмотрение их дела беспристрастным судом не было соблюдено в настоящем деле.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
По делу были нарушены требования пункта 1 статьи 6 Конвенции (принято шестью голосами "за" при одном - "против").
КОМПЕНСАЦИЯ
В порядке применения статьи 41 Конвенции. Европейский Суд постановил, что установление факта нарушения Конвенции является само по себе достаточной справедливой компенсацией причиненного морального вреда.
Источник публикации: https://espchhelp.ru/blog/3779-tikhonov-i-khasis-protiv-rossiyskoy-federatsii .
The decision of the ECHR of February 16, 2021 in the case "Tikhonov and Khasis (Tikhonov and Khasis) v. the Russian Federation" (aplications N 12074/12 and 16442/12).
In 2011, the applicants were assisted in the preparation of aplications. Subsequently, the aplications were consolidated and communicated to the Russian Federation.
Aplications about the refusal to exclude jurors who read online articles about the trial and discussed the trial with a person who was not a participant in the trial were successfully considered in the case. The case involved a violation of the requirements of paragraph 1 of article 6 of the Convention for the Protection of Human Rights and Fundamental Freedoms.
CIRCUMSTANCES OF THE CASE
The criminal case against the applicants, who were accused of committing murders and other crimes, was transferred to the Moscow City Court composed of a judge and a jury.
On April 16, 2011, juror D., who recused himself from participating in the case, gave an interview to a journalist who published the text of the interview in a blog. D. claimed in an interview that some jurors exerted pressure on others: presumably, juror M. read aloud newspaper articles from the Internet every day, while juror N. told the staff of the court registry that the jury had reached a verdict of "guilty".
At the hearing on April 18, 2011 , the applicants asked Judge Z. to exempt M. and N. jurors from participation in the case because of their bias. The judge invited M. and N. to comment on this petition, and then rejected it.
By a verdict of May 6, 2011, the court found the applicants guilty, based on the verdict of the jury. The applicants unsuccessfully appealed the verdict on the grounds that the jurors M. and N. were not impartial. The applicants referred in this respect to D.'s interview, as well as to an interview given by juror M. and which was published on the Internet on May 18, 2011, in which M. He confirmed that during the trial he had turned to numerous information sources on the Internet, that four other jurors had done the same, and that all jurors had "shared information" from the media in question.
The applicants claimed that their case had not been examined by an impartial court.
LEGAL ISSUES
Regarding compliance with paragraph 1 of article 6 of the Convention. On April 18, 2011, the applicants requested that the jurors M. and N. be removed from participation in the case, referring to D.'s statements of April 16, 2011. At first glance, the allegations in question did not seem so obviously unfounded that the presiding Judge Z. should not have taken the necessary steps to verify that the court met the requirement of impartiality set out in paragraph 1 of article 6 of the Convention. In addition, according to the legislation of the Russian Federation, jurors are obliged to refrain from expressing their opinions on cases outside the conference room, from discussing the circumstances of the case with persons not participating in its consideration, and from searching for information about the case, except in the context of the trial. According to D., M. and N. did not fulfill these obligations.
After the receipt of the petition for the recusal of the jurors M. and N. Judge Z. listened to the comments of the parties at the hearing on April 18, 2011 and gave the said jurors the opportunity to comment on the provisions of the petition.
Nevertheless , Judge Z. I did not try to establish the truth of the statements regarding the conversation of juror N. with the staff of the registry of the court. Although N. was not obliged to comment on the motion to dismiss her, the judge could interview the remaining jurors to verify the truth of the allegations, given that it was not claimed that the conversation in question took place during a jury meeting, which was protected by the principle of secrecy of the jury meeting according to the law.
In addition, juror M. admitted that he regularly looked through information sources on the Internet in order to get an idea of the course of the trial, and shared this information with other jurors; in doing so, he confirmed part of the allegations on which the motion to dismiss the jurors was based. However , Judge Z. I did not seek to verify whether the impartiality of the jurors was called into question by the transmission of relevant information to the jury or to what extent impartiality could be called into question. In the absence of such verification, the assurances expressed by M. regarding his ability to remain objective and impartial were insufficient to exclude all reasonable doubts in this regard. Moreover, Judge Z. I did not interrogate other jurors to check whether they could remain impartial after receiving information from M.
During the trial and especially after the interrogation of M. Judge Z. reminded the jurors of the importance of refraining from searching for information in the media. And although the judge twice reminded the jurors that they should ignore any information from the media, these reminders were issued before the meeting on April 18, 2011, at which M. was interrogated. Moreover, even if, in the absence of any evidence to the contrary, there were grounds to assume that the jurors would have followed the judge's instructions, there were a number of factors in the circumstances of the present case that could refute such a presumption. The instructions of Judge Z., announced before the trial on April 18, 2011, were insufficient to exclude all reasonable doubts about the impartiality of the jurors. The judge had to give additional instructions to the jurors in clear and understandable terms to make sure that the court could be considered impartial, and in case of lack of satisfaction with the results of his actions, the judge had to dismiss the jurors. In addition, in the instructions that the judge gave before the conclusion of the trial, the judge did not remind the jurors that they had to ignore any information from the media that they had access to during the trial.
Appealing against the verdict of May 6, 2011, the applicants again pointed to the partiality of the jurors M. and N., and also submitted to the court of second instance the statements of M. from the interview of May 18, 2011.
However, the Supreme Court of the Russian Federation noted that there was no evidence that would support the applicants' argument about "collecting and distributing to other jurors [juror M.] information about the criminal case from external sources." This assessment did not take into account the fact that Judge Z. I did not try to determine the content of the information that M. reported to other jurors, or to check whether the juror M. could remain objective and impartial, received the specified information. The Supreme Court of the Russian Federation refused to take into account the published materials attached by the applicants to their complaint, on the grounds that D. did not take part in the jury meeting. However, M.'s interview, which took place after the verdict on May 6, 2011, contained new evidence that could not be examined by Judge Z. The Supreme Court of the Russian Federation did not comment on this important point, without indicating why it did not take this information into account. Therefore, the Supreme Court of the Russian Federation did not take appropriate measures to resolve the doubts that existed in relation to the reality and nature of the alleged events, and thus did not resolve doubts about the impartiality of the jurors.
Consequently, the courts of the Russian Federation did not provide sufficient guarantees to exclude any legitimate doubts about the impartiality of the jurors who found the applicants guilty. Consequently, the applicants' right to have their case examined by an impartial court was not respected in the present case.
RESOLUTION
In the case, the requirements of paragraph 1 of Article 6 of the Convention were violated (adopted by six votes in favor with one against).
COMPENSATION
In the application of article 41 of the Convention. The European Court ruled that the finding of a violation of the Convention is in itself sufficient just compensation for moral damage caused.
Publication source: https://espchhelp.ru/blog/3778-tikhonov-and-khasis-v-the-russian-federation .
Постановление ЕСПЧ от 16 февраля 2021 года по делу "Менг (Meng) против Германии" (жалобы N 1128/17).
В 2017 году заявительнице была оказана помощь в подготовке жалоб. Впоследствии жалобы были объединены и коммуницированы Германии.
По делу успешно рассмотрена жалоба на сомнения в объективной беспристрастности в отношении судьи, председательствовавшего по делу заявительницы, который ранее принимал участие в отдельном судебном разбирательстве, в ходе которого были сделаны обширные выводы, предрешавшие вину заявительницы. По делу допущено нарушение требований пункта 1 статьи 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод.
ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА
Заявительница была осуждена за убийство своего мужа в соучастии с G.S., ее партнером в соответствующее время. Председателем состава Суда земли Дармштадт, который рассматривал дело заявительницы, являлся судья М., который ранее являлся судьей-докладчиком в предыдущем, отдельном уголовном деле по обвинению G.S. [в убийстве мужа заявительницы]. Приговор по делу G.S. содержал многочисленные выводы относительно участия заявительницы в преступлении. Заявительница безуспешно обжаловала свой приговор, утверждая, что судья М. не являлся беспристрастным судьей в ее деле.
ВОПРОСЫ ПРАВА
По поводу соблюдения пункта 1 статьи 6 Конвенции. Ничто не указывало на то, что судья М. действовал бы из личной предвзятости в отношении заявительницы (субъективный тест). Поэтому Европейский Суд должен был рассмотреть, привело ли участие судьи М. в качестве судьи-докладчика в предыдущем процессе против G.S. к объективно обоснованному опасению, что М. не являлся беспристрастным судьей (объективный тест).
Для начала Европейский Суд отметил, что М. являлся профессиональным судьей, который считался более обученным, приспособленным и подготовленным, чем народный заседатель, к тому, чтобы отстраниться от содержания и выводов предшествующего судебного разбирательства против G.S. Кроме того, при рассмотрении дела заявительницы состав Регионального суда под председательством судьи М. сам допрашивал свидетелей и получал экспертные заключения, делая новые выводы о фактах и осуществляя на их основе правовой анализ, не ссылаясь каким-либо образом и не полагаясь на выводы из приговора по делу против G.S. Установленные факты отличались в некоторых деталях от фактов, установленных в приговоре по делу против G.S. Хотя эти элементы являлись важными при рассмотрении вопроса о том, отвечал ли состав Суда земли требованию беспристрастности в деле заявительницы, они не освобождали Европейский Суд от рассмотрения вопроса о том, содержал ли приговор по делу против G.S. выводы, которые фактически предопределили вопрос о виновности заявительницы.
Ссылки в приговоре по делу G.S. на заявительницу свидетельствовали о том, что формально заявительница не была подсудимой по этому делу; следовательно, очевиден был ее процессуальный статус как третьей стороны (свидетельницы) по делу.
