Защита интересов арбитражного управляющего во взыскании расходов, понесенных им в деле о банкротстве, при уступке кредитором-заявителем своего права требования
В 2023 году Судебной коллегией по экономическим спорам Верховного Суда Российской Федерации были приняты два важных определения, касающиеся защиты интересов арбитражных управляющих. Верховный Суд Российской Федерации указал, что уступка права требования кредитором-заявителем иному лицу влечет и кумулятивный перевод долга такого кредитора-заявителя по возмещению арбитражному управляющему расходов, понесенных им в деле о банкротстве. Автор статьи раскрывает, какие подходы по данному вопросу существуют в судебной практике, а также предлагает свою модель защиты интересов арбитражного управляющего.
Ключевые слова: банкротство, перевод долга, цессия, арбитражный управляющий, расходы арбитражного управляющего.
В 2023 году Верховным Судом Российской Федерации (далее - ВС РФ) были приняты два Определения <1>, в которых поднималась проблема защиты арбитражного управляющего от злоупотреблений со стороны кредиторов-заявителей, стремящихся путем отчуждения своего права требования избежать обязанности по возмещению арбитражному управляющему расходов. Поскольку рассмотренные ВС РФ дела во многом схожи, мы раскроем фабулу лишь одного из них.
--------------------------------
<1> Определения Судебной коллегии по экономическим спорам ВС РФ от 22.08.2023 N 308-ЭС23-7985 и от 11.12.2023 N 307-ЭС23-16554.
Фабула дела
В рамках дела о банкротстве общества один из конкурсных кредиторов (цедент), одновременно являвшийся заявителем по делу о банкротстве, уступил свое право требования к должнику в размере 335 962 рублей 50 копеек компании (цессионарий) за встречное предоставление в размере 10 000 рублей.
Цедент обратился в суд с заявлением о замене его на правопреемника - цессионария. Суды трех инстанций данное заявление удовлетворили. Против этого возражал конкурсный управляющий, поскольку согласно статье 59 Федерального закона от 26.10.2002 N 127-ФЗ "О несостоятельности (банкротстве)" (далее - Закон о банкротстве) конкурсный кредитор, являющийся заявителем по делу о банкротстве, обязан погасить расходы по делу о банкротстве, если они не были погашены за счет имущества должника; удовлетворение данных требований конкурсного управляющего за счет нового конкурсного кредитора, получившего право требования к должнику в результате цессии, невозможно, поскольку цессионарий не обладает никаким имуществом, а в Единый государственный реестр юридических лиц внесена запись о прекращении деятельности данного юридического лица; к тому же цессия привела и к переводу долга, что без согласия кредитора, то есть конкурсного управляющего, невозможно.
ВС РФ отказал в удовлетворении кассационной жалобы управляющего, однако отметил при этом, что поскольку конкурсный управляющий не давал согласия на перевод обязательств заявителя по делу о банкротстве, то цедент и цессионарий несут солидарную ответственность по требованиям, возникшим до замены кредитора, так как передача права требования в данном случае приводит к кумулятивному переводу долга кредитора-заявителя по возмещению расходов управляющего. В обоснование своей позиции Судебная коллегия по экономическим спорам ВС РФ сослалась на статьи 391 и 392.3 Гражданского кодекса Российской Федерации (далее - ГК РФ), а также на абзац второй пункта 29 Постановления Пленума ВС РФ от 21.12.2017 N 54 "О некоторых вопросах применения положений главы 24 Гражданского кодекса Российской Федерации о перемене лиц в обязательстве на основании сделки" (далее - Постановление N 54).
Постановка проблемы
Согласно пункту 3 статьи 59 Закона о банкротстве в случае отсутствия у должника средств, достаточных для погашения расходов по делу о банкротстве, кредитор-заявитель обязан погасить указанные расходы в части, не погашенной за счет имущества должника, за исключением расходов на выплату суммы процентов по вознаграждению арбитражного управляющего.
