Новости от 02 августа 2022 года из блога, посвященного практике в Европейском суде по правам человека ЕСПЧ

• 

Обновлено 02.08.2022 13:02

 

Постановление ЕСПЧ от 27 апреля 2021 года по делу "Текеш против Румынии" (жалобы NN 15976/16 и 50461/17).

В 2016 и 2017 годах заявителю была оказана помощь в подготовке жалоб. Впоследствии жалобы были объединены и коммуницированы Румынии.

По делу успешно рассмотреы жалобы на вынесение предупреждения члену Европейского парламента за размещение на здании, в котором находился его офис, флага национального меньшинства без разрешения на рекламу. По делу было допущено нарушение требований статьи 10 Конвенции.

 

ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА

 

К заявителю, члену Европейского парламента, который относился к венгерскому национальному меньшинству в Румынии, были применены санкции за то, что он разместил флаги Секейского края (Szeklerland) и района Парциум (Partium (R szek)) на здании, в котором располагался его парламентский офис.

 

ВОПРОСЫ ПРАВА

 

По поводу соблюдения статьи 10 Конвенции. Применение санкций к заявителю за совершение преступления небольшой тяжести в виде отсутствия предварительного запроса на разрешение размещать рекламу в нарушение доступного всем законодательства являлось вмешательством в осуществление заявителем его права на свободу выражения мнения, направленным на защиту прав других лиц.

Суды Румынии в основном установили применимые нормы права и сосредоточились на выводе о том, что флаги приравнивались к форме рекламы, предназначенной для продвижения деятельности заявителя, а также на цели, для которой использовалось здание, в котором располагался офис заявителя. Суды Румынии не объяснили, почему они отклонили утверждение заявителя о том, что флаги просто выражали принадлежность самого заявителя к национальному меньшинству. Некоторые определения из понятия "реклама", содержавшиеся в законодательстве Румынии, были тесно связаны с коммерческой деятельностью, и, таким образом, их цель была очень далека от сути послания, которое заявитель хотел выразить своими действиями. В этом контексте власти Румынии имели особую обязанность привести причины для отклонения доводов заявителя, учитывая, что в законодательстве Румынии понятие "реклама" было дано в широких терминах и что власти Румынии обладали свободой усмотрения при решении вопроса о том, какие флаги можно считать предметами рекламы.

Суды Румынии не рассмотрели прецедентную практику, которая, по мнению заявителя, не позволяла определить рассматриваемые флаги как "предметы рекламы".

Флаги были вывешены в контексте, который не имел отношения к коммерческой рекламе в целях, определяемых прецедентной практикой Европейского Суда, согласно которым реклама является способом сообщения публике характеристик предлагаемых услуг и товаров. Тем не менее Европейский Суд признал, что упомянутые действия оправдывали рассмотрение цели, для которой использовалось здание, где были размещены флаги.

Европейский Суд неоднократно проводил различие между коммерческой рекламой и рекламой, связанной с публичными спорами по вопросам, представляющим общественный интерес, или даже политическими объявлениями. Европейский Суд принимал во внимание форму передачи сообщения и его цель, а также содержание соответствующего высказывания. Так, Европейский Суд выработал классификацию, которая была в некоторой степени автономной от рассматриваемых понятий, определяя их независимо от того, как соответствующее высказывание характеризовали заявители или суды государства. При этом Европейский Суд всегда учитывает предоставленную государствам свободу усмотрения, степень которой варьируется в зависимости от вида высказывания по делу.

В настоящем деле, рассматривая применимое законодательство и классифицируя вывешенные заявителем флаги как рекламу, суды Румынии не исследовали содержание указанных предметов и не представили какого-либо убедительного примера деятельности или событий, которые флаги предположительно рекламировали. Однако такое исследование было тем более важным, учитывая то, что при некоторых обстоятельствах демонстрация Секейского флага могла затронуть в румынском обществе деликатные вопросы, представляющие общественный интерес, а именно вопросы об автономии территорий, на которых проживало венгерское национальное меньшинство. Исходя из этих фактов, суды Румынии, которые в принципе находились в лучшем положении, чтобы толковать намерения, лежащие в основе конкретных высказываний, и оценивать то, каким образом общественность, скорее всего, воспримет это высказывание и отреагирует на него, должны были более подробно объяснить свое решение считать вывешенные заявителем флаги рекламой.

Суды Румынии также установили, что причиной демонстрации флагов было привлечь внимание общественности к целям, для которых использовалось место демонстрации флагов. Однако суды Румынии не рассмотрели вопрос о том, должна ли цель использования здания, которое местные власти назвали парламентским офисом заявителя, являться значимым фактором по делу. Также суды Румынии не приняли во внимание статус заявителя как члена Европейского парламента или его права, вытекающие из указанного статуса. В частности, они не установили точно, стремился ли заявитель выступить в качестве политика, представляющего политическую программу, или в качестве обычного гражданина, принадлежащего к национальному меньшинству, который хотел выразить свою принадлежность к этому меньшинству.

Заявитель, который в рассматриваемое время представлял в Европейском парламенте скорее Венгрию, а не Румынию, больше не имел права иметь парламентский офис в Румынии. Он также заседал в Европейском парламенте как член венгерской, а не румынской партии и поэтому являлся представителем венгерского большинства в Венгрии, а не венгерского меньшинства в Румынии. Эти вопросы были связаны со статусом заявителя как члена Европейского парламента и с правами, которые следовали из этого статуса, что являлось важными факторами при определении характера рассматриваемого высказывания. Суды Румынии должны были выяснить эти вопросы, но они проигнорировали их.

Поскольку суды Румынии не изучили подробно все представленные им доказательства, они не смогли определить с учетом критериев, разработанных и применяемых Европейским Судом в делах о праве на свободу выражения мнения, характер послания, которое заявитель хотел передать, и контекст, в котором следовало рассматривать действия заявителя. В любом случае эти фактические доказательства, которые были проигнорированы судами Румынии, предполагали, что демонстрация упомянутых в деле флагов была ближе к политическому заявлению, чем к рекламе.

Установление характера высказывания в настоящем деле имело особое значение при оценке того, было ли вмешательство в право на свободу выражения мнения необходимым. Это право предусматривает исключения, но их требуется толковать ограничительно, а необходимость в любом ограничении должна быть установлена убедительно, особенно если оспариваемое высказывание имеет политический, а не коммерческий характер.

Кроме того, решения судов Румынии были очень краткими в отношении необходимости вмешательства и не содержали достаточно информации, которая позволила бы Европейскому Суду оценить мотивировку решений.

Тот факт, что заявитель вывесил флаги публично, имел значение с позиции указанной в законодательстве цели, а именно обеспечить, среди прочего, чтобы созданная среда была последовательной, гармоничной, безопасной и здоровой, чтобы защитить природные и антропогенные ресурсы, сохранить качество ландшафта и соответствовать необходимым стандартам в сфере качества строительства. Однако во второй жалобе вместе с другими флагами был вывешен флаг территории Парциум. Суды Румынии не объяснили, почему именно для этого флага, а не для других нужно было получать на основании рассматриваемого законодательства предварительное разрешение для размещения рекламы и с какой целью.

Кроме того, несмотря на то что к заявителю применили санкции в 2014 и 2015 годах, до февраля 2020 года от него не требовали снять флаги. На протяжении указанных нескольких лет демонстрация флагов на здании не причиняла властям Румынии какого-либо беспокойства с точки зрения общественной безопасности или защиты окружающей среды.

Несмотря на краткий характер, приведенные судами Румынии обоснования их решений заставляли предположить, что вопрос о пропорциональности санкции был рассмотрен. Тот факт, что санкция была незначительна, не компенсировал отсутствие относящихся к делу и достаточных оснований для ограничения права заявителя на свободу выражения мнения.

В любом случае с учетом вышеизложенного и, в частности, того факта, что суды Румынии не приняли надлежащим образом во внимание критерии, выработанные в прецедентной практике Европейского Суда, указанные суды не привели относящиеся к делу и достаточные основания для оправдания вмешательства в право заявителя на свободу выражения мнения. Следовательно, обжалуемое вмешательство не являлось "необходимым в демократическом обществе".

 

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

 

По делу было допущено нарушение требований статьи 10 Конвенции (принято пятью голосами "за" при двух - "против").

 

КОМПЕНСАЦИЯ

 

В порядке применения статьи 41 Конвенции. Европейский Суд решил, что установление факта нарушения Конвенции само по себе будет являться достаточной справедливой компенсацией морального вреда.

 

Источник публикации: https://espchhelp.ru/blog/3849-espch-vyyavil-narushenie-trebovanij-stati-10-konventsii .

 

 

ECHR Ruling of April 27, 2021 in the case "Tekesh v. Romania" (applications NN 15976/16 and 50461/17).

In 2016 and 2017, the applicant was assisted in the preparation of applications. Subsequently, the applications were combined and communicated to Romania.

In the case, applications were successfully considered against issuing a warning to a member of the European Parliament for placing a national minority flag on the building where his office was located without an advertising permit. The case involved a violation of the requirements of article 10 of the Convention.

 

CIRCUMSTANCES OF THE CASE

 

The applicant, a member of the European Parliament who belonged to the Hungarian national minority in Romania, was sanctioned for placing the flags of the Szeklerland and Partium district on the building where his parliamentary office was located.

 

LEGAL ISSUES

 

Regarding compliance with article 10 of the Convention. The application of sanctions against the applicant for committing a minor crime in the form of the absence of a preliminary request for permission to advertise in violation of the legislation accessible to all was an interference with the applicant's exercise of his right to freedom of expression, aimed at protecting the rights of others.

The Romanian courts mainly established the applicable rules of law and focused on the conclusion that the flags were equated to a form of advertising intended to promote the applicant's activities, as well as the purpose for which the building in which the applicant's office was located was used. The Romanian courts did not explain why they rejected the applicant's claim that the flags simply expressed the applicant's belonging to a national minority. Some definitions of the concept of "advertising" contained in Romanian legislation were closely related to commercial activities, and thus their purpose was very far from the essence of the message that the applicant wanted to express by his actions. In this context, the Romanian authorities had a special obligation to give reasons for rejecting the applicant's arguments, given that in Romanian legislation the concept of "advertising" was given in broad terms and that the Romanian authorities had discretion in deciding which flags could be considered as objects of advertising.

