Последующая конкуренция судебных процедур: размышления о правовом явлении на примере судебного определения об установлении требований в деле о банкротстве
В настоящей статье автором продолжено исследование конкуренции судебных процедур. На основе темпорального критерия предложено выделять две самостоятельные разновидности такой конкуренции: предварительную и последующую. Применительно к последующей судебной конкуренции обосновывается, что хотя само допущение нового судебного производства по тождественному иску и противоречит выработанной в римском праве максиме ne bis de eadem re sit actio, тем не менее существуют случаи, когда указанная разновидность конкуренции должна допускаться. К таким случаям предлагается относить в том числе ситуации специфического (в сравнении с общеисковой процедурой) применения процессуальных или материально-правовых правил в деле, возбужденном на основании первоначального обращения к суду. На примере судебного определения о включении требований кредиторов в реестр требований кредиторов выделяются возможные подходы, которые бы определяли судьбу свойства исключительности законной силы. При этом критикуется как безоговорочное приравнивание указанного судебного акта к "полноценному" судебному решению, так и полное отрицание свойства исключительности законной силы. В итоге предлагаются несколько правил, которые, с одной стороны, обеспечивают должную реализацию права на судебную защиту ущемленной стороны, а с другой - препятствуют (для случаев, когда какое-либо ущемление отсутствовало) повторному предъявлению тождественного иска.
Ключевые слова: конкуренция судебных процедур, res judicata, законная сила, исключительность законной силы судебного акта, определение об установлении требований в деле о банкротстве, обособленный спор.
In this article, the author continues the study of the competition of judicial procedures. Based on the temporal criterion, it is proposed to distinguish two independent varieties of such competition: preliminary and subsequent. With regard to subsequent judicial competition, it is substantiated that although the very admission of a new judicial proceeding on an identical claim contradicts the maxim ne bis de eadem re sit actio developed in Roman law, nevertheless there are cases when this kind of competition should be allowed. It is proposed to refer to such cases, including situations of specific (in comparison with the general legal procedure) application of procedural or substantive rules in a case initiated on the basis of an initial appeal to the court. Using the example of a court ruling on the inclusion of creditors' claims in the register of creditors' claims, possible approaches are highlighted that would determine the fate of the exclusivity of legal force. At the same time, both the unconditional equating of the said judicial act with a 'full-fledged' judicial decision and the complete denial of the exclusivity of legal force are criticized. As a result, several rules are proposed that, on the one hand, ensure the full realization of the right to judicial protection of the aggrieved party, and on the other hand, prevent (for cases where there was no infringement) the reconsideration of an identical claim.
Key words: competition of judicial procedures, res judicata, legal force, exclusivity of the legal force of a judicial act, determination of the establishment of claims in a bankruptcy case, a separate dispute.
1. Предварительная и последующая конкуренция судебных процедур
Конкуренция судебных процедур как некое объективно существующее процессуальное явление предполагает, что для защиты определенного субъективного права (охраняемого законом интереса) либо для разрешения конкретного процессуального вопроса гипотетически допустимо использование принципиально разных механизмов судебной защиты <1>. Ранее мы уже предприняли попытку классифицировать отдельные виды конкуренции судебных процедур <2>. Предложенные классификации (по органам, между которыми происходит выбор, по объему процессуальных гарантий у спорящих субъектов, по возможности полноценной реализации материально-правовых средств защиты, по субъекту, уполномоченному избрать надлежащую процедуру, и по содержанию) не учитывают, однако, темпоральный критерий. Меж тем, взяв за основание для видового деления момент, когда могла бы быть реализована потенциальная возможность выбора судебной процедуры, следует выделить:
1) предварительную конкуренцию судебных процедур. Данный вид предполагает, что выбор механизма судебной защиты производится в ситуации, когда право на судебную защиту еще не реализовано (соответственно, законодатель, правоприменительный орган либо заинтересованные лица - в зависимости от того, какой из субъектов наделен правом выбора, - своим волеизъявлением устраняют имеющийся дуализм, и судебное дело рассматривается в строго определенной процедуре);
2) последующую конкуренцию судебных процедур. Здесь, напротив, возможность обратиться к некоему альтернативному механизму судебной защиты возникает лишь после того, как право на судебную защиту уже было реализовано. Если в рамках первого вида результатом выбора становится конкретная судебная процедура, а возможность обращения к конкурирующей процедуре отпадает, то второй вид предполагает, что спор о некоем материально-правовом притязании разрешен, но по каким-то причинам именно для разрешения того же (тождественного) спора повторно используется иной механизм судебной защиты. Отметим, что само по себе наличие выбора и его осуществление при последующей конкуренции не влечет обязательного опровержения результата судебной деятельности, достигнутого при первоначальном обращении к суду. В то же время иной результат при вынесении итогового акта по делу, возбужденному в рамках конкурирующей процедуры, априори допустим - в противном случае обессмысливалось бы само повторное обращение.
--------------------------------
<1> О понятии конкуренции судебных процедур и признаках этого явления см. в отдельном исследовании: Абушенко Д.Б. Конкуренция судебных процедур: понятие, виды, общая методология разрешения конфликтов // Российские процессуалисты о праве, законе и судебной практике: к 20-летию Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации: монография / отв. ред. В.В. Молчанов. М., 2023. С. 41 - 58.
Для целей настоящей работы дальнейшее упоминание конкуренции судебных процедур ограничивается лишь случаями защиты определенного субъективного права (охраняемого законом интереса); соответственно, вариативность в избрании судебных процедур для разрешения конкретного процессуального вопроса в предмет исследования не входит.
<2> См.: Там же.
Теоретически ситуация с повторным разрешением спора из тождественного материально-правового притязания и фактического основания при неизменности субъектного состава спорящих сторон кажется аномальной: допущение нового судебного производства здесь очевидно противоречит выработанной еще в римском праве максиме ne bis de eadem re sit actio ("да не будет дважды иска по одному и тому же делу") <3>. Во времена Древнего Рима в качестве специального инструмента для подобных случаев использовалась перемпторная эксцепция, уничтожавшая требование истца <4>. В российской процессуальной науке недопустимость для спорящих сторон и их правопреемников повторно обращаться в суд, а для суда - невозможность повторно рассматривать дело по тождественному иску обосновываются законной силой <5> либо свойством исключительности законной силы судебного акта <6>; в итоге негативный (для лица, ищущего судебную защиту) препятствующий эффект достигается не уничтожением материально-правового притязания, а отказом в судебной защите <7>.
--------------------------------
<3> Именно на этом правиле, кстати, базируется доктрина res judicata, прямо запрещающая повторное судебное разбирательство по одному и тому же требованию или вопросу между теми же сторонами (см.: Эндрюс Н. Система гражданского процесса Англии: судебное разбирательство, медиация и арбитраж / пер. с англ.; под ред. Р.М. Ходыкина. М., 2012).
<4> См.: Ефимов В.В. Догма римского права: учебный курс. СПб., 1901. С. 234.