Однако в обжалуемом приговоре заявительница не была просто упомянута вскользь: в приговоре содержались подробные выводы относительно фактов, касавшиеся заявительницы, и изложена оценка доказательств, также касавшихся заявительницы. Суд земли представил свои выводы относительно заявительницы как установленные факты и привел их правовые квалификации, а не назвал свои выводы только подозрениями в адрес заявительницы. Твердая убежденность в том, что заявительница являлась сообщницей при совершении преступления, была признана необходимой Федеральным верховным судом Германии для признания вины G.S. Приговор по делу G.S. содержал подробную оценку точной роли, которую заявительница сыграла в смерти своего мужа, что выходило за рамки изложения фактических обстоятельств дела. Приговор следовало рассматривать как устанавливавший критерии, необходимые для того, чтобы действие считалось преступлением также применительно к заявительнице: в нем подробно описывались не только предумышленное убийство мужа заявительницы и способ, которым был выполнен план совместных действий с G.S., но также и основные мотивы действий самой заявительницы, а именно, что она самонадеянно намеревалась получить активы своего мужа. Таким образом, можно было считать, что Суд земли сделал правовую оценку деяния также в отношении заявительницы, поскольку он установил по существу, что не только G.S., но и заявительница действовали из корыстных побуждений и что заявительница, таким образом, участвовала (и была равным образом виновной) в убийстве. Эти выводы и оценочные суждения в отношении заявительницы были сделаны, несмотря на тот факт, что G.S. был обвинен по своему делу как единственный преступник, в отношении которого было установлено, что он действовал на месте преступления один, и что правовая оценка действий заявительницы, по-видимому, выходила за пределы того, чтобы было необходимо для правовой квалификации преступления, совершенного G.S. Сомнения заявительницы, что Суд земли, включая судью М., мог уже прийти к предопределенному мнению относительно существа ее собственного уголовного дела, когда формулировал приговор по делу G.S. еще до рассмотрения дела заявительницы, подтверждались также оценкой органов прокуратуры, осуществленной после постановления приговора.
Поэтому заявительница законно опасалась, что судья М. в свете текста приговора по делу G.S. уже пришел к предопределенному мнению относительно вины заявительницы. Сомнения заявительницы относительно предвзятости Суда земли в настоящем деле являлись объективно обоснованными.
Хотя вышестоящий в иерархии судов Германии или соответствующий высший суд Германии могли при определенных обстоятельствах исправить недостатки, которые были допущены судом первой инстанции, Федеральный верховный суд Германии, который имел полномочия отменить приговор Суда земли по причине пристрастного отношения к делу, оставил приговор по делу заявительницы и назначенное наказание без изменения. Следовательно, вышестоящий суд не исправил рассматриваемые в настоящей жалобе нарушения.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
По делу были нарушены требования пункта 1 статьи 6 Конвенции (принято единогласно).
Источник публикации: https://espchhelp.ru/blog/3777-meng-protiv-germanii .
Beschluss des EGMR vom 16. Februar 2021 zum Fall "Meng (Meng) gegen Deutschland" (Beschwerde Nr. 1128/17).
Im Jahr 2017 wurde die Klägerin bei der Vorbereitung der Beschwerden unterstützt. Anschließend wurden die Beschwerden in Deutschland zusammengefasst und kommuniziert.
Die Beschwerde über Zweifel an der objektiven Unparteilichkeit gegen den Richter, der den Fall der Beschwerdeführerin leitete, der zuvor an einem separaten Verfahren teilgenommen hatte, in dem umfangreiche Schlussfolgerungen gezogen wurden, die die Schuld der Beschwerdeführerin vorausgesagt hatten. In dem Fall wurde ein Verstoß gegen die Anforderungen von Artikel 6 Absatz 1 des Übereinkommens zum Schutz der Menschenrechte und Grundfreiheiten.
SACHVERHALT
Die Klägerin wurde verurteilt, weil sie ihren Mann in Komplizenschaft mit G.S., ihrem Partner, getötet hatte. Vorsitzender des Amtsgerichts Darmstadt, das den Fall der Klägerin untersuchte, war Richter M., der zuvor in einem früheren, separaten Strafverfahren wegen des Mordes an dem Ehemann der Klägerin Richter war. Das Urteil im Fall G.S. enthielt zahlreiche Erkenntnisse über die Beteiligung der Klägerin an der Straftat. Die Klägerin hatte erfolglos gegen ihr Urteil Berufung eingelegt und behauptet, Richter M. sei in ihrem Fall kein unparteiischer Richter gewesen.
RECHTSFRAGE
Über die Einhaltung von Artikel 6 Absatz 1 des Übereinkommens. Nichts deutete darauf hin, dass Richter M. aus persönlicher Voreingenommenheit gegenüber der Klägerin gehandelt hätte (subjektiver Test). Der Europäische Gerichtshof musste daher prüfen, ob die Teilnahme von Richter M. als Berichterstatter im vorherigen Prozess gegen G.S. zu der objektiv begründeten Befürchtung geführt hat, dass M. kein unparteiischer Richter war (objektiver Test).
Der Europäische Gerichtshof stellte zunächst fest, dass M. ein professioneller Richter war, der als besser ausgebildet, angepasst und vorbereitet galt als ein Volksrichter, um vom Inhalt und den Schlussfolgerungen eines früheren Verfahrens gegen G.S. fernzuhalten. urteil gegen G.S. Obwohl diese Elemente bei der Prüfung, ob das Landgericht dem Anspruch der Unparteilichkeit im Fall der Beschwerdeführerin gerecht wurde, wichtig waren, haben sie den Europäischen Gerichtshof nicht von der Prüfung befreit, ob das Urteil gegen G.S die Schlussfolgerungen enthielt, die die Schuldfrage der Beschwerdeführerin tatsächlich prädestiniert hatten.
Die Verweise im G.S.-Urteil auf die Klägerin zeigten, dass die Klägerin formal nicht angeklagt war; daher war ihr Verfahrensstatus als Dritte (Zeugin) in dem Fall offensichtlich.
Die Beschwerdeführerin wurde jedoch nicht nur beiläufig erwähnt: Das Urteil enthielt detaillierte Schlussfolgerungen über die Tatsachen, die die Beschwerdeführerin betrafen, und die Bewertung der Beweise, die auch die Beschwerdeführerin betrafen, wurde dargelegt. Das Landgericht hat die Beschlüsse bezüglich der Beschwerdeführerin als feststehende Tatsachen präsentiert und hat ihre gesetzlichen Qualifikationen gebracht, statt die Beschlüsse nur Verdacht der Beschwerdeführerin genannt. Die Feststellung, dass die Klägerin bei der Tat eine Komplizin war, wurde vom deutschen Bundesgerichtshof für notwendig befunden, um die Schuld von G.S anzuerkennen. Das Urteil im Fall G. S. enthielt eine detaillierte Bewertung der genauen Rolle, die die Beschwerdeführerin hat im Tod Ihres Mannes, so war außer der Darlegung der tatsächlichen Umstände des Einzelfalls. Das Urteil sollte als die Kriterien, die für die Handlung als ein Verbrechen auch für die Klägerin: Es beschreibt nicht nur die vorsätzliche Tötung des Mannes der Klägerin und die Art und Weise, wie der Plan für gemeinsame Aktionen mit G.S durchgeführt wurde, sondern auch die Hauptmotive der Handlungen der Klägerin selbst, nämlich dass sie beabsichtigte, das Vermögen ihres Mannes zu erhalten. So konnte man davon ausgehen, dass das Landgericht die Tat auch gegen die Klägerin rechtlich beurteilt hat, da sie im Wesentlichen feststellte, dass nicht nur G.S., sondern auch die Klägerin aus Eigennutz gehandelt hatte und dass die Klägerin somit am Mord beteiligt war (und gleichermaßen schuldig war). Diese Schlussfolgerungen und Bewertungsurteile gegen die Klägerin wurden trotz der Tatsache, dass G.S gemacht. der Angeklagte wurde in seinem Fall als einziger Täter angeklagt, gegen den festgestellt wurde, dass er allein am Tatort gehandelt hatte und dass die rechtliche Bewertung der Handlungen der Klägerin offenbar über das hinausging, was für die rechtliche Qualifikation der von G.S. begangenen Straftat notwendig war. noch vor der Verhandlung der Klägerin wurde auch die nach der Urteilsverkündung erfolgte Einschätzung der Staatsanwaltschaft bestätigt.
Die Klägerin hatte daher rechtlich befürchtet, dass Richter M. angesichts des Urteils im Fall G.S. bereits zu einer vorbestimmten Meinung über die Schuld der Klägerin gekommen sei. Zweifel der Klägerin bezüglich der Voreingenommenheit des Gerichtes der Erde im gegenwärtigen Fall waren objektiv begründet.
Obwohl das oberste Gericht in der Hierarchie der deutschen Gerichte oder das zuständige oberste Gericht in Deutschland unter bestimmten Umständen Mängel korrigieren konnte, die vom Gericht der ersten Instanz zugelassen wurden, hat das Oberste Bundesgericht in Deutschland, das die Befugnis hatte, das Urteil des Landesgerichts wegen der Vorwürfen aufzuheben, das Urteil der Klägerin und die verhängte Strafe unverändert gelassen. Folglich hat das oberste Gericht die in dieser Beschwerde behandelten Verstöße nicht korrigiert.
VERORDNUNG
In dem Fall wurden die Anforderungen von Artikel 6 Absatz 1 des Übereinkommens verletzt (einstimmig angenommen).
Quelle der Veröffentlichung: https://espchhelp.ru/blog/3776-meng-gegen-deutschland .
The decision of the ECHR of February 16, 2021 in the case "Meng (Meng) v. Germany" (aplications No. 1128/17).
In 2017, the applicant was assisted in the preparation of aplications. Subsequently, the aplications were consolidated and communicated to Germany.
In the case, an aplications was successfully considered about doubts about the objective impartiality of the judge presiding over the applicant's case, who had previously participated in a separate trial, during which extensive conclusions were drawn that prejudged the applicant's guilt. The case involved a violation of the requirements of paragraph 1 of article 6 of the Convention for the Protection of Human Rights and Fundamental Freedoms.
CIRCUMSTANCES OF THE CASE
The applicant was convicted of the murder of her husband in complicity with G.S., her partner at the relevant time. The chairman of the composition of the Darmstadt Land Court, which considered the applicant's case, was Judge M., who had previously been a judge-rapporteur in the previous, separate criminal case on charges of G.S. [in the murder of the applicant's husband]. The verdict in the G.S. case contained numerous conclusions regarding the applicant's participation in the crime. The applicant unsuccessfully appealed her sentence, claiming that Judge M. he was not an impartial judge in her case.
LEGAL ISSUES
Regarding compliance with paragraph 1 of article 6 of the Convention. There was nothing to indicate that Judge M. would have acted out of personal bias against the applicant (subjective test). Therefore, the European Court had to consider whether the participation of Judge M. as a judge-rapporteur in the previous trial against G.S. led to an objectively justified fear that M. was not an impartial judge (objective test).
To begin with, the European Court noted that M. was a professional judge who was considered more trained, adapted and prepared than a people's assessor to distance himself from the content and conclusions of the previous trial against G.S. In addition, when considering the applicant's case, the composition of the Regional Court, chaired by Judge M. himself interrogated witnesses and received expert opinions, making new conclusions about the facts and carrying out legal analysis on their basis, without referring in any way and without relying on the conclusions from the verdict in the case against G.S. The established facts differed in some details from the facts established in the verdict in the case against G.S. Although these elements were important when considering whether the composition of the Land Court met the requirement of impartiality in the applicant's case, they did not exempt the European Court from considering whether the verdict in the case against G.S. contained conclusions that actually predetermined the question of the applicant's guilt.