The Romanian courts did not consider the case-law, which, in the applicant's opinion, did not allow the flags in question to be defined as "objects of advertising".

The flags were displayed in a context that was not related to commercial advertising for the purposes determined by the case law of the European Court of Justice, according to which advertising is a way of communicating to the public the characteristics of the services and goods offered. Nevertheless, the European Court recognized that the mentioned actions justified consideration of the purpose for which the building where the flags were placed was used.

The European Court has repeatedly distinguished between commercial advertising and advertising related to public disputes on issues of public interest, or even political ads. The Court took into account the form of transmission of the message and its purpose, as well as the content of the relevant statement. Thus, the European Court developed a classification that was somewhat autonomous from the concepts in question, defining them regardless of how the applicants or the State courts characterized the relevant statement. At the same time, the European Court always takes into account the discretion granted to States, the degree of which varies depending on the type of statement in the case.

In the present case, considering the applicable legislation and classifying the flags displayed by the applicant as advertising, the Romanian courts did not investigate the content of these items and did not provide any convincing example of the activities or events that the flags allegedly advertised. However, such a study was all the more important, given that under some circumstances the demonstration of the Secean flag could raise sensitive issues of public interest in Romanian society, namely questions about the autonomy of the territories where the Hungarian national minority lived. Based on these facts, the Romanian courts, which in principle were in a better position to interpret the intentions underlying specific statements and assess how the public was likely to perceive and react to this statement, should have explained in more detail their decision to consider the flags displayed by the applicant as advertising.

The Romanian courts also found that the reason for the demonstration of flags was to draw public attention to the purposes for which the place of demonstration of flags was used. However, the Romanian courts did not consider whether the purpose of using the building, which the local authorities called the applicant's parliamentary office, should be a significant factor in the case. Also, the Romanian courts did not take into account the applicant's status as a member of the European Parliament or his rights arising from this status. In particular, they did not establish exactly whether the applicant sought to act as a politician representing a political program, or as an ordinary citizen belonging to a national minority who wanted to express his belonging to this minority.

The applicant, who at the time in question represented Hungary rather than Romania in the European Parliament, no longer had the right to have a parliamentary office in Romania. He also sat in the European Parliament as a member of the Hungarian, not the Romanian party, and therefore was a representative of the Hungarian majority in Hungary, not the Hungarian minority in Romania. These issues were related to the applicant's status as a member of the European Parliament and the rights that followed from this status, which were important factors in determining the nature of the statement in question. The Romanian courts should have clarified these issues, but they ignored them.

Since the Romanian courts did not examine in detail all the evidence presented to them, they were unable to determine, taking into account the criteria developed and applied by the European Court in cases on the right to freedom of expression, the nature of the message the applicant wanted to convey and the context in which the applicant's actions should have been considered. In any case, this factual evidence, which was ignored by the Romanian courts, suggested that the display of the flags mentioned in the case was closer to a political statement than to advertising.

The determination of the nature of the statement in the present case was of particular importance in assessing whether interference with the right to freedom of expression was necessary. This right provides for exceptions, but they must be interpreted restrictively, and the need for any restriction must be established convincingly, especially if the contested statement is political, not commercial in nature.

In addition, the decisions of the Romanian courts were very brief on the need for intervention and did not contain enough information that would allow the European Court to assess the motivation of the decisions.

The fact that the applicant displayed the flags in public was significant from the standpoint of the purpose specified in the legislation, namely, to ensure, among other things, that the created environment was consistent, harmonious, safe and healthy in order to protect natural and anthropogenic resources, preserve the quality of the landscape and meet the necessary standards in the field of construction quality. However, in the second complaint, along with other flags, the flag of the territory of the Partium was hung out. The Romanian courts did not explain why it was for this flag, and not for others, it was necessary to obtain, on the basis of the legislation in question, a preliminary permit for advertising and for what purpose.

In addition, despite the fact that sanctions were applied to the applicant in 2014 and 2015, he was not required to remove the flags until February 2020. During these several years, the demonstration of flags on the building did not cause any concern to the Romanian authorities from the point of view of public safety or environmental protection.

Despite the brief nature, the reasons given by the Romanian courts for their decisions led to the assumption that the question of the proportionality of the sanction had been considered. The fact that the sanction was insignificant did not compensate for the absence of relevant and sufficient grounds for restricting the applicant's right to freedom of expression.

In any case, taking into account the above and, in particular, the fact that the Romanian courts did not take due account of the criteria developed in the case-law of the European Court, these courts did not provide relevant and sufficient grounds to justify interference with the applicant's right to freedom of expression. Consequently, the interference complained of was not "necessary in a democratic society".

 

RESOLUTION

 

The case involved a violation of the requirements of article 10 of the Convention (adopted by five votes in favor, with two against).

 

COMPENSATION

 

In the application of article 41 of the Convention. The European Court decided that the finding of a violation of the Convention in itself would be sufficient just compensation for moral damage.

 

Publication source: https://espchhelp.ru/blog/3848-tekesh-v-romania .

 

 

Hotărârea CEDO din 27 aprilie 2021 în cauza "Tekesh c.România" (contestațiile NN 15976/16 și 50461/17).

În 2016 și 2017, reclamantul a fost asistat la pregătirea plângerilor. Ulterior, reclamațiile au fost combinate și comunicate României.

În acest caz, plângerile au fost examinate cu succes împotriva emiterii unui avertisment către un membru al Parlamentului European pentru plasarea unui steag al Minorității Naționale pe clădirea în care se afla biroul său fără permis de publicitate. Cazul a implicat o încălcare a cerințelor articolului 10 din Convenție.

 

CIRCUMSTANȚELE CAZULUI

 

Reclamantul, membru al Parlamentului European care aparținea minorității naționale maghiare din România, a fost sancționat pentru plasarea steagurilor ținutului Secuiesc și districtului Partium pe clădirea în care se afla biroul său parlamentar.

 

PROBLEME JURIDICE

 

În ceea ce privește respectarea articolului 10 din Convenție. Aplicarea sancțiunilor împotriva reclamantului pentru săvârșirea unei infracțiuni minore sub forma absenței unei cereri preliminare de permisiune de publicitate cu încălcarea legislației accesibile tuturor a fost o ingerință în exercitarea de către reclamant a dreptului său la libertatea de exprimare, care vizează protejarea drepturilor altora.

Instanțele române au stabilit în principal normele de drept aplicabile și s-au concentrat pe concluzia că steagurile erau asimilate unei forme de publicitate destinată promovării activităților reclamantului, precum și scopul pentru care a fost utilizat clădirea în care se afla sediul reclamantului. Instanțele române nu au explicat de ce au respins afirmația reclamantului potrivit căreia steagurile exprimau pur și simplu apartenența reclamantului la o minoritate națională. Unele definiții ale conceptului de "publicitate" conținute în legislația română erau strâns legate de activitățile comerciale și, prin urmare, scopul lor era foarte departe de esența mesajului pe care reclamantul dorea să-l exprime prin acțiunile sale. În acest context, autoritățile române aveau o obligație specială de a motiva respingerea argumentelor reclamantei, având în vedere că în legislația română noțiunea de "publicitate" era dată în termeni generali și că autoritățile române aveau libertatea de a decide ce steaguri ar putea fi considerate obiecte de publicitate.

Instanțele române nu au luat în considerare jurisprudența, care, în opinia reclamantului, nu permitea definirea steagurilor în cauză drept "obiecte de publicitate".

Steagurile au fost afișate într-un context care nu era legat de publicitatea comercială în scopurile stabilite de jurisprudența Curții Europene de Justiție, potrivit căreia publicitatea este o modalitate de comunicare către public a caracteristicilor serviciilor și bunurilor oferite. Cu toate acestea, Curtea Europeană a recunoscut că acțiunile menționate au justificat luarea în considerare a scopului pentru care a fost utilizată clădirea în care au fost amplasate steagurile.

Curtea Europeană a făcut în mod repetat distincția între publicitatea comercială și publicitatea legată de litigiile publice pe probleme de interes public sau chiar anunțurile politice. Instanța a luat în considerare forma de transmitere a mesajului și scopul acestuia, precum și conținutul declarației relevante. Astfel, Curtea Europeană a elaborat o clasificare oarecum autonomă față de conceptele în cauză, definindu-le indiferent de modul în care reclamanții sau instanțele de stat au caracterizat declarația relevantă. În același timp, Curtea Europeană ia în considerare întotdeauna discreția acordată statelor, gradul cărora variază în funcție de tipul de declarație din cauză.

În speță, având în vedere legislația aplicabilă și clasificând steagurile afișate de reclamant drept publicitate, instanțele române nu au investigat conținutul acestor articole și nu au oferit niciun exemplu convingător al activităților sau evenimentelor pe care steagurile ar fi făcut publicitate. Cu toate acestea, un astfel de studiu a fost cu atât mai important, cu cât, În anumite circumstanțe, demonstrarea drapelului Secean ar putea ridica probleme sensibile de interes public în societatea românească, și anume întrebări cu privire la autonomia teritoriilor în care locuia minoritatea națională maghiară. Pe baza acestor fapte, instanțele române, care, în principiu, erau într-o poziție mai bună de a interpreta intențiile care stau la baza declarațiilor specifice și de a evalua modul în care publicul era probabil să perceapă și să reacționeze la această afirmație, ar fi trebuit să explice mai detaliat decizia lor de a considera steagurile afișate de reclamant drept publicitate.

Instanțele române au constatat, de asemenea, că motivul demonstrării steagurilor a fost acela de a atrage atenția publicului asupra scopurilor pentru care a fost utilizat locul de demonstrare a steagurilor. Cu toate acestea, instanțele române nu au luat în considerare dacă scopul utilizării clădirii, pe care autoritățile locale l-au numit Biroul Parlamentar al reclamantului, ar trebui să fie un factor semnificativ în acest caz. De asemenea, instanțele române nu au ținut cont de statutul reclamantului de deputat în Parlamentul European sau de drepturile acestuia care decurg din acest statut. În special, ei nu au stabilit exact dacă reclamantul a căutat să acționeze ca politician reprezentând un program politic sau ca cetățean obișnuit aparținând unei minorități naționale care dorea să-și exprime apartenența la această minoritate.

