Проблемы исторического прошлого в азиатском треугольнике Китай - Япония - Республика Корея
С позиций конструктивистского подхода авторы статьи анализируют исторические нарративы, доминирующие на сегодняшний день в Северо-Восточной Азии. Исследователи рассматривают политику памяти как инструмент воздействия на региональных оппонентов. В статье делается вывод о хронизации и усилении существующих противоречий в интерпретации проблем исторического прошлого Китаем, Японией и Кореей. Сознательное конструирование субъективных представлений о своей истории тремя странами, обусловленное спецификой их идентичностей и менталитета в целом, является краеугольным камнем, оказывающим ключевое воздействие на формирование определенных стереотипов, образов восприятия друг друга, а также ведение соответствующего внешнеполитического курса.
Ключевые слова: политика памяти, национальная идентичность, Северо-Восточная Азия.
В современной политике все большее значение приобретают нематериальные факторы межгосударственного взаимодействия, среди которых особое место занимает историко-политическое пространство. Все чаще во внутри- и внешнеполитической повестке многих государств прослеживаются задачи преодоления закостенелых проблем, оставленных отягощенным в силу тех или иных причин историческим прошлым. В этой связи особый интерес представляет Северо-Восточная Азия, являющаяся одним из наиболее динамичных субрегионов Азиатско-Тихоокеанского региона, - именно здесь наблюдается непримиримая конфронтация между центрами силы в лице КНР, Республики Кореи (РК) и Японии. Взаимный политический и межнациональный диалог между странами значительно осложнен в силу наличия неразрешенных проблем исторического прошлого, возникших и приобретших хронический характер в первой половине XX в. В свою очередь, это накладывает серьезный негативный отпечаток на мирополитическую конъюнктуру, так как отсутствие здорового и неконфликтного взаимодействия крупнейших экономических и политических игроков региона и мира по ряду насущных задач, стоящих перед современным глобальным сообществом, создает определенную угрозу международной и региональной безопасности АТР, отражаясь на других субрегионах Восточной Азии.
Осмысление происходящих социально-политических процессов и доминирующих исторических нарративов в регионе Северо-Восточной Азии (СВА) представляется целесообразным с позиций конструктивистского подхода, в рамках которого особое значение придается политике памяти. Основоположником memory studies является французский социолог М. Хальбвакс, введший в науку концепт коллективной памяти как социально детерминированного феномена, где прошлое является лишь в качестве реконструкции, чьи правила заданы сегодняшними реалиями <1>.
--------------------------------
<1> Сафронова Ю.А. Третья волна memory studies: двадцать три года против шерсти // Политическая наука. 2018. N 3. С. 19.
Отечественный исследователь К.С. Романова называет историческую память сфокусированным сознанием, отражающим актуальность и значимость информации о прошлом в тесной связи с настоящим и будущим. Она утверждает, что история написанная служит реализации идеологических задач, являясь отражением тех или иных интересов текущей власти для конкретного настоящего времени <2>.
--------------------------------
<2> Романова К.С. Дискурсы исторической памяти // Дискурс-Пи. 2016. N 3-4. С. 32.
Таким образом, современный историк не является монополистом на интерпретацию прошлого, вместе с ним в этом поле работают политики, журналисты, юристы и т.д., что превращает любую историю в "историю во второй степени", т.е. "историю переосмысления всех состоявшихся репрезентаций исследуемого явления" <3>.
--------------------------------
<3> Чеканцева З.А. Коллективная память и история // Преподаватель XXI век. 2015. N 4-2. С. 232.
Те или иные исторические нарративы используются для достижения определенных политических задач - главным образом задания вектора конструирования идентичности нации. О.Ю. Малинова отмечает, что объектом политики является не прошлое, а социальные представления о прошлом. В то же время политика работает не столько с историей как определенной систематической реконструкцией прошлого, сколько с коллективной памятью - с социально разделяемым культурным знанием о прошлом, опирающимся на разные источники, а также отличающимся принципиальной неполнотой и избирательностью <4>.
