Москва
+7-929-527-81-33
Вологда
+7-921-234-45-78
Вопрос юристу онлайн Юридическая компания ЛЕГАС Вконтакте

О вещном праве собственности и недвижимости

Обновлено 11.06.2024 05:30

 

В статье освещаются юридическое значение, соотношение и развитие категорий права собственности, вещного права и недвижимости в российском гражданском праве. Критически анализируется понятие недвижимости в действующем гражданском законодательстве, в том числе новое регулирование права собственности на здание и строение, сооруженное на чужом земельном участке, и доказывается необходимость признания ограниченного вещного права частного застройщика на земельный участок, находящийся в публичной собственности. Обосновывается неприемлемость для отечественного гражданского права юридических конструкций траста и доверительной собственности, а также расширения объектов вещного права собственности путем включения в них бездокументарных ценных бумаг, безналичных денег и криптовалют.

 

Ключевые слова: вещное право, доверительное управление, здание, земельный участок, имущественные права, недвижимость, обязательственное право, ограниченные вещные права, право пользования, право собственности, строение, частное право.

 

The article highlights the legal significance, correlation and development of the categories of the right to ownership, right in rem and immovable property in Russian civil law. The concept of immovable property in the current civil legislation is critically analysed, including the new regulation of the ownership of a building and structure built on other's land, and the need to recognise the limited right in-rem of a private developer to a land plot being in public property. It justifies the unacceptability for domestic civil law of the legal structures of the trust and trust property, as well as the expansion of objects of real property rights by including therein nondocumentary securities, non-cash money and cryptocurrency.

 

Key words: property law, trust management, building, land plot, property rights, immovable property, law of obligations, limited property rights, the right to use, the right to ownership, structure, private right.

 

1. Право собственности как вещное право

 

Право собственности - центральный институт всякого правопорядка, поскольку именно он юридически оформляет и закрепляет присвоение (принадлежность) основных материальных благ, используемых всеми участниками экономических отношений. На нем базируется дальнейший переход этих благ (их имущественный оборот, товарообмен), для которого присвоение составляет как необходимую предпосылку, так и основной результат.

При этом следует четко различать экономическую и юридическую (прежде всего гражданско-правовую) стороны отношений присвоения, ибо их необоснованное смешение ведет к очевидным негативным последствиям. Дело в том, что экономические формы присвоения юридически выражаются не только в праве собственности или в экономических категориях форм собственности, но и в разнообразных правовых институтах. Давно установлено, что одним только правом собственности "мог бы удовлетвориться только разве самый примитивный экономический быт" <1>. Поэтому гражданско-правовое оформление экономических отношений присвоения (собственности) выходит далеко за рамки и права собственности, и вещного права в целом, выражаясь в различных имущественных правах обязательственного, корпоративного и интеллектуального (исключительного) характера (например, в праве доверительного управления чужим имуществом, в корпоративных правах на имущество хозяйственного общества и т.д.).

--------------------------------

<1> Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. М., 2009. С. 207.

 

Кроме того, необходимо иметь в виду, что право собственности, как и в целом вещное право, в конкретном правопорядке представляет собой в первую очередь результат действия разного рода особенностей национально-исторического развития, а потому в наименьшей степени подвержено процессам унификации (в отличие, например, от той части договорного права, которая оформляет предпринимательский оборот). Достаточно вспомнить англо-американское common law, которому в силу прежде всего исторических причин вообще неизвестно понятие вещного права, растворившееся в общей категории property law, или property rights (имущественное право, или имущественные права), в которой выделяются разнообразные права владения (rights to possession), а full ownership (полная собственность) возможна лишь для движимых вещей (personal property), тогда как на недвижимость (real property) устанавливаются лишь разнообразные владельческие титулы (estates). В свою очередь, такие юридические конструкции и подходы неизвестны континентально-европейскому, в том числе российскому, праву.

В связи с этим не представляется возможным осуществить общий юридический анализ вещного права собственности, сложившегося в континентально-европейских правопорядках, и правового режима собственности (имущества) в common law, хотя общий экономический анализ отношений присвоения в этих разных правовых системах вполне возможен и способен принести известные позитивные результаты (например, в концепции экономического анализа права - economic analysis of law, или Law & Economics).

Таким образом, юридический, прежде всего гражданско-правовой, подход к праву собственности, которое оформляет только определенную часть экономических отношений присвоения (собственности), неизбежно требует учета особенностей исторического развития отечественной правовой системы.