Reclamantul, care la momentul respectiv reprezenta Ungaria mai degrabă decât România în Parlamentul European, nu mai avea dreptul de a avea o funcție parlamentară în România. De asemenea, a stat în Parlamentul European ca membru al Partidului maghiar, nu al Partidului român și, prin urmare, a fost un reprezentant al majorității maghiare din Ungaria, nu al minorității maghiare din România. Aceste aspecte au fost legate de statutul solicitantului de deputat în Parlamentul European și de drepturile care decurg din acest statut, care au fost factori importanți în determinarea naturii declarației în cauză. Instanțele din România ar fi trebuit să clarifice aceste probleme, dar le-au ignorat.

Întrucât instanțele române nu au examinat în detaliu toate probele care le-au fost prezentate, acestea nu au putut stabili, ținând cont de criteriile elaborate și aplicate de Curtea Europeană în cauzele privind dreptul la libertatea de exprimare, natura mesajului pe care reclamantul a dorit să îl transmită și contextul în care acțiunile reclamantului ar fi trebuit luate în considerare. În orice caz, această probă de fapt, ignorată de instanțele din România, a sugerat că afișarea steagurilor menționate în caz a fost mai aproape de o declarație politică decât de publicitate.

Stabilirea naturii declarației în speță a avut o importanță deosebită pentru a aprecia dacă este necesară o ingerință în dreptul la libertatea de exprimare. Acest drept prevede excepții, dar acestea trebuie interpretate restrictiv, iar necesitatea oricărei restricții trebuie stabilită în mod convingător, mai ales dacă declarația contestată este de natură politică, nu comercială.

În plus, deciziile instanțelor din România au fost foarte scurte cu privire la necesitatea intervenției și nu conțineau suficiente informații care să permită Curții Europene să evalueze motivația deciziilor.

Faptul că reclamantul a afișat steagurile în public a fost semnificativ din punctul de vedere al scopului specificat în legislație, și anume, de a asigura, printre altele, că mediul creat este consecvent, armonios, sigur și sănătos pentru a proteja resursele naturale și antropice, pentru a păstra calitatea peisajului și pentru a îndeplini standardele necesare în domeniul calității construcțiilor. Cu toate acestea, în a doua plângere, împreună cu alte steaguri, steagul teritoriului Partium a fost atârnat. Instanțele române nu au explicat de ce a fost pentru acest pavilion, și nu pentru alții, a fost necesar să se obțină, în baza legislației în cauză, un permis preliminar pentru publicitate și în ce scop.

În plus, în ciuda faptului că reclamantului i s-au aplicat sancțiuni în 2014 și 2015, acesta nu a fost obligat să scoată steagurile până în februarie 2020. În acești câțiva ani, demonstrarea steagurilor pe clădire nu a provocat nicio îngrijorare autorităților române din punct de vedere al siguranței publice sau al protecției mediului.

În ciuda caracterului scurt, motivele invocate de instanțele române pentru deciziile lor au condus la presupunerea că problema proporționalității sancțiunii a fost luată în considerare. Faptul că sancțiunea a fost nesemnificativă nu a compensat absența unor motive relevante și suficiente pentru restrângerea dreptului reclamantului la libertatea de exprimare.

În orice caz, ținând seama de cele de mai sus și, în special, de faptul că instanțele române nu au ținut seama în mod corespunzător de criteriile elaborate în jurisprudența Curții Europene, aceste instanțe nu au oferit motive pertinente și suficiente pentru a justifica ingerința în dreptul reclamantului la libertatea de exprimare. În consecință, ingerința reclamată nu era "necesară într-o societate democratică".

 

Rezoluție

 

Cazul a implicat o încălcare a cerințelor articolului 10 din Convenție (adoptată cu cinci voturi pentru, cu două împotrivă).

 

Despăgubiri

 

În aplicarea art. 41 din Convenție. Curtea Europeană a decis că constatarea unei încălcări a Convenției în sine ar fi suficientă doar despăgubiri pentru daune morale.

 

Sursa publicației: https://espchhelp.ru/blog/3847-tekesh-c-rom-nia .

 

 

Постановление ЕСПЧ от 22 апреля 2021 года по делу "F.O. против Хорватии" (жалоба N 29555/13).

 

В 2013 году заявителю была оказана помощь в подготовке жалобы. Впоследствии жалоба была коммуницирована Хорватии.

 

По делу успешно рассмотрена жалоба на ненадлежащую реакция властей Хорватии на факт устного оскорбления учителем ученика. По делу было допущено нарушение требований статьи 8 Конвенции.

 

 

 

ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА

 

 

 

Заявитель, который в период, относившийся к обстоятельствам дела, являлся учеником старших классов школы, подвергся нескольким оскорблениями со стороны своего учителя математики (R.V.). Учитель назвал заявителя, inter alia, "придурком, идиотом, дураком, деревенщиной". В связи с этими событиями заявителю пришлось пройти психологическое лечение. Отец заявителя подал жалобы в школу и в несколько органов государственной власти, включая Министерство образования Хорватии. Жалобы отца заявителя привели, прежде всего, к беседам между школьным психологом, R.V. и заявителем и к оценке ситуации Агентством по образованию. Заявитель также безуспешно подал в полицию заявление о возбуждении уголовного дела в связи с нападками со стороны R.V.

 

Заявитель безуспешно обжаловал в Конституционном суде Хорватии нападки со стороны учителя в школе и ненадлежащую реакцию властей Хорватии на это обстоятельство.

 

 

 

ВОПРОСЫ ПРАВА

 

 

 

По поводу соблюдения статьи 8 Конвенции.

 

(а) Приемлемость жалобы. Европейский Суд рассмотрел вопрос о применимости статьи 8 Конвенции к данной жалобе. Принимаемые в области образования меры при определенных обстоятельствах могут повлиять на право на уважение частной жизни, но не каждое действие или мера, про которые можно сказать, что они негативно повлияли на психологическую неприкосновенность человека, обязательно означают такое вмешательство в конвенционное право (см. дело "Костелло-Робертс против Соединенного Королевства" (Costello-Roberts v. United Kingdom) (См.: Постановление Европейского Суда по делу "Костелло-Робертс против Соединенного Королевства" (Costello-Roberts v. United Kingdom) от 25 марта 1993 г., жалоба N 13134/87.)). Однако с момента вынесения Постановления по указанному делу изменились социальные отношения и правовые стандарты, касающиеся применения дисциплинарных мер к детям, и на первом плане оказалась необходимость защиты детей от любых форм насилия и злоупотребления. Данный подход отражен в многочисленных международных документах и в прецедентной практике Европейского Суда (см., например, дела "A, B и C против Латвии" (A, B and C v. Latvia) (См.: Постановление Европейского Суда по делу "A, B и C против Латвии" (A, B and C v. Latvia) от 31 марта 2016 г., жалоба N 30808/11.), "В.К. против Российской Федерации" (V.K. v. Russia) (См.: Постановление Европейского Суда по делу "В.К. против Российской Федерации" (V.K. v. Russia) от 7 марта 2017 г., жалоба N 68059/13 // Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2017. N 7.), "Ветьен и другие против Германии" (Wetjen and Others v. Germany) (См.: Постановление Европейского Суда по делу "Ветьен и другие против Германии" (Wetjen and Others v. Germany) от 22 марта 2018 г., жалобы NN 68125/14, 72204/14.)).

 

Оскорбления со стороны R.V. привели к эмоциональному стрессу у заявителя, что повлияло на его психологическое состояние, достоинство и психологическую неприкосновенность. Более того, эти оскорбления были произнесены в классе перед остальными учениками и, таким образом, были способны унизить и умалить достоинство заявителя в глазах других людей. Рассматриваемые высказывания имели особо неуважительный характер по отношению к заявителю и были озвучены учителем, когда он обладал властью и контролем по отношению к заявителю. При таких обстоятельствах и принимая во внимание, что в наилучших интересах заявителя как ребенка, в интересах одноклассников и детей в целом является обеспечение эффективной защиты от какого-либо насилия или злоупотреблений в эмоциональной сфере, обжалуемое в настоящем деле обращение должно быть рассмотрено в свете права на уважение частной жизни по смыслу статьи 8 Конвенции.

 

Установив, что статья 8 Конвенции применима к данному делу, и учитывая контекст дела (а именно сообщения об агрессивном отношении со стороны учителя, когда любой вид насилия, какую бы легкую форму он ни принимал, считается недопустимым), Европейский Суд также установил, что в деле не было места для применения критерия незначительного преимущества. Следовательно, Европейский Суд отклонил возражение властей Хорватии в этом отношении.

 

(b) Существо жалобы. Отсутствовали какие-либо сомнения, что обращение, повлекшее такие последствия для заявителя, допущенное учителем в общественной школе в ситуации, когда заявитель находился по его контролем, являлось вмешательством в его права, гарантированные статьей 8 Конвенции (см., mutatis mutandis, упомянутое выше дело "В.К. против Российской Федерации" (V.K. v. Russia)). Следовало установить, являлось ли это вмешательство обоснованным. Производя такую оценку, Европейский Суд принял во внимание тот факт, что заявитель жаловался не только на оскорбительное отношение со стороны учителя, но и на неспособность властей Хорватии отреагировать на соответствующие жалобы заявителя.

 

(i) Утверждения заявителя об оскорбительном отношении со стороны учителя. Хотя первые оскорбительные высказывания R.V. в адрес заявителя были направлены на то, чтобы повысить у него и его одноклассников дисциплину, поскольку они опоздали на урок, два следующих раза свидетельствовали исключительно о ничем не оправданных устных оскорблениях в адрес заявителя, которые привели к его унижению, умалению его достоинства и его высмеиванию. В любом случае в настоящем деле нельзя усмотреть оправданий для поведения R.V. Как учитель R.V. находился в особом положении, имея власть над заявителем, что предполагало, что его действия оказывают особое воздействие на достоинство, благополучие и психологическое развитие заявителя.