В силу правовой позиции, предусмотренной абзацем третьим пункта 6 Постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации (далее - ВАС РФ) от 22.06.2012 N 35 "О некоторых процессуальных вопросах, связанных с рассмотрением дел о банкротстве", к лицу, приобретшему требования заявителя, переходят также связанные со статусом заявителя права и обязанности в деле о банкротстве, в том числе предусмотренные статьей 59 Закона о банкротстве. Следовательно, передача прав требования заявителя по делу о банкротстве непосредственным образом влияет на права управляющего, поскольку влечет за собой изменение лица, чья имущественная масса в конечном счете станет источником удовлетворения требований управляющего по выплате его вознаграждения и (или) погашению соответствующих расходов по делу о банкротстве.
При отсутствии серьезных политико-правовых оснований к иному выводу правопорядок не признает за участником гражданского оборота возможности своим односторонним действием ухудшить положение иного лица, в том числе снизить для последнего гарантии исполнения по принадлежащим ему притязаниям. Исходя из этого, гражданское право должно обеспечить арбитражному управляющему адекватный правовой механизм защиты его интересов в возмещении расходов по делу о банкротстве.
Варианты решения проблемы
Было бы неверно утверждать, что российское право не пыталось отыскать механизм защиты интересов управляющих в предшествующие годы. В судебной практике был выработан ряд возможных подходов к решению поставленной проблемы.
Полный запрет передачи права требования кредитором-заявителем по делу о банкротстве при отсутствии согласия управляющего
Коль скоро переход статуса заявителя по делу о банкротстве к новому кредитору по существу означает перевод долга по требованиям управляющего, к соответствующим отношениям можно помыслить применение положений § 2 главы 24 ГК РФ.
В силу пункта 2 статьи 391 ГК РФ перевод должником своего долга на другое лицо допускается с согласия кредитора и при отсутствии такого согласия является ничтожным. Из изложенного можно было бы сделать вывод, что при отсутствии согласия арбитражного управляющего заявитель по делу о банкротстве не вправе передать свои права требования иному лицу.
Примерами применения подобной логики в некоторой степени могут послужить Постановления Арбитражного суда Северо-Западного округа от 17.08.2022 по делу N А13-11159/2015 и от 06.07.2018 по делу N А56-27489/2016.
Вместе с тем подобный правовой подход нельзя признать удовлетворительным. Применительно к поставленной проблеме интерес управляющего ограничен исключительно тем, чтобы гарантии исполнения его требований как минимум не были ниже тех, которые существовали до отчуждения кредитором-заявителем права требования к должнику.
Предложенное выше решение, основанное на полном запрете уступки требований заявителя без согласия управляющего, по сути, предоставляло бы арбитражному управляющему модель абсолютной защиты его права (property rule). Между тем доктрине гражданского права известен принцип, согласно которому основанием для отступления от общего правила абсолютной защиты субъективных прав к моделям компенсационной защиты (liability rule) может послужить стремление правопорядка к сокращению трансакционных издержек на оборот <2>.
--------------------------------
<2> Карапетов А.Г. Модели защиты гражданских прав: экономический взгляд // Вестник экономического правосудия Российской Федерации. 2014. N 11. С. 31 - 32.
В рассматриваемом случае управляющий, осознавая обязательный характер выдаваемого им согласия на соответствующую цессию, может потребовать неадекватную компенсацию за свое волеизъявление и тем самым затруднить оборот прав требований, осложненных статусом заявителя по делу о банкротстве, без каких-либо весомых к тому оснований. Следовательно, защита интересов управляющего должна быть обеспечена по модели компенсационной защиты (сохранение за ним гарантий исполнения его прав требований не ниже, чем они существовали на момент заключения договора цессии, однако без лишения последнего юридической силы в случае отсутствия согласия управляющего).
Отказ в правопреемстве при недобросовестной передаче права требования кредитором-заявителем
Основанием для отказа в правопреемстве могла бы послужить ничтожность договора цессии по правилам статьи 10 ГК РФ.