Особенности заключаются в многолетнем отказе от общего понятия вещного права, что было обусловлено первым российским Гражданским кодексом 1922 года, который в связи с отменой частной собственности на землю "упразднил деление имуществ на движимые и недвижимые" (примечание к ст. 21). Поскольку все ограниченные вещные права имеют объектом недвижимые вещи и в отсутствие законодательной категории "недвижимость" теряют смысл, первоначально уцелевшие в этом законе два вещных права (застройки и залога) тоже постепенно исчезли: право застройки судьба недвижимости настигла в 1948 году, а право залога в ГК РСФСР 1964 года превратилось в один из способов обеспечения надлежащего исполнения обязательств, т.е. в институт обязательственного, а не вещного права. При этом потребность в развитом правовом оформлении отношений присвоения (собственности) в огосударствленной плановой экономике значительно сузилась, поскольку сузился и обеднел сам гражданский оборот, более не нуждавшийся в сложных гражданско-правовых (тем более в частноправовых) институтах.

В таких условиях роль вещных прав с тем или иным успехом и стали выполнять "формы собственности", которые до 1990 года (времени принятия перестроечных законов о собственности) имели различный правовой (и не только гражданско-правовой) режим, а значит, и юридический смысл (достаточно вспомнить о существенных различиях в правовом статусе субъектов социалистической и личной собственности и в правовом режиме принадлежащих им объектов) <2>. С принятием союзного и российского законов о собственности 1990 года общепризнанным стал принцип равенства всех форм собственности, который не только лишил понятие "форма собственности" юридического содержания, но и ясно показал сугубо экономическую, а не правовую природу этой категории.

--------------------------------

<2> Категория "формы собственности" была изобретена при подготовке ГК РСФСР 1922 г.: возглавлявший эту работу А.Г. Гойхбарг, отвечая на требования В.И. Ленина "не перенимать старое, буржуазное понятие о гражданском праве... а создавать новое... вырабатывать новое гражданское право" (Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Т. 44. С. 398), указал, что "нам пришлось установить то, чего нет ни в каком буржуазном кодексе, что собственность бывает троякая: собственность государственная, кооперативная и частная" (ст. 52 ГК РСФСР 1922 г.) (цит. по: Новицкая Т.Е. Гражданский кодекс РСФСР 1922 г. М., 2002. С. 71). Примечательно, что в советское время наблюдался постоянный рост количества форм собственности: в ГК РСФСР 1964 г. их стало уже четыре, а в союзном Законе о собственности 1990 г. оно превысило 10.

 

К сожалению, на смену этому экономическому многообразию в российский правопорядок до сих пор так и не пришла четкая система вещных прав, базирующаяся на давно известных, классических (пандектных) подходах (недвусмысленно воспринятых еще дореволюционным проектом Гражданского уложения Российской империи).

Многолетнее законодательное отсутствие вещного права и даже встречавшееся в теоретических работах советского времени прямое отрицание необходимости вещно-правовых категорий неизбежно повлекло и полное отсутствие их изучения, что, в свою очередь, вызвало серьезный разнобой в подходах к их восстановлению в новых рыночных условиях хозяйствования. Некоторые авторитетные цивилисты подвергали сомнению саму возможность разделения имущественных гражданских прав на вещные и обязательственные <3> и даже рассматривали вещное право как литературный образ, а не юридическое понятие, выражая сомнение относительно того, "приживется ли эта категория в нашем законодательстве" <4>. Появилась идея плюрализма прав собственности (почти зеркально отразившая многообразие форм собственности), сторонники которой конструируют разнообразные сложноструктурные модели права собственности, попутно объявив права арендатора вещными, а права залогодержателя - обязательственными <5>. Подобного рода подходы стали своеобразным возмездием за длительное забвение этого основополагающего частноправового института в отечественной цивилистике.

--------------------------------

<3> См., напр.: Брагинский М.И. К вопросу о соотношении вещных и обязательственных правоотношений // Гражданский кодекс России. Проблемы. Теория. Практика: сборник памяти С.А. Хохлова. М., 1998. С. 113 и след.

<4> Гражданское право: учеб. Т. 1 / под ред. А.П. Сергеева, Ю.К. Толстого. 6-е изд. М., 2002. С. 402.

<5> См., напр.: Богданов Е.В. Проблемы права собственности в гражданском законодательстве России // Российская цивилистика в XXI веке: тенденции развития основных институтов гражданского права в современном обществе (посвящается 95-летию со дня рождения В.П. Мозолина): монография. Вып. 2. М., 2022. С. 19 и след.

 

Между тем именно вещное право характеризует гражданское право как частное. Ведь гражданское право советского периода закрепляло большинство традиционных цивилистических конструкций и институтов, в том числе право собственности, виндикацию и негаторный иск, юридические лица и ценные бумаги, сделки и договоры (включая аренду и залог), деликты и наследование и т.д. Разумеется, в нем отсутствовал ряд присущих высокоразвитому гражданскому обороту категорий, таких, например, как хозяйственные общества, бездокументарные ценные бумаги или договоры финансирования под уступку денежного требования. Но ведь и в действующем законодательстве правовой статус хозяйственных обществ далеко не бесспорен, а нормы о договорах лизинга и факторинга до сих пор отсутствуют в зарубежных европейских кодификациях гражданского права.