 

Словесные оскорбления не имели высокой степени интенсивности и не переросли в дальнейшее систематическое унижение. Однако от R.V., как от учителя, ожидалось понимание того, последствия устных провокаций и оскорблений могут глубоко повлиять на учеников, особенно тех, кто более чувствителен. Более того, как учитель он должен был осознавать, что любой вид насилия, даже устное оскорбление, по отношению к ученикам, каким бы незначительным он ни был, не был допустим в образовательной среде и что учитель обязан взаимодействовать с учениками с надлежащим уважением их достоинства и психологической целостности. Следовательно, принимая во внимание позицию доверия, авторитета и влияния, а также социальную ответственность, которой обладают учителя, отсутствовали основания терпимо относиться к какой-либо форме оскорбительного отношения учителя к ученику. Частота применения, степень тяжести вреда и умысел не являлись обязательными предварительными условиями для определения насилия и злоупотребления положением в образовательной среде.

 

(ii) Реакция властей Хорватии на жалобы заявителя об оскорбительном поведении. Европейский Суд установил, что власти Хорватии, хотя и обладали широкой свободой усмотрения, должны были принять надлежащие законодательные, административные, социальные и образовательные меры, чтобы безусловно запретить любые формы насилия или злоупотреблений в отношении детей в любое время и при любых обстоятельствах и, соответственно, гарантировать отсутствие какой-либо терпимости к любому насилию или злоупотреблению правами в образовательных учреждениях. Это также относилось и к необходимости привлечения к ответственности через меры уголовного, гражданско-правового, административного и профессионального характера.

 

Европейский Суд не посчитал в обстоятельствах настоящего дела, что использование мер уголовного-правового характера являлось критичным для выполнения властями Хорватии их обязательств согласно статье 8 Конвенции, и поэтому далее изучил способы разрешения жалоб заявителя властями Хорватии с помощью доступных административных и профессиональных мер.

 

После первой жалобы заявителя старшему учителю на оскорбления со стороны R.V. администрацией школы не было принято каких-либо конкретных мер, пока отец заявителя не направил письма в различные органы государственной власти, требуя защитить заявителя от дальнейших оскорблений в школе. Тем временем произошли еще два инцидента, связанные с устными оскорблениями заявителя учителем R.V.

 

Администрация школы организовала процесс примирительных переговоров между заявителем и R.V. В ходе этой процедуры единственной мерой воздействия на R.V. был устный упрек со стороны школьного психолога. Не было принято каких-либо официальных решений или мер в отношении поведения R.V., а в Министерстве образования не было инициировано каких-либо соответствующих административных процедур относительно оценки профессиональной пригодности R.V. Такая процедура примирения сторон являлась явно неэффективной. Власти Хорватии не признали, что суть проблемы заключалась не только в урегулировании отношении между заявителем и R.V., а в необходимости признать и рассмотреть проблему, созданную недопустимым поведением R.V., которое повлияло не только на заявителя, но и на других учеников. Администрация школы также никак не отреагировала на просьбу заявителя перевести его в другой класс или назначить другого учителя в его класс.

 

Министерство образования отреагировало только на специальный запрос от отца заявителя. Оно передало дело в Агентство по образованию для педагогического образовательного надзора. Однако в деле отсутствуют какие-либо указания на то, что проверка со стороны Министерства образования предполагала принятие каких-либо мер, находившихся в его компетенции, чтобы разрешить особые жалобы заявителя, такие как беседа с заявителем или принятие соответствующих мер для защиты учеников, организовав специальные уроки с учителем или, если уместно, инициировав соответствующее разбирательство. В контексте педагогического контроля Агентство по образованию сфокусировалось на способе, которым R.V. преподавал математику на уроках, не расследовав обжалуемые заявителем события. Выводы Агентства по образованию были сомнительны с учетом сообщений о том, что некоторые ученики не ответили честно на его вопросник, опасаясь негативных последствий со стороны администрации школы. Более того, в своих выводах Агентство по образованию предложило, чтобы проблема была разрешена в ходе дискуссии между администрацией школы и отцом заявителя. Европейский Суд не видит, каким образом эти действия могли являться надлежащей мерой по разрешению жалобы заявителя.

 

Также не представлено каких-либо данных о том, что Министерство образования или Агентство по образованию следили за развитием дела заявителя или его положением в школе. В связи с этим сложно согласиться с тем, что единственное письмо от старшего учителя, в котором утверждалось, что отец заявителя сообщил об урегулировании спора, могло считаться достаточной реакцией. Действительно, отсутствуют данные о том, что отец заявителя подтвердил бы содержание указанного письма. Образовательным органам Хорватии должно было быть очевидно, что вид обжалуемого поведения и его воздействие на заявителя требовали более тщательного приложения знаний и ресурсов для понимания последствий инцидента и значения непредоставления заявителю надлежащей и ожидаемой поддержки в школе.

 

Следовательно, власти Хорватии не отреагировали с надлежащим вниманием на жалобу заявителя на оскорбительное отношение к нему в школе.

 

 

 

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

 

 

 

По делу было допущено нарушение требований статьи 8 Конвенции (принято четырьмя голосами "за" при трех - "против").

 

 

 

КОМПЕНСАЦИЯ

 

 

 

В порядке применения статьи 41 Конвенции. Европейский Суд присудил заявителю 7 500 евро в качестве компенсации морального вреда.

 

 

 

Источник публикации: https://espchhelp.ru/blog/3846-f-o-protiv-khorvatii .

 

 

 

The ECHR ruling of April 22, 2021 in the case "F.O. v. Croatia" (application No. 29555/13).

 

In 2013, the applicant was assisted in the preparation of the application. Subsequently, the application was communicated to Croatia.

 

In the case, an application was successfully considered about the improper reaction of the Croatian authorities to the fact that a teacher verbally insulted a student. The case involved a violation of the requirements of article 8 of the Convention.

 

 

 

CIRCUMSTANCES OF THE CASE

 

 

 

The applicant, who was a high school student during the period related to the circumstances of the case, was subjected to several insults from his mathematics teacher (R.V.). The teacher called the applicant, inter alia, "a jerk, an idiot, a fool, a redneck". In connection with these events, the applicant had to undergo psychological treatment. The applicant's father filed complaints with the school and several public authorities, including the Croatian Ministry of Education. The complaints of the applicant's father led, first of all, to conversations between the school psychologist, R.V. both the applicant and the assessment of the situation by the Education Agency. The applicant also unsuccessfully filed an application with the police to initiate criminal proceedings in connection with the attacks by R.V.

 

The applicant unsuccessfully appealed to the Constitutional Court of Croatia against the attacks by a teacher at school and the inappropriate reaction of the Croatian authorities to this circumstance.

 

 

 

LEGAL ISSUES

 

 

 

Regarding compliance with article 8 of the Convention.

 

(a) The admissibility of the complaint. The European Court considered the applicability of article 8 of the Convention to this complaint. Measures taken in the field of education may, under certain circumstances, affect the right to respect for private life, but not every action or measure that can be said to have negatively affected a person's psychological integrity necessarily means such interference with convention law (see the case Costello-Roberts v. United Kingdom v. United Kingdom) (See: Judgment of the European Court of Justice in the case "Costello-Roberts v. United Kingdom" (Costello-Roberts v. United Kingdom) of March 25, 1993, complaint No. 13134/87.)). However, since the Ruling in this case, social relations and legal standards regarding the application of disciplinary measures to children have changed, and the need to protect children from all forms of violence and abuse has come to the fore. This approach is reflected in numerous international documents and in the case-law of the European Court (see, for example, the cases "A, B and C v. Latvia" (A, B and C v. Latvia) (See: The Judgment of the European Court in the case "A, B and C v. Latvia" (A, B and C v. Latvia) of March 31, 2016, complaint No. 30808/11.), "V.K. v. Russia" (See: Judgment of the European Court in the case "V.K. v. Russia" (V.K. v. Russia) of March 7, 2017., complaint No. 68059/13 // Bulletin of the European Court of Human Rights. 2017. No. 7.), "Wetjen and Others v. Germany" (See: Judgment of the European Court of Justice in the case "Wetjen and Others v. Germany" (Wetjen and Others v. Germany) of March 22, 2018, complaints NN 68125/14, 72204/14.)).

 

The insults by R.V. led to emotional stress in the applicant, which affected his psychological state, dignity and psychological integrity. Moreover, these insults were uttered in class in front of the rest of the students and, thus, were capable of humiliating and belittling the applicant's dignity in the eyes of other people. The statements in question were particularly disrespectful to the applicant and were voiced by the teacher when he had power and control over the applicant. In such circumstances, and taking into account that it is in the best interests of the applicant as a child, in the interests of classmates and children in general, to ensure effective protection from any violence or abuse in the emotional sphere, the appeal in the present case should be considered in the light of the right to respect for private life within the meaning of article 8 of the Convention.

 

Having established that Article 8 of the Convention is applicable to this case, and taking into account the context of the case (namely, reports of an aggressive attitude on the part of a teacher, when any kind of violence, no matter how mild it takes, is considered unacceptable), the European Court also found that there was no place in the case for the application of the criterion of insignificant advantage. Consequently, the European Court rejected the Croatian authorities' objection in this regard.

 

(b) The substance of the complaint. There was no doubt that the treatment that entailed such consequences for the applicant, committed by a teacher in a public school in a situation where the applicant was under his control, was an interference with his rights guaranteed by article 8 of the Convention (see, mutatis mutandis, the above-mentioned case "V.K. v. the Russian Federation" (V.K. v.. Russia)). It was necessary to establish whether this interference was justified. In making such an assessment, the Court took into account the fact that the applicant complained not only about the abusive attitude of the teacher, but also about the inability of the Croatian authorities to respond to the applicant's relevant complaints.

 

(i) The applicant's allegations of abusive treatment by the teacher. Although the first insulting statements of R.V. against the applicant were aimed at improving discipline for him and his classmates, since they were late for class, the next two times testified exclusively to unjustified verbal insults against the applicant, which led to his humiliation, diminution of his dignity and ridicule. In any case, there is no justification in the present case for R.V.'s behavior as a teacher of R.V. he was in a special position, having power over the applicant, which suggested that his actions had a special impact on the dignity, well-being and psychological development of the applicant.

 

Verbal insults did not have a high degree of intensity and did not escalate into further systematic humiliation. However, R.V., as a teacher, was expected to understand that the consequences of verbal provocations and insults can deeply affect students, especially those who are more sensitive. Moreover, as a teacher, he had to realize that any kind of violence, even verbal abuse, towards students, no matter how insignificant it was, was not acceptable in the educational environment and that the teacher was obliged to interact with students with due respect for their dignity and psychological integrity. Consequently, taking into account the position of trust, authority and influence, as well as the social responsibility that teachers have, there were no grounds to tolerate any form of abusive attitude of the teacher to the student. The frequency of use, the severity of harm and intent were not mandatory prerequisites for determining violence and abuse of position in the educational environment.

