Криминогенные речевые действия в цифровой коммуникации.
Для обозначения криминогенных речевых действий, которые образуют объективную сторону преступлений (правонарушений), в литературе используется термин "речевое правонарушение" - "представляющее собой юридический факт виновное противоправное речевое деяние (действие или бездействие) людей, достигших установленного законом возраста и обладающих относительной свободой воли (т.е. действие, возникшее в результате целенаправленной речемыслительной деятельности и выраженное вовне), причинившее вред другим субъектам права" <3>.
<3> Макашова В.В. Речевое действие как правонарушение: монография. М., 2014. С. 197.
Соответственно, например, экстремистские речевые действия <4> (экстремистские речевые правонарушения) - это представляющие собой юридические факты виновные противоправные действия, возникшие в результате целенаправленной речемыслительной деятельности и выраженные вовне в продуктах речевой деятельности, содержащих криминогенную агрессию, направленную на обоснование или оправдание социального насилия, призывы к нему, а также унижение человеческого достоинства лица (группы лиц) в связи с его (их) социальной идентичностью.
<4> См. также: Никишин В.Д. Криминогенная речевая агрессия в аспекте судебной экспертизы материалов экстремистско-террористической направленности // Вестник Нижегородского университета имени Н.И. Лобачевского. 2019. N 3. С. 110.
Правовая квалификация речевых действий, совершенных в сети Интернет, требует привлечения комплекса специальных юридико-лингвистических знаний для исследования речевых следов криминогенной интернет-коммуникации в трех аспектах:
1) с точки зрения правовых категорий, в которые они вовлечены как corpus delicti;
2) с точки зрения знаковой природы (как результат языковой и коммуникативной деятельности);
3) как источник криминалистически значимой информации (обладающий диагностическими или идентификационно значимыми свойствами, сопряженными с противоправным деянием) <5>.
<5> Галяшина Е.И., Никишин В.Д. Судебная лингвистическая экспертиза материалов экстремистско-террористической направленности: квалификация и компетенции судебного эксперта-речеведа // Актуальные проблемы российского права. 2018. N 4 (89). С. 134.
Третий аспект, предполагающий установление лингвистических фактов, имеющих юридическое значение, диктует специфические задачи, которые решаются путем комплексирования специальных межотраслевых правовых знаний со специальными лингвистическими в рамках формирования речеведческих компетенций.
Например, с точки зрения судебного речеведения в словесном (вербальном) экстремизме можно выделить следующие экстремистские речевые действия:
- побуждение к осуществлению экстремистской деятельности;
- обоснование необходимости осуществления экстремистской деятельности;
- оправдание необходимости осуществления экстремистской деятельности;
- унижение человеческого достоинства лица (группы лиц) в связи с его (их) идентичностью:
а) "гиперидентичность"; б) "образ врага";
- оскорбление чувств верующих <6>.
<6> Никишин В.Д. Словесный религиозный экстремизм. Правовая квалификация. Экспертиза. Судебная практика: монография / под ред. Е.И. Галяшиной. М.: Проспект, 2019. С. 69.
В то же время массированное распространение информации путем комбинирования первых трех перечисленных экстремистских речевых действий образует речевую стратегию "пропаганда экстремизма (включая терроризм)".
отметить, что в современном судебном речеведении теория конфликтогенных и криминогенных речевых действий (актов) наиболее глубоко разработана применительно именно к диффамационным и экстремистским речевым действиям (Е.И. Галяшина <7>, В.В. Макашова <8>, О.В. Кукушкина, Ю.А. Сафонова, Т.Н. Секераж <9>, Т.М. Изотова, В.О. Кузнецов, А.М. Плотникова <10>, В.Д. Никишин <11> и др.).
<7> Галяшина Е.И. Судебное речеведение: учебник. М.: Норма; Инфра-М, 2020. С. 99 - 123.
<8> Макашова В.В. Речевое действие как правонарушение: монография. М.: РИЦ МГГУ имени М.А. Шолохова, 2014. 227 с.
<9> Кукушкина О.В., Сафонова Ю.А., Секераж Т.Н. Теоретические и методические основы судебной психолого-лингвистической экспертизы текстов по делам, связанным с противодействием экстремизму. М.: РФЦСЭ при Минюсте России, 2011. 326 с.
<10> Изотова Т.М., Кузнецов В.О., Плотникова А.М. Методика проведения судебной лингвистической экспертизы по делам об оскорблении // Теория и практика судебной экспертизы. 2016. N 1 (41). С. 92 - 98.
<11> Никишин В.Д. Словесный религиозный экстремизм. Правовая квалификация. Экспертиза. Судебная практика: монография / под ред. Е.И. Галяшиной. Москва: Проспект, 2019. 240 с.
Под диффамационными речевыми действиями в судебном речеведении понимаются не только речевые действия, образующие объективную сторону гражданско-правового деликта, предусмотренного ст. 152 ГК РФ (распространение не соответствующих действительности сведений, порочащих честь, достоинство, деловую репутацию граждан и деловую репутацию юридических лиц), но и речевые действия, составляющие объективную сторону оскорбления как административного правонарушения (ст. 5.61 КоАП РФ), а также объективную сторону ряда преступлений: клевета (ст. 128.1 УК РФ); клевета в отношении судьи, присяжного заседателя, прокурора, следователя, лица, производящего дознание, судебного пристава (ст. 298.1 УК РФ); неуважение к суду (ст. 297 УК РФ); распространение выражающих явное неуважение к обществу сведений о днях воинской славы и памятных датах России, связанных с защитой Отечества, а равно осквернение символов воинской славы России, совершенные публично (ч. 3 ст. 354.1 УК РФ); оскорбление представителя власти (ст. 319 УК РФ); оскорбление военнослужащего (ст. 336 УК РФ).