Подобный подход, например, был реализован в Постановлении Арбитражного суда Уральского округа от 06.03.2023 по делу N А60-13348/2017: "...учитывая, что конкурсный управляющий, будучи текущим кредитором, согласия на заключение данной сделки не давал, [цессионарий] не обосновал экономическую целесообразность приобретения права требования к должнику непосредственно после оглашения резолютивной части о завершении производства по делу о банкротстве... исходя из недоказанности наличия у [цессионария] финансовой возможности исполнения обязательств заявителя по делу о банкротстве. [суды] констатировали, что, заключая договор, стороны не исходили из какого-либо коммерческого или экономического интереса в купле-продаже имущественных прав, а преследовали цель освободить [цедента] от обязательств заявителя по делу, перевести указанный долг на иное лицо, имеющее значительный размер неисполненных обязательств и не имеющее реального дохода и имущества; в рассматриваемом случае имеется явный и очевидный сговор между участниками рассматриваемых правоотношений. Исходя из изложенного, признав, что договор цессии... носит мнимый характер, заключен при злоупотреблении правом, суды правомерно отказали в удовлетворении заявления [о правопреемстве]...".
Арбитражный суд Волго-Вятского округа также неоднократно высказывал позицию, согласно которой правило о переходе к новому кредитору обязательств по удовлетворению требований управляющего не является безусловным. В частности, в случае установления судом злоупотребления цедентом своими правами в защите его права, связанного с переходом его обязанностей заявителя в деле о банкротстве, может быть отказано (Постановления Арбитражного суда Волго-Вятского округа от 29.08.2022 по делу N А28-12259/2017, от 08.02.2022 по делу N А43-9117/2014, от 11.11.2019 по делу N А43-33536/2017, от 20.05.2016 по делу N А43-15016/2010).
Нормативным основанием к подобному выводу служили положения статьи 10 ГК РФ. При таком подходе к толкованию закона долг перед управляющим оставался бы в имущественной массе цедента, что являлось бы достаточной мерой для защиты интересов управляющего. Однако, как отмечалось выше, интерес управляющего исчерпывается сохранением за ним гарантий, связанных с фактической возможностью удовлетворения его имущественных требований.
В связи с этим предоставление управляющему способов абсолютной защиты, возможно, является излишним даже в случае наличия у сторон договора цессии недобросовестной цели избежать фактического исполнения обязанности, предусмотренной пунктом 3 статьи 59 Закона о банкротстве.
Возложение на цедента и цессионария солидарной обязанности по возмещению расходов на основании статей 10 и 1080 ГК РФ
Возможно, как уже было указано ранее, нет никакой практической необходимости в блокировании правопреемства даже при злоупотреблении правом на стороне кредитора-заявителя.
Схожая точка зрения была высказана, в частности, в Определении ВС РФ от 20.02.2018 N 305-ЭС17-23036: "Доводы заявителя кассационной жалобы о наличии недобросовестности в действиях банка не влияют на допустимость осуществления процессуальной замены кредитора. Вместе с тем в случае, если указанные доводы соответствуют действительности и банк осуществил уступку исключительно с целью утраты статуса заявителя по делу для того, чтобы к нему не могли быть применены положения пункта 3 статьи 59 Закона о банкротстве, заявитель не лишен возможности ставить вопрос о взыскании своего вознаграждения как временного управляющего в солидарном порядке с банка при рассмотрении соответствующего вопроса (статья 10 ГК РФ, Постановление Президиума ВАС РФ от 01.10.2013 N 3914/13)".
В указанном Постановлении Президиума ВАС РФ содержится следующая позиция: "Если при рассмотрении [дела] судами будет установлено, что перевод прав и обязанностей на нового арендатора имеет в качестве основной цели избежать договорной ответственности или иных неблагоприятных последствий, связанных с неисполнением или ненадлежащим исполнением договора аренды предыдущим арендатором, а равно с целью предоставления необоснованных преимуществ новому арендатору, такие действия следует квалифицировать как злоупотребление правом (статья 10 ГК РФ) и применительно к пункту 1 статьи 322 ГК РФ считать нового и старого арендаторов солидарными должниками арендодателя".
По всей видимости, именно исходя из такой аргументации в одном из комментируемых дел суд первой инстанции и возложил солидарную ответственность по удовлетворению требования арбитражного управляющего на всех лиц, присутствовавших в цепочке цессий, которыми отчуждалось право требования кредитора-заявителя (Определение Арбитражного суда Вологодской области от 07.02.2023 по делу N А13-10069/2015).