The references in the verdict in the G.S. case to the applicant indicated that the applicant was not formally a defendant in this case; consequently, her procedural status as a third party (witness) in the case was obvious.
However, the applicant was not just mentioned in passing in the appealed verdict: the verdict contained detailed conclusions about the facts concerning the applicant and an assessment of the evidence also concerning the applicant. The Land Court presented its conclusions regarding the applicant as established facts and cited their legal qualifications, and did not call its conclusions only suspicions against the applicant. The firm conviction that the applicant was an accomplice in the commission of the crime was deemed necessary by the German Federal Supreme Court for the admission of G.S.'s guilt. The verdict in the G.S. case contained a detailed assessment of the exact role that the applicant played in the death of her husband, which went beyond the presentation of the factual circumstances of the case. The verdict should have been regarded as establishing the criteria necessary for the action to be considered a crime also in relation to the applicant: it described in detail not only the premeditated murder of the applicant's husband and the way in which the joint action plan with G.S. was carried out, but also the main motives of the applicant's own actions, namely that she presumptuously intended to obtain her husband's assets. Thus, it could be considered that the Land Court had made a legal assessment of the act also in relation to the applicant, since it established on the merits that not only G.S., but also the applicant acted out of selfish motives and that the applicant, therefore, participated (and was equally guilty) in the murder. These conclusions and value judgments in respect of the applicant were made despite the fact that G.S. he was charged in his case as the only criminal against whom it was established that he acted alone at the scene of the crime, and that the legal assessment of the applicant's actions apparently went beyond what was necessary for the legal qualification of the crime committed by G.S. The applicant's doubts that the Land Court, including Judge M., could have already come to a predetermined opinion on the merits of her own criminal case when formulating the verdict in the case of G.S. even before the consideration of the applicant's case, they were also confirmed by the assessment of the prosecutor's office carried out after the verdict.
Therefore, the applicant legitimately feared that Judge M., in the light of the text of the verdict in the case of G.S., had already come to a predetermined opinion regarding the applicant's guilt. The applicant's doubts about the bias of the Land Court in the present case were objectively justified.
Although a higher court in the hierarchy of Germany or the corresponding higher court of Germany could, under certain circumstances, correct the shortcomings that were committed by the court of first instance, the Federal Supreme Court of Germany, which had the power to overturn the verdict of the Land Court due to bias, left the verdict in the applicant's case and the sentence imposed unchanged. Consequently, the higher court did not correct the violations considered in this complaint.
RESOLUTION
The requirements of paragraph 1 of article 6 of the Convention were violated in the case (adopted unanimously).
Publication source: https://espchhelp.ru/blog/3775-meng-v-germany .
Постановление ЕСПЧ от 16 февраля 2021 года по делу "V.C.L. и A.N. против Соединенного Королевства (V.C.L. and A.N. v. United Kingdom)" (жалобы N 77587/12 и 74603/12).
В 2012 году заявителям была оказана помощь в подготовке жалоб. Впоследствии жалобы были объединены и коммуницированы Соединенному Королевству.
По делу успешно рассмотрены жалобы на отсутствие эффективного расследования по факту торговли людьми. По делу было допущено нарушение требования пункта 1 статьи 4 Конвенции о защите прав человека и основных свобод.
ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА
Заявители, граждане Вьетнама и несовершеннолетние на момент рассматриваемых событий, были обнаружены сотрудниками полиции Соединенного Королевства работающими на фабрике по производству марихуаны, и им было предъявлено обвинение в участии в производстве подлежащего контролю лекарственного средства. В то время в ряде докладов международных организаций было установлено, что вьетнамские дети находились в особо уязвимом положении, поскольку их незаконно ввозили на территорию Соединенного Королевства и эксплуатировали их труд на таких фабриках. Заявителей не рассматривали сразу же как жертв торговли людьми, но позднее компетентный орган государственной власти решил, что оба заявителя были ввезены в страну вследствие торговли людьми. Королевская прокурорская служба (CPS) не согласилась с этой оценкой и продолжила производство по уголовному делу. Оба заявителя признали свою вину и были осуждены. Впоследствии они безуспешно обжаловали приговор.
ВОПРОСЫ ПРАВА
По поводу соблюдения пункта 1 статьи 4 Конвенции
(a) Общие принципы предъявления обвинения (потенциальным) жертвам торговли людьми. Настоящее дело явилось первым случаем, когда Европейский Суд был призван рассмотреть, если и каким образом дело, касающееся предъявления обвинения (потенциальным) жертвам торговли людьми, может затронуть вопросы в рамках статьи 4 Конвенции. Из международных стандартов по противодействию торговле людьми не следует вывод об общем запрете на предъявление обвинений жертвам торговли людьми, а также несовершеннолетние жертвы торговли людьми не могут освобождаться от ответственности при любых обстоятельствах. Тем не менее предъявление обвинения (потенциальным) жертвам торговли людьми может при определенных условиях, вступить в противоречие с обязанностью органов государственной власти принять оперативные меры для защиты упомянутых жертв, если власти знали или должны были знать об обстоятельствах, которые могли служить основанием для обоснованного подозрения, что соответствующее лицо стало жертвой торговли людьми.
Чтобы при обвинении (потенциальной) жертвы торговли людьми было продемонстрировано уважение свобод, гарантированных статьей 4 Конвенции, основополагающее значение имеет своевременное выявление таких людей. Как только властям становится известно или им должно быть известно об обстоятельствах, обусловливающих обоснованное подозрение, что лицо, подозреваемое в совершении уголовного преступления, могло быть жертвой торговли людьми и эксплуатации, такие обстоятельства должны быть незамедлительно оценены имеющими специальное образование и квалифицированными лицами, основываясь на критериях, выработанных в международных стандартах, уделяя особое внимание тому факту, что факт наличия угрозы применения насилия и/или принуждения не имел значения, если речь шла о несовершеннолетнем.
Более того, поскольку статус лица как жертвы торговли людьми может повлиять на вопрос о том, имелись ли достаточные доказательства для предъявления обвинения и было ли обвинение предъявлено в общественных интересах, любое решение о предъявлении или не предъявлении обвинения потенциальной жертве торговли людьми должно, насколько это возможно, приниматься только после того, как вопрос о статусе жертвы решен компетентным лицом. Это особенно важно, если речь идет о детях. Европейский Суд обратился к своей прецедентной практике о нарушении статей 3 и 8 Конвенции применительно к актам насилия, чтобы установить, что, поскольку дети находятся в особо уязвимом положении, меры, принимаемые властями государства для защиты детей от действий, попадающих в сферу действия статьи 4 Конвенции, должны быть эффективными и включать разумные действия по предотвращению действий, о которых власти знали или должны были знать, а также эффективное воздержание от каких-либо действий. Как только квалифицированный специалист проводит оценку вопроса о торговле людьми, любое последующее предъявление обвинения должно учитывать эту оценку. Хотя прокурор может и не быть связан указанными выводами, ему понадобятся четкие основания, согласующиеся с определением торговли людьми из международных стандартов, чтобы не согласиться с мнением специалиста.
(b) Применение указанных принципов к настоящему делу. Королевская прокурорская служба (CPS) имела возможность на основании четких причин, согласующихся с определением торговли людьми в свете международных стандартов, не согласиться с выводом компетентного органа государственной власти, что оба заявителя являлись жертвами торговли детьми. Если бы Королевская прокурорская служба согласилась с мнением компетентного органа, она также могла предъявить заявителям обвинение, если полагала, что не было какой-либо причинно-следственной связи между преступлением и фактом торговли людьми. Однако ни один из указанных вариантов событий не имел места.
Первого заявителя обнаружили при обстоятельствах, которые сами по себе являлись обоснованным подозрением, что заявитель стал жертвой торговли людьми. Хотя второго заявителя считали совершеннолетним, когда его обнаружили сотрудники полиции, обоснованное подозрение существовало, самое позднее, через 90 дней, когда власти Соединенного Королевства признали, что второй заявитель являлся несовершеннолетним. Тем не менее заявителей не направили в компетентный орган государственной власти для оценки вопроса об их статусе жертв торговли людьми, а вместо этого предъявили им уголовное обвинение, в ходе рассмотрения которого заявители признали себя виновными.
Далее, даже при том, что впоследствии компетентный орган государственной власти признал заявителей жертвами торговли людьми, Королевская прокурорская служба, не представив надлежащих объяснений, не согласилась с этим решением, а Апелляционный суд Англии и Уэльса, также ссылаясь на те же ненадлежащие причины, установил, что решение о предъявлении заявителям обвинения было обоснованным. Органы власти Соединенного Королевства двух уровней юрисдикции сослались на факторы, которые не отражали сути международно признанного определения торговли людьми.
В свете вышеизложенного власти Соединенного Королевства не выполнили свою предусмотренную статьей 4 Конвенции обязанность принять оперативные меры для защиты заявителей: либо первоначально как потенциальных жертв торговли людьми, либо впоследствии как лиц, признанных компетентным органом государственной власти жертвами торговли людьми.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
По делу были нарушены требования пункта 1 статьи 4 Конвенции (принято единогласно).
По поводу соблюдения пункта 1 статьи 6 Конвенции.
(a) Затрагивает ли то обстоятельство, что статус заявителей как жертв торговли людьми не был проверен до предъявления заявителям обвинения и признания их виновными, вопросы в рамках статьи 6 Конвенции. С самого начала интересы заявителей были представлены в установленном законом порядке, что обычно считается важной гарантией от несправедливости производства по делу. Однако представители заявителей не учли возможность того, что заявители могли считаться жертвами торговли людьми, и не действовали в этом направлении. Тем не менее, хотя адвокаты по уголовным делам, несомненно, должны обращать внимание на признаки торговли людьми в деле, невыполнение ими этой работы само по себе не может освободить государство и его представителей от соответствующей ответственности. В контексте статьи 4 Конвенции власти Совета Европы несли позитивную обязанность как защищать жертв торговли людьми, так и расследовать случаи такой торговли. Эта обязанность возникала вследствие наличия обстоятельств, которые давали повод для обоснованного подозрения, что лицо стало жертвой торговли людьми, а не вследствие жалобы от потенциальной жертвы торговли или его/ее представителя. От подсудимого по делу, особенно несовершеннолетнего, нельзя было требовать самоопределения в качестве жертвы торговли людьми, а также его нельзя было наказывать за то, что он не определил свой статус. Следовательно, отсутствие своевременной оценки того, действительно ли заявители являлись жертвами торговли людьми, помешало обеспечить доказательства, которые могли бы являться основополагающими моментами защиты заявителей в суде.