Экстремистские речевые действия, совершаемые в цифровой среде, могут образовывать составы как административных правонарушений, так и преступлений: публичные призывы к осуществлению террористической деятельности, публичное оправдание терроризма или пропаганда терроризма (ст. 205.2 УК РФ); публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности (ст. 280 УК РФ); публичные призывы к осуществлению действий, направленных на нарушение территориальной целостности Российской Федерации (ст. 280.1 УК РФ); действия, выражающие явное неуважение к обществу и совершенные в целях оскорбления религиозных чувств верующих (ч. 1 ст. 148 УК РФ); возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства (ст. 20.3.1 КоАП РФ, ст. 282 УК РФ); пропаганда либо публичное демонстрирование нацистской атрибутики или символики, либо атрибутики или символики экстремистских организаций, либо иных атрибутики или символики, пропаганда либо публичное демонстрирование которых запрещены федеральными законами (ст. 20.3 КоАП РФ); склонение, вербовка или иное вовлечение лица в террористическую деятельность (ст. 205.1 УК РФ); склонение, вербовка или иное вовлечение лица в деятельность экстремистского сообщества, экстремистской организации (ст. ст. 282.1, 282.2 УК РФ) и др.
Классификация речевых действий в рамках судебного речеведения необходима для разработки методического обеспечения конкретных видов судебной лингвистической экспертизы: например, экспертизы экстремистско-террористического дискурса, экспертизы диффамационного дискурса, экспертизы порнографического дискурса, экспертизы рекламного дискурса, экспертизы наркотического дискурса и пр. Особо отметим, что указанная классификация основывается на криминалистической сущности соответствующих речевых действий исходя из их коммуникативной природы, в связи с чем возможны различные юридико-лингвистические подходы к трактовке правонарушений, совершаемых посредством речевых актов.
Например, клевета в отношении судьи, присяжного заседателя, прокурора, следователя, лица, производящего дознание, судебного пристава (ст. 298.1 УК РФ) охватывается включенным в понятие экстремистской деятельности публичным заведомо ложным обвинением лица, замещающего государственную должность РФ или государственную должность субъекта РФ, в совершении им в период исполнения своих должностных обязанностей деяний, указанных в настоящей статье и являющихся преступлением <12>; однако в рамках судебного речеведения данные речевые действия рассматриваются как частный случай клеветы и исследуются в рамках подходов, релевантных судебной лингвистической экспертизе диффамационного, а не экстремистско-террористического дискурса.
<12> Федеральный закон от 25 июля 2002 г. N 114-ФЗ "О противодействии экстремистской деятельности" // СЗ РФ. 2002. N 30. Ст. 3031.
Другой пример: оскорбление чувств верующих - публичные действия, выражающие явное неуважение к обществу и совершенные в целях оскорбления религиозных чувств верующих (ст. 148 УК РФ), - напротив, в судебном речеведении рассматривается не как частный случай оскорбления как акта диффамации, а как экстремистское речевое действие, поскольку криминалистический диагностический комплекс признаков, составляющий образец-эталон речевого следа "оскорбление чувств верующих", сопоставим с образцами-эталонами экстремистских речевых действий "гиперидентичность - унижение человеческого достоинства лица (группы лиц) в связи с его религиозной идентичностью" и "образ врага - унижение человеческого достоинства лица (группы лиц) в связи с его религиозной идентичностью".
Привлечение специальных юридико-лингвистических знаний зачастую требуется также при расследовании дел, связанных с реализацией речевого акта угрозы: угроза убийством или причинением тяжкого вреда здоровью (ст. 119 УК РФ), угроза или насильственные действия в связи с осуществлением правосудия или производством предварительного расследования (ст. 296 УК РФ).
Сохраняется востребованность юридико-лингвистического подхода в обеспечении противодействия популяризации суицидального поведения (в том числе так называемым группам смерти): склонение к совершению самоубийства или содействие совершению самоубийства (ст. 110.1 УК РФ); организация деятельности, направленной на побуждение к совершению самоубийства (ст. 110.2 УК РФ); а также противодействия пропаганде наркотических средств, психотропных веществ или их прекурсоров, растений, содержащих наркотические средства или психотропные вещества либо их прекурсоры, и их частей, содержащих наркотические средства или психотропные вещества либо их прекурсоры, новых потенциально опасных психоактивных веществ (ст. 6.13 КоАП РФ).
Тем не менее не разработана критериология использования специальных юридико-лингвистических знаний для противодействия таким информационным угрозам мировоззренческой безопасности в цифровой среде, как: пропаганда культуры андеграунда, культа насилия и жестокости (в том числе тюремной культуры); кибертроллинг; кибербуллинг; кибергруминг; секстинг; фейкинг; трансформация аккаунтов и сообществ, пропагандирующих суицидальные идеи, в группы, связанные с изучением механизмов кодирования информации, движения, популяризирующие идеи сатанизма и др., а также сообщества, напрямую связанные с культом жестокости и насилия (публикации шок-контента и др.) и пр.
Рассмотренные речевые действия реализуются в цифровой среде, как было отмечено во введении, не в гомогенной (сугубо вербальной) форме, а в форме гетерогенного речевого продукта, к которому "прирастает" в качестве неотъемлемой части информация, закодированная несегментными (невербальными) кодами: фотоизображения, видео, мелодии, схемы, анимация, гиперссылки и т.д. Объективное исследование таких гетерогенных продуктов криминогенной интернет-коммуникации в целях установления фактов, имеющих значение для установления содержательно-смысловой направленности полисемиотичных речевых продуктов, должно основываться на учете феноменов поликодовости и мультимодальности криминогенной коммуникации в цифровой среде.