<5> См., напр.: Миловидов Н. Законная сила судебных решений по делам гражданским. Ярославль, 1875. С. 9.
<6> См., напр.: Чечот Д.М. Некоторые вопросы вступления судебных решений в законную силу // Вопросы государства и права. Ученые записки ЛГУ. 1958. N 225. Вып. 10. С. 141 - 144; Зейдер Н.Б. Судебное решение по гражданскому делу. М., 1966. С. 137, 138.
<7> Сам же такой отказ процедурно реализуется либо через институт отказа в принятии искового заявления (п. 2, 3 ч. 1 ст. 127.1 АПК РФ, п. 2, 3 ч. 1 ст. 134 ГПК РФ), либо посредством прекращения производства по делу (п. 2, 3 ч. 1 ст. 150 АПК РФ, абз. 3, 6 ст. 220 ГПК РФ).
И тем не менее последующую конкуренцию судебных процедур как некое правовое явление совсем исключать нельзя. На наш взгляд, теоретически следует выделить три группы случаев, когда такая конкуренция допускалась бы. Все эти случаи объединяет то, что при рассмотрении дела, возбужденного по тождественному иску, итоговое разрешение спора в первоначально вынесенном судебном акте не учитывается; по общему правилу факты, установленные во вступившем в законную силу первоначально принятом судебном акте, не имеют преюдициального значения; при этом, что важно, формально первый судебный акт не отменяется (не пересматривается) в рамках конкурирующей процедуры, какая-либо правовая оценка ему не дается.
Первая группа - случаи, когда имеются легально установленные препятствия для принудительного исполнения судебного акта, принятого при первоначальном рассмотрении.
Такие препятствия носят специфический характер - по сути, они должны свидетельствовать о том, что первоначальное рассмотрение спора было дефектным. Понятно, что при обычном развитии процессуальной деятельности дефектность необходимо устранять в проверочных инстанциях, а не в момент, когда потенциальный взыскатель совершает действия, направленные на возбуждение исполнительной процедуры. Однако конкуренция судебных процедур предполагает в том числе и ситуацию, когда притязание было рассмотрено по правилам, исключающим инстанционную судебную проверку. Соответственно, возможно, что дефектность обнаружится именно в момент, когда разрешается вопрос о допустимости принудительного исполнения судебного акта. В итоге есть некий судебный акт, который возлагает на ответчика обязанность, формально такой акт не отменен, но истцу отказано в его принудительном исполнении.
Возникает развилка: либо вернуть истца в ту процедуру, где была выявлена дефектность (путем предоставления ему права повторно инициировать рассмотрение того же притязания, по тем же основаниям, к тому же ответчику), либо наделить его правом воспользоваться иной (конкурирующей) процедурой посредством предъявления тождественного иска. Именно второй вариант иллюстрирует выделенную группу случаев: истец, не добиваясь формальной отмены неисполнимого судебного акта и не пытаясь снова по правилам первоначальной процедуры предъявить свое требование, инициирует конкурирующую судебную процедуру. И именно по итогам рассмотрения дела в рамках конкурирующей процедуры вполне допустимо новое тождественное по содержанию судебное решение, возлагающее обязанность на ответчика и открывающее для истца возможность принудительного исполнения. Впрочем, поскольку нет никакой связанности судебным актом, принятым при первоначальном рассмотрении, то, конечно же, не исключается и принципиально иное разрешение материально-правового спора <8>, <9>.
--------------------------------
<8> Самый яркий пример здесь - допускаемое российским процессуальным законодательством новое судебное производство в государственном суде по спору между теми же сторонами, о том же предмете и по тем же основаниям в ситуации, когда, не отменяя ранее принятое решение третейского суда, арбитражный суд либо суд общей юрисдикции тем не менее отказал в выдаче исполнительного листа на его принудительное исполнение (п. 3 ч. 1 ст. 127.1 АПК РФ, п. 3 ч. 1 ст. 134 ГПК РФ). Очевидно, что государственный суд не связан ни обстоятельствами, установленными в решении третейского суда, ни финальными выводами, к которым тот пришел: в итоге возможно как совпадающее, так и иное разрешение материально-правового притязания, а при необходимости - и обращение к процедуре принудительного исполнения.
<9> Заметим, что обычные препятствия для принудительного исполнения судебного акта (такие, как имущественное положение должника, наличие разного рода обстоятельств в исполнительном производстве) не должны давать возможности обращения к конкурирующей процедуре: если нет никакой дефектности ранее вынесенного судебного акта, то основания возвращения в судебное состязание отсутствуют; иной подход стимулировал бы должника к отысканию таких препятствий с тем, чтобы, по сути, вернуться в ранее проигранный судебный спор.
Вторая группа - это случаи, связанные со спецификой процессуальных правил, подлежавших применению в деле, возбужденном на основании первоначального обращения к суду.
Эта специфика (в отличие от первой группы случаев) не вызвана ошибками правоприменителя - она носит легальный характер, законодатель целенаправленно допускает корректировку процессуального регламента. Содержательно такая корректировка состоит (а) в ограничении процессуальных прав стороны в сравнении с конкурирующей (обычно общеисковой) процедурой и (б) в создании более благоприятного процессуального режима для оппонента и иных лиц, чьи интересы могли бы вступить в противоречие с интересами стороны. Правила о подобных ограничениях процессуальных прав и создании более благоприятного процессуального режима могут как соседствовать, так и устанавливаться раздельно - особенности правового регулирования здесь целиком и полностью зависят от целей, преследуемых законодателем.
Важный момент: хотя указанные ограничения процессуальных прав стороны (более благоприятный процессуальный режим для оппонента и иных лиц) вполне оправданы особенностями регулирования конкретных правоотношений, однако условия, при которых начинает работать механизм ограничений (более благоприятного процессуального режима для оппонента и иных лиц), могут отпасть, а результат в виде вступившего в законную силу судебного акта останется. В итоге получается, что сторона попала в определенную ловушку: если бы спор рассматривался до того, как условия возникли, или после того, как они отпали, то никаких искажений в процессуальных правах и обязанностях не было бы; однако требование оказалось в орбите судебной проверки именно тогда, когда условия были.
В этой ситуации защита прав стороны возможна двумя способами:
- либо отменой судебного акта, принятого по результатам рассмотрения первоначального обращения к суду;
- либо игнорированием правового эффекта судебного акта, принятого по результатам рассмотрения первоначального обращения к суду, и предоставлением возможности воспользоваться иной (конкурирующей) процедурой посредством предъявления тождественного иска.
Понятно, что именно последний способ иллюстрирует вторую из предложенных нами группу случаев. По итогам разрешения спора в рамках конкурирующей процедуры вследствие использования иного (чаще всего общеискового) процессуального инструментария вполне допустимо новое, по сути более выгодное для стороны по содержанию судебное решение. Однако и здесь нет никакой предопределенности: суд, рассматривающий дело по правилам конкурирующей процедуры, также может принять решение, содержательно совпадающее с тем, что было вынесено при первоначальном обращении.