--------------------------------
<4> Миллер А.И. Методологические вопросы изучения политики памяти: Сб. науч. тр. / Отв. ред. А.И. Миллер, Д.В. Ефременко. М.-СПб.: Нестор-История, 2018. С. 32.
Таким образом, политика памяти является комплексным специфическим феноменом историко-политической реальности государства и общества, формирующим определенный дискурс исторического прошлого за счет воздействия на коллективную память нации и преследующим конструирование соответствующей этому дискурсу национальной идентичности в целях достижения внутри- и внешнеполитических задач. Анализ политики памяти того или иного государства в контексте конструктивистского подхода представляется необходимым для эффективного прогнозирования логики его поведения на международной арене.
Исторически в Северо-Восточной Азии сложилась сложная структура взаимоотношений между странами-цивилизациями, чьи национальные, культурные идентичности являются продуктом глубокого взаимопроникновения и обмена на протяжении многих веков. Данные процессы неминуемо сопровождались периодами как относительного добрососедства-сотрудничества, так и более продолжительными эпизодами конкуренции-вражды в силу фундаментальных различий в национальных интересах каждого из акторов, резко менявших свою окраску в зависимости от конкретной временной эпохи и текущего экономического и социально-политического положения.
Устойчивый взаимный антагонизм между игроками региона - Китаем, Кореей и Японией - возник в конце XIX в., когда Япония, осуществившая комплексную модернизацию в рамках периода Реставрации Мэйдзи, встала на путь создания колониальной империи в Азии посредством проведения агрессивного экспансионистского милитаристского курса, в первую очередь нацелившись на ближайших соседей в лице Китая и находившейся под его протекторатом Кореи. Колонизация корейского государства 1910 - 1945 годов (итог Китайско-Японской войны 1894 - 1895 годов), прагматичный военно-стратегический конфликт на китайской территории 1931 - 1945 годов стали базисом возникновения проблемы исторического прошлого в комплексе взаимоотношений трех акторов региона - это отмечается, в частности, А.А. Батаковой <5>.
--------------------------------
<5> Батакова А.А. Проблемы исторического прошлого в отношениях Японии с государствами Восточной Азии: конец XX - начало XXI вв.: Автореф. дис. ... канд. ист. наук. М., 2017. С. 15.
Поражение в войне и капитуляция 1945 г. оказались тяжелым ударом для японской идентичности регионального лидера - покровителя Азии, в течение нескольких десятилетий конструирующейся под влиянием экономических, военно-технических и идеологических достижений милитаристского режима и надежно закрепившейся в сознании японской нации. Однако Япония отказалась признавать утрату лидерства и перейти в статус проигравшего государства-изгоя, что произошло с ФРГ в первые годы после завершения войны, и решилась на повторное покорение азиатского региона, но теперь посредством реализации не военно-силовой, а экономической экспансии, чему во многом благоприятствовало заключение военного союза с США, взявшими на себя функцию обеспечения безопасности японского государства.
Послевоенные Китай и Корея, в свою очередь, столкнулись с множеством внутренних вызовов, на достаточно долгое время выбыв из полноценной региональной гонки за лидерство: в Китае начались поиск новой, стабильной формы государственности и последующее социалистическое строительство, в Корее - кровопролитная война между Севером и Югом, закончившаяся разделением исторически единого государства и образованием двух идеологически полярных новых. Однако если для китайской идентичности подобные трансформации не стали большим потрясением, так как традиционная сущность государства-лидера (Поднебесной), а также соответствующие интересы и цели оставались прежними - изменилась лишь идеологическая окраска, то для корейской нации утрата единства стала огромной травмой, что выступило в качестве определяющего фактора сковывания мирополитического влияния Корейского полуострова и потери формирующего влияния на регион Северо-Восточной Азии.