А.А. Павлов приводит вышеназванное Постановление Президиума ВАС РФ в качестве иллюстрации того, как судебная практика без какой-либо опоры на закон устанавливает солидарный характер ответственности лиц, чьими совместными действиями нарушаются права и интересы другого лица <3>.
--------------------------------
<3> Исполнение и прекращение обязательства: комментарий к статьям 307 - 328 и 407 - 419 Гражданского кодекса Российской Федерации / Отв. ред. А.Г. Карапетов. М.: М-Логос, 2022. С. 799.
Как отмечает Н.В. Тололаева, комментируя упомянутое Постановление, "в этом случае также очевидно совместное причинение вреда двумя лицами, но, поскольку основанием их ответственности является договор, применить статью 1080 ГК РФ затруднительно" <4>.
--------------------------------
<4> Тололаева Н.В. Тенденции российской судебной практики в контексте европейской дискуссии о "настоящих" солидарных обязательствах // Вестник гражданского права. 2016. N 3. С. 96.
В этом же ключе высказывается О.И. Романова, указывая, что статья 1080 ГК РФ "посвящена деликтной ответственности, соответственно, обоснование солидаритета посредством данной нормы возможно лишь в случаях, когда все лица, привлекаемые к ответственности, являются деликтными должниками" <5>.
--------------------------------
<5> Романова О.И. Применение судами положений ст. 1080 ГК РФ // Вестник экономического правосудия Российской Федерации. 2022. N 4. С. 163.
В рассматриваемой ситуации противоправность действий цедента и цессионария выражается в стремлении лишить управляющего фактической возможности получить причитающееся ему возмещение расходов и вознаграждение путем перевода соответствующего долга на лицо, которое заведомо не способно исполнить обязательство. Именно эта недобросовестность совместных действий, направленных на причинение вреда арбитражному управляющему, и делает кредитора-заявителя и его правопреемника солидарными должниками, хотя констатация именно деликтной природы такой ответственности может вызывать вопросы.
Так или иначе, применение подобного "деликтного" подхода к обоснованию солидаритета цедента и цессионария при передаче права требования кредитора-заявителя с целью избежать исполнения обязанности по возмещению расходов арбитражного управляющего также встречается в судебной практике.
Предпочтительный механизм защиты интересов управляющего
Нетрудно заметить, что все описанные выше подходы, так или иначе основанные на правилах статьи 10 ГК РФ, страдают одним значимым недостатком. Этот недостаток заключается в том, что для защиты интересов арбитражного управляющего требуется доказывание недобросовестности, злого умысла на стороне кредитора-заявителя и его правопреемника.
Исходя из этого, эффективность применения данной нормы поставлена в зависимость от достаточно большого количества обстоятельств, как то: доказательственные возможности управляющего, на которого будет возложено бремя доказывания утверждаемого им факта о наличии признаков злоупотребления правом; осторожность действий цедента и цессионария, предпринявших попытку избежать исполнения обязательства перед управляющим; наконец, усмотрение самого судьи, оценивающего фактические обстоятельства дела на предмет наличия злоупотребления. Иными словами, управляющему во всяком случае придется приложить усилия - возможно, немалые - к тому, чтобы судебное дело было выиграно и за цедентом была признана обязанность по возмещению соответствующих расходов.
По всей видимости, из этих соображений коллегия посчитала возможным защитить интересы управляющего посредством иной правовой конструкции. Согласно ratio decedendi комментируемых Определений Судебной коллегии по экономическим спорам ВС РФ "если перевод обязательств заявителя по делу о банкротстве происходит без согласия арбитражного управляющего, то первоначальный и новый кредиторы по общему правилу несут солидарную ответственность перед арбитражным управляющим за встречное исполнение обязательств заявителя по делу о банкротстве, возникших до замены кредитора". При этом коллегия квалифицировала спорные правоотношения как кумулятивный перевод долга.