Третья группа - это случаи, связанные со спецификой применения отдельных материально-правовых норм в деле, возбужденном на основании первоначального обращения к суду.
Данная группа случаев в целом схожа с предыдущей, главное же отличие состоит в том, что легальное ограничение прав и интересов стороны носило не процессуальный, а материально-правовой характер: для определенных целей действие конкретных материально-правовых институтов было скорректировано, и именно подобная корректировка отразилась на итоговом разрешении спора (не в пользу указанной стороны). Как и для предыдущей группы случаев, отпадение условий, при которых начинает работать механизм ограничений, образует своеобразную ловушку: если бы притязание рассматривалось до того, как условия возникли, или после того, как они отпали, то никаких искажений в применении конкретных материально-правовых правил не было бы; но требование рассматривалось именно тогда, когда условия были.
Гипотетически защита прав стороны в подобных ситуациях возможна теми же двумя способами, которые выделены для второй группы случаев:
- либо отменой судебного акта, принятого по результатам рассмотрения первоначального обращения к суду;
- либо игнорированием правового эффекта судебного акта, принятого по результатам рассмотрения первоначального обращения к суду, и предоставлением возможности воспользоваться иной (конкурирующей) процедурой посредством предъявления тождественного иска.
Схожим образом именно вариант с предъявлением тождественного иска иллюстрирует третью из предложенных нами группу случаев. При этом отметим также общее сходство рассматриваемой группы с первыми двумя: и здесь новое обращение не предвосхищает иное разрешение спора, поскольку применение конкретных материально-правовых институтов по общим правилам (без каких-либо изъятий, которые проявились в первом судебном деле) допускает принятие судебного решения как в пользу истца, так и в пользу ответчика.
Подчеркнем: предлагаемые нами три группы случаев необходимо отграничивать от ситуаций, когда последующее обращение к судебной защите по тождественному иску происходит в рамках той же судебной процедуры <10>. Это важный момент, поскольку сходство с предложенным видом конкуренции (последующей конкуренцией судебных процедур) довольно существенное: и там и там речь идет о новом судебном деле, в рамках которого ранее принятый судебный акт формально не отменяется; и там и там ранее принятый судебный акт, как правило, игнорируется с позиций преюдициальной силы; и там и там допустимы как тождественное по содержанию, так и новое судебное решение. И тем не менее это различные правовые явления именно по причине того, что конкуренция предполагает использование принципиально разных механизмов судебной защиты.
--------------------------------
<10> Скажем, российское процессуальное законодательство допускает новое судебное производство (производство в той же процедуре) по тождественному иску, если при восстановлении утраченного судебного производства выявилась "недостаточность собранных материалов для точного восстановления судебного постановления, связанного с утраченным судебным производством" (ч. 1 ст. 318 ГПК РФ).
Равным образом предлагаемые нами три группы случаев нужно отличать от ситуаций, когда последующее обращение к судебной защите (в рамках той же или иной судебной процедуры) связано с динамикой длящегося материального правоотношения или правового состояния: здесь хотя и есть очевидный элемент конкуренции с ранее вступившим в законную силу судебным актом, но вызвана такая конкуренция всегда каким-то новым фактическим обстоятельством, которого на момент вынесения первоначального судебного акта не существовало <11>; важно также и то, что в результате нового судебного производства вполне возможна отмена ранее принятого судебного акта.
--------------------------------
<11> Например, при взыскании периодических платежей изменились обстоятельства, влияющие на определение размера платежей или их продолжительность (ч. 3 ст. 209 ГПК РФ), при признании гражданина недееспособным восстановилась способность гражданина понимать значение своих действий или руководить ими (абз. 2 п. 3 ст. 29 ГК РФ) и т.п.
Как указывалось выше, для первой группы (в рамках предложенного нами видового деления) в действующем российском законодательстве довольно легко подобрать соответствующий пример <12>, однако выделение двух остальных групп выглядит весьма умозрительно. Но все же полагаем, что при известной доле усердия такие примеры можно отыскать. Самая очевидная здесь иллюстрация - это последующая конкуренция судебных процедур при вынесении судебного определения об установлении требований в деле о банкротстве.
--------------------------------
<12> Имеется в виду ранее упомянутое судебное производство в арбитражном суде (суде общей юрисдикции) по спору между теми же сторонами, о том же предмете и по тем же основаниям в ситуации, когда, не отменяя ранее принятое решение третейского суда, государственный суд отказал в выдаче исполнительного листа на его принудительное исполнение.
2. Предъявление тождественного иска после вступления в законную силу судебного определения об установлении требований в деле о банкротстве
2.1. Основные подходы, определяющие судьбу свойства исключительности
Вынесение судебного определения о включении требований кредиторов в реестр требований кредиторов (далее - реестр), конечно же, преследует цели, связанные непосредственно с банкротным делом: такой судебный акт прежде всего наделяет конкретного субъекта соответствующим процессуальным статусом в деле о несостоятельности (со всеми специальными правами, которые имеются у кредитора), определяет количество голосов, принадлежащих конкурсному кредитору на собрании кредиторов, устанавливает очередность удовлетворения требований и т.д.
В ситуации, когда в итоге банкротное дело завершилось распределением конкурсной массы и ликвидацией должника, в общем и целом можно утверждать, что цели вынесения указанного определения достигнуты. Однако в случае, когда (а) притязание кредитора, основанное на связывающем его и должника спорном материальном правоотношении, ранее не прошло проверку в общеисковой процедуре <13>, (б) банкротная процедура окончена прекращением производства по делу о банкротстве либо оставлением заявления о признании должника банкротом без рассмотрения, при этом (в) действительно существующие требования кредитора к должнику не прекратились и не были "препарированы" через процедуру мирового соглашения в деле о несостоятельности, а (г) сам должник не утратил своей правоспособности <14>, возникает очевидный вопрос: должен ли сохраняться какой-либо правовой эффект вступившего в законную силу судебного определения об установлении требований в деле о банкротстве?
--------------------------------
<13> По сути, речь идет о том, что к моменту возбуждения банкротного дела отсутствовало вступившее в законную силу решение арбитражного суда или суда общей юрисдикции (определение об утверждении мирового соглашения), принятое по тождественному иску.
<14> По действующему российскому законодательству подобный случай возможен, в частности, при прекращении производства по делу о банкротстве в связи с отсутствием средств, достаточных для возмещения судебных расходов на проведение процедур, применяемых в деле о банкротстве (абз. 8 п. 1 ст. 57 Федерального закона от 26.10.2002 N 127-ФЗ "О несостоятельности (банкротстве)"; далее - Закон о банкротстве).
Схожим образом допустима ситуация, когда требование лица, обратившегося с заявлением о признании должника банкротом, признано необоснованным по специфическим банкротным основаниям, однако де-юре с материально-правовых позиций такое требование действительно (здесь по конструкции нормы абз. 8 п. 3 ст. 48 Закона о банкротстве применяется институт оставления заявления о признании должника банкротом без рассмотрения).