 

(ii) The reaction of the Croatian authorities to the applicant's complaints of abusive behavior. The European Court found that the Croatian authorities, although they had wide discretion, should have taken appropriate legislative, administrative, social and educational measures to unconditionally prohibit any form of violence or abuse against children at any time and under any circumstances and, accordingly, guarantee the absence of any tolerance for any violence or abuse of rights in educational institutions. This also applied to the need to bring to justice through criminal, civil, administrative and professional measures.

 

The Court did not consider in the circumstances of the present case that the use of criminal law measures was critical for the Croatian authorities to comply with their obligations under Article 8 of the Convention, and therefore further explored ways to resolve the applicant's complaints by the Croatian authorities using available administrative and professional measures.

 

After the applicant's first complaint to the head teacher about the insults from R.V., the school administration did not take any concrete measures until the applicant's father sent letters to various State authorities demanding to protect the applicant from further insults at school. In the meantime, two more incidents involving verbal abuse of the applicant by the teacher R.V. occurred.

 

The school administration organized a process of conciliation negotiations between the applicant and R.V. During this procedure, the only measure of influence on R.V. was an oral rebuke from the school psychologist. No official decisions or measures were taken regarding R.V.'s conduct, and the Ministry of Education did not initiate any relevant administrative procedures regarding the assessment of R.V.'s professional aptitude. Such a reconciliation procedure was clearly ineffective. The Croatian authorities did not recognize that the essence of the problem was not only the settlement of the relationship between the applicant and R.V., but the need to recognize and address the problem created by R.V.'s unacceptable behavior, which affected not only the applicant, but also other students. The school administration also did not respond in any way to the applicant's request to transfer him to another class or appoint another teacher to his class.

 

The Ministry of Education responded only to a special request from the applicant's father. It referred the case to the Education Agency for Pedagogical Educational Supervision. However, there is no indication in the case that the inspection by the Ministry of Education involved taking any measures within its competence to resolve the applicant's special complaints, such as talking to the applicant or taking appropriate measures to protect students by organizing special lessons with the teacher or, if appropriate, initiating appropriate proceedings. In the context of pedagogical control, the Education Agency focused on the way in which R.V. taught mathematics in the classroom without investigating the events complained by the applicant. The conclusions of the Education Agency were questionable given reports that some students did not answer honestly to its questionnaire, fearing negative consequences from the school administration. Moreover, in its conclusions, the Education Agency suggested that the problem should be resolved during a discussion between the school administration and the applicant's father. The Court does not see how these actions could have been an appropriate measure to resolve the applicant's complaint.

 

There is also no evidence that the Ministry of Education or the Education Agency monitored the development of the applicant's case or his situation at the school. In this regard, it is difficult to accept that a single letter from a senior teacher, in which it was claimed that the applicant's father had informed about the settlement of the dispute, could be considered a sufficient reaction. Indeed, there is no evidence that the applicant's father would have confirmed the contents of the letter. It should have been obvious to the Croatian educational authorities that the type of behavior complained of and its impact on the applicant required a more thorough application of knowledge and resources to understand the consequences of the incident and the significance of not providing the applicant with the appropriate and expected support at school.

 

Consequently, the Croatian authorities did not respond with due attention to the applicant's complaint about the abusive attitude towards him at school.

 

 

 

RESOLUTION

 

 

 

The case involved a violation of the requirements of article 8 of the Convention (adopted by four votes in favor, with three against).

 

 

 

COMPENSATION

 

 

 

In the application of article 41 of the Convention. The European Court awarded the applicant 7,500 euros in compensation for moral damage.

 

 

 

Publication source: https://espchhelp.ru/blog/3845-f-o-v-croatia .

 

 

 

Presuda ECHR-a od 22.Travnja 2021. u slučaju " F.O. protiv Hrvatske" (prigovor Ninsus 29555/13).

 

U 2013. godini podnositelju zahtjeva pružena je pomoć u pripremi žalbe. Prigovor je naknadno komunicirala Hrvatska.

 

U slučaju je uspješno saslušana pritužba na neprimjerenu reakciju hrvatskih vlasti na činjenicu da je učitelj verbalno zlostavljao učenika. U slučaju je počinjeno kršenje zahtjeva članka 8. Konvencije.

 

 

 

OKOLNOSTI SLUČAJA

 

 

 

Podnositelj zahtjeva, koji je u razdoblju koje se odnosilo na okolnosti slučaja, bio srednjoškolac, pretrpio je nekoliko uvreda od strane svog učitelja matematike(Ninsin. Učitelj je podnositelja zahtjeva, inin, nazvao "kretenom, idiotom, budalom, seljakom". U vezi s tim događajima, podnositelj zahtjeva morao je proći psihološki tretman. Otac podnositelja zahtjeva podnio je pritužbe školi i nekoliko javnih vlasti, uključujući hrvatsko Ministarstvo obrazovanja. Žalbe oca podnositelja zahtjeva dovele su prije svega do razgovora između školskog psihologa, as. i podnositelja zahtjeva i za procjenu situacije od strane Agencije za obrazovanje. Podnositelj zahtjeva također je bezuspješno podnio policijsku prijavu za kazneni postupak u vezi s napadima od strane Ninsus.

 

Podnositelj zahtjeva bezuspješno se žalio Hrvatskom Ustavnom sudu na napade učitelja u školi i neprimjerenu reakciju hrvatskih vlasti na tu okolnost.

 

 

 

PRAVNA PITANJA

 

 

 

O poštivanju članka 8. Konvencije.

 

(a) prihvatljivost žalbe. Europski sud pravde razmotrio je primjenjivost članka 8. Konvencije na ovu žalbu. Mjere koje se poduzimaju u području obrazovanja pod određenim okolnostima mogu utjecati na pravo na poštivanje privatnosti, ali ne svaka radnja ili mjera za koju se može reći da je negativno utjecala na psihološki integritet osobe nužno znači takvo miješanje u konvencijsko pravo (vidi slučaj "Costello-Roberts protiv Ujedinjenog Kraljevstva" (Ninsi-Ninis). (Vidi: presuda Europskog suda pravde u slučaju "Costello-Roberts protiv Ujedinjenog Kraljevstva" (85. ožujka 1993. )). Međutim, društveni stavovi i pravni standardi koji se odnose na primjenu disciplinskih mjera na djecu promijenili su se od donošenja presude u navedenom slučaju, a potreba za zaštitom djece od bilo kojeg oblika nasilja i zlostavljanja bila je u prvom planu. Ovaj pristup se ogleda u brojnim međunarodnim dokumentima i u прецедентной praksi Europskog Suda (vidi, na primjer, slučaj "A, B i C protiv Struje" (A, B and C v. Latvia) (Vidi: Uredba Europskog Suda u predmetu "A, B i C protiv Struje" (A, B and C v. Latvia) od 31. ožujka 2016 godine, prigovor N 30808/11.), "V. K. protiv Ruske Federacije" (V. K. v. Russia) (Vidi: Uredba Europskog Suda u predmetu "V. K. protiv Ruske Federacije" (V. K. v. Russia) od 7. ožujka 2017 godine, prigovor N 68059/13 // Bilten Europskog Suda za ljudska prava. 2017. N 7.), "Vetien i drugi protiv Njemačke" (Ninsin. Ninsin) (vidi: presuda Europskog suda pravde u slučaju "vetien i drugi protiv Njemačke" (Ninsin. Ninsin) od 22. ožujka 2018., pritužbe na ninsin 68125/14, 72204/14. )).

 

Uvrede od strane A. S. A. N. E. rezultirali su emocionalnim stresom podnositelja zahtjeva, što je utjecalo na njegovo psihološko stanje, dostojanstvo i psihološki integritet. Štoviše, ove su uvrede izgovorene u učionici pred ostalim učenicima i na taj su način mogle poniziti i umanjiti dostojanstvo podnositelja zahtjeva u očima drugih ljudi. Predmetne izjave bile su posebno nepoštene prema podnositelju zahtjeva, a učitelj ih je izrazio kad je imao moć i kontrolu nad podnositeljem zahtjeva. U takvim okolnostima i uzimajući u obzir da je u najboljem interesu podnositelja zahtjeva kao djeteta, u najboljem interesu školskih kolega i djece općenito, da se osigura učinkovita zaštita od bilo kakvog emocionalnog nasilja ili zlostavljanja, žalba na ovaj slučaj razmotrit će se u svjetlu prava na poštivanje privatnosti u smislu članka 8.Konvencije.

 

Utvrdivši da je članak 8. Konvencije primjenjiv na ovaj slučaj i uzimajući u obzir kontekst slučaja (naime izvještavanje o agresivnom stavu učitelja kada se bilo koja vrsta nasilja, bez obzira na blagi oblik, smatra nedopustivom), Europski sud pravde također je utvrdio da u slučaju nije bilo mjesta za primjenu kriterija male prednosti. Slijedom toga, Europski sud pravde odbacio je prigovor hrvatskih vlasti u tom pogledu.

 

(Sosin) stvorenje prigovora. Nije bilo sumnje da je žalba koja je rezultirala takvim posljedicama za podnositelja zahtjeva, koju je učitelj priznao u javnoj školi u situaciji u kojoj je podnositelj zahtjeva bio pod njegovom kontrolom, bila uplitanje u njegova prava zajamčena člankom 8. Konvencije (vidi, ninsus, gore spomenuti slučaj "V. K. protiv Ruske Federacije" (ninsus. Trebalo je utvrditi je li ta intervencija opravdana. U izradi takve procjene, Europski sud pravde uzeo je u obzir činjenicu da se podnositelj zahtjeva žalio ne samo na uvredljiv stav učitelja, već i na neuspjeh hrvatskih vlasti da odgovore na odgovarajuće pritužbe podnositelja zahtjeva.