(b) Отказались ли заявители от своих прав, предусмотренных статьей 6 Конвенции. Заявители "недвусмысленно" признали свою вину, и, поскольку их интересы представляли адвокаты, они, практически наверняка осознавали последствия такого решения. Однако в отсутствие решения по вопросу о том, являлись ли заявители жертвами торговли людьми, и, если да, влияло ли это обстоятельство на уголовную ответственность заявителей, указанные признания не были сделаны "с полным осознанием фактов". Кроме того, любой отказ от прав противоречил бы важному общественному интересу в виде борьбы с торговлей людьми и защиты жертв такой торговли. Действительно, первый заявитель не воспользовался предоставленной судьей возможностью отозвать свое признание по совету адвоката. Тем не менее как несовершеннолетнего, который был задержан и привлечен к ответственности в рамках иностранной для него правовой системы, кто уже признал свою вину в совершении преступления в обстоятельствах, которые не являлись отказом от предоставленных ему статьей 6 Конвенции прав, первого заявителя нельзя было считать отказавшимся впоследствии от рассматриваемых прав, поскольку он решил не подавать жалоб вопреки настойчивым советам своего адвоката.
(c) Была ли нарушена справедливость производства по делу в целом. Хотя заявители признали свою вину, Королевская прокурорская служба пересмотрела свое решение привлечь заявителей к уголовной ответственности после того, как компетентный орган государственной власти признал заявителей жертвами торговли людьми. Кроме того, обоим заявителям было разрешено подать жалобы по прошествии установленных процессуальных сроков на обжалование, а дело первого заявителя было возвращено в Апелляционный суд для дальнейшего рассмотрения жалобы.
Однако причины, которые Королевская прокурорская службы привела для несогласия с заключением компетентного органа государственной власти, являлись абсолютно ненадлежащими и не соответствующими определению торговли людьми в международном праве. Более того, отклонив жалобы в обоих случаях, Апелляционный суд сослался на одни и те же доводы, приведенные Королевской прокурорской службой. Хотя заявители ссылались на статью 4 Конвенции, Апелляционный суд не рассмотрел их дело через призму позитивных обязательств Соединенного Королевства согласно указанной статье. Наоборот, Апелляционный суд ограничился относительно узким подходом, согласно которому жертвы торговли людьми несли ответственность за то, что с самого начала не указали свой статус, и который позволил бы властям Соединенного Королевства ссылаться на свою собственную ошибку при невыполнении предусмотренных статьей 4 Конвенции обязанностей принять оперативные меры для защиты заявителей. Следовательно, апелляционное разбирательство не исправило недостатки производства по делу, которые привели к предъявлению обвинения заявителям и к признанию их виновными.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
По делу были нарушены требования пункта 1 статьи 6 Конвенции (принято единогласно).
КОМПЕНСАЦИЯ
В порядке применения статьи 41 Конвенции Европейский Суд присудил каждому из заявителей по 25 000 евро в качестве компенсации морального вреда.
Источник публикации: https://espchhelp.ru/blog/3774-v-c-l-i-a-n-protiv-soyedinennogo-korolevstva .
The ECHR Ruling of February 16, 2021 in the case "V.C.L. and A.N. v. United Kingdom (V.C.L. and A.N. v. United Kingdom)" (aplications N 77587/12 and 74603/12).
In 2012, the applicants were assisted in the preparation of aplications. Subsequently, the aplications were consolidated and communicated to the United Kingdom.
Aplications about the lack of an effective investigation into human trafficking were successfully considered in the case. The case involved a violation of the requirement of paragraph 1 of article 4 of the Convention for the Protection of Human Rights and Fundamental Freedoms.
CIRCUMSTANCES OF THE CASE
The applicants, Vietnamese citizens and minors at the time of the events in question, were discovered by United Kingdom police officers working at a marijuana factory, and they were charged with participating in the production of a controlled drug. At that time, a number of reports by international organizations found that Vietnamese children were in a particularly vulnerable situation because they were illegally imported into the territory of the United Kingdom and their labor was exploited in such factories. The applicants were not immediately considered as victims of human trafficking, but later the competent State authority decided that both applicants had been brought into the country as a result of human trafficking. The Crown Prosecution Service (CPS) disagreed with this assessment and continued the criminal proceedings. Both applicants admitted their guilt and were convicted. They subsequently unsuccessfully appealed the verdict.
LEGAL ISSUES
Regarding compliance with article 4, paragraph 1, of the Convention
(a) General principles for charging (potential) victims of human trafficking. The present case was the first time when the European Court was called upon to consider if and how a case concerning the indictment of (potential) victims of trafficking in persons could raise issues under article 4 of the Convention. International standards on combating human trafficking do not imply a general prohibition on bringing charges against victims of human trafficking, and minor victims of human trafficking cannot be released from responsibility under any circumstances. Nevertheless, the indictment of (potential) victims of trafficking in persons may, under certain conditions, conflict with the duty of public authorities to take prompt measures to protect these victims if the authorities knew or should have known about the circumstances that could serve as a basis for a reasonable suspicion that the person concerned was a victim of trafficking in persons.
In order to demonstrate respect for the freedoms guaranteed by article 4 of the Convention when accusing a (potential) victim of human trafficking, timely identification of such people is of fundamental importance. As soon as the authorities become aware or should be aware of the circumstances that give rise to a reasonable suspicion that a person suspected of committing a criminal offense could be a victim of human trafficking and exploitation, such circumstances should be immediately assessed by persons with special education and qualified persons, based on criteria developed in international standards, paying special attention to the fact that the fact that there was a threat of violence and/or coercion did not matter if it was a minor.
Moreover, since the status of a person as a victim of trafficking in human beings may affect the question of whether there was sufficient evidence to bring charges and whether the charge was brought in the public interest, any decision on whether or not to charge a potential victim of trafficking in human beings should, as far as possible, be taken only after the issue of the status of the victim has been resolved by a competent person. This is especially important if we are talking about children. The European Court turned to its case-law on violations of Articles 3 and 8 of the Convention in relation to acts of violence in order to establish that, since children are in a particularly vulnerable situation, the measures taken by the State authorities to protect children from actions falling within the scope of Article 4 of the Convention must be effective and include reasonable actions to prevent actions that the authorities knew or should have known, as well as effective abstinence from any actions. As soon as a qualified professional assesses the issue of human trafficking, any subsequent indictment should take this assessment into account. Although the prosecutor may not be bound by these conclusions, he will need clear grounds consistent with the definition of human trafficking from international standards in order to disagree with the opinion of a specialist.
(b) The application of these principles to the present case. The Crown Prosecution Service (CPS) had the opportunity, on the basis of clear reasons consistent with the definition of human trafficking in the light of international standards, to disagree with the conclusion of the competent public authority that both applicants were victims of child trafficking. If the Crown Prosecution Service had agreed with the opinion of the competent authority, it could also have charged the applicants if it believed that there was no causal link between the crime and the fact of human trafficking. However, none of these variants of events took place.
The first applicant was found in circumstances that in themselves constituted a reasonable suspicion that the applicant was a victim of human trafficking. Although the second applicant was considered an adult when he was discovered by police officers, reasonable suspicion existed, at the latest, 90 days later, when the authorities of the United Kingdom recognized that the second applicant was a minor. Nevertheless, the applicants were not sent to the competent State authority to assess the issue of their status as victims of human trafficking, but instead they were charged with criminal charges, during the consideration of which the applicants pleaded guilty.
Further, even though the competent public authority subsequently recognized the applicants as victims of human trafficking, the Crown Prosecution Service, without providing proper explanations, did not agree with this decision, and the Court of Appeal of England and Wales, also citing the same improper reasons, found that the decision to charge the applicants was justified. The authorities of the United Kingdom of two levels of jurisdiction referred to factors that did not reflect the essence of the internationally recognized definition of human trafficking.
In the light of the above, the United Kingdom authorities failed to comply with their obligation under article 4 of the Convention to take prompt measures to protect the applicants, either initially as potential victims of trafficking in persons, or subsequently as persons recognized by the competent public authority as victims of trafficking in persons.
RESOLUTION
In the case, the requirements of paragraph 1 of Article 4 of the Convention were violated (adopted unanimously).
Regarding compliance with paragraph 1 of Article 6 of the Convention.
(a) Whether the fact that the applicants' status as victims of trafficking in persons was not verified before the applicants were charged and found guilty raises issues under article 6 of the Convention. From the very beginning, the applicants' interests were represented in accordance with the procedure established by law, which is usually considered an important guarantee against the unfairness of the proceedings. However, the applicants' representatives did not take into account the possibility that the applicants could be considered victims of human trafficking and did not act in this direction. Nevertheless, although criminal lawyers should undoubtedly pay attention to the signs of human trafficking in the case, their failure to do this work by itself cannot release the State and its representatives from the corresponding responsibility. In the context of article 4 of the Convention, the authorities of the Council of Europe had a positive duty both to protect victims of human trafficking and to investigate cases of such trafficking. This obligation arose due to the existence of circumstances that gave rise to a reasonable suspicion that a person was a victim of human trafficking, and not as a result of a complaint from a potential victim of trafficking or his/her representative. The defendant in the case, especially a minor, could not be required to self-identify as a victim of human trafficking, nor could he be punished for not having determined his status. Consequently, the lack of a timely assessment of whether the applicants were indeed victims of human trafficking prevented the provision of evidence that could be fundamental points of the applicants' defense in court.
(b) Whether the applicants have waived their rights under article 6 of the Convention. The applicants "unequivocally" admitted their guilt, and since their interests were represented by lawyers, they almost certainly realized the consequences of such a decision. However, in the absence of a decision on whether the applicants were victims of human trafficking, and, if so, whether this circumstance influenced the criminal liability of the applicants, these confessions were not made "with full awareness of the facts". In addition, any denial of rights would be contrary to an important public interest in the form of combating human trafficking and protecting victims of such trafficking. Indeed, the first applicant did not take advantage of the opportunity provided by the judge to withdraw his confession on the advice of a lawyer. Nevertheless, as a minor who was detained and prosecuted under a foreign legal system for him, who had already admitted his guilt in committing a crime in circumstances that did not constitute a waiver of the rights granted to him by article 6 of the Convention, the first applicant could not be considered to have subsequently waived the rights in question, since he decided not to file complaints contrary to the persistent advice of his lawyer.