Понятно, что на этот довольно общий вопрос можно дать разные ответы в зависимости от того, как будут моделироваться уже существующие (или даже новые, но связанные с фактами, установленными в банкротном деле) правоотношения между кредитором, должником, а также иными лицами, которые отвечают по обязательствам должника перед кредитором <15>. Не углубляясь в подобную тематику, вернемся к максиме ne bis de eadem re sit actio и поставим более конкретный вопрос: обладает ли судебное определение об установлении требований в деле о банкротстве свойством исключительности? По сути, речь идет о допустимости и необходимости предъявления кредитором тождественного (т.е. совпадающего по трем элементам - предмету, основанию и субъектному составу) иска в общеисковой процедуре. Как должен разрешаться вопрос о последующей конкуренции судебных процедур в описанной ситуации?
--------------------------------
<15> Скажем, судебное определение об установлении требований в деле о несостоятельности может иметь известный отложенный эффект для последующего привлечения контролирующего лица к субсидиарной ответственности - здесь, по сути, можно усмотреть правовую конструкцию, в рамках которой этот судебный акт будет выступать обязательной предпосылкой права на иск (п. 28 Постановления Пленума ВС РФ от 21.12.2017 N 53 "О некоторых вопросах, связанных с привлечением контролирующих должника лиц к ответственности при банкротстве" предусмотрено, что "после... прекращения производства по делу в связи с отсутствием средств, достаточных для возмещения расходов на проведение процедур банкротства, заявление о привлечении к субсидиарной ответственности вправе подать только те кредиторы, работники должника, чьи требования в рамках дела о банкротстве были признаны обоснованными и включены в реестр требований кредиторов должника...").
В практической плоскости - если требования кредитора были включены в реестр - все сводится к основаниям преследования должника в обычной (не конкурсной) процедуре принудительного исполнения: достаточно ли для этого ранее вынесенного судебного определения об установлении требований в деле о банкротстве или же необходимо повторно инициировать рассмотрение тождественного иска в общеисковой процедуре? Если же в рамках дела о несостоятельности суд, напротив, отказал во включении требований кредитора в реестр, то вопрос сводится к допустимости второй попытки в общеисковой процедуре: должно ли ранее вынесенное судебное определение об установлении требований в деле о банкротстве препятствовать предъявлению тождественного иска или же такое препятствие отсутствует?
Умозрительно можно выделить три основных подхода, которые бы определяли судьбу свойства исключительности законной силы судебного определения об установлении требований в деле о банкротстве:
1) подход, предполагающий безусловное сохранение свойства исключительности законной силы;
2) подход, предполагающий безусловное дезавуирование свойства исключительности законной силы;
3) подход, предполагающий сохранение либо дезавуирование свойства исключительности законной силы в зависимости от конкретных условий.
Первый подход базируется на том, что судебное определение об установлении требований в деле о банкротстве есть некий аналог "полноценного" судебного решения. Действительно, между этими судебными актами много общего:
- в обоих случаях предпосылкой для возбуждения судебной процедуры выступает волеизъявление кредитора;
- каждое из материально-правовых притязаний рассматривается судом;
- предметом судебной проверки в судебных делах выступает одно и то же материальное правоотношение;
- сами процессуальные правила, по которым рассматриваются заявление о включении требований кредиторов в реестр и "обычное" исковое требование, в целом схожи;
- совпадает общая логика изложения и структура итоговых судебных актов;
- у спорящих сторон в обоих случаях имеется право на обжалование в суд вышестоящей инстанции.
Так ли уж важно, что в одном случае судебный акт именуется решением, а в другом - определением? Скажем, по российскому законодательству государственные суды при утверждении мирового соглашения выносят определение <16>, однако же это не ставит под сомнение наличие свойства исключительности законной силы у таких определений <17>. В конце концов повторная судебная процедура влечет как дополнительные обременения для самих сторон (имеются в виду временные затраты и имущественные расходы на ведение дела), так и увеличение нагрузки на судебную систему. Наконец, насколько справедливо давать второй шанс проигравшей стороне? Материально-правовой спор уже определенным образом разрешен - неужели выигравшая сторона должна подвергаться риску вынесения противоположного итогового судебного акта?
--------------------------------
<16> См.: ч. 5 ст. 141 АПК РФ, ч. 5 ст. 153.10 ГПК РФ.
<17> См.: п. 2 ч. 1 ст. 127.1, п. 1 ч. 1 ст. 150 АПК РФ, п. 2 ч. 1 ст. 134, абз. 3 ст. 220 ГПК РФ.
Итак, согласно первому подходу если кредитор уже получил судебную защиту в рамках именно обособленного спора, то нет никакой необходимости в предъявлении тождественного иска, а последующее исполнительное производство должно возбуждаться на основании исполнительного листа, выдаваемого тем судом, который это спор рассмотрел <18>. Если же, напротив, суд отказал во включении требований кредитора в реестр, то никакой возможности исправить ошибку у кредитора уже не будет: его попытка инициировать производство по тождественному иску будет пресечена отказом в принятии искового заявления (прекращением производства по делу).
--------------------------------
<18> На момент написания настоящей работы именно этого подхода придерживался Верховный Суд РФ. Так, ВС РФ указал, что "заявление кредитора о включении его требования в реестр требований кредиторов должника по своему значению аналогично исковому заявлению, а определение о включении данного требования в реестр - судебному решению об удовлетворении иска о взыскании денежных средств" (п. 17 Обзора судебной практики Верховного Суда РФ N 2 (2020), утв. Президиумом ВС РФ 22.07.2020), а "в случае прекращения производства по делу о несостоятельности (банкротстве) должника с сохранением его правоспособности кредитору может быть выдан исполнительный лист на основании определения суда о включении его требования в реестр требований кредиторов должника" (п. 18 Обзора судебной практики Верховного Суда РФ N 3 (2021), утв. Президиумом ВС РФ 10.11.2021).
Применительно к банкротству граждан также имеется специальная норма абз. 2 п. 5 ст. 213.28 Закона о банкротстве, предусматривающая выдачу исполнительного листа после завершения реализации имущества гражданина на включенные в реестр, но не удовлетворенные требования кредиторов (о возмещении вреда, причиненного жизни или здоровью, о выплате заработной платы и выходного пособия и др.).
Второй подход обосновывается прежде всего соображениями о достижении целей, ради которых, собственно, и было вынесено судебное определение об установлении требований в деле о банкротстве. Цели эти носят довольно инструментальный характер; в общем и целом они напрямую связаны с банкротной процедурой. После того как эта процедура завершилась прекращением производства по делу (оставлением заявления без рассмотрения), можно утверждать, что судьба указанного определения должна быть ровно такой же, как и судьба иных промежуточных определений, которые суд обычно выносит при рассмотрении дела: будучи рассчитанными на решение конкретных локальных задач, возникающих по ходу осуществления судебной процедуры, они с ее окончанием хотя формально и остаются в материалах дела, тем не менее представляют собой лишь некие процессуальные "фантомы". Логика эта может быть продолжена и с позиций развития процессуального правоотношения: в какой-то момент такие промежуточные судебные акты были необходимы для его дальнейшего движения, однако финальное прекращение процессуального правоотношения в известном смысле выхолостило их содержательный потенциал.