Чем же тогда советское гражданское право принципиально отличалось от современного российского гражданского (частного) права? Именно тем, что оно не было частным правом, а это качество гражданскому праву континентально-европейского типа придает именно вещное право, которое немыслимо в отсутствие законодательного признания недвижимости (поскольку лишь режим недвижимых вещей, прежде всего использование земельных участков, должен опираться на систему ограниченных вещных прав, неизбежно отсутствующую в условиях национализации земли). Этим обусловлено принципиальное значение последовательного признания вещного права как в законодательном, так и научно-теоретическом развитии.

 

2. Реформа вещного права и правовой режим недвижимости

 

К сожалению, законодательное развитие отечественного правопорядка в части вещного права пока серьезно отстает от теоретических исследований. Между тем развитое рыночное хозяйство предполагает "необходимость создания полноценной системы ограниченных вещных прав, которая могла бы удовлетворить потребности участников гражданского оборота также в основанном именно на вещном праве (максимально стабильном и защищенном) режиме пользования чужим имуществом" <6>. Концепция развития гражданского законодательства РФ 2009 года стала основой проекта новой редакции действующего ГК РФ (в том числе его раздела II, посвященного вещному праву), который был разработан и одобрен Советом по кодификации и в апреле 2012 года принят Государственной Думой в первом чтении.

--------------------------------

<6> Концепция развития гражданского законодательства Российской Федерации / вступ. ст. А.Л. Маковского. М., 2009. С. 72. Указанная Концепция была создана рабочей группой Совета при Президенте РФ по кодификации и совершенствованию гражданского законодательства (далее - Совет по кодификации) во исполнение Указа Президента РФ от 18.07.2008 N 1108 "О совершенствовании Гражданского кодекса Российской Федерации" и одобрена Президентом РФ 13.10.2009. На этом же подходе основывалась и предшествовавшая ей Концепция развития законодательства о вещном праве.

 

Но после этого данный единый законопроект был разделен на несколько отдельных, самостоятельных частей, причем дальнейшее рассмотрение той его части, которая касалась вещного права, постоянно отодвигалось и в конечном счете завершилось в 2021 году дополнением действующего ГК РФ двумя небольшими новыми главами - главой 6.1 "Недвижимые вещи" и главой 17.1 "Право собственности и другие вещные права на здания, сооружения, объекты незавершенного строительства и машино-места" (в действительности ни о каких вещных правах эта глава даже не упоминает) <7>. На этом начатую еще в 2012 году общую реформу ГК РФ, очевидно, можно считать завершенной, а последний вариант законопроекта о новой редакции раздела II ГК РФ, разработанный Советом по кодификации и одобренный им 5 декабря 2019 года <8>, рассматривать в качестве памятника юридической мысли.

--------------------------------

<7> См.: Федеральный закон от 21.12.2021 N 430-ФЗ "О внесении изменений в часть первую Гражданского кодекса Российской Федерации".

<8> См.: О проекте федерального закона N 47538-6/5 "О внесении изменений в часть первую Гражданского кодекса Российской Федерации" (во втором чтении) // Экспертные заключения Совета при Президенте Российской Федерации по кодификации и совершенствованию гражданского законодательства. 2019 г. Материалы IX Международной научно-практической конференции "Гражданское право России. Итоги года". 24 декабря 2019 г. М., 2019. С. 543 и сл.

 

Что же касается изменений в ГК РФ, внесенных в него Федеральным законом от 21 декабря 2021 года N 430-ФЗ, они практически ни в коей мере не основываются ни на Концепции развития гражданского законодательства 2009 года, ни на законопроекте Совета по кодификации 2019 года. Из них, впрочем, можно узнать о том, что "здания и сооружения создаются в результате строительства" (п. 1 ст. 141.3 ГК РФ), а также о том, что "при государственной регистрации прав на образованные в здании или сооружении помещения и (или) машино-места право собственности на здание, сооружение в целом прекращается" (п. 1 ст. 287.2 ГК РФ). Видимо, это происходит по причине прекращения существования самого объекта этого права, т.е. юридического исчезновения здания или сооружения вследствие превращения его в совокупность отдельных, вполне самостоятельных объектов недвижимости - помещений и машино-мест (причем для этого теперь достаточно государственной регистрации права собственности хотя бы на одно находящееся в здании помещение или машино-место). Абсурдность таких правил неизбежно следует из окончательного признания отечественным законодателем множественности объектов недвижимости, в том числе и таких, которые ранее никогда не были известны ни отечественному, ни зарубежному праву (например, объекты незавершенного строительства).