Описанная правовая конструкция, предложенная ВС РФ, выглядит куда более удобной по сравнению с ранее предложенными вариантами обоснования солидаритета по правилам статьи 10 ГК РФ (как действий, направленных на причинение вреда), поскольку она заметно упрощает арбитражным управляющим жизнь, снимая с них риски не справиться с бременем доказывания недобросовестности цедента и цессионария и тем самым лишиться причитающихся им денежных средств.
Альтернативное обоснование защиты интересов арбитражного управляющего
Является ли предложенное ВС РФ обоснование солидаритета цедента и цессионария до конца проработанным с теоретической точки зрения?
Очевидно, что предложенная коллегией аргументация строится на восприятии позиции кредитора-заявителя как (в прямом смысле или в порядке аналогии) стороны договора, о чем свидетельствуют ссылки на статью 392.3 ГК РФ и абзац второй пункта 29 Постановления N 54. Однако является ли обязанность, возлагаемая на кредитора-заявителя в статье 59 Закона о банкротстве, договорной? А если она и является договорной, то из какого договора она возникает и между какими сторонами? Комментируемое Определение оставляет ответы на данные вопросы открытыми. Однако эти ответы могут серьезно влиять на принятое решение и его обоснование.
Прежде всего обратим внимание на буквальные формулировки положений статьи 59 Закона о банкротстве. В них указано, что кредитор-заявитель обязан возместить не убытки или издержки, а судебные расходы. Понятие "судебные расходы" является частью процессуально-правового законодательства. Природа обязанности о возмещении судебных расходов, соотношение ее с материально-правовой обязанностью по возмещению убытков вызывают много споров в доктрине процессуального и материального права <6>. Однако ключевым и бесспорным признаком данной обязанности является то, что она возлагается на проигравшую сторону независимо от ее вины. При этом статья 59 Закона о банкротстве также не указывает, что кредитор-заявитель обязан возместить судебные расходы управляющего только при наличии вины или знания о недостаточности имущества должника на покрытие данных расходов. Исходя из этого, вероятно, позицию такого кредитора можно сравнить с позицией истца, который возбудил судебную процедуру в отсутствии надлежащих оснований?
--------------------------------
<6> Ильин А.В. К вопросу о допустимости квалификации судебных расходов в качестве убытков // Вестник гражданского права. 2011. N 6. С. 120 - 129; Пепеляев С.Г. О правовой природе института судебных расходов // Закон. 2013. N 11. С. 106 - 112.
На наш взгляд, такая аналогия весьма спорна. И главным аргументом против нее является то, что такое распределение судебных расходов свойственно исковому производству, в котором есть спор о праве и противоборствующие стороны. В иных же формах процесса, таких, например, как установление юридически значимых фактов и обстоятельств, расходы распределяются иным образом, поскольку в них спор о праве отсутствует (пункт 19 Постановления Пленума ВС РФ от 21.01.2016 N 1 "О некоторых вопросах применения законодательства о возмещении издержек, связанных с рассмотрением дела"). Возбуждение же дела о банкротстве не относится к исковому производству.
Иные точки зрения на этот вопрос встречались, однако уже более ста лет назад большинство представителей доктрины банкротного права отказались от понимания процесса по делу о банкротстве как искового <7>. Основной целью кредиторов при вступлении в дело о банкротстве является защита своих прав не путем возбуждения спора о праве по смыслу искового производства, а путем возбуждения банкротной процедуры или участия в ней. И даже если признать, что отдельные споры, возникающие в деле о банкротстве, будут разрешаться с использованием элементов искового производства, ядром банкротного процесса исковое производство, конечно же, не является <8>.
--------------------------------
<7> Шершеневич Г.Ф. Конкурсный процесс. 3-е изд. М.: Статут, 2021. С. 103 - 104.
<8> Шишмарева Т.П. Установление требований кредиторов в процедурах несостоятельности в России и в Германии // Вестник гражданского процесса. 2021. N 6. С. 188.