Следующий аргумент, обосновывающий второй подход, основан на правовой природе судебного определения об установлении требований в деле о банкротстве. В доктрине высказано мнение о том, что такой судебный акт является судебным актом о признании, ценность которого проявляется (а) "в констатирующем значении особого порядка исполнения обязательств должником" и (б) "в получении кредитором соответствующего процессуального статуса, позволяющего в полной мере участвовать в деле о банкротстве"; при этом (в) "при вынесении такого акта не предполагается получение им исполнительной силы" <19>. Действительно, если исходить из верности посылки о видовой принадлежности судебного определения об установлении требований в деле о банкротстве, то тогда в отсутствие властного приказа суда, обращенного к должнику, вообще не имеется каких-либо оснований для получения кредитором исполнительного документа; следовательно, единственно возможный путь - это собственно предъявление нового иска (иска о присуждении).
--------------------------------
<19> Подольский Ю.Д. Обособленные споры в делах о несостоятельности (банкротстве): дис. ... канд. юрид. наук. Екатеринбург, 2018. С. 179.
Еще один довод в пользу второго подхода состоит в том, что вполне допустимы ситуации, когда во включении в реестр было отказано не в связи с отсутствием у кредитора субъективного права, а по специальным основаниям, установленным законодательством о несостоятельности. В частности, речь идет о требованиях кредиторов, вытекающих из их корпоративных прав по отношению к должнику (требования о выплате действительной стоимости доли, о выплате дивидендов и т.п.) <20>. Возможны и обратные ситуации, когда в банкротных целях используется сугубо прокредиторская конструкция (к примеру, при искусственном смещении срока исполнения обязательства - такой срок де-юре считается наступившим именно для целей разрешения вопроса о включении требования в реестр) <21>.
--------------------------------
<20> См.: Там же. С. 180.
<21> См.: Там же.
Наконец, "установление требований в деле о банкротстве имеет процессуальные ограничения, которые в рамках общеискового порядка не действуют. Например, стороны ограничены в выборе юрисдикционного органа для рассмотрения спора (в силу приоритета компетенции суда, рассматривающего дело о банкротстве). Также в деле о банкротстве не применяются правила о предъявлении встречного иска должником, что ограничивает процессуальный инструментарий. Доказывание имеет существенную специфику как в части правил оценки доказательств, так и в части применения доказательственных презумпций" <22>.
--------------------------------
<22> Там же. С. 181.
Соответственно, основываясь на логике второго подхода, необходимо констатировать, что никаких процессуально-правовых препятствий, которые были бы связаны с наличием ранее вынесенного судебного акта, не существует: каким бы по своему содержанию ни было судебное определение по обособленному спору, сам факт его вынесения и вступления в законную силу не создает преграды для предъявления тождественного иска и рассмотрения требования по общим правилам исковой процедуры.
Третий подход представляет собой, в сущности говоря, некое промежуточное решение между первыми двумя: здесь сохранение либо дезавуирование свойства исключительности законной силы судебного определения об установлении требований в деле о банкротстве поставлено в зависимость от конкретных условий.
На наш взгляд, как безоговорочное приравнивание судебного определения об установлении требований в деле о банкротстве к "полноценному" судебному решению, так и полное отрицание свойства исключительности законной силы следует подвергнуть критике. Главная аргументация здесь концентрируется, во-первых, на сопоставлении процессуальных правил банкротной и общеисковой процедуры вкупе с анализом того, как в деле о несостоятельности применялись конкретные материально-правовые институты в сравнении с их традиционным применением; во-вторых, на оценке влияния выявленных процессуальных и материально-правовых отклонений на итоговое разрешение вопроса о наличии и размере требований в банкротном деле.
Итак, считаем, что изначально нужно выделить общее правило, а затем обратиться к отдельным случаям, которые в итоге дадут почву для формулирования правил специальных.
2.2. Общее и специальные правила, определяющие судьбу свойства исключительности
2.2.1. Общее правило
Полагаем, общее правило необходимо изложить следующим образом:
если при рассмотрении заявления о включении требования кредитора в реестр применялись те же процессуальные и материально-правовые правила, что подлежали бы применению при рассмотрении в общеисковой процедуре, то судебное определение об установлении требований в деле о банкротстве, вступившее в законную силу, должно наделяться свойством исключительности.
Обосновываться предлагаемое общее правило, на наш взгляд, должно доводами, изложенными выше применительно к первому подходу. Начнем с того, что, конечно же, совершенно неважно, как именуется судебный акт (то, что в данном случае мы имеем дело с определением, продиктовано спецификой банкротной процедуры - логика развития процессуального правоотношения не предполагает, что с установлением размера требований конкретного кредитора завершается рассмотрение всего дела о несостоятельности). Далее обратим внимание на то, что с возбуждением производства по тождественному иску страдал бы принцип процессуальной экономии - в отношении тех же лиц и того же спорного материального правоотношения снова бы использовался весь процессуальный инструментарий, который обеспечивает судебное производство в судах первой и проверочных инстанций. Наконец, крайне несправедливым представляется повторное судебное производство для выигравшей стороны - получается, что эффект ее усилий в рамках обособленного спора оказался ограниченным рамками банкротной процедуры, хотя по своей сути спор носил материально-правовой характер, а по итогам его рассмотрения суд принял вполне конкретный правоприменительный акт по существу этого спора.
Однако как тогда быть с приведенными ранее контраргументами, обосновывающими правильность второго подхода?
Довод о достижении целей, ради которых было вынесено судебное определение об установлении требований в банкротном деле, как нам представляется, можно опровергнуть тем, что некий пролонгированный эффект судебного акта - явление для судопроизводства хоть и не самое частое, но вполне нормальное. Здесь с некоторой долей условности можно выделить ближайшую цель (ту, что преследуется при вынесении конкретного судебного акта) и цель факультативную (ту, которая при определенных условиях может быть достигнута помимо основной). Например, преюдициальная связь возникает уже после того, как судебный акт по первому делу вступил в законную силу, а второе дело рассматривается в суде первой инстанции. Понятно, что преюдиция - явление довольно случайное (ее могло вообще не быть, если бы не было возбуждено производство по второму делу). И тем не менее при помощи этого института достигаются достаточно конкретные - по своей сути факультативные - цели, связанные с доказыванием. Равным образом пересмотр судебного акта по такому новому обстоятельству, как опорочивание сделки в другом судебном деле, тоже позволяет говорить о том, что цель вынесения судебного решения вполне могла быть двоякой: основная - признание сделки недействительной, факультативная - создание процессуальной возможности для пересмотра судебного акта по иному делу.