Вместе с тем, рассматривая категорию "недвижимость" в российском праве, мы должны признать, что при ее восстановлении (последовавшем в п. 2 ст. 4 Основ гражданского законодательства Союза ССР и Республик 1991 года) ее значение было недооценено, а в основу этого понятия сразу же был положен принцип множественности объектов недвижимости, базировавшийся на традиционных для отечественного права формулировках дореволюционного законодательства <9>, далеко не во всем соответствовавшего классическим (пандектным) подходам и впоследствии ухудшенного современным законодателем <10>.

--------------------------------

<9> См.: Научно-практический комментарий к части первой Гражданского кодекса Российской Федерации для предпринимателей. 2-е изд. М., 1999. С. 235 - 240 (автор комментария - М.И. Брагинский).

<10> См.: Суханов Е.А. Понятие недвижимости в Законопроекте о вещном праве // Проблемы осуществления и защиты гражданских прав: сборник статей к 100-летию со дня рождения проф. В.П. Грибанова. М., 2021. С. 58 - 71; Он же. Еще раз о недвижимости и о вещном праве // Проблемы гражданского права в судебной и законотворческой практике: сборник статей, посвященных юбилею проф. В.В. Витрянского. М., 2021. С. 339 - 351.

 

В то же время инициаторы отмены данного понятия в ГК 1922 года четко сознавали ее вполне определенную социально-политическую направленность. По словам тогдашнего наркома юстиции Д.И. Курского, выступавшего на III сессии ВЦИК РСФСР при обсуждении проекта Гражданского кодекса 1922 года, недвижимая собственность как связь частной собственности с землей исключена из области тех уступок, которые пролетариат мог предоставить буржуазии, "мы предоставляем право собственности на строения, но не предоставляем прав на участки под этими строениями". Следовательно, в условиях полной национализации земли исключение недвижимости, а затем и вещных прав из гражданского законодательства было вполне логичной, продуманной мерой.

Однако в результате отрыв права собственности на здание (строение) и на земельный участок под ним, неизбежный в условиях исключительной собственности государства на землю, не только сохранился до наших дней (поскольку примерно 90% земельных ресурсов России находится в государственной и муниципальной собственности), но и стал незыблемой основой действующего в этой области и прошедшего через существенные реформы современного гражданского права.

Более того, он укоренился в доктрине и правоприменительной практике, теперь воспринимающих этот разрыв как нечто само собой разумеющееся (даже несмотря на закрепленный в подп. 5 п. 1 ст. 1 Земельного кодекса РФ принцип единства судьбы земельных участков и прочно связанных с ними объектов).

С этих позиций следует оценивать принципиальное значение нового правила ст. 287.1 ГК РФ, ставшего действительно важной новеллой ГК РФ. В соответствии с ним действие классического правового принципа "строение следует за землей" (superficies solo cedit) <11> теперь по общему правилу распространяется лишь на случаи возведения строения на земельном участке, находящемся в частной собственности (ст. 287.1 ГК РФ), что соответствует традиционному частноправовому подходу. Но при застройке земельного участка, находящегося в публичной собственности, строение по общему правилу переходит в собственность застройщика ("лица, которому земельный участок предоставлен для создания соответствующей недвижимой вещи") (ст. 287.1 ГК РФ), что также вполне соответствует социально-экономической и правовой ситуации, исторически сложившейся в отечественном правопорядке.

--------------------------------

<11> Он выводится путем общепринятого толкования одного из высказываний Гая: "Мы называем суперфициарными зданиями те, которые расположены на арендованной земле, право собственности на которые и по цивильному, и по естественному праву принадлежит тому же, кому и земля" (D.43.XVIII.2; Дигесты Юстиниана / отв. ред. Л.Л. Кофанов. Т. VI. Полутом 2. М., 2005. С. 355). Дело в том, что "здания, прочно (фундаментом) прикрепленные к земле, по римскому воззрению не являются самостоятельными вещами, но считаются составными частями почвы - solum, а потому... принадлежат всегда в собственность собственнику земли"; "нельзя иметь права собственности на строение, не имея права собственности на землю, на которой оно стоит: дом, по римскому воззрению, есть составная часть почвы", притом что римское право знало "такое вещное право пользования чужой землей, которое дает возможность наследственно обладать на чужой земле зданием и передавать это обладание другим лицам", - суперфиций (Хвостов В.М. Система римского права: учеб. М., 1996. С. 129, 324).

 

Однако при этом остается без прямого и ясного ответа принципиально важный вопрос: какой же титул на земельный участок, находящийся в публичной собственности, приобретает его застройщик, ставший собственником возведенного на нем строения? Пункт 5 ст. 287.3 ГК РФ предоставляет ему право требовать (видимо, от публичного собственника земельного участка) передачи ему в собственность или во временное владение и пользование или только во временное пользование земельного участка, необходимого для использования принадлежащей ему недвижимой вещи (т.е. по крайней мере части соответствующего чужого земельного участка), но лишь в случаях и в порядке, которые предусмотрены специальным законом.