 

(insin) tvrdnje podnositelja zahtjeva o zlostavljanju od strane učitelja. Iako su prve uvredljive primjedbe koje je iznio Zinsin. Ninsin. prema podnositelju zahtjeva imao je za cilj povećati disciplinu njega i njegovih kolega iz razreda, jer su kasnili na nastavu, sljedeća dva puta svjedočila su isključivo o neopravdanim verbalnim uvredama protiv podnositelja zahtjeva, što je dovelo do njegovog poniženja, omalovažavanja njegovog dostojanstva i ismijavanja. U svakom slučaju, u ovom slučaju ne možete vidjeti izgovore za ponašanje. bio je u posebnom položaju da ima moć nad podnositeljem zahtjeva, što je sugeriralo da njegovi postupci imaju poseban utjecaj na dostojanstvo, dobrobit i psihološki razvoj podnositelja zahtjeva.

 

Verbalno zlostavljanje nije imalo visok stupanj intenziteta i nije se razvilo u daljnje sustavno ponižavanje. Međutim, od Učitelja se očekivalo da shvati jesu li učinci verbalnih provokacija i uvreda mogu duboko utjecati na učenike, posebno one koji su osjetljiviji. Štoviše, kao učitelj morao je biti svjestan da bilo kakva vrsta nasilja, čak i verbalno zlostavljanje, prema učenicima, koliko god bila mala, nije bila dopuštena u obrazovnom okruženju i da je učitelj dužan komunicirati s učenicima uz odgovarajuće poštivanje njihovog dostojanstva i psihološkog integriteta. Stoga, uzimajući u obzir položaj povjerenja, autoriteta i utjecaja, kao i društvenu odgovornost koju učitelji imaju, nije bilo razloga za toleriranje bilo kojeg oblika zlostavljanja učitelja prema učeniku. Učestalost primjene, težina štete i namjera nisu bili obvezni preduvjeti za utvrđivanje nasilja i zlouporabe položaja u obrazovnom okruženju.

 

(insin) odgovor hrvatskih vlasti na pritužbe podnositelja zahtjeva o zlostavljanju. Europski sud pravde utvrdio je da su hrvatske vlasti, iako su imale široku diskreciju, trebale poduzeti odgovarajuće zakonodavne, administrativne, socijalne i obrazovne mjere kako bi u svakom trenutku i pod bilo kojim okolnostima bezuvjetno zabranile bilo kakav oblik nasilja ili zlostavljanja djece i, sukladno tome, osigurale da u obrazovnim ustanovama nema tolerancije prema bilo kakvom nasilju ili zlouporabi prava. To se također odnosilo na potrebu da se procesuira kaznenim, građanskim, upravnim i profesionalnim mjerama.

 

Europski sud u okolnostima ovog slučaja nije smatrao da je uporaba kaznenopravnih mjera presudna za ispunjavanje obveza hrvatskih vlasti u skladu s člankom 8. Konvencije, te je stoga dodatno istražio načine rješavanja žalbi podnositelja zahtjeva putem dostupnih administrativnih i profesionalnih mjera.

 

Nakon prve žalbe podnositelja zahtjeva višem učitelju na uvrede od strane Ainsin. Ninsin. školska uprava nije poduzela nikakve posebne mjere sve dok otac podnositelja zahtjeva nije poslao pisma raznim javnim vlastima tražeći da se podnositelj zahtjeva zaštiti od daljnjih uvreda u školi. U međuvremenu su se dogodila još dva incidenta koja su uključivala verbalno zlostavljanje podnositelja zahtjeva od strane učitelja.

 

Školska uprava organizirala je postupak pomirbenih pregovora između podnositelja zahtjeva i Ainsin. Ainsin. tijekom ovog postupka jedina mjera utjecaja na Ainsin. Ainsin. bio je usmeni prijekor školskog psihologa. Nisu donesene nikakve formalne odluke ili mjere u vezi s ponašanjem Nin. Nin., a Ministarstvo obrazovanja nije pokrenulo nijedan relevantan administrativni postupak u vezi s procjenom profesionalne podobnosti Nin. Nin. takav postupak pomirenja stranaka bio je očito neučinkovit. Hrvatske vlasti nisu priznale da suština problema nije bila samo u rješavanju odnosa između podnositelja zahtjeva i Ninsi-a, već u potrebi prepoznavanja i rješavanja problema stvorenog neprihvatljivim ponašanjem Ninsi-a koji je utjecao ne samo na podnositelja zahtjeva, već i na ostale studente. Školska uprava također nije odgovorila na zahtjev podnositelja zahtjeva da ga prebaci u drugi razred ili da imenuje drugog učitelja u njegov razred.

 

Ministarstvo obrazovanja odgovorilo je samo na poseban zahtjev oca podnositelja zahtjeva. Slučaj je proslijedio agenciji za obrazovanje na nadzor pedagoškog obrazovanja. Međutim, u predmetu nema naznaka da je revizija Ministarstva obrazovanja uključivala poduzimanje bilo kakvih mjera u njegovoj nadležnosti za rješavanje posebnih žalbi podnositelja zahtjeva, poput razgovora s podnositeljem zahtjeva ili poduzimanja odgovarajućih mjera za zaštitu učenika organiziranjem posebnih lekcija s učiteljem ili, ako je prikladno, pokretanjem odgovarajućeg postupka. U kontekstu pedagoške kontrole, Agencija za obrazovanje usredotočila se na način na koji je Ninsus.Ninsus. predavao matematiku u nastavi bez istrage događaja na koje se žalio podnositelj zahtjeva. Nalazi Agencije za obrazovanje bili su upitni s obzirom na izvješća da neki učenici nisu iskreno odgovorili na njegov upitnik zbog straha od negativnih posljedica školske uprave. Štoviše, u svojim nalazima Agencija za obrazovanje predložila je da se problem riješi u raspravi između školske uprave i oca podnositelja zahtjeva. Europski sud ne vidi kako bi te radnje mogle biti odgovarajuća mjera za rješavanje prigovora podnositelja zahtjeva.

 

Također nisu prikazani podaci da je Ministarstvo obrazovanja ili agencija za obrazovanje pratilo razvoj slučaja podnositelja zahtjeva ili njegov položaj u školi. S tim u vezi, teško je prihvatiti da bi se jedino pismo starijeg učitelja u kojem se tvrdi da je otac podnositelja zahtjeva prijavio nagodbu moglo smatrati dovoljnom reakcijom. Doista, nedostaju podaci da bi otac podnositelja zahtjeva potvrdio sadržaj navedenog pisma. Hrvatskim obrazovnim tijelima trebalo je biti očito da vrsta žalbenog ponašanja i njegov utjecaj na podnositelja zahtjeva zahtijevaju temeljitiju primjenu znanja i resursa za razumijevanje posljedica incidenta i značenja ne pružanja podnositelju odgovarajuće i očekivane potpore u školi.

 

Slijedom toga, hrvatske vlasti nisu s odgovarajućom pažnjom odgovorile na prigovor podnositelja zahtjeva zbog zlostavljanja u školi.

 

 

 

Uredba

 

 

 

U slučaju je počinjeno kršenje zahtjeva članka 8. Konvencije (usvojeno s četiri glasa "za" S tri - "protiv").

 

 

 

Naknada

 

 

 

Na temelju primjene članka 41. Europski sud pravde dodijelio je podnositelju zahtjeva 7.500 eura odštete za moralnu štetu.

 

 

 

Izvor publikacije: https://espchhelp.ru/blog/3844-f-o-protiv-hrvatske .

 

 

Постановление ЕСПЧ от 13 апреля 2021 года по делу "E.G. против Республики Молдова" (жалоба N 37882/13).

 

В 2013 году заявителю была оказана помощь в подготовке жалобы. Впоследствии жалоба была коммуницирована Республике Молдова.

 

По делу успешно рассмотрена жалоба на неспособность властей Республики Молдова обеспечить исполнение приговора в отношении лица, признанного виновным в преступлении сексуального характера, после объявления и последующей отмены амнистии. По делу было допущено нарушение требований статьи 3 Конвенции.

 

 

 

ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА

 

 

 

В декабре 2009 года V.B. и еще два человека, в том числе R.G., которые все находились на свободе в ожидании судебного разбирательства, были приговорены к пяти годам лишения свободы за насильственные действия сексуального характера в отношении заявительницы (Е.G.). Однако V.B. не был задержан в зале суда и заключен под стражу.

 

В окончательном постановлении Апелляционного суда от 22 мая 2012 г. к V.B., который все еще находился на свободе, была применена амнистия согласно Закону об амнистии от 2008 года. В июне 2012 года амнистию отменили, но затем вновь применили в декабре 2012 года. В ноябре 2013 года было вынесено второе постановление об отмене амнистии в отношении V.B. В конце января 2014 года прокурор сообщил об этом в полицию и потребовал установить местонахождение V.B. Однако выяснилось, что в ноябре 2013 года V.B. уехал из Республики Молдова на Украину. C тех пор, несмотря на выданный международный ордер на арест, местонахождение V.B. так и не было установлено.

 

 

 

ВОПРОСЫ ПРАВА

 

 

 

По поводу соблюдения статей 3 и 8 Конвенции.

 

(а) Приемлемость жалобы. Не все длящиеся ситуации идентичны. В любом случае заявители должны убедиться в том, что их жалобы представлены в Европейский Суд с надлежащей безотлагательностью, как только становится очевидно, что на внутригосударственном уровне отсутствуют реальные перспективы удовлетворения их требований.

 

В ответ на довод властей Республики Молдова о том, что заявительница должна была обратиться в Европейский Суд в течение шести месяцев с даты вынесения постановления об объявлении амнистии в мае 2012 года, Европейский Суд отметил, что жалобы заявительницы на нарушения статей 3 и 8 Конвенции касались в основном de facto безнаказанности V.B. за нападение на заявительницу. С ними были неразрывно связаны жалобы на другие нарушения, а именно на предположительно незаконное применение амнистии и предполагаемое бездействие властей по установлению места нахождения V.B. Исходя из этого в целях применения правила шестимесячного срока будет учитываться весь период, когда власти Республики Молдова не исполняли назначенное V.B. уголовное наказание.

 

Таким образом, недостатки в действиях властей Республики Молдова, рассмотренные в совокупности, можно считать длящейся ситуацией. Более того, перспектива исполнения властями Республики Молдова назначенного V.B. уголовного наказания осталась реальной.

 

 

 

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

 

 

 

Возражение властей Республики Молдова относительно нарушения правила шестимесячного срока для подачи жалобы в Европейский Суд должно быть отклонено.