Важно, что после продолжительного периода японской агрессии в китайском и корейском сознании прочно закрепилась национальная обида, подкрепленная задетой гордостью азиатской цивилизации. Это во многом связано с внимательным отношением народов СВА к своему прошлому. Так, К.С. Санин отмечал традиционно высокий уровень самосознания Китая <6>. В.Э. Молодяков подчеркивал, что в Японии историческая память также является важным и комплексным элементом национального самосознания <7>. В случае же Республики Кореи Д.В. Стрельцов писал про сохранение глубинной исторической памяти в контексте корейско-японских отношений, что является одним из препятствий, осложняющих примирение двух стран <8>.
--------------------------------
<6> Санин К.А. Проблемы исторического прошлого в отношениях КНР с государствами Восточной Азии // Сравнительная политика. 2015. Т. 6. N 3. С. 48.
<7> Молодяков В.Э. Историческая память японцев // Ежегодник "Япония". 2008. N 37. С. 285.
<8> Стрельцов Д.В. "Дипломатия извинений" во внешней политике послевоенной Японии // Ежегодник "Япония". 2020. N 49. С. 51.
В то же время отмечается, что после войны в японском сознании закрепился виктимизирующий компонент - нация воспринимала себя жертвой как действий милитаристского режима, так и атомных бомбардировок со стороны США <9>. Очевидно, что это не могло не повлиять на усиление межнационального непонимания и антагонизма, впоследствии приведших к обострению накапливавшихся в течение полувека противоречий. Проблема исторического прошлого, таким образом, стала бомбой замедленного действия, впоследствии превратившись в ключевое препятствие для межнациональной коммуникации, конструктивного социально-политического регионального взаимодействия, образовав два центра силы - Япония с одной стороны, Китайская Народная Республика и Республика Корея с другой, - отстаивающих свой взгляд на неоднозначные события коллективного прошлого и прибегающих к их мифологизации и субъективной интерпретации как для оказания давления на политических конкурентов, так и для национальной консолидации.
--------------------------------
<9> Rose C. Interpreting History in Sino-Japanese Relations: A Case Study in Political Decision-Making. London and New York: Routledge, 1998. 253 p.
В целом можно выделить следующие аспекты проблемы исторического прошлого, присутствующие в политической повестке трехсторонних отношений: проблема извинений, проблема посещения официальными государственными лицами Японии синтоистского храма Ясукуни, проблема японских национальных учебников истории, а также проблема "женщин для утешения" (преимущественно в контексте японо-южнокорейских отношений).
Проблема извинений является главным камнем преткновения в отношениях между Китаем - Республикой Кореей и Японией. А.В. Волошина отмечает, что Пекин очень чувствителен к токийской интерпретации таких событий, как Нанкинская резня 1937 г., деятельность "Отряда 731", а также эпизод насильственной эксплуатации "женщин для утешения" и пр. <10>, что верно и для Южной Кореи. Начиная с 1980-х годов первые лица Японии неоднократно приносили извинения в адрес азиатских народов, в первую очередь КНР и РК. Тем не менее последние со временем начали выражать неудовлетворенность и требовать новых, более искренних и содержательных японских жестов примирения. Такое положение дел объясняется целым рядом причин, в частности, отсутствием преемственности дипломатии извинений в японском истеблишменте, использованием в подобных выступлениях неоднородной стилистики <11>, а также прогрессирующим стремлением двух игроков разыграть "историческую карту" в решении насущных проблем в рамках двусторонних отношений с Токио в свою пользу.
--------------------------------
<10> Волошина А.В. Китайско-японские отношения в XXI веке: проблемы и перспективы // Проблемы Дальнего Востока. 2015. N 3. С. 42.
<11> Стрельцов Д.В. Указ. соч. С. 29 - 61.
Э.В. Молодякова в своем исследовании подчеркивает, что "святилище Ясукуни как религиозное учреждение представляет собой часть исторической памяти народа, в том числе и солдат, которые были против войны, но шли в бой по приказу государства" <12>. Многими японцами здесь почитаются души умерших воинов, погибших за родину, в соответствии с синтоистскими традициями. Немаловажно, что японские лидеры, лоббирующие посещение храма, также являются сторонниками позиции по военной истории, представленной в мемориальном комплексе "Юсюкан" при Ясукуни, музейная экспозиция которого конструирует позитивное восприятие развязанной милитаристским режимом войны в Восточной Азии.