В первой ситуации речь, по сути, может идти об одной из форм приватизации земли (глава V.1 Земельного кодекса РФ) <12>, в двух других - об имущественных правах временного владения и пользования или только временного пользования земельным участком. Поскольку их содержание не раскрыто и они не упомянуты в качестве вещных прав в п. 1 ст. 216 ГК РФ, следует предположить, что подразумеваются права арендатора вещи, которая также предоставляется во временное владение и пользование или во временное пользование (сравни ч. 1 ст. 606 ГК РФ и п. 1 ст. 650, п. 1 ст. 652 и п. 1 ст. 656 ГК РФ, посвященные аренде таких видов недвижимых вещей, как здания, сооружения и предприятия). Содержание данных прав и порядок их осуществления установлены гражданским законодательством <13>. В пользу этого вывода говорит и отсутствие в Земельном кодексе РФ каких-либо юридических титулов на земельные участки, кроме прав собственности, аренды и сервитутов <14>.

--------------------------------

<12> Статья 39.20 ЗК РФ предоставляет собственнику здания или строения, расположенного на земельном участке, находящемся в публичной собственности, исключительное право на приобретение такого участка в собственность (т.е. на его приватизацию) или в аренду. Кроме того, любой собственник здания или строения, расположенного на чужом земельном участке (находящемся как в частной, так и в публичной собственности), имеет преимущественное право на его покупку или аренду (п. 3 ст. 35 ЗК РФ).

<13> При этом срок возможной аренды чужого земельного участка колеблется в диапазоне от 3 до 10 или 20 лет при его застройке, до 49 лет - при его аренде собственником уже существующего здания или сооружения (п. 8 ст. 39.8 ЗК РФ). Несогласованность норм гражданского и земельного законодательства, имеющих общий предмет, тоже не говорит в пользу их глубокой обоснованности.

<14> Собственникам строений в особых случаях может так же предоставляться право безвозмездного пользования обязательственного характера (ст. 24 и 39.10 ЗК РФ). Классический частный сервитут серьезно искажен правилами о публичном сервитуте (подп. 2 и 3 ст. 23 и гл. V.7 ЗК РФ), что говорит о непонимании современным отечественным законодателем частноправового существа этой гражданско-правовой категории. Стремление к ликвидации возникших в гражданском законодательстве прав пожизненного наследуемого владения и постоянного бессрочного пользования земельными участками (ср.: п. 1 ст. 216, ст. 265 и 268 ГК РФ и ст. 3 Федерального закона от 25.10.2001 N 137-ФЗ "О введении в действие Земельного кодекса Российской Федерации") ясно показывает его отрицательное отношение к самой категории ограниченных вещных прав (хотя особое вещное право постоянного бессрочного пользования публичными земельными участками для некоторых юридических лиц пришлось восстановить в ст. 39.9 ЗК РФ).

 

Кроме того, действующее правило п. 1 ст. 271 ГК РФ предоставляет право пользования чужим земельным участком собственнику расположенной на нем недвижимой вещи, у которого отсутствует какой-либо иной титул на землю. Таким образом, данное право имеет характер резервного, и изначально, при принятии первой части ГК РФ в 1994 году, оно предусматривалось на случай (к сожалению, вполне возможный в отечественном правопорядке), если законный собственник строения формально не обладает каким-либо титулом на земельный участок (ибо в советское время такое "пользование" обычно оформлялось административно-правовым актом землеотвода, следы которого могут быть утрачены в ходе различных социальных преобразований), а для подтверждения условий появившейся теперь приобретательной давности требуются вынесение судебного решения и последующая государственная регистрация права.

Однако содержание названного права пользования ни в первоначальной, ни в действующей (обновленной) редакции ГК РФ тоже не раскрыто, и оно не названо в числе вещных прав (п. 1 ст. 216 ГК РФ), хотя ему придано правомочие следования (абз. 2 п. 2 ст. 271 ГК РФ), что косвенно может говорить о его вещном характере. При этом в п. 2 ст. 287.3 ГК РФ имеется отсылка к ст. 271 ГК РФ, упоминающая о "праве пользования" у собственника здания или сооружения, находящегося на чужом (чаще всего публичном) земельном участке, но в объеме, необходимом для обеспечения ему доступа к своей недвижимости (т.е. речь снова идет лишь о части земельного участка).

В любом случае из п. 2 ст. 287.3 ГК РФ прямо следует, что при отсутствии у частного собственника здания или сооружения, находящегося на государственном или муниципальном земельном участке, какого-либо вещного или обязательственного (арендного) титула на землю он может считаться его пользователем в соответствии с п. 1 ст. 271 ГК РФ, сохранившим свой резервный (субсидиарный) характер.