 

 

 

(b) Существо жалобы. Изнасилование и насильственные действия сексуального характера являются обращением, попадающим в сферу действия статьи 3 Конвенции, а также эти преступления обычно затрагивают основополагающие ценности и существенные аспекты "частной жизни" по смыслу статьи 8 Конвенции. Следовательно, жалобы заявительницы могут быть рассмотрены в соответствии с двумя указанными статьями Конвенции одновременно.

 

Согласно статье 2 Конвенции, требование к властям о проведении эффективного уголовного расследования также можно толковать как возлагающее на государства обязательство в надлежащие сроки исполнить вступивший в силу приговор суда. Исполнение наказания, примененного в контексте защиты права на жизнь, является неотъемлемой частью процессуального обязательства государства. Данный подход следовало применить и в настоящем деле, и власти Республики Молдова имели позитивную обязанность, предусмотренную статьями 3 и 8 Конвенции, исполнить наказание, назначенное приговором суда за преступления сексуального характера.

 

Амнистия и помилование, по мнению Европейского Суда, недопустимы в делах о пытках или жестоком обращении со стороны представителей власти. Этот принцип также применим к случаям насилия, совершенным частными лицами. Однако вопросы, связанные с амнистиями и помилованиям, относятся к сфере усмотрения государств - частников Конвенции, и в принципе они не противоречат международному праву, за исключением тех ситуаций, которые касаются деяний, являющихся тяжкими нарушениями основных прав человека. Сексуальное насилие, которому подверглась заявительница, являлось серьезным нарушением ее права на физическую и моральную неприкосновенность, и амнистия одного из лиц, совершивших такое деяние, противоречила, с учетом обстоятельств дела, обязательствам властей Республики Молдова, предусмотренным статьями 3 и 8 Конвенции.

 

В практике Апелляционного суда не было выработано единообразного подхода относительно применения Закона об амнистии 2008 года. R.G., который находился в том же положении, что и V.B., и уже отбыл часть своего наказания в виде лишения свободы, не подпадал под действие амнистии. Таким образом, в случае с V.B. судьи Апелляционного суда осуществили свое право на свободу усмотрения при минимизации последствий совершения особо тяжкого преступного деяния, а не продемонстрировали, что к подобным действиям нельзя относиться терпимо.

 

Хотя амнистия в отношении V.B. была в итоге отменена, тот факт, что на V.B. амнистия распространялась на протяжении примерно года, противоречил процессуальным требованиями статей 3 и 8 Конвенции, тем более что эта ситуация позволила V.B. уехать из Республики Молдова незадолго до принятия решения об отмене амнистии в отношении него.

 

Что касается вопроса о том, были ли меры, принятые властями Республики Молдова для исполнения приговора в отношении V.B. в период отсутствия решения об амнистии осужденного, достаточными, Европейский Суд отметил, что власти Республики Молдова, по-видимому, проигнорировали первое постановление от 29 июня 2012 г. об отмене амнистии. 22 октября 2012 г. власти Республики Молдова задержали V.B., но освободили его в тот же день на основании постановления от 22 мая 2012 г., которое уже было отменено и не подлежало исполнению в рассматриваемое время. Европейский Суд расценил это, по меньшей мере, как отсутствие координации в действиях различных государственных органов, что привело к освобождению V.B. из-под стражи без каких-либо законных оснований.

 

Последнее постановление об отмене амнистии от 18 ноября 2013 г. было передано в орган государственной власти, уполномоченный осуществлять розыск V.B., почти через два месяца после его вынесения. По мнению прокуратуры, этот срок не соответствовал законодательству Республики Молдова. Хотя впоследствии было установлено, что по состоянию на 18 ноября 2013 г. V.B. уже покинул страну, оформление властями запроса о розыске в Содружестве Независимых Государств также затянулось. Более того, международный ордер о розыске был оформлен только в 2015 году, и в материалах дела отсутствуют объяснения этой задержке. Указанные периоды бездействия не отвечали требованиям разумной безотлагательности и тщательности.

 

Следовательно, меры, принятые властями Республики Молдова для исполнения приговора в отношении V.B., не являлись достаточными в свете обязанности властей исполнить приговор по уголовному делу, вынесенный в отношении лиц, виновных в совершении преступления сексуального характера.

 

В заключение применение амнистии к V.B. и неспособность властей Республики Молдова исполнить вынесенный ему приговор не соответствовали позитивному обязательству властей Республики Молдова, предусмотренному статьями 3 и 8 Конвенции.

 

 

 

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

 

 

 

По делу было допущено нарушение требований статей 3 и 8 Конвенции (принято единогласно).

 

 

 

КОМПЕНСАЦИЯ

 

 

 

В порядке применения статьи 41 Конвенции. Европейский Суд присудил заявительнице 10 000 евро в качестве компенсации морального вреда.

 

 

 

Источник публикации: https://espchhelp.ru/blog/3843-e-g-protiv-respubliki-moldova .

 

 

 

The ECHR ruling of April 13, 2021 in the case "E.G. v. the Republic of Moldova" (application No. 37882/13).

 

In 2013, the applicant was assisted in the preparation of the application. Subsequently, the application was communicated to the Republic of Moldova.

 

In the case, an application was successfully considered about the inability of the authorities of the Republic of Moldova to enforce the sentence against a person found guilty of a sexual crime after the announcement and subsequent cancellation of the amnesty. The case involved a violation of the requirements of article 3 of the Convention.

 

 

 

CIRCUMSTANCES OF THE CASE

 

 

 

In December 2009, V.B. and two other people, including R.G., who were all at large awaiting trial, were sentenced to five years in prison for sexual violence against the applicant (E.G.). However, V.B. was not detained in the courtroom and was taken into custody.

 

In the final decision of the Court of Appeal of May 22, 2012, V.B., who was still at large, was granted amnesty under the Amnesty Law of 2008. In June 2012, the amnesty was canceled, but then applied again in December 2012. In November 2013, a second decision was issued to cancel the amnesty against V.B. At the end of January 2014, the prosecutor reported this to the police and demanded to establish the whereabouts of V.B. However, it turned out that in November 2013 V.B. left the Republic of Moldova for Ukraine. Since then, despite an international arrest warrant issued, V.B.'s whereabouts have not been established.

 

 

 

LEGAL ISSUES

 

 

 

Regarding compliance with articles 3 and 8 of the Convention.

 

(a) The admissibility of the complaint. Not all ongoing situations are identical. In any case, applicants should ensure that their complaints are submitted to the European Court with due urgency, as soon as it becomes obvious that there are no real prospects for satisfying their claims at the domestic level.

 

In response to the Moldovan authorities' argument that the applicant should have applied to the European Court within six months from the date of the amnesty order in May 2012, the European Court noted that the applicant's complaints about violations of Articles 3 and 8 of the Convention concerned mainly de facto impunity of V.B. for the attack on the applicant. They were inextricably linked with complaints about other violations, namely the allegedly illegal application of amnesty and the alleged inaction of the authorities to establish the location of V.B. Based on this, in order to apply the six-month rule, the entire period when the authorities of the Republic of Moldova did not execute the criminal punishment imposed by V.B. will be taken into account.

 

Thus, the shortcomings in the actions of the authorities of the Republic of Moldova, considered in aggregate, can be considered a continuing situation. Moreover, the prospect of execution by the authorities of the Republic of Moldova of the criminal punishment imposed by V.B. remained real.

 

 

 

RESOLUTION

 

 

 

The objection of the authorities of the Republic of Moldova regarding the violation of the six-month rule for filing a complaint with the European Court must be rejected.

 

 

 

(b) The substance of the complaint. Rape and violent acts of a sexual nature are treatment falling within the scope of article 3 of the Convention, and also these crimes usually affect the fundamental values and essential aspects of "private life" within the meaning of article 8 of the Convention. Consequently, the applicant's complaints can be considered in accordance with the two articles of the Convention at the same time.

 

According to article 2 of the Convention, the requirement for the authorities to conduct an effective criminal investigation can also be interpreted as imposing an obligation on States to execute a court verdict that has entered into force in due time. The execution of a sentence applied in the context of the protection of the right to life is an integral part of the procedural obligation of the State. This approach should have been applied in the present case, and the authorities of the Republic of Moldova had a positive obligation, provided for in articles 3 and 8 of the Convention, to execute the sentence imposed by the court verdict for sexual crimes.

 

Amnesty and pardon, according to the European Court, are unacceptable in cases of torture or ill-treatment by government officials. This principle also applies to cases of violence committed by private individuals. However, issues related to amnesties and pardons are within the discretion of the States parties to the Convention, and in principle they do not contradict international law, except for those situations that relate to acts that are grave violations of fundamental human rights. The sexual violence to which the applicant was subjected was a serious violation of her right to physical and moral integrity, and the amnesty of one of the perpetrators of such an act contradicted, taking into account the circumstances of the case, the obligations of the authorities of the Republic of Moldova provided for in articles 3 and 8 of the Convention.

 

In the practice of the Court of Appeal, no uniform approach was developed regarding the application of the Amnesty Law of 2008. R.G., who was in the same position as V.B., and had already served part of his sentence in the form of imprisonment, was not subject to amnesty. Thus, in the case of V.B., the judges of the Court of Appeal exercised their right to discretion while minimizing the consequences of committing a particularly serious criminal act, and did not demonstrate that such actions cannot be tolerated.

 

Although the amnesty for V.B. was eventually canceled, the fact that the amnesty was extended to V.B. for about a year contradicted the procedural requirements of articles 3 and 8 of the Convention, especially since this situation allowed V.B. to leave the Republic of Moldova shortly before the decision to cancel the amnesty for him.

 

As to whether the measures taken by the Moldovan authorities to enforce the sentence against V.B. during the absence of the decision on amnesty of the convicted person were sufficient, the European Court noted that the Moldovan authorities apparently ignored the first decision of June 29, 2012 on the cancellation of the amnesty. On October 22, 2012, the authorities of the Republic of Moldova detained V.B., but released him on the same day on the basis of a decree of May 22, 2012, which had already been canceled and was not subject to execution at the time in question. The European Court regarded this, at least, as a lack of coordination in the actions of various state bodies, which led to the release of V.B. from custody without any legal grounds.