--------------------------------
<12> Молодякова Э.В. Многоаспектность проблемы святилища Ясукуни // Ежегодник "Япония". 2007. N 36. С. 59.
Проблема национальных учебников истории преимущественно носит японское измерение. Периодически между акторами вспыхивает ожесточенная полемика по вопросу интерпретации событий в японских школьных учебниках, касающихся эпизодов милитаристской экспансии. Отмечается, что Китаем и Южной Кореей критикуются "замалчивание в учебных текстах преступлений японской императорской армии, отрицание ответственности Японии за развязывание войны в Азии и на Тихом океане, содержащиеся в учебниках утверждения, будто бы война в Азии была направлена против западной колониальной системы и имела освободительный характер, а также включение в учебники положительной оценки колониальной политики Японии в странах Восточной Азии". Важно, что дискуссии относительно содержания учебных материалов идут и в самой Японии, став одним из инструментов противостояния внутренних политических сил <13>.
--------------------------------
<13> Стрельцов Д.В. Проблемы исторического прошлого в послевоенных отношениях Японии со странами Восточной Азии // Ежегодник "Япония". 2014. N 43. С. 19.
Проблема "женщин для утешения" оказывает серьезное влияние на отношения Токио с рядом азиатских стран, в первую очередь с Республикой Кореей. Она связана с признанием Японией юридической ответственности по отношению к женщинам, привлекавшимся к насильственной сексуальной эксплуатации на так называемых станциях утешения - в публичных домах, которые создавались специально для обслуживания японских войск в оккупированных регионах как до, так и после Второй мировой войны. Д.В. Стрельцов подчеркивает, что значительную часть от всего числа вовлеченных в функционирование станций утешения женщин (оценивается от 20 до 200 тыс.) составляли кореянки и филиппинки <14>. Масштаб физического и морального урона от подобных преступлений японских военнослужащих колоссален - начиная с 1990-х годов эта проблема регулярно выносится на повестку международных организаций и институтов, чья деятельность связана с защитой прав человека, в частности ООН <15>, для решения вопросов по выплате компенсаций остающимся в живых "женщинам для утешения".
--------------------------------
<14> Там же. С. 21.
<15> Батакова А.А. Указ. соч. С. 16.
Таким образом, проблема исторического прошлого носит многоаспектный, хронический характер. Исторические нарративы формируются в результате проведения азиатскими акторами индивидуальной политики памяти, апеллирующей к тем или иным событиям исторического прошлого для достижения внутри- и внешнеполитических задач. Они призваны, во-первых, консолидировать нацию вокруг позитивного или негативного восприятия коллективного прошлого, во-вторых, на основе национального отклика создать основу для осуществления ряда государственных мер в целях реинтерпретации исторических эпизодов, имеющих негативную ассоциацию в сознании как конкретной нации, так и тех, чья коллективная память разделяет эти эпизоды.
Конфронтационность политики памяти в рассматриваемых азиатских государствах объясняется в первую очередь значительным усилением экономической, военной и политической мощи Китая за первую четверть XXI в., что прямо отразилось на его геополитических амбициях - стремлении играть ведущую роль не только в региональном, но и в мирополитическом аспекте. В то же время действия японского высшего руководства за последние десять лет демонстрируют, что, несмотря на затяжную стагнацию экономики, Япония не намерена отказываться от статуса лидера СВА и Азиатско-Тихоокеанского региона, а также одного из ключевых политических акторов на международной арене. В случае с Южной Кореей не все так однозначно: достигнув сравнимых с Японией экономических показателей, Сеул стремится к оспариванию амбиций Токио в том числе и с цивилизационной точки зрения, однако нельзя говорить о наличии у актора-нации сравнимых претензий на политическое лидерство в региональном и мирополитическом измерении. Таким образом, имеет смысл говорить о текущем противостоянии китайской идентичности "возрождающейся Поднебесной" и японской "покровителя Азии", манифестирующих в том числе в проводимых акторами-нациями политиках памяти.