Вместе с тем современный отечественный законодатель, которого невозможно упрекнуть в чрезмерной приверженности классическим юридическим конструкциям и подходам, не пожелал воспользоваться четким решением этих и многих других правовых вопросов землепользования, закрепленных в упомянутом проекте новой редакции раздела II ГК РФ, подготовленного в 2019 году рабочей группой Совета по кодификации (предусматривавшим также необходимость его согласования с Земельным, Жилищным и Градостроительным кодексами). Тем не менее следует напомнить об опыте развития римского частного права, показавшем, что долгосрочная обязательственная аренда земли (от 49 и более лет) неизбежно превращается в бессрочное вещное право, что подтверждает научный анализ происхождения и развития институтов эмфитевзиса (пожизненной наследуемой аренды) и суперфиция (долгосрочного права использования земельных участков для застройки, впоследствии ставшего правом застройки чужого земельного участка) <15>. Таковым неизбежно станет и любое право пользования земельным участком, находящимся в государственной и муниципальной собственности и переданным под застройку.

--------------------------------

<15> См., напр.: Копылов А.В. Вещные права на землю в римском, русском дореволюционном и современном российском гражданском праве. М., 2000. С. 79 и след.; 129 и след.

 

В целом же можно лишь с сожалением констатировать, что в современном отечественном вещном праве, как и в советское время, отсутствует сколько-нибудь развитая, продуманная система ограниченных вещных прав, результатом чего стало недостаточное либо противоречивое регулирование важнейших, основополагающих отношений присвоения таких недвижимых вещей, как земельные участки.

 

3. Перспективы института права собственности

 

Классическое (континентально-европейское, пандектное) понимание права собственности как наиболее широкого по содержанию вещного права, на котором традиционно базировалось отечественное гражданское право, еще в конце прошлого века стало подвергаться определенной эрозии, размываться главным образом под воздействием политэкономических взглядов, а также получившей значительное распространение не только в экономических, но и в юридических исследованиях концепции экономического анализа права (Law & Economics). В ней под термином Law имеется в виду исключительно англо-американское common law с присущим ему отсутствием вещных прав и ключевым значением прав владения (rights to possession) и траста (trust).

Последний представляет собой институт права справедливости (law of equity), которое, будучи реликтом Средневековья, именно благодаря трасту сохранилось до наших дней. Достаточно упомянуть о том факте (нередко игнорируемом отечественными исследователями), что американские корпорации обычно являются не собственниками своего имущества, а лишь управляющими им трасти (trustee), обязанными действовать в интересах своих участников-бенефициаров (shareholders, beneficiary), чем и объясняются многие особенности их правового статуса, далеко не всегда осмысленно переносимые в российский правопорядок. Очевидно, что все эти исторически сложившиеся своеобразные правовые конструкции не приспособлены к беспрепятственному применению в правопорядках континентально-европейского типа, на что уже неоднократно обращалось внимание в отечественной цивилистической литературе. Не случайно ни в международно-правовых актах <16>, ни в законодательстве и правоприменительной практике континентально-европейских государств траст не рассматривается в качестве вещно-правового института или особого вида права собственности.

--------------------------------

<16> Так, нормы о трастах, содержащиеся в европейском Соглашении о праве, применимом к трасту, и о его признании (Гаагское соглашение о трасте от 01.07.1985), в Принципах европейского трастового права (Гаага, 1999) и в Принципах, определениях и модельных правилах европейского частного права 2009 г. (Principles, Definition and Model Rules of European private Law - Draft Common Frame of reference, DCFR), по содержанию существенно отличаются от англо-американских правил о трастах (английских Trustee Act 2000 г. и Trusts of Land and Appointment of Trustee Act 1996 г., а также американских Uniform Trustees' Powers Act 1964 г. и Uniform Trust Code 2000 г.).

 

Иное дело, что в попытках перенесения траста на европейскую почву в действительности отразилась объективная потребность в гражданско-правовом оформлении отношений по управлению некоторыми видами имущества с особым правовым режимом (недвижимыми вещами, ценными бумагами и т.п.), т.е. в таком осуществлении права собственности, при котором собственник, передавая свое имущество третьим лицам, прямо или косвенно сохранял бы свое право на него и обеспечивал свой имущественный интерес, а контрагенты не подвергались бы опасности оспаривания сделок, совершенных ими в отношении такого имущества. Но и эта потребность удовлетворяется не механическим переносом (рецепцией) в отечественное законодательство чужеродных правил и юридических конструкций, а путем тщательного изучения генетически близкого опыта правового развития и выработки на этой основе новых институтов, отсутствовавших в прежнем правопорядке (поскольку ранее он и не испытывал в них надобности).