(c) Whether the fairness of the proceedings in the case as a whole has been violated. Although the applicants admitted their guilt, the Crown Prosecution Service reconsidered its decision to bring the applicants to criminal responsibility after the competent public authority recognized the applicants as victims of human trafficking. In addition, both applicants were allowed to file complaints after the established procedural time limits for appeal, and the case of the first applicant was returned to the Court of Appeal for further consideration of the complaint.
However, the reasons given by the Crown Prosecution Service for disagreeing with the conclusion of the competent public authority were absolutely inappropriate and did not correspond to the definition of human trafficking in international law. Moreover, rejecting the complaints in both cases, the Court of Appeal referred to the same arguments given by the Crown Prosecution Service. Although the applicants invoked article 4 of the Convention, the Court of Appeal did not examine their case through the prism of the positive obligations of the United Kingdom under that article. On the contrary, the Court of Appeal limited itself to a relatively narrow approach, according to which victims of human trafficking were responsible for not having indicated their status from the very beginning, and which would allow the UK authorities to invoke their own mistake when failing to comply with the obligations provided for in article 4 of the Convention to take prompt measures to protect applicants. Consequently, the appeal proceedings did not correct the shortcomings of the proceedings in the case, which led to the indictment of the applicants and to their finding guilty.
RESOLUTION
The requirements of paragraph 1 of article 6 of the Convention were violated in the case (adopted unanimously).
COMPENSATION
By way of application of Article 41 of the Convention, the European Court awarded each of the applicants 25,000 euros in compensation for non-pecuniary damage.
Publication source: https://espchhelp.ru/blog/3773-v-c-l-and-a-n-v-united-kingdom .
Постановление ЕСПЧ от 09 февраля 2021 года по делу "N.C. (N.C.) против Турции" (жалоба N 40591/11).
В 2011 году заявительнице была оказана помощь в подготовке жалобы. Впоследствии жалоба была коммуницирована Турции.
По делу успешно рассмотрена жалоба на отсутствие защиты личной неприкосновенности заявительницы в ходе уголовного расследования дела по жалобе на сексуальное насилие, которому она подвергалась, и недостаточная эффективность самого расследования. По делу допущено нарушение требований статей 3 и 8 Конвенции о защите прав человека и основных свобод.
ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА
Заявительницу две женщины заставили заниматься проституцией, когда ей было только 12 лет. В течение последовавшего года заявительница подала жалобу на указанных лиц, а также на мужчину, с которым у нее были сексуальные отношения.
Заявительница обжаловала, прежде всего, отсутствие защиты ее личной неприкосновенности в ходе уголовного расследования дела по жалобе на сексуальное насилие, которому она подвергалась, и, во-вторых, недостаточную эффективность самого расследования.
ВОПРОСЫ ПРАВА
По поводу соблюдения статей 3 и 8 Конвенции. В деле заявительницы обращение с ней достигло минимального уровня жестокости, требуемого для применения статьи 3 Конвенции. Учитывая юный возраст заявительницы на момент обжалуемых событий, она находилась в уязвимом положении. В этом контексте перенесенное заявительницей сексуальное насилие и жалобы на вторичную виктимизацию, то есть на недостатки уголовного производства по делу в области обеспечения защиты заявительницы, были достаточно существенными, чтобы попасть в сферу действия статьи 3 Конвенции. Кроме того, ввиду воздействия обоих аспектов жалоб заявительницы на ее физическую и психологическую неприкосновенность, обжалуемые заявительницей события также относились к сфере действия статьи 8 Конвенции.
(a) Защита заявительницы в ходе уголовного разбирательства. Уголовное дело было возбуждено незамедлительно после жалобы заявительницы, а большинство подсудимых были приговорены к срокам лишения свободы. Тем не менее в таком серьезном деле, касавшемся сексуальной эксплуатации девочки младше 15 лет, Европейский Суд не мог ограничиться только общими выводами при оценке того, выполнили ли власти Турции свои обязанности, предусмотренные статьями 3 и 8 Конвенции.
(b) Неспособность властей обеспечить заявительницу защитой на время рассмотрения дела. Несколько международных инструментов по защите жертв физического или психологического насилия и по защите от вторичной виктимизации содержали руководство относительно помощи, которая должна была быть предоставлена детям, пострадавшим от сексуального насилия и эксплуатации. В данном случае на протяжении 18 месяцев после подачи жалобы заявительнице ни разу не оказали помощь ни сотрудник службы соцзащиты, ни психолог, ни какой-либо эксперт ни во время рассмотрения дела полицией и прокуратурой, ни при рассмотрении дела судом присяжных. Этот факт являлся достаточным для вывода о том, что о заявительнице не позаботились надлежащим образом в ходе рассмотрения настоящего дела.
(c) Неспособность защитить заявительницу от подсудимых. Положение заявительницы ухудшилось во время рассмотрения ее дела судом присяжных, поскольку не было предпринято каких-либо мер, чтобы изолировать заявительницу подсудимых. На протяжении нескольких судебных заседаний заявительница сидела напротив подсудимых и была вынуждена подробно описывать нападения, угрозы, насильственные действия сексуального характера, которым она подвергалась, что, несомненно, являлось крайне унизительной ситуацией для заявительницы. Однако в материалах дела нет каких-либо указаний на то, что заявительница просила бы о проведении подобных очных ставок или даже хотя бы что эти действия были необходимы для надлежащего и эффективного осуществления прав стороны защиты, поэтому Европейский Суд не смог сделать вывод о том, что в деле был достигнут надлежащий баланс интересов. Таким образом, не была обеспечена защита заявительницы от подсудимых в таком серьезном деле, как обвинение в понуждении к проституции и сексуальном насилии в отношении ребенка, не достигшего возраста 15 лет.
(d) Бессмысленная реконструкция насильственных действий сексуального характера в отношении заявительницы. От заявительницы потребовали воспроизвести - перед всеми подсудимыми и их представителями - позиции, в которых имели место половые акты. Суд присяжных не предпринял каких-либо действий по смягчению унижения, которое заявительница законно полагала было ей причинено в этом отношении. Более того, в материалах дела также ничто не объясняло, почему такая реконструкция была необходима для установления фактических обстоятельств дела или их правовой квалификации. Для заявительницы эти судебные заседания несомненно являлись исключительно травматичными, и одно только решение о проведении заседаний в закрытом порядке не являлось само по себе достаточным для предотвращения ущерба достоинству заявительницы и недопущения вмешательства в ее частную жизнь. Указанные судебные заседания негативно повлияли на личную неприкосновенность заявительницы и значительно превысили уровень дискомфорта, который могла бы ожидать дающая показания в суде жертва предполагаемого сексуального насилия и эксплуатации. Следовательно, эти судебные заседания не могут каким-либо образом быть оправданы требованием обеспечения справедливого судебного разбирательства для подсудимых.
(e) Повторные медицинские осмотры. По запросу судебных властей заявительницу осматривали десять раз для установления ее точного возраста или последствий насильственных действий сексуального характера. Это чрезмерное и необъяснимое количество медицинских осмотров, многие из которых подразумевали крайне инвазивные манипуляции, таким образом представляли недопустимое вмешательство в физическую и психологическую неприкосновенность заявительницы.
(f) Отсутствие мер безопасности. По завершении судебных заседаний заявительница также была вынуждена столкнуться с настолько агрессивным отношением родственников подсудимых, что один раз потребовалось сопровождение сотрудников полиции, чтобы заявительница смогла уехать из города. По-видимому, власти Турции не предприняли каких-либо превентивных мер в этом отношении. Отсутствовали какие-либо оправдания отказа суда присяжных перенести рассмотрение дела в другой город, что являлось, тем не менее, обычной практикой по уголовным делам, затрагивающим болезненные вопросы, и что могло бы обеспечить надлежащее проведение судебных заседаний и безопасность заявительницы.
(g) Оценка согласия жертвы. В том, что касалось того обстоятельства, что заявительница оспорила действительность своего согласия, ссылаясь на свой юный возраст в рассматриваемое время, задачей Европейского Суда являлось рассмотреть, имели ли обжалуемое законодательство Турции и его применение в настоящем деле в совокупности с предполагаемыми ошибками следствия такие значительные недостатки, чтобы они считались нарушением властями Турции своих позитивных обязательств, предусмотренных статьями 3 и 8 Конвенции. Вопросы, связанные с человеческим достоинством и психологической неприкосновенностью, требовали особой тщательности при рассмотрении жертвы дела о сексуальном насилии в отношении ребенка, а обязанности государства подразумевали эффективное осуществление прав ребенка. Таким образом, на первом месте стояли наилучшие интересы ребенка, а власти Турции должны были отреагировать надлежащим образом на вопросы, обусловленные особым уязвимым статусом ребенка. Неспособность властей Турции предпринять существенные усилия, чтобы установить все обстоятельства дела, и их неспособность провести оценку согласия жертвы, исходя из контекста, могли обусловить возникновение проблем применительно к рассматриваемым положениям Конвенции.
Однако придание одинакового значения согласию ребенка возрастом менее 15 лет и согласию взрослого человека не могло ни при каких обстоятельствах считаться допустимым в контексте дела о сексуальной эксплуатации ребенка и сексуальном насилии в отношении ребенка. Расследование и его выводы должны были быть сосредоточены в первую очередь на отсутствии согласия. Следовательно, Конституционный Суд с интересом отметил, что в тексте статьи 414 Уголовного кодекса Турции, которая говорит об "изнасиловании", не упоминались такие термины, как "согласие" или "готовность" или их синонимы; также упомянутые термины не указаны и в статье 416 Уголовного кодекса Турции, предусматривающей наказание даже за добровольные с обеих сторон сексуальные отношения с ребенком, не достигшим 15-летнего возраста, что придавало еще большее значение тому факту, что не было необходимости учитывать согласие, если речь шла о ребенке возрастом до 15 лет.
Тем не менее суды Турции придали решающее значение "согласию" заявительницы, когда делали вывод о применимости части первой статьи 414 Уголовного кодекса Турции; суды Турции истолковали это положение как криминализирующее любые сексуальные отношения, даже осуществленные по взаимному согласию, с лицом, не достигшим возраста 15 лет, не указав, однако, почему в деле заявительницы ни предполагаемые угрозы и насилие, ни сделанные выплаты не считались критериями, отвечающими положениям части второй статьи 414 Уголовного кодекса Турции, которые были истолкованы властями Турции как ситуации, означающие "недостаточное согласие" со стороны жертвы. Эти нормы предусматривали более длительные сроки лишения свободы, ссылаясь на "применение силы, насилие или угрозы" или на "обман, лишающий жертву возможности защищаться"; последний указанный критерий не ограничивал каким-либо образом физическую, психологическую или материальную природу рассматриваемых способов обмана.