Более того, в Определении Судебной коллегии по экономическим спорам ВС РФ от 29.03.2023 N 309-ЭС22-25410 указано следующее: "Вопрос оплаты арбитражному управляющему его услуг по антикризисному управлению банкротом и понесенных им судебных расходов по делу о банкротстве не тождественен вопросу распределения судебных издержек в том смысле, который придается ему процессуальным законодательством. Законодатель разграничивает расходы, понесенные за счет конкурсной массы и (или) заявителя по делу о банкротстве, от судебных издержек, понесенных стороной как участником арбитражного процесса".
Исходя из того что обязанность кредитора-заявителя, установленная в статье 59 Закона о банкротстве, по своей природе не является обязанностью проигравшей стороны возместить судебные расходы в процессуальном смысле этого термина, мы должны прийти к выводу, что либо это обязанность sui generis, либо ее природа все же действительно договорная. Первый вариант мало поддается анализу, поскольку введение категории sui generis без попытки обосновать явление в координатах уже существующих понятий вызывает сомнение. Поэтому сосредоточимся на том, почему данную обязанность можно охарактеризовать именно как договорную.
Для утверждения о том, что право требования арбитражного управляющего о возмещении судебных расходов действительно имеет договорную природу, необходимо прежде всего указать, из какого договора оно возникает.
Ответ на данный вопрос тесно связан с вызывающим дискуссии догматическим определением статуса арбитражного управляющего <9>. Трудности при определении этого статуса во многом возникают по той причине, что отсутствует однозначная позиция относительно того, в чьих же все-таки интересах действует арбитражный управляющий <10>.
--------------------------------
<9> Шишмарева Т.П. Институт несостоятельности в России и Германии. М., 2015. С. 83 - 101.
<10> Константинов Д.В. О правовой природе расходов по делу о несостоятельности (банкротстве) // Судья. 2023. N 7. С. 34.
Не вдаваясь в детали данной дискуссии подробно, остановимся лишь на том факте, что арбитражный управляющий действует очевидно в чужом интересе, исполняя функции в том числе и представителя. На что такая конструкция похожа? По всей видимости, как и указал ВС РФ в приведенном выше Определении, это особая разновидность услуг, а именно ведение чужого дела. К договорным конструкциям, опосредующим предоставление данных услуг, относятся поручение, комиссия, агентский договор, которые еще называют группой посреднических договоров. Общая идея, заложенная в конструкции таких договоров, сводится к тому, что посредник ведет чужое дело, действует в чужих интересах, претендуя при этом на отнесение результатов своей деятельности к имущественной сфере лица, в чьих интересах он действует <11>. Это выражается, в частности, в том, что независимо от наличия или отсутствия вознаграждения такое лицо имеет право на возмещение расходов, понесенных при ведении чужого дела. Если же обратиться к статье 20.6 Закона о банкротстве, то в ней как раз и указано, что арбитражный управляющий имеет право на возмещение расходов и на получение вознаграждения, то есть так же, как это установлено в модели посреднических договоров.
--------------------------------
<11> Егоров А.В. Понятие посредничества в гражданском праве: дис. ... канд. юрид. наук. М., 2002. С. 53.
Внимательный читатель может заметить, что статья 59 Закона о банкротстве посвящена только судебным расходам, а не всем расходам в принципе. Нельзя ли сказать, что тем самым законодатель ограничил объем расходов, которые можно взыскать с заявителя? На наш взгляд, такой вывод, основанный на буквальном понимании используемых законодателем слов, является поспешным. Как уже было показано выше, термин "судебные расходы" в данном случае понимается автономно от процессуально-правового законодательства. В самой же статье указано, что в числе прочих подлежат возмещению расходы арбитражного управляющего на включение сведений в Единый федеральный реестр сведений о банкротстве, которые явно никак напрямую с деятельностью в суде не связаны. Термин "судебные расходы" используется здесь лишь с той точки зрения, что сама процедура банкротства проходит под судебным контролем, однако при этом много действий, связанных с данной процедурой, осуществляется вне стен суда. Расходы на данные действия в узком смысле, конечно, судебными не будут, однако они являются таковыми в широком смысле, так как имеют связь с процедурой банкротства, поскольку направлены на достижение поставленных в рамках этой процедуры целей.