Возвращение Либерально-демократической партии Японии во власть ознаменовало усиление ревизионистского курса в поле исторической памяти под эгидой премьер-министра С. Абэ. Как писал А.Н. Панов, он является одним из решительных приверженцев философии "правого консерватизма", предусматривающей скорейшее избавление от "комплекса поражения во Второй мировой войне" и "подведения черты под политикой военного времени" <16>.
--------------------------------
<16> Панов А.Н. Внешнеполитические приоритеты премьер-министра Японии Абэ Синдзо // Ежегодник "Япония". 2016. N 45. С. 9.
Стратегия политики памяти С. Абэ предусматривала постепенное изъятие из историко-политического нарратива проблемы "женщин для утешения". Кроме того, в выступлении по случаю 70-летия окончания Второй мировой войны в 2015 г. он в целом повторил основные "извинительные" элементы заявления, в то же время упомянув, что силовой курс Японии был обусловлен тем, что она "предприняла попытку выйти из дипломатического и экономического тупика", вызванного политикой западных стран <17>. Главным же лейтмотивом его выступления стал постулат об избавлении следующего поколения японцев от бремени извинений: "Нельзя обрекать наших детей, внуков и будущие поколения, что не имеют ничего общего с той войной, на дальнейшие извинения" <18>. В речи, сказанной на церемонии поминания жертв войны через 5 лет, в 2020 г., аспект сожаления и извинений был убран полностью, однако подчеркивалось количество жертв японского народа, понесенных в результате атомных бомбардировок, ковровых бомбардировок Токио и др. <19>
--------------------------------
<17> Shinzo A. Statement by Prime Minister Shinzo // Japan.kantei.go.jp. 2020. 14 August.
<18> Ibid.
<19> Shinzo A. Address by the Prime Minister at the Seventy-Fifth National Memorial Ceremony for the War Dead // Japan.kantei.go.jp. 2020. 15 August.
Таким образом, при премьер-министре С. Абэ наметилась отчетливая тенденция политики памяти Японии к комплексной ревизии существующего исторического нарратива как во внутри-, так и во внешнеполитической плоскости. Несмотря на преждевременный уход С. Абэ с поста главы государства в сентябре 2020 г. и избрание председателем Либерально-демократической партии Японии (ЛДП) и премьер-министром Суга Есихидэ, не представляется аргументированным говорить о каких-либо качественных изменениях государственного курса в поле исторической памяти. Так, еще перед приходом к власти Е. Суга заявил, что будет продолжать внешнеполитический курс предшественника <20>. Осенью 2020 г. и весной 2021 г. премьер направил ритуальные подношения святилищу Ясукуни, тем самым продолжив политическую традицию. Все это позволяет предположить полную преемственность политики памяти С. Абэ и дальнейшее конструирование Японией ревизионистского нарратива.
--------------------------------
<20> Suga Vows to Continue Abe's Foreign Policies.
Южнокорейская политика памяти продолжает конституироваться проблемой "женщин для утешения". Однако, несмотря на стабильную преемственность государственного курса в поле исторического прошлого, за время нахождения у власти экс-президента Пак Кын Хе произошло скандальное событие, возмутившее корейскую нацию, - подписание соглашения с Токио о разрешении проблемы в двусторонних отношениях. Подобный прецедент антикоммеморативной практики - попытки исказить значение проблемы исторического прошлого в глазах нации для достижения сиюминутных дипломатических задач - был воспринят южнокорейским народом крайне негативно, продемонстрировав силу исторической памяти корейского общества. Преемник Пак Кын Хе, Мун Чжэ Ин, придя к власти, сразу же указал на некорректность данного соглашения <21> ввиду невозможности пересмотра болезненных исторических страниц в истории корейского народа, приостановив его действие <22>. Сеул также пошел по пути юридической коммеморации, в 2018 г. утвердив 14 августа в качестве Дня памяти "женщин для утешения" <23>. Важным моментом является стремление РК к интернационализации этого вопроса: так, в 2019 г. министр иностранных дел РК Кан Ген Хва заявила, что Южная Корея намерена принять у себя международную конференцию по сексуальному насилию в условиях конфликта в первой половине 2019 г. <24> Вне всякого сомнения, бескомпромиссность политик памяти Токио и Сеула закономерно привела к значительному ухудшению двусторонних отношений - действия правительства РК по аннулированию соглашения были встречены в Японии крайне негативно и дали начало торгово-экономическому конфликту 2019 г., который продолжается до сих пор. Представляется, что степень коллизионности двух идентичностей "азиатских полюсов цивилизации" будет лишь увеличиваться, манифестируя в торгово-экономических и социально-политических конфликтах.