Еще один довод сводится к правовой природе судебного определения об установлении требований в деле о банкротстве. Действительно, с позиций процессуальной доктрины это классический судебный акт о признании, поскольку в нем нет властного распоряжения (приказа), адресованного обязанному лицу. Но поставим вопрос: а разве в самой банкротной процедуре принимается отдельный судебный акт о присуждении, на основании которого в конкурсном производстве будет производиться выплата кредитору? Действующее российское законодательство такого специального судебного акта не предусматривает. Впрочем, дело даже не в том, какое правовое регулирование имеется на данный момент, - здесь важна логика развития процессуального правоотношения. Полагаем, можно утверждать, что не судебное решение о присуждении, а довольно сложный фактический состав выступает основанием для действий конкурсного управляющего, направленных на расчеты с кредиторами: в общем и целом таковые оказываются обусловлены ранее принятыми судебными определениями об установлении требований в деле о банкротстве, собственно реестром, судебным решением о признании должника банкротом и, наконец, состоявшейся продажей имущества должника <23>.
--------------------------------
<23> Применительно к действующему российскому законодательству см.: п. 1 ст. 124, ст. 139, п. 1 ст. 142 Закона о банкротстве.
Конечно, можно возразить, указав на специфические особенности самой банкротной процедуры. Однако и предмет нашего исследования тоже имеет прямую корреляцию с пертурбациями дела о несостоятельности - как указывалось выше, поставленный вопрос об исключительности законной силы связан со случаями окончания дела о банкротстве прекращением производства по делу и оставлением заявления о признании должника банкротом без рассмотрения. Схожим образом и здесь можно говорить о весьма своеобразном фактическом составе, который включает два положительных факта (сохранение должником своей правоспособности и неизменность установленного в определении суда требования кредитора к должнику) и один факт отрицательный (отсутствие к моменту возбуждения дела о несостоятельности вступившего в законную силу решения арбитражного суда или суда общей юрисдикции, принятого по тождественному иску) <24>.
--------------------------------
<24> Возможно, правильнее утверждать, что традиционное деление судебных актов на акты о признании и о присуждении нуждается в некоторой дополнительной доктринальной разработке с учетом того, что в отдельных случаях эффект властного приказа возникает именно из определенного фактического состава, внутри которого нет собственно судебного решения о присуждении. Впрочем, этот тезис требует отдельных размышлений.
Далее обратим внимание вот на какой момент: оговорка в предложенном общем правиле о том, что при рассмотрении заявления о включении требования кредитора в реестр применялись те же процессуальные и материально-правовые правила, что подлежали бы применению при рассмотрении в общеисковой процедуре, принципиально важна. И здесь мы подходим к обоснованию правил специальных (именно логика их выделения и предложенное содержание позволят в итоге продемонстрировать, что применение тех же процессуальных и материально-правовых правил, что подлежали бы применению при рассмотрении в общеисковой процедуре, должно быть обязательным условием в общем правиле).
Итак, обратимся к аргументам, связанным (а) с сопоставлением процессуальных правил банкротной и общеисковой процедуры, а также (б) с анализом того, как в деле о несостоятельности применялись конкретные материально-правовые институты в сравнении с их традиционным применением.
2.2.2. Специальные правила для отклонений от общеисковой процедуры
Первое, на что необходимо обратить внимание, - это наличие возможных отклонений от правил общеисковой процедуры при рассмотрении обособленного спора. Получается, что довольно случайное явление (возбуждение банкротной процедуры в отношении должника) могло внезапно усилить одну сторону и ослабить другую. Если бы ослабление касалось исключительно должника, то можно было бы отдельно обсуждать справедливость отступления от канонов общеисковой процедуры, указывая на то, что в конечном счете именно его (должника) долги перед иными кредиторами привели к подобному положению (хотя и это, на наш взгляд, малоубедительно: упречность поведения должника, состоящая в неисполнении обязательств перед одними кредиторами, вряд ли открывает возможность для закручивания процессуальных гаек в спорах с другими кредиторами). Однако же в банкротстве более ожидаема ситуация противоположная - ситуация, характеризующаяся тем, что при установлении требований ослабление затрагивает кредитора. Понятно, что детали такого ослабления могут быть разными, но их необходимость в общем и целом очевидна: речь идет о защите конкурсной массы, о пресечении попыток раздуть реестр несуществующими обязательствами, а потому вполне допустимо установление в пользу должника определенных презумпций, смещение в сторону кредитора бремени доказывания отдельных обстоятельств, ограничение в использовании некоторых оснований для освобождения от доказывания, дополнение предмета доказывания фактами, которые должен доказать именно кредитор, ограничение кредитора в возможности использования конкретных средств доказывания, наделение суда дополнительными полномочиями, позволяющими ему в отступление от классической состязательной процедуры совершать по своей инициативе определенные процессуальные действия, направленные на установление действительного содержания спорного материального правоотношения, и т.п.
Что же получается? Неразумное (неосмотрительное, недобросовестное, порочное) поведение должника в материальных правоотношениях с одним кредитором повлекло возбуждение банкротной процедуры, что привело к неожиданному наращиванию "процессуальных мускулов" должника в споре с другим кредитором? Да, ситуация видится именно такой: общий интерес условного сообщества кредиторов начинает довлеть над отдельным интересом каждого из них к установлению требований в общеисковой процедуре; специальные правила, усиливающие должника и ослабляющие кредитора, становятся объективно необходимыми.
И если эти правила вплетены в ткань действующего правового регулирования, то разрешение обособленного спора в пользу должника и последующая (уже после прекращения производства по делу или оставления заявления о признании должника банкротом без рассмотрения) его ссылка на судебное определение об установлении требований вызовет у кредитора обоснованный протест, поскольку возникает ситуация той самой ловушки, которая была нами описана выше: если бы спор рассматривался до того, как было возбуждено дело о несостоятельности, или после того, как оно было окончено, никаких искажений в процессуальных правах и обязанностях не возникло бы; однако кредитору в известном смысле не повезло - его требование получило правовую оценку именно в рамках обособленного спора.
В то же время возможна и обратная ситуация: несмотря на процессуальное усиление должника, кредитор сумел добиться выигрышного для себя результата при рассмотрении заявления об установлении требований. И вот здесь положение видится радикально иным: если уж и при таких условиях кредитор доказал обоснованность своего материального притязания, то верхом несправедливости было бы снова заставлять его дополнительно обращаться к общеисковой процедуре.
Несложно обнаружить, что параллельно с общими рассуждениями о последствиях процессуального дисбаланса встает также и вопрос о том, как выявленные отклонения повлияли на итоговое разрешение спора о наличии и размере требований в банкротном деле. Поставим довольно инструментальный вопрос: нужен ли тогда содержательный анализ такого влияния внутри каждого судебного спора? Действительно, ведь вполне возможны весьма сложные случаи, когда, скажем, установленные в пользу должника презумпции или смещение в сторону кредитора бремени доказывания отдельных обстоятельств вообще никак не повлияли на итоговое разрешение спора: даже если бы дело рассматривалось по правилам общеисковой процедуры, то кредитору все равно было бы отказано, например, в связи с недоказанностью правопроизводящих фактов (фактов, лежащих в основе спорного материального правоотношения). На наш взгляд, содержательно оценивать подобные нюансы фактического правоприменения нет никакого смысла - вывод о процессуальных девиациях должен делаться исключительно на основе анализа нормативно-правового регулирования.