Противоречивое толкование судов Турции даже являлось чрезмерным по отношению к одному из подсудимых, который угрожал заявительнице сообщить ее семье о ее деятельности, чтобы несколько раз добиться от нее сексуального контакта. Ссылаясь на решение Кассационного суда Турции, что состав преступления в виде угрозы не может быть установлен, если угроза исходит из действий соответствующего лица, суд присяжных постановил, что действия рассматриваемого подсудимого по делу заявительницы не могли считаться угрозой, исключив, таким образом, применение части второй статьи 414 Уголовного кодекса Турции к делу. По мнению Европейского Суда, в соответствующем контексте такое толкование можно было бы посчитать логичным, например, если преступнику угрожали разглашением его деяний, а угрожавшее лицо рассчитывало на финансовую выгоду. Однако было абсолютно неприемлемо проводить в этом отношении аналогию с угрозами в адрес жертвы в контексте сексуальной эксплуатации и насильственных действий сексуального характера в отношении ребенка.
Суды Турции предприняли значительные усилия, чтобы исключить применение части второй статьи 414 Уголовного кодекса Турции, которая предусматривала длительные сроки лишения свободы, и ни на одном из этапов рассмотрения дела не проявили какого-либо внимания к уязвимому положению заявительницы, которая в рассматриваемое время еще не достигла возраста 15 лет. Это ограничительное толкование, которое не учитывало возраст заявительницы, абсолютно не соответствовало объективной оценке особых обстоятельств данного дела и защите интересов ребенка, жертвы преступления в виде сексуальной эксплуатации и сексуального насилия.
(h) Эффективность расследования. Уголовное разбирательство длилось 11 лет, четыре раза пересматривалось судами двух инстанций. Хотя дело являлось сложным вследствие как трудностей с установлением фактов, так и количества подсудимых, по-видимому, такой длительный срок рассмотрения дела нельзя поставить в вину заявительнице или ее представителям. Многочисленные необъяснимые медицинские обследования существенно затянули производство по делу. Имел место необъясненный период бездействия, который длился почти пять лет. Два периода, по одному году каждый, когда дело находилось на рассмотрении в Кассационном суде Турции, также не имели объяснений. Кроме того, в отношении обвинения в лишении свободы и в понуждении к занятию проституцией истекли сроки давности уголовного преследования. Таким образом, действия судебных властей Турции абсолютно не соответствовали требованию безотлагательности и скорости, необходимых в данном деле, в отношении которого следовало проявить особое внимание и приоритетное обращение в целях защиты интересов ребенка.
(i) Вывод. Отсутствие помощи заявительнице, неспособность предоставить защиту vis-a-vis подсудимых, безосновательные реконструкции сцен сексуального насилия, неоднократные медицинские обследования, неспособность обеспечить спокойную и безопасную обстановку на слушаниях, оценка согласия жертвы, чрезмерная длительность производства по делу и в заключение отмена обвинений по двум пунктам вследствие истечения установленных законом сроков давности уголовного преследования - все это являлось серьезным случаем вторичной виктимизации заявительницы.
Действия властей Турции не соответствовали обязанности защищать ребенка, который стал жертвой сексуальной эксплуатации и насилия. Первой и главной обязанностью судей суда присяжных было обеспечить, чтобы право заявительницы на личную неприкосновенность было бы надлежащим образом защищено в ходе судебного разбирательства. Интимный характер сути дела, а также возраст заявительницы являлись особо деликатными вопросами, которые неизбежно требовали соответственно осторожного подхода со стороны властей Турции при проведении уголовного разбирательства по делу.
Что касается улучшений, проведенных в судебной системе Турции после 2005 года, то за исключением помощи психолога, когда у заявительницы брали показания на комиссии, указанные изменения не были применены в деле заявительницы.
В свете изложенного производство по делу заявительницы не смогло обеспечить эффективное применение уголовного права к нарушению ценностей, защищаемых статьями 3 и 8 Конвенции.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
По делу были нарушены требования статей 3 и 8 Конвенции (принято единогласно).
КОМПЕНСАЦИЯ
В порядке применения статьи 41 Конвенции Европейский Суд присудил заявительнице 25 000 евро в качестве компенсации морального вреда, требование о компенсации материального ущерба отклонено.
Источник публикации: https://espchhelp.ru/blog/3772-n-c-protiv-turtsii .
AİHM'NİN 09 Şubat 2021 tarihli "N.C. (N.C.) Türkiye'ye karşı" davasıyla ilgili kararı (şikayet N 40591/11).
2011 yılında başvuru sahibine şikayetin hazırlanmasında yardımcı oldu. Şikayet daha sonra Türkiye'ye tebliğ edildi.
Davada, mağdurun cinsel istismara uğradığı şikayetin cezai soruşturması sırasında başvuranın kişisel mahremiyetinin korunmadığına ve soruşturmanın kendisinin yetersiz etkinliğine ilişkin şikayetin başarılı bir şekilde ele alındığı belirtildi. Davada, insan Hakları ve temel Özgürlüklerin Korunmasına ilişkin Sözleşmenin 3. ve 8. maddelerinin gereklerinin ihlal edildiği kabul edilmiştir.
DAVANIN KOŞULLARI
Başvurana, iki kadın sadece 12 yaşındayken fuhuş yapmaya zorlandı. Takip eden yıl boyunca başvuru sahibi, söz konusu kişilere ve cinsel ilişkiye girdiği erkeğe karşı şikayette bulundu.
Başvuru sahibi, her şeyden önce, maruz kaldığı cinsel saldırı şikayetiyle ilgili bir davanın cezai soruşturması sırasında kişisel mahremiyetinin korunmamasına ve ikinci olarak soruşturmanın kendisinin yetersiz etkinliğine itiraz etmiştir.
HUKUK MESELELERİ
Sözleşmenin 3. ve 8. maddelerine uymakla ilgili olarak. Başvuranın davasında, başvuranın muamelesi, Sözleşmenin 3. maddesinin uygulanması için gereken minimum vahşet seviyesine ulaşmıştır. İtiraz edilen olaylar sırasında başvuranın genç yaşı göz önüne alındığında, savunmasız bir durumdaydı. Bu bağlamda, başvuranın cinsel tacize uğradığı ve ikincil mağduriyet şikayetleri, yani başvuranın korunmasını sağlama davasındaki cezai takibatın eksiklikleri, Sözleşmenin 3. maddesinin kapsamına girecek kadar önemliydi. Ayrıca, başvuranın şikayetlerinin her iki yönünün de fiziksel ve psikolojik bütünlüğüne etkisi göz önüne alındığında, başvuranın itiraz ettiği olaylar da Sözleşmenin 8. maddesinin kapsamına dahil edilmiştir.
(a) Başvuranın cezai işlemlerde korunması. Ceza davası, başvuranın şikayetinin hemen ardından başlatıldı ve sanıkların çoğunluğu hapis cezasına çarptırıldı. Bununla birlikte, 15 yaşından küçük bir kızın cinsel istismarına ilişkin böyle ciddi bir davada, Avrupa Adalet Divanı, Türk makamlarının Sözleşmenin 3. ve 8. maddelerinde öngörülen görevlerini yerine getirip getirmediklerini değerlendirirken yalnızca ortak sonuçlara sınırlayamazdı.
(b) Yetkililerin davacıya dava süresince koruma sağlamadaki başarısızlığı. Fiziksel veya psikolojik istismarın mağdurlarını korumak ve ikincil mağduriyete karşı korunmak için çeşitli uluslararası araçlar, cinsel saldırı ve sömürüden etkilenen çocuklara verilmesi gereken yardım konusunda rehberlik sağlamıştır. Bu durumda, şikayetin sunulmasından sonraki 18 ay boyunca, başvuru sahibine hiçbir zaman bir sosyal güvenlik görevlisi, psikolog ya da herhangi bir uzman ya da polis ya da savcılık tarafından davanın incelenmesi sırasında ya da jüri tarafından davanın incelenmesi sırasında hiçbir zaman yardım verilmemiştir. Bu gerçek, başvuru sahibinin bu davanın gözden geçirilmesi sırasında uygun şekilde halledilmediği sonucuna varmak için yeterliydi.
(c) Başvuru sahibini sanıklardan koruyamama. Davalının duruşması, davasının jüri tarafından incelenmesi sırasında kötüleşti, çünkü sanıkların başvuranını izole etmek için herhangi bir önlem alınmadı. Birkaç duruşmada, davalı sanıkların karşısında oturdu ve maruz kaldığı cinsel saldırıların, tehditlerin, şiddet eylemlerinin detaylarını açıklamak zorunda kaldı, ki bu kuşkusuz başvuru sahibi için son derece aşağılayıcı bir durumdu. Bununla birlikte, davadaki dosyalarda, başvuranın bu tür tam zamanlı bahisler talep edeceğini veya en azından bu eylemlerin savunma haklarının uygun ve etkin bir şekilde uygulanması için gerekli olduğunu belirten herhangi bir gösterge bulunmadığından, Avrupa Adalet Divanı'nın davada uygun bir çıkar dengesi sağlandığı sonucuna varılamamıştır. Bu nedenle, 15 yaşından küçük bir çocuğa karşı fuhuşa ve cinsel tacize zorlama suçlaması gibi ciddi bir davada davalının sanıklardan korunması sağlanmamıştır.
(d) Başvuru sahibine yönelik cinsel içerikli şiddet eylemlerinin anlamsız bir şekilde yeniden yapılandırılması. Başvuru sahibinin, tüm sanıkların ve temsilcilerinin önünde cinsel eylemlerin gerçekleştiği pozisyonların çoğaltılması istendi. Jüri heyeti, başvuranın yasal olarak bu konuda kendisine zarar verdiğine inandığı aşağılanmayı hafifletmek için herhangi bir eylemde bulunmadı. Dahası, davanın dosyalarındaki hiçbir şey, davanın gerçek koşullarını veya yasal niteliklerini oluşturmak için neden böyle bir yeniden yapılandırmanın gerekli olduğunu açıklamıyordu. Başvuru sahibi için bu mahkeme oturumları kesinlikle son derece travmatikti ve yalnızca oturumları kapalı bir şekilde yürütme kararı, başvuranın haysiyetine zarar vermemek ve mahremiyetine müdahale etmekten kaçınmak için kendi başına yeterli değildi. Bu mahkeme oturumları, başvuranın kişisel bütünlüğünü olumsuz yönde etkilemiş ve mahkemede ifade veren kişinin cinsel saldırı ve sömürüye maruz kaldığı iddia edilen mağdurun beklediği rahatsızlık düzeyini önemli ölçüde aşmıştır. Sonuç olarak, bu mahkeme oturumları, sanıklar için adil bir duruşma yapılmasını talep ederek hiçbir şekilde haklı gösterilemez.