 

The last resolution on the cancellation of the amnesty dated November 18, 2013 was submitted to the state authority authorized to search for V.B., almost two months after its issuance. According to the Prosecutor's Office, this period did not comply with the legislation of the Republic of Moldova. Although it was later established that as of November 18, 2013, V.B. had already left the country, the processing of a search request by the authorities in the Commonwealth of Independent States was also delayed. Moreover, an international search warrant was issued only in 2015, and there are no explanations for this delay in the case materials. These periods of inactivity did not meet the requirements of reasonable urgency and thoroughness.

 

Consequently, the measures taken by the authorities of the Republic of Moldova for the execution of the sentence against V.B. were not sufficient in light of the obligation of the authorities to execute the sentence in a criminal case imposed on persons guilty of committing a sexual crime.

 

In conclusion, the application of amnesty to V.B. and the inability of the authorities of the Republic of Moldova to execute the sentence imposed on him did not correspond to the positive obligation of the authorities of the Republic of Moldova provided for in articles 3 and 8 of the Convention.

 

 

 

RESOLUTION

 

 

 

The case involved a violation of the requirements of articles 3 and 8 of the Convention (adopted unanimously).

 

 

 

COMPENSATION

 

 

 

In the application of article 41 of the Convention. The European Court awarded the applicant 10,000 euros in compensation for non-pecuniary damage.

 

 

 

Publication source: https://espchhelp.ru/blog/3842-e-g-v-the-republic-of-moldova .

 

 

 

Hotărârea CEDO din 13 aprilie 2021 în cauza "E. G. c. Republica Moldova" (sesizarea nr.37882/13).

 

În 2013, reclamantul a fost asistat la pregătirea plângerii. Ulterior, sesizarea a fost comunicată Republicii Moldova.

 

În cauză, a fost examinată cu succes o plângere cu privire la incapacitatea autorităților Republicii Moldova de a pune în aplicare sentința împotriva unei persoane găsite vinovate de o infracțiune sexuală după anunțarea și anularea ulterioară a amnistiei. Cazul a implicat o încălcare a cerințelor articolului 3 din Convenție.

 

 

 

CIRCUMSTANȚELE CAZULUI

 

 

 

În decembrie 2009, V. B. și alte două persoane, inclusiv R. G., care se aflau în libertate în așteptarea procesului, au fost condamnați la cinci ani de închisoare pentru violență sexuală împotriva reclamantului (de exemplu). Cu toate acestea, V. B. nu a fost reținut în sala de judecată și a fost luat în custodie.

 

În decizia finală a Curții de Apel din 22 mai 2012, V. B., care era încă în libertate, a primit amnistie în temeiul Legii amnistiei din 2008. În iunie 2012, amnistia a fost anulată, dar apoi aplicată din nou în decembrie 2012. În noiembrie 2013, a fost luată oa doua decizie de anulare a amnistiei împotriva lui V. B. La sfârșitul lunii ianuarie 2014, procurorul a raportat acest lucru poliției și a cerut să stabilească unde se află V. B. Cu toate acestea, s-a dovedit că în noiembrie 2013 V. B. a părăsit Republica Moldova pentru Ucraina. De atunci, în ciuda unui mandat internațional de arestare emis, locul lui V. B. nu a fost stabilit.

 

 

 

PROBLEME JURIDICE

 

 

 

În ceea ce privește respectarea articolelor 3 și 8 din Convenție.

 

(a) admisibilitatea plângerii. Nu toate situațiile în curs sunt identice. În orice caz, solicitanții ar trebui să se asigure că plângerile lor sunt prezentate Curții Europene cu urgența cuvenită, de îndată ce devine evident că nu există perspective reale de a-și satisface cererile la nivel național.

 

Ca răspuns la argumentul autorităților moldovenești potrivit căruia reclamantul ar fi trebuit să se adreseze Curții Europene în termen de șase luni de la data Ordonanței de amnistie din mai 2012, Curtea Europeană a menționat că plângerile reclamantului cu privire la încălcarea articolelor 3 și 8 din Convenție se refereau în principal la impunitatea de facto a lui V. B. pentru atacul asupra reclamantului. Acestea au fost indisolubil legate de plângerile cu privire la alte încălcări, și anume aplicarea presupusă ilegală a amnistiei și presupusa inacțiune a autorităților de a stabili locația lui V. B. În baza acestui fapt, pentru aplicarea regulii de șase luni, va fi luată în considerare întreaga perioadă în care autoritățile Republicii Moldova nu au executat pedeapsa penală impusă de V. B.

 

Astfel, deficiențele în acțiunile autorităților Republicii Moldova, analizate în ansamblu, pot fi considerate o situație continuă. Mai mult, perspectiva executării de către autoritățile Republicii Moldova a pedepsei penale impuse de V. B. a rămas reală.

 

 

 

Rezoluție

 

 

 

Obiecția autorităților Republicii Moldova cu privire la încălcarea regulii de șase luni pentru depunerea unei plângeri la Curtea Europeană trebuie respinsă.

 

 

 

(b) fondul plângerii. Violul și actele violente de natură sexuală sunt tratamente care intră în domeniul de aplicare al articolului 3 din Convenție și, de asemenea, aceste infracțiuni afectează de obicei valorile fundamentale și aspectele esențiale ale "vieții private" în sensul articolului 8 din Convenție. În consecință, plângerile reclamantului pot fi examinate în conformitate cu cele două articole ale convenției în același timp.

 

Conform articolului 2 din Convenție, cerința ca autoritățile să efectueze o anchetă penală eficientă poate fi interpretată și ca impunând Statelor obligația de a executa un verdict judecătoresc care a intrat în vigoare în timp util. Executarea unei pedepse aplicate în contextul protecției dreptului la viață este o parte integrantă a obligației procedurale a statului. Această abordare ar fi trebuit să fie aplicată în cazul de față, iar autoritățile Republicii Moldova aveau o obligație pozitivă, prevăzută la articolele 3 și 8 din Convenție, de a executa sentința pronunțată de instanța de judecată pentru infracțiuni sexuale.

 

Amnistia și grațierea, potrivit Curții Europene, sunt inacceptabile în cazurile de tortură sau maltratare de către oficialii guvernamentali. Acest principiu se aplică și cazurilor de violență comise de persoane private. Cu toate acestea, problemele legate de amnistii și grațieri sunt la discreția statelor părți la Convenție și, în principiu, nu contravin dreptului internațional, cu excepția situațiilor care se referă la acte care reprezintă încălcări grave ale drepturilor fundamentale ale omului. Violența sexuală la care a fost supusă reclamanta a constituit o încălcare gravă a dreptului său la integritate fizică și morală, iar amnistia unuia dintre autorii unui astfel de act a contrazis, ținând cont de circumstanțele cauzei, obligațiile autorităților Republicii Moldova prevăzute la articolele 3 și 8 din Convenție.

 

În practica Curții de apel, nu a fost elaborată o abordare uniformă în ceea ce privește aplicarea legii amnistiei din 2008. R. G., care se afla în aceeași poziție cu V. B. și care a executat deja o parte din sentința sa sub formă de închisoare, nu a fost supus amnistiei. Astfel, în cazul lui V. B., judecătorii Curții de apel și-au exercitat dreptul la discreție minimizând în același timp consecințele săvârșirii unei fapte penale deosebit de grave și nu au demonstrat că astfel de acțiuni nu pot fi tolerate.

 

Deși amnistia pentru V. B. a fost în cele din urmă anulată, faptul că amnistia a fost extinsă la V. B. timp de aproximativ un an a contrazis cerințele procedurale ale articolelor 3 și 8 din Convenție, mai ales că această situație i-a permis lui V. B. să părăsească Republica Moldova cu puțin timp înainte de decizia de anulare a amnistiei pentru el.

 

În ceea ce privește dacă măsurile luate de autoritățile moldovenești pentru executarea sentinței împotriva lui V. B. În lipsa deciziei privind amnistia persoanei condamnate au fost suficiente, Curtea Europeană a menționat că autoritățile moldovene au ignorat aparent prima Decizie din 29 iunie 2012 privind anularea amnistiei. La 22 octombrie 2012, autoritățile Republicii Moldova l-au reținut pe V. B., Dar l-au eliberat în aceeași zi în baza unui decret din 22 mai 2012, care fusese deja anulat și nu era supus executării la momentul respectiv. Curtea Europeană a considerat acest lucru, cel puțin, ca o lipsă de coordonare în acțiunile diferitelor organe de stat, ceea ce a dus la eliberarea lui V. B. din custodie fără niciun temei legal.

 

Ultima rezoluție privind anularea amnistiei din 18 noiembrie 2013 a fost înaintată autorității de stat autorizate să caute V. B., la aproape două luni de la emiterea acesteia. Potrivit Procuraturii, această perioadă nu a respectat legislația Republicii Moldova. Deși ulterior s-a stabilit că, începând cu 18 noiembrie 2013, V. B. părăsise deja țara, procesarea unei cereri de căutare de către autoritățile din Comunitatea Statelor Independente a fost, de asemenea, întârziată. Mai mult, un mandat internațional de percheziție a fost emis abia în 2015 și nu există explicații pentru această întârziere în materialele cauzei. Aceste perioade de inactivitate nu au îndeplinit cerințele de urgență și minuțiozitate rezonabile.

 

În consecință, măsurile luate de autoritățile Republicii Moldova pentru executarea pedepsei împotriva lui V. B. nu au fost suficiente în lumina obligației autorităților de a executa pedeapsa într-un dosar penal impus persoanelor vinovate de săvârșirea unei infracțiuni sexuale.

 

În concluzie, aplicarea amnistiei lui V. B. și incapacitatea autorităților Republicii Moldova de a executa sentința care i-a fost impusă nu corespundeau obligației pozitive a autorităților Republicii Moldova prevăzute la articolele 3 și 8 din Convenție.

 

 

 

Rezoluție

 

 

 

Cazul a implicat o încălcare a cerințelor articolelor 3 și 8 din Convenție (adoptate în unanimitate).

 

 

 

Despăgubiri

 

 

 

În aplicarea art. 41 din Convenție. Curtea Europeană a acordat reclamantului 10.000 de euro ca despăgubire pentru prejudiciul moral.

 

 

 

Sursa publicației: https://espchhelp.ru/blog/3841-e-g-c-republica-moldova .