В российском гражданском праве этим целям служит договор доверительного управления имуществом (глава 53 ГК РФ). Его основной инициатор и разработчик В.А. Дозорцев изначально задумывал этот договор как противовес активным попыткам внедрения в отечественное законодательство траста в его англо-американском понимании. Он полагал, что "в других системах права, в том числе и российском праве, нет оснований для применения этой сложной, запутанной системы, нет в них и механизма, позволяющего применить эту систему... но есть возможность строить отношения на четкой и единой, не раздваивающейся правовой основе, на системе обязательственных отношений" <17>.

--------------------------------

<17> См.: Дозорцев В.А. Доверительное управление имуществом (гл. 53) // Гражданский кодекс Российской Федерации. Часть вторая. Текст, комментарии, алфавитно-предметный указатель / под ред. О.М. Козырь, А.Л. Маковского, С.А. Хохлова. М., 1996. С. 531.

 

Отношения, основанные на договоре доверительного управления, носят сугубо обязательственно-правовой, но не вещный характер. В соответствии с п. 4 ст. 209 и абз. 2 п. 1 ст. 1012 ГК РФ передача имущества в доверительное управление не влечет перехода права собственности на него к доверительному управляющему, у которого, следовательно, не появляется никакой доверительной собственности на переданное ему имущество учредителя управления. Речь здесь, таким образом, идет об одном из обязательственно-правовых способов осуществления права собственности, а не о каком-то новом вещном праве или о разновидности вещного права собственности <18>.

--------------------------------

<18> Хотя бы потому, что в соответствии с п. 1 ст. 1013 ГК РФ объектами доверительного управления могут быть различные имущественные права (в том числе исключительные или удостоверенные бездокументарными ценными бумагами), тогда как объектами вещных прав, включая право собственности, могут быть только индивидуально-определенные вещи.

 

Так, в германском праве исторически сформировалась фидуциарная передача имущества в чьи-либо надежные руки (zu treuen ), влекущая появление у управляющего так называемой фидуциарной, или доверительной, собственности (fiduziarisches Eigentum, Treuhandeigentum), при которой находящееся в управлении имущество, в частности, может стать объектом взыскания кредиторов учредителя, но не управляющего (что косвенно свидетельствует о сохранении прав на такое имущество), а последний может использовать переданное ему в управление имущество только в пределах, заранее согласованных с учредителем <19>. Но поскольку подобным имуществом могут быть не только вещи, но и права требования, некоторые ограниченные вещные права, доли участия в корпорациях, патентные и иные исключительные права, здесь принято более точно говорить не о доверительной собственности, а о доверительном юридическом обладании имуществом ( Rechtsinhaberschaft).

--------------------------------

<19> См. особенно: Baur J.F., Sachenrecht. 18. Aufl., 2009. S. 23 - 24.

 

Институт Treuhand исторически известен также австрийскому и швейцарскому праву, где эти отношения обычно рассматриваются как разновидность представительства, общие нормы о котором по аналогии применяются к этому правовому режиму <20>. Никаких вещных элементов Treuhand не содержит и вполне укладывается в рамки обязательственного права. Аналогичный подход закреплен и некоторыми новейшими восточноевропейскими кодификациями гражданского права <21>. Такого же рода институты можно обнаружить во французском и итальянском гражданском праве <22>. Важно подчеркнуть, что все они не были механически заимствованы из зарубежных правопорядков, а стали продуктом длительного национально-исторического развития, что и содействовало их последующему успешному применению.

--------------------------------

<20> См., напр.: Koziol H., Welser R., Grundriss des Rechts. Band I. Allgemeiner Tail. Sachenrecht. Familienrecht. 13. Aufl. Wien, 2006. S. 219 - 220; Schwenzer I. Schweizerisches Obligationenrecht. Allgemeiner Teil. Dritte Aufl. Bern, 2003. S. 195.

<21> Так, новый ГК Чехии 2012 г. в § 1400 - 1447 предусмотрел институт управления чужим имуществом ( cizigo majetku), прямо указав в абз. 2 § 1400, что управляющий им действует "в качестве представителя собственника", порождая тем самым "представительство особого вида" (et al. zakonik s aktualizovanou. Ostrava, 2012. Str. 580).

<22> Речь идет о французском фидуциарном управлении (ст. 2011 - 2015 ГК Франции в ред. Закона от 19.02.2007 N 2007-211), основой для которого во многом послужили нормы о доверительном управлении чужим имуществом, впервые предусмотренные ст. 1299 - 1370 ГК Квебека 1991 г., а также об итальянских доверительных (или фидуциарных) сделках по управлению имуществом (вещами) в интересах и по указанию отчуждателей с обязательством его возврата (negotio fiduciario) (см.: Eccher B., Schurr F.A., Christandl G. Handbuch Italienisches Zivilrecht. Wien, 2009. S. 311 - 314).