К этому выводу нас подталкивают следующие соображения:
- во-первых, в рамках конкретного судебного спора возможны самые разные варианты комбинирования процессуальных правил, исчерпывающе смоделировать которые на уровне правовой нормы довольно сложно;
- во-вторых, погружать суд, в который предъявлен тождественный иск, в нюансы того, какие процессуальные правила фактически применялись в обособленном споре и как бы это правоприменение соотносилось с предполагаемым разрешением дела по правилам общеисковой процедуры, только лишь для того, чтобы решить вопрос о наличии оснований для отказа в принятии искового заявления либо прекращения производства по делу, было бы крайне опрометчиво (здесь, по сути, сам суд вынужден был бы заняться моделированием возможного развития спора и, вполне вероятно, предвосхитить свои выводы по еще не получившим оценку или даже вообще не представленным в материалы дела доказательствам);
- в-третьих, при обжаловании судебного акта, которым отказано в судебной защите со ссылкой на ранее рассмотренный тождественный спор, перед судом проверочной инстанции была бы поставлена весьма сложная (если не сказать маловыполнимая) задача: апелляционная либо кассационная инстанция должна была бы заняться абстрактным моделированием того, как суд первой инстанции, не рассмотревший дело по существу, фактически применил бы правила общеисковой процедуры, и сопоставлением подобного гипотетического правоприменения с тем, что имело место в рамках обособленного спора.
Итак, правильнее будет постулировать базовые тезисы, отталкиваясь от которых - с учетом конкретной модели установления размера требований в деле о несостоятельности, реализованной в национальном законодательстве, - можно было бы найти наиболее справедливое решение для анализируемой процессуальной ситуации.
Здесь мы переходим к формулированию первого специального правила:
если при рассмотрении заявления о включении требования кредитора в реестр применялись иные процессуальные правила (в сравнении с теми, что подлежали бы применению при рассмотрении в общеисковой процедуре), то судебное определение об установлении требований в деле о банкротстве, вступившее в законную силу, должно наделяться свойством исключительности, если разрешение обособленного спора состоялось в пользу ущемленной в процессуальных правах стороны.
Логика предложенного специального правила последовательно раскрывается для двух принципиально разных случаев:
а) если более комфортные процессуальные правила в обособленном споре были установлены для кредитора, то:
- свойство исключительности законной силы судебного определения об установлении требований в деле о банкротстве должно отсутствовать, если данным определением спор разрешен в пользу кредитора;
- законная сила судебного определения об установлении требований в деле о банкротстве должна включать в себя свойство исключительности, если данным определением спор разрешен в пользу должника;
б) если более комфортные процессуальные правила в обособленном споре были установлены для должника, то:
- свойство исключительности законной силы судебного определения об установлении требований в деле о банкротстве должно отсутствовать, если данным определением спор разрешен в пользу должника;
- законная сила судебного определения об установлении требований в деле о банкротстве должна включать в себя свойство исключительности, если данным определением спор разрешен в пользу кредитора.
Поскольку первое специальное правило не охватывает случай, когда заявление о включении требования кредитора в реестр удовлетворено частично, исходя из предложенной логики, следует сформулировать второе специальное правило:
если при рассмотрении заявления о включении требования кредитора в реестр применялись иные процессуальные правила (в сравнении с теми, что подлежали бы применению при рассмотрении в общеисковой процедуре), а требования были удовлетворены частично, то судебное определение об установлении требований в деле о банкротстве, вступившее в законную силу, должно наделяться свойством исключительности:
а) лишь в отношении удовлетворенных требований, если ущемленной в процессуальных правах стороной был кредитор;
б) лишь в отношении требований, в удовлетворении которых было отказано, если ущемленной в процессуальных правах стороной был должник.
Предлагаемое довольно искусственное расщепление судебного акта на две части, одна из которых наделена свойством исключительности, а другая нет, внешне выглядит не совсем обычно. Однако иные процессуальные решения неминуемо ведут к нарушению прав одной из сторон. Так, если свойство исключительности распространять на судебное определение в целом, то для случая, когда ущемленной в процессуальных правах стороной был кредитор, это повлечет для него невозможность инициировать новое судебное дело по общим правилам исковой процедуры и обосновать требования, в удовлетворении которых было отказано; напротив, в ситуации, когда ущемленной стороной был должник, это приведет к тому, что он лишится возможности воспользоваться общеисковыми средствами защиты против требований, которые частично были удовлетворены в первом деле. Если же идти от обратного и, наоборот, не распространять свойство исключительности на судебное определение в целом, то, как несложно догадаться, ситуация с нарушением прав будет зеркальной.
2.2.3. Специальные правила для отклонений в применении материально-правовых институтов
Наконец, обратимся к анализу того, как в деле о несостоятельности применялись конкретные материально-правовые институты в сравнении с их традиционным применением. Такое применение может быть как прокредиторским (например, если в банкротных целях суд исходил из более раннего, чем это предусмотрено законом или договором, созревания обязательства), так и продолжниковым (скажем, если во включении в реестр было отказано не в силу отсутствия обязательства, а исключительно по причине определенной видовой принадлежности спорного материального правоотношения). Понятно, что подобные перекосы, вполне допустимые для решения конкретных задач справедливого распределения конкурсной массы, не должны воспроизводиться в тех случаях, когда банкротная процедура завершилась прекращением производства по делу о банкротстве либо оставлением заявления о признании должника банкротом без рассмотрения.
И вот здесь мы сталкиваемся с довольно специфической задачей. Дело в том, что для установления перекосов процессуальных, как указывалось выше, достаточно лишь анализа нормативно-правового регулирования: при его неизменности всегда можно достоверно утверждать, что в определенном национальном правопорядке для рассмотрения заявлений о включении требований кредитора в реестр установлено более привилегированное положение либо кредитора, либо должника. Напротив, при применении материально-правовых институтов все довольно казуистично: должник находится в различных по содержанию правоотношениях с разными кредиторами, а потому вполне допустимо, что в одном обособленном споре применение материально-правовых норм будет прокредиторским, в другом - продолжниковым, а в третьем - вообще без каких-либо отклонений.
На наш взгляд, хотя речь, по сути, идет об усложнении некоей исследовательской деятельности суда, тем не менее отступать от общей логики сегментирования случаев не стоит. Иной подход, основанный на безусловном наличии (либо отсутствии) свойства исключительности законной силы судебного определения об установлении требований в деле о банкротстве, создал бы фундамент для нарушения в одних ситуациях прав кредитора, в других - должника. В конце концов проанализировать мотивировочную часть указанного судебного акта на предмет выявления примененных материально-правовых норм - задача вполне посильная. Тем более что в отдельных случаях (когда спор разрешен в пользу кредитора, при этом более комфортные процессуальные правила в обособленном споре были установлены для должника, а прокредиторский перекос в применении материально-правовых институтов отсутствовал) суд будет оценивать им же ранее вынесенное судебное определение - речь идет о прямом обращении к банкротному суду за выдачей исполнительного документа. Наконец, проверочные судебные инстанции (в отличие от рассмотренной выше ситуации с процессуальными девиациями) вполне способны по имеющимся в деле материалам провести необходимый анализ: здесь не требуется моделировать наличие либо отсутствие фактических обстоятельств в зависимости от использования общего или специального процессуального инструментария; примененную же в деле материально-правовую норму всегда можно с известной долей условности вырезать из судебного определения по обособленному спору, а затем провести сопоставление итогового результата с тем, как если бы эта норма при уже известных фактических обстоятельствах не применялась.