(e) Tekrarlanan tıbbi muayeneler. Mahkeme yetkililerinin talebi üzerine, başvuru sahibi, tam yaşını veya cinsel nitelikte şiddet içeren eylemlerin sonuçlarını belirlemek için on kez incelendi. Birçoğu son derece invaziv manipülasyonları ima eden bu aşırı ve açıklanamayan sayıda tıbbi muayene, bu nedenle başvuranın fiziksel ve psikolojik bütünlüğünde kabul edilemez bir müdahaleyi temsil etmiştir.
(f) Güvenlik önlemlerinin olmaması. Mahkeme oturumlarının tamamlanmasının ardından başvuru sahibi, sanıkların akrabalarının o kadar agresif bir tavırla yüzleşmek zorunda kaldı ki, başvuranın şehri terk etmesi için bir kez polis memurlarının eşlik etmesi gerekiyordu. Görünüşe göre, Türk makamları bu konuda herhangi bir önleyici tedbir almamışlardır. Jürinin davayı başka bir şehre taşımayı reddetmesi için herhangi bir mazeret yoktu, ancak bu, acı verici meselelere değinen ceza davalarında yaygın bir uygulama olan ve davacının düzgün bir şekilde yürütülmesini ve güvenliğini sağlayabilecek bir şeydi.
(g) Mağdurun rızasının değerlendirilmesi. Gibi, bu dava için şartlar ne başvuran, itiraz geçerliliğini, kendi rızası atıfta bulunarak, genç yaşına garaj zamanda, bir görevdir Avrupa Mahkemesi kanun düşünün, oldu mu обжалуемое Türkiye'nin mevzuat ve uygulama mevcut aslında topluca sözde hataları, soruşturma gibi önemli dezavantajları, onlar kabul edildi ihlali yetkililer, Türkiye'nin kendi pozitif yükümlülük, öngörülen makaleler 3 ve 8 Kongre. İnsani haysiyet ve psikolojik dokunulmazlıkla ilgili konular, mağdurun çocuğa yönelik cinsel saldırı davasını incelerken özel özen gösterilmesini gerektirirken, devletin görevleri çocuğun haklarının etkin bir şekilde kullanılmasını gerektiriyordu. Böylece, önce çocuğun en iyi çıkarları vardı ve Türk makamları çocuğun özel savunmasız statüsünden kaynaklanan sorulara uygun şekilde cevap vermek zorunda kaldılar. Yetersizlik yetkililerin Türkiye'nin atması için önemli ölçüde çaba yüklemek için tüm şartlar ve onların yetersizlik değerlendirme yapmak için mağdurun rızası, içeriğe bakınca, olabilir neden oluşumu ile ilgili sorunları söz konusu hakları Sözleşmesine.
Bununla birlikte, çocuğun 15 yaşından küçük bir çocuğun rızasına ve bir yetişkinin rızasına eşit önem verilmesi, çocuğun cinsel istismarı ve çocuğa yönelik cinsel istismar davası bağlamında hiçbir koşulda izin verilemez. Soruşturma ve bulguları öncelikle rıza eksikliğine odaklanmalıydı. Sonuç olarak, Anayasa Mahkemesi, "tecavüz" den bahseden Türkiye Ceza Kanununun 414. maddesinin metninde "rıza" veya "hazır olma" gibi terimlerden veya bunların eş anlamlılarından bahsetmediğini ilgiyle belirtti; Ayrıca, söz konusu terimler, 15 yaşından küçük bir çocukla her iki tarafın gönüllü cinsel ilişkileri için bile cezalandırılmasını öngören Türkiye Ceza Kanununun 416. maddesinde de belirtilmemiştir; bu da, 15 yaşına kadar olan bir çocuğa atıfta bulunulduğunda rıza gösterilmesine gerek olmadığı gerçeğine daha da önem vermiştir.
Bununla birlikte, Türkiye mahkemeleri, Türkiye Ceza Kanununun 414'üncü maddesinin uygulanabilirliğine ilişkin bir sonuca vardıklarında başvuranın "rızasını" çok önemli hale getirdiler; mahkemeler, Türkiye'nin yorumlamışlardır bu durumu nasıl криминализирующее herhangi bir cinsel ilişki, hatta yapılan karşılıklı rıza ile yüz salonuna 15 yaş belirtmek değil, ancak, neden bu davada, başvuranın ne de iddia edilen tehdit ve şiddet, ne de yapılan ödemeler kabul edilmez kriterlere ihtiyaçlarınız hükümlerine parçaları ikinci makale 414 türk Ceza kanununun, hangi tefsir ve türk yetkililer tarafından nasıl bir durum anlam "yetersiz rıza" adına kurban. Bu kurallar öngörülmektedir daha uzun süreli hapis hatırlatarak, "güç, şiddet veya tehdit" veya "hile, лишающий kurban kendilerini savunmak için"; en son belirtilen kriter değil uyarmak, herhangi bir şekilde fiziksel, psikolojik ya da maddi doğanın ele yollarından bir hile.
Türkiye mahkemelerinin çelişkili yorumu, sanıklardan birine karşı bile aşırı derecede aşırı yorumlanmıştı ve davacıyı ailesine birkaç kez cinsel ilişkiye girmek için faaliyetlerini bildirmekle tehdit ediyordu. Temyiz Mahkemesinin, tehdit söz konusu kişinin eylemlerinden kaynaklanıyorsa, tehdit şeklinde bir suçun oluşturulamayacağına dair kararını gerekçe göstererek, jüri heyeti, söz konusu davalının davaya ilişkin eylemlerinin tehdit olarak kabul edilemeyeceğine hükmetmiş ve böylece Türkiye Ceza Kanununun 414. maddesinin ikinci kısmının davaya uygulanmasını engellemiştir. Avrupa Adalet Divanı'nın görüşüne göre, uygun bir bağlamda, böyle bir yorumun mantıklı olduğu düşünülebilir, örneğin bir failin eylemlerini ifşa etmekle tehdit edilmesi ve tehdit eden kişinin maddi kazanç elde etmesini beklemesi durumunda. Bununla birlikte, bu konuda mağdura yönelik tehditlerle cinsel istismar ve çocuğa yönelik cinsel içerikli şiddet eylemleri bağlamında benzetme yapmak kesinlikle kabul edilemezdi.
Türkiye mahkemeleri, Türkiye Ceza Kanununun 414. maddesinin ikinci maddesinin uzun süreli hapis cezasına çarptırılmasının uygulanmasını dışlamak için önemli çaba sarf ettiler ve davanın herhangi bir aşamasında, henüz değerlendirilmekte olan ve henüz 15 yaşına ulaşmamış olan başvuranın savunmasız durumuna herhangi bir dikkat göstermediler. Başvuranın yaşını hesaba katmayan bu kısıtlayıcı yorum, davanın özel koşullarının nesnel değerlendirilmesine ve çocuğun çıkarlarını, cinsel istismar ve cinsel istismar şeklinde bir suçun mağdurunu korumaya kesinlikle uygun değildi.
(h) Soruşturmanın etkinliği. Ceza davası 11 yıl sürdü, iki mahkemenin mahkemeleri tarafından dört kez gözden geçirildi. Her ne kadar dava hem gerçekleri ortaya koymadaki zorluklardan hem de sanıkların sayısından dolayı zor olsa da, görünüşe göre davanın bu kadar uzun bir süre yargılanması, başvuru sahibine veya temsilcilerine suçlanamaz. Açıklanamayan çok sayıda tıbbi muayene, davanın üretimini önemli ölçüde geciktirdi. Neredeyse beş yıl süren açıklanamayan bir hareketsizlik dönemi vardı. İki dönem, bir yıl, her zaman o vardı bekleyen tarihinde yargıtay tarafından kaldırıldı mahkeme, Türkiye'nin de vardı açıklama. Buna ek olarak, hapis cezası ve fuhuşa zorlanma suçlamalarıyla ilgili olarak, cezai kovuşturmanın zamanaşımı sona ermiştir. Bu nedenle, Türkiye'nin yargı makamlarının eylemleri, bu davada gerekli olan aciliyet ve hız talebine kesinlikle uymuyordu; bu davada çocuğun çıkarlarını korumak için özel dikkat ve öncelikli muamele gösterilmesi gerekiyordu.
(i) Sonuç. Hiçbir yardım mahkemeleri, yetersizlik koruma sağlar vis-a-vis sanık, asılsız imar sahneleri, cinsel şiddet, tekrarlanan tıbbi muayene, yetersizlik güvenli bir ortam sağlamak duruşmada, puan mağdurun rızası, aşırı süresi yargılamanın ve sonuç olarak iptal ücretleri iki adet aşımı nedeniyle kanunun öngördüğü zamanaşımı kovuşturma - bu kanun ciddi bir durumdur ikincil mağduriyet kaydetmiştir.
Türk yetkililerin eylemleri, cinsel istismar ve şiddete maruz kalan bir çocuğu koruma görevine uymuyordu. Jüri yargıçlarının ilk ve en büyük görevi, başvuranın kişisel bütünlük hakkının yargılama sırasında uygun şekilde korunacağından emin olmaktı. Davanın özünün samimi niteliği ve başvuranın yaşı özellikle hassas konulardı ve bu da kaçınılmaz olarak davanın cezai takibatında Türk yetkililerden buna göre ihtiyatlı bir yaklaşım gerektiriyordu.
2005 yılından sonra Türkiye yargı sisteminde yapılan iyileştirmelere ilişkin olarak, başvuranın komisyonda ifade aldığı bir psikologun yardımı hariç, başvuranın davasında bu değişiklikler uygulanmamıştır.
Yukarıdakilerin ışığında, başvuru sahibinin davasındaki üretim, Sözleşmenin 3. ve 8. maddeleri tarafından korunan değerlerin ihlaline ceza hukukunun etkili bir şekilde uygulanmasını sağlayamadı.
KARAR
Davada Sözleşmenin 3. ve 8. maddelerinin gereklilikleri ihlal edildi (oybirliğiyle kabul edildi).
TAZMİNAT
Sözleşmenin 41. maddesinin uygulanmasına ilişkin olarak, Avrupa Adalet Divanı, başvurana manevi zarar tazminatı olarak 25.000 avro vermiş ve maddi hasar tazminatı talebi reddedilmiştir.