 

Подобным же институтом обязательственного, а не вещного права является известная германскому гражданскому праву обеспечительная передача права собственности, в силу которой право собственности на проданную вещь переходит к ее приобретателю не безусловно, а в обеспечение погашения его долга продавцу и потому может вернуться к покупателю при неуплате долга (в странах common law аналогичную роль выполняет институт резервирования титула собственности) <23>. Ее использование само по себе никак не влияет на содержание и осуществление вещного права собственности.

--------------------------------

<23> См. об этом: Сарбаш С.В. Обеспечительная передача правового титула // Вестник гражданского права. 2008. N 1; Зикун И.И. Конструкция титульного обеспечения в гражданском праве: основные проблемы // Вестник гражданского права. 2016. N 2.

 

В литературе отмечается общая тенденция расширения объектов права собственности за счет включения в их число наряду с традиционно понимаемыми вещами различных невещественных (нематериальных) объектов (бестелесного имущества) в виде, например, бездокументарных ценных бумаг, клиентеллы, патентов и ноу-хау и т.п. <24>. Это относится и к неоправданному применению режима вещных прав к новым объектам гражданского оборота, не являющимся индивидуально-определенными и физически осязаемыми вещами (на которые рассчитан классический вещно-правовой режим и которые остаются основными объектами гражданских прав даже в условиях развития цифровизации, использования IT-технологий и появления иных нематериальных объектов гражданских прав).

--------------------------------

<24> См., напр.: Гражданское и торговое право зарубежных государств: учеб. в 2 т. / отв. ред. А.С. Комаров, А.А. Костин, О.Н. Зименкова, Е.В. Вершинина. Т. 1. Общая часть. М., 2019. С. 338 - 339.

 

В связи с этим стоит напомнить об имевшей место в отечественной правоприменительной практике неудачной попытке "виндикации бездокументарных ценных бумаг" <25>, которая в силу своей бесполезности и неэффективности той же практикой в итоге была заменена правилами о восстановлении корпоративного контроля (п. 3 ст. 65.2 ГК РФ в редакции Федерального закона от 5 мая 2014 года N 99-ФЗ) <26>. Таким образом, вновь была показана невозможность применения традиционных способов вещно-правовой защиты, характеризующих существо классического вещно-правового режима, к иным объектам, на которые он не рассчитан.

--------------------------------

<25> См.: п. 7 Обзора практики разрешения споров по сделкам, связанным с размещением и обращением акций, утв. Информационным письмом Президиума ВАС РФ от 21 апреля 1998 г. // Вестник ВАС РФ. 1998. N 6. Теоретическое обоснование этой позиции см., напр.: Степанов Д.И. Защита прав владельца ценных бумаг, учитываемых записью на счете. М., 2004.

<26> См.: Сарбаш С.В. Восстановление корпоративного контроля // Вестник гражданского права. 2008. N 4.

 

Это же следует сказать не только о бездокументарных ценных бумагах в целом, которые в качестве действительно нового объекта гражданского оборота, безусловно, нуждаются в новом особом правовом режиме (не имеющем ничего общего, кроме неудачно используемой терминологии, с режимом обычных, документарных ценных бумаг), но и о безналичных деньгах (теперь прямо отнесенных ст. 128 ГК РФ к имущественным правам), и о криптовалютах. Последние в существующем виде вообще не являются ни деньгами, поскольку не обладают обязательным для денег качеством законного платежного средства (абз. 1 п. 1 ст. 140 ГК РФ, ч. 2 ст. 29 и ч. 2 ст. 30 Закона о Центральном банке РФ <27>), ни официальной денежной единицей (валютой), которой в силу ч. 1 ст. 75 Конституции РФ и ч. 1 ст. 27 Закона о Центральном банке РФ является только рубль (в виде наличных денег (купюр или монет), а не биткоин и не цифровой рубль). Юридически, с гражданско-правовых позиций, они представляют собой лишь особые новые способы (формы) безналичных расчетов, правовой режим которых пока укладывается в рамки обязательственного права <28>.

--------------------------------

<27> Федеральный закон от 10.07.2002 N 86-ФЗ "О Центральном банке Российской Федерации (Банке России)".

<28> Подробнее об этом см., напр.: Суханов Е.А. О гражданско-правовой природе "цифрового имущества" // Вестник гражданского права. 2021. N 6. С. 24 - 26.

 

Таким образом, вещное право собственности до сих пор успешно сохраняется в правопорядках, основанных на развитом рыночном хозяйстве и оформляющих сложный современный имущественный оборот. Поэтому нет оснований говорить ни о кризисе классических вещно-правовых подходов, ни об их смешении с обязательственно-правовыми институтами, как нет и необходимости искусственного расширения сферы их действия. Напротив, попытки отойти от традиционной трактовки права собственности как вещного права в континентально-правовых системах ведут лишь к появлению неоправданных сложностей и недоразумений в правоприменительной практике.