--------------------------------
<21> South Korea's Moon Says 2015 'Comfort Women' Agreement "With Japan "Flawed".
<22> Ibid.
<23> S. Korea commemorates memorial day for "comfort women".
<24> Кистанов В.О. Отношения между Японией и Южной Кореей: проблемы, тенденции, перспективы // Японские исследования. 2019. N 3. С. 37.
Важным игроком в конфронтации исторических нарративов становится КНР. После прихода к власти Си Цзиньпина в 2013 г. становятся очевидными планы высшего руководства по окончательной инструментализации проблем исторического прошлого для достижения внутри- и внешнеполитических задач. Так, важным является провозглашение новым председателем концепции "китайской мечты". На новостном портале Коммунистической партии Китая данная концепция интерпретировалась в том числе как "выражение китайской коллективной памяти и китайской истории" и в особенности исторического нарратива о периоде тягот и лишений, а также национального освобождения <25>.
--------------------------------
<25> Китайская мечта: китайский дух и китайский путь // Новостной портал КПК.
Главной целью Пекина, превратившегося в фактический экономический и политический центр силы АТР и всего мира, является возвращение статуса великой державы, потерянного в результате "века унижений" - периода продолжительного нарушения суверенитета и территориальной целостности Китая западными державами с 1839 по 1949 г. Политика памяти стала одним из приоритетных инструментов высшего руководства для достижения этой цели: посредством продвижения нарратива "великой победы китайского народа", мифологизирующего роль Китая во Второй мировой войне, и переформатирования коллективной памяти как китайской нации, так и международного сообщества КНР рассчитывает, во-первых, избавиться от ярлыка "униженного и проигравшего государства", уже давно не соответствующего совокупной китайской мощи, во-вторых, обосновать свое право на активное участие в формировании нового миропорядка, учитывающего итоги Второй мировой войны. Очевидно, что значительно влияние и на историко-политическую конъюнктуру в рассматриваемом комплексе отношений - успешная реализация пекинской стратегии в области исторической памяти позволит формируемому нарративу занять доминирующее положение, подавляющее прежде всего токийский дискурс прошлого и вынуждающее его адаптироваться под требования первого.
Таким образом, исследование ключевых исторических нарративов в рамках азиатского треугольника позволяет сделать общий вывод о перманентности кризисных явлений в политических отношениях между тремя странами. Важно, что политика памяти является одним из ключевых инструментов воздействия на оппонентов - последствия ее реализации выражаются и в экономической, и в социально-культурной сферах: так, сегодняшний кризис в японо-южнокорейском экономическом взаимодействии связан именно с очередным столкновением по политической интерпретации проблем исторического прошлого. Ключевое значение представляет ухудшение взаимного восприятия наций двух стран, что провоцирует правительственные круги на более активные внешнеполитические действия. Качественные изменения в конструируемом КНР нарративе позволяют судить о дальнейшей хронизации и усилении существующих противоречий - проблема исторического прошлого не сможет полностью покинуть взаимодействие в рамках треугольника Китай - Япония - Республика Корея, продолжая оказывать на него перманентное разрушающее воздействие. Сознательное конструирование субъективных представлений о своей истории тремя странами, обусловленное спецификой их идентичностей и менталитета в целом, является краеугольным камнем, оказывающим ключевое воздействие на формирование определенных стереотипов, образов восприятия друг друга, а также ведение соответствующего внешнеполитического курса.