Yayın kaynağı: https://espchhelp.ru/blog/3771-n-c-turkiyeye-karsi .
The ECHR ruling of February 09, 2021 in the case "N.C. (N.C.) v. Turkey" (aplication No. 40591/11).
In 2011, the applicant was assisted in the preparation of the aplication. Subsequently, the aplication was communicated to Turkey.
In the case, an aplication was successfully considered about the lack of protection of the applicant's personal integrity during the criminal investigation of the case on the complaint of sexual violence to which she was subjected, and the insufficient effectiveness of the investigation itself. The case involved a violation of the requirements of articles 3 and 8 of the Convention for the Protection of Human Rights and Fundamental Freedoms.
CIRCUMSTANCES OF THE CASE
The applicant was forced into prostitution by two women when she was only 12 years old. During the following year, the applicant filed a complaint against these persons, as well as against the man with whom she had sexual relations.
The applicant appealed, first of all, the lack of protection of her personal integrity during the criminal investigation of the case of a complaint of sexual violence to which she was subjected, and, secondly, the insufficient effectiveness of the investigation itself.
LEGAL ISSUES
Regarding compliance with articles 3 and 8 of the Convention. In the applicant's case, her treatment reached the minimum level of cruelty required for the application of article 3 of the Convention. Given the applicant's young age at the time of the events complained of, she was in a vulnerable position. In this context, the sexual violence suffered by the applicant and the complaints of secondary victimization, that is, the shortcomings of the criminal proceedings in the field of ensuring the protection of the applicant, were sufficiently significant to fall within the scope of article 3 of the Convention. In addition, in view of the impact of both aspects of the applicant's complaints on her physical and psychological integrity, the events complained by the applicant also fell within the scope of article 8 of the Convention.
(a) Protection of the applicant during the criminal proceedings. The criminal case was initiated immediately after the applicant's complaint, and most of the defendants were sentenced to terms of imprisonment. Nevertheless, in such a serious case concerning the sexual exploitation of a girl under the age of 15, the European Court could not limit itself to general conclusions when assessing whether the Turkish authorities had fulfilled their obligations under articles 3 and 8 of the Convention.
(b) The failure of the authorities to provide the applicant with protection during the consideration of the case. Several international instruments for the protection of victims of physical or psychological violence and for protection from secondary victimization provided guidance on the assistance that should have been provided to children affected by sexual violence and exploitation. In this case, for 18 months after the complaint was filed, the applicant was never assisted by a social security officer, a psychologist, or any expert, either during the consideration of the case by the police and the prosecutor's office, or during the trial by jury. This fact was sufficient to conclude that the applicant had not been properly taken care of during the consideration of the present case.
(c) Failure to protect the applicant from the defendants. The applicant's situation worsened during the trial of her case by a jury, since no measures were taken to isolate the applicant from the defendants. During several court sessions, the applicant sat opposite the defendants and was forced to describe in detail the attacks, threats, violent sexual acts to which she was subjected, which, undoubtedly, was an extremely humiliating situation for the applicant. However, there is no indication in the case file that the applicant would have requested such confrontations, or even that these actions were necessary for the proper and effective exercise of the rights of the defense, so the European Court could not conclude that an appropriate balance of interests was achieved in the case. Thus, the applicant was not protected from the defendants in such a serious case as the accusation of forced prostitution and sexual violence against a child under the age of 15.
(d) Senseless reconstruction of sexual violence against the applicant. The applicant was required to reproduce - in front of all the defendants and their representatives - the positions in which sexual acts took place. The jury did not take any action to mitigate the humiliation that the applicant legitimately believed had been inflicted on her in this regard. Moreover, there was also nothing in the case file to explain why such a reconstruction was necessary to establish the actual circumstances of the case or their legal qualification. For the applicant, these court sessions were undoubtedly extremely traumatic, and the decision to hold meetings in private alone was not in itself sufficient to prevent damage to the applicant's dignity and prevent interference with her private life. These court sessions had a negative impact on the applicant's personal integrity and significantly exceeded the level of discomfort that a victim of alleged sexual abuse and exploitation could expect to testify in court. Consequently, these court sessions cannot in any way be justified by the requirement of ensuring a fair trial for the defendants.
(e) Repeated medical examinations. At the request of the judicial authorities, the applicant was examined ten times to establish her exact age or the consequences of sexual violence. This excessive and inexplicable number of medical examinations, many of which involved extremely invasive manipulations, thus represented an unacceptable interference with the applicant's physical and psychological integrity.
(f) Lack of security measures. At the end of the court sessions, the applicant was also forced to face such an aggressive attitude of the defendants' relatives that on one occasion police officers were required to accompany the applicant so that she could leave the city. Apparently, the Turkish authorities have not taken any preventive measures in this regard. There were no justifications for the jury's refusal to move the case to another city, which was, nevertheless, a common practice in criminal cases involving sensitive issues, and which could ensure the proper conduct of court sessions and the applicant's safety.
(g) Assessment of the victim's consent. With regard to the fact that the applicant challenged the validity of her consent, referring to her young age at the time in question, the task of the European Court was to consider whether the Turkish legislation under appeal and its application in the present case, together with the alleged errors of the investigation, had such significant shortcomings that they were considered a violation by the Turkish authorities of their positive obligations under Articles 3 and 8 of the Convention. Issues related to human dignity and psychological integrity required special care when considering the victim of a case of sexual violence against a child, and the duties of the State implied the effective exercise of the rights of the child. Thus, the best interests of the child were in the first place, and the Turkish authorities had to respond appropriately to issues related to the child's special vulnerable status. The failure of the Turkish authorities to make substantial efforts to establish all the circumstances of the case and their inability to assess the victim's consent based on the context could have caused problems with the provisions of the Convention under consideration.
However, giving equal importance to the consent of a child under the age of 15 and the consent of an adult could not under any circumstances be considered permissible in the context of a case of sexual exploitation of a child and sexual violence against a child. The investigation and its conclusions should have focused primarily on the lack of consent. Consequently, the Constitutional Court noted with interest that the text of article 414 of the Turkish Criminal Code, which refers to "rape", did not mention such terms as "consent" or "willingness" or their synonyms; Also, the mentioned terms are not specified in article 416 of the Turkish Criminal Code, which provides for punishment even for voluntary sexual relations on both sides with a child under the age of 15, which gave even more importance to the fact that there was no need to take into account consent if it was a child under the age of 15.
Nevertheless, the Turkish courts attached decisive importance to the applicant's "consent" when they concluded that the first part of article 414 of the Turkish Criminal Code was applicable; The Turkish courts interpreted this provision as criminalizing any sexual relationship, even consensual, with a person under the age of 15, without specifying, however, why in the applicant's case neither the alleged threats and violence nor the payments made were considered criteria meeting the provisions of part two of article 414 of the Turkish Criminal Code, which were interpreted by the Turkish authorities as situations meaning "insufficient consent" on the part of the victim. These norms provided for longer terms of imprisonment, referring to "the use of force, violence or threats" or to "deception that deprives the victim of the opportunity to defend himself"; the latter criterion did not limit in any way the physical, psychological or material nature of the methods of deception in question.
The contradictory interpretation of the Turkish courts was even excessive in relation to one of the defendants, who threatened the applicant to inform her family about her activities in order to obtain sexual contact from her several times. Referring to the decision of the Turkish Court of Cassation that the corpus delicti in the form of a threat cannot be established if the threat comes from the actions of the person concerned, the jury decided that the actions of the defendant in question in the applicant's case could not be considered a threat, thus excluding the application of part two of article 414 of the Turkish Criminal Code to the case. In the opinion of the European Court, in the relevant context, such an interpretation could be considered logical, for example, if the offender was threatened with disclosure of his actions, and the threatened person counted on financial gain. However, it was absolutely unacceptable to draw an analogy in this regard with threats against the victim in the context of sexual exploitation and sexual violence against a child.
The Turkish courts made considerable efforts to exclude the application of the second part of article 414 of the Turkish Criminal Code, which provided for long terms of imprisonment, and at none of the stages of the case did they show any attention to the vulnerable situation of the applicant, who at the time under consideration had not yet reached the age of 15. This restrictive interpretation, which did not take into account the applicant's age, absolutely did not correspond to an objective assessment of the special circumstances of the case and the protection of the interests of the child, the victim of a crime of sexual exploitation and sexual violence.
(h) The effectiveness of the investigation. The criminal proceedings lasted 11 years, and were reviewed four times by the courts of two instances. Although the case was complicated due to both the difficulties in establishing the facts and the number of defendants, it seems that such a long period of consideration of the case cannot be blamed on the applicant or her representatives. Numerous unexplained medical examinations significantly delayed the proceedings in the case. There was an unexplained period of inactivity that lasted almost five years. Two periods, one year each, when the case was pending before the Turkish Court of Cassation, also had no explanation. In addition, the statute of limitations for criminal prosecution has expired with regard to the charges of deprivation of liberty and coercion to engage in prostitution. Thus, the actions of the Turkish judicial authorities absolutely did not meet the requirements of urgency and speed required in this case, in respect of which special attention and priority treatment should have been shown in order to protect the interests of the child.
(i) Conclusion. The lack of assistance to the applicant, the inability to provide vis-a-vis protection to the defendants, baseless reconstructions of scenes of sexual violence, repeated medical examinations, the inability to provide a calm and safe environment at the hearing, the assessment of the victim's consent, the excessive duration of the proceedings and, finally, the cancellation of charges on two counts due to the expiration of the statutory statute of limitations of criminal prosecution - all this was a serious case of secondary victimization of the applicant.
The actions of the Turkish authorities did not comply with the obligation to protect a child who was a victim of sexual exploitation and violence. The first and foremost duty of the jury judges was to ensure that the applicant's right to personal integrity would be adequately protected during the trial. The intimate nature of the essence of the case, as well as the applicant's age, were particularly sensitive issues that inevitably required a correspondingly cautious approach on the part of the Turkish authorities when conducting criminal proceedings in the case.
As for the improvements made in the Turkish judicial system after 2005, with the exception of the assistance of a psychologist, when the applicant was taken to testify at the commission, these changes were not applied in the applicant's case.
In the light of the above, the applicant's proceedings failed to ensure the effective application of criminal law to the violation of the values protected by articles 3 and 8 of the Convention.
RESOLUTION
The requirements of articles 3 and 8 of the Convention were violated in the case (adopted unanimously).
COMPENSATION
In accordance with the application of Article 41 of the Convention, the European Court awarded the applicant 25,000 euros in compensation for moral damage, the claim for compensation for material damage was rejected.
Publication source: https://espchhelp.ru/blog/3770-n-c-v-turkey .