Итак, полагаем, что предложенная выше общая логика для процессуально-правовых девиаций должна применяться и здесь. Соответственно, можно сформулировать третье специальное правило:
если при рассмотрении заявления о включении требования кредитора в реестр применялись иные материально-правовые правила (в сравнении с теми, что подлежали бы применению при рассмотрении в общеисковой процедуре), то судебное определение об установлении требований в деле о банкротстве, вступившее в законную силу, должно наделяться свойством исключительности, если разрешение обособленного спора состоялось в пользу ущемленной в субъективных правах стороны.
Схожим образом следует экстраполировать это правило на две противоположные ситуации:
а) если более комфортные материально-правовые правила в обособленном споре были установлены для кредитора, то:
- свойство исключительности законной силы судебного определения об установлении требований в деле о банкротстве должно отсутствовать, если данным определением спор разрешен в пользу кредитора;
- законная сила судебного определения об установлении требований в деле о банкротстве должна включать в себя свойство исключительности, если данным определением спор разрешен в пользу должника;
б) если более комфортные материально-правовые правила в обособленном споре были установлены для должника, то:
- свойство исключительности законной силы судебного определения об установлении требований в деле о банкротстве должно отсутствовать, если данным определением спор разрешен в пользу должника;
- законная сила судебного определения об установлении требований в деле о банкротстве должна включать в себя свойство исключительности, если данным определением спор разрешен в пользу кредитора.
Далее поставим вот какой вопрос: а как поступать, если в обособленном споре были применены несколько материально-правовых норм, одни из которых носили прокредиторскую направленность, а другие - продолжниковую? Да, скорее всего, это довольно редкий казус, но обойти его нельзя - в отличие от применения процессуальных норм, где изначально могут быть заданы какие-то общие цели (например, защита конкурсной массы и противодействие злоупотреблениям отдельных кредиторов), для достижения которых процессуальный регламент "поднастраивается" для нужд одной из спорящих сторон, в случае с применением материально-правовых институтов возможно столкновение разнонаправленных целей.
Здесь, полагаем, необходимо исходить из следующего. Судебное определение об установлении требований выявит, какая из материально-правовых норм (прокредиторская или продолжниковая) послужила основанием для финального вывода об удовлетворении требования кредитора или об отказе. И вот эту-то норму и нужно учитывать для вывода о наличии либо отсутствии свойства исключительности законной силы судебного определения об установлении требований. Речь, по сути, идет о довольно искусственном отсечении всех иных норм, которыми суд хотя и оперировал при мотивировании своего правоприменительного акта, но которые не смогли составить конкуренцию той "основной" норме, что выступила большей посылкой при формулировании итогового вывода.
Поэтому никаких специфических правил для ситуации применения нескольких разнонаправленных материально-правовых норм конструировать не нужно: предложенное нами выше третье специальное правило должно работать и здесь, поскольку ущемленная в субъективных правах сторона определяется исключительно по упомянутой "основной" норме.
Для случая, когда заявление о включении требования кредитора в реестр удовлетворено частично, подход, предложенный ранее для процессуально-правовых отклонений, применим без каких-либо изъятий. Поэтому можно предложить четвертое специальное правило:
если при рассмотрении заявления о включении требования кредитора в реестр применялись иные материально-правовые правила (в сравнении с теми, что подлежали бы применению при рассмотрении в общеисковой процедуре), а требования были удовлетворены частично, то судебное определение об установлении требований в деле о банкротстве, вступившее в законную силу, должно наделяться свойством исключительности:
а) лишь в отношении удовлетворенных требований, если ущемленной в субъективных правах стороной был кредитор;
б) лишь в отношении требований, в удовлетворении которых было отказано, если ущемленной в субъективных правах стороной был должник.
Итак, мы довольно сжато проанализировали такое явление, как последующая конкуренция судебных процедур: на примере судебного определения об установлении требований в деле о банкротстве обнаружилось, что возможные правила, которые разумно и справедливо устанавливали бы механику функционирования конкретных процессуальных "шестерней", довольно тесно связаны с критериями, лежащими в основе выделения иных разновидностей конкуренции (имеется в виду деление по объему процессуальных гарантий у спорящих субъектов и по возможности полноценной реализации материально-правовых средств защиты).
Рамки настоящей статьи не позволяют погрузиться в более основательный анализ явления. Меж тем, видимо, отдельных размышлений требуют вопросы разнонаправленного (по отношению к кредитору и должнику) ограничения процессуальных и материальных прав. Для продолжниковой конструкции применения процессуально-правовых норм, полагаем, нужно обсудить влияние точечных ограничений, сужающих выбор процессуальных инструментов защиты должника <25>. Кроме того, вполне возможно, что какая-то специфика для свойства исключительности законной силы судебного определения об установлении требований должна наблюдаться тогда, когда сам материально-правовой спор после завершения банкротной процедуры подлежит рассмотрению в третейском суде или же в суде иностранном. Для ситуаций, когда свойство исключительности у такого судебного определения отсутствует, необходимо выявить, следует ли при рассмотрении дела, возбужденного по тождественному иску, допускать применение преюдициальных правил, а также учитывать предшествующее процессуальное поведение сторон. Не исключаем, что в самостоятельном анализе нуждаются случаи, когда принятое по обособленному спору судебное определение основано на распорядительных действиях, реализованных слабой стороной <26>. Наконец, требует обсуждения и довольно инструментальный вопрос, связанный с процедурными особенностями выдачи исполнительного документа банкротным судом (для ситуаций, когда ранее требование кредитора было установлено, а предъявление тождественного иска не допускается) <27>. Вероятно, внимательный читатель обнаружит и иные исследовательские лакуны.
--------------------------------
<25> Например, для некоторых ситуаций, на наш взгляд, должно исключаться такое средство защиты должника, как предъявление им в рамках обособленного спора встречного иска (встречного материально-правового требования).
<26> Здесь даже может возникнуть повод для уточнения предложенных выше специальных правил. К примеру, при отказе кредитора от поданного им в банкротный суд заявления об установлении требований спор по существу не разрешается; в то же время в этой ситуации принимается судебный акт, наличие у которого свойства исключительности совсем не очевидно.
<27> Речь, в частности, идет о необходимости проведения судебного заседания, возможности представления сторонами новых доказательств, а также о механизмах инстанционного контроля за действиями банкротного суда по выдаче либо по отказу в выдаче исполнительного документа.