Случайность употребления законодателем термина "судебные расходы" в Законе о банкротстве подтверждает и содержание пункта 2 статьи 134, который относит к первой очереди текущих требований именно судебные расходы, не упоминая никаких иных расходов. Получается, что из конкурсной массы подлежат удовлетворению только судебные расходы в узком смысле этого понятия? Подобное утверждение, безусловно, ни в коем случае не является верным.
Теперь, когда мы определились с тем, что арбитражный управляющий действует в чужих интересах, то есть и в интересах всех конкурсных кредиторов, стоит остановиться на том, какие правоотношения возникают между этими конкурсными кредиторами. Согласимся с часто высказываемым в последнее время в доктрине утверждением, которое находит во взаимоотношениях кредиторов признаки товарищества <12>.
--------------------------------
<12> Шайдуллин А.И. Особенности участия связанных с должником кредиторов в процедурах банкротства // Закон. 2020. N 9. С. 55.
В силу стечения обстоятельств, связанных с неплатежеспособностью должника, кредиторы объединены в недобровольное товарищество, целью которого является либо восстановление платежеспособности должника, либо равное пропорциональное разделение конкурсной массы должника между кредиторами-товарищами. Конкурсная же масса в каком-то смысле представляет имущество этого самого товарищества, которым оно, прибегая к услугам управляющего, распоряжается, приобретая активы в результате опровержения действий должника и выплачивая долги.
Данная аналогия позволяет легко ответить на вопрос, почему управляющий сначала удовлетворяет свои требования из конкурсной массы и лишь при ее недостаточности может обратиться с требованием к кредитору-заявителю. Так, управляющий, оказывая услуги товариществу кредиторов, в первую очередь, как и любой кредитор товарищества, претендует на удовлетворение своего требования из имущества товарищества, то есть из конкурсной массы. Именно поэтому он является текущим кредитором и получает удовлетворение из массы должника ранее конкурсных кредиторов. Очень удачна в этом смысле терминология немецкого права, которое называет таких кредиторов, в том числе и управляющего, кредиторами самой конкурсной массы <13>.
--------------------------------
<13> Институт несостоятельности: общие проблемы и особенности правового регулирования в Германии. Комментарий к действующему законодательству / Папе Г.; пер.: Р.И. Каримуллин; ред.: Т.Ф. Яковлева. М., 2002. С. 78.
Понимание сообщества кредиторов как товарищества помогает ответить на вопрос о том, почему кредитор, передавший свое право требования, остается обязанным лицом в требовании управляющего о возмещении расходов. Так, товарищ продолжает и после выхода из товарищества отвечать по тем долгам, которые образовались в период участия такого товарища в договоре, на что указывает статья 1053 ГК РФ.
Однако в связи с квалификацией отношений между кредиторами как товарищеские возникает вопрос о справедливости того, что только кредитор-заявитель должен возместить расходы, ведь по общему правилу по долгам товарищества личным имуществом отвечают все товарищи. Никакого догматического обоснования решения, закрепленного в статье 59 Закона о банкротстве, нам в литературе найти не удалось.
Может быть высказан аргумент, что остальные кредиторы, в отличие от заявителя, вступают в товарищество не добровольно. Однако это крайне спорное утверждение. Ни один кредитор не имеет юридической обязанности принимать участие в процедуре банкротства. При непредъявлении своего требования в деле о банкротстве кредитор, конечно, потеряет свое право, но более он ничем не рискует. Вступая же в процедуру банкротства, кредитор получает шанс на достижение положительного результата, однако вместе с тем должен принимать на себя риски и отрицательного исхода, при котором такому кредитору, помимо потери своего требования, придется еще что-то дополнительно заплатить. В каком-то смысле такое регулирование, перекладывающее обязанность по возмещению расходов исключительно на кредитора-заявителя, нарушает принцип равенства конкурсных кредиторов, являющийся одним из постулатов банкротного права. Исходя из этого, мы считаем, что возложение такого риска исключительно на кредитора-заявителя по крайней мере требует дополнительного обсуждения, которое можно обнаружить в литературе <14>.
--------------------------------
<14> Подробнее см.: Шевченко И.М. Идеи косвенного и группового исков в делах о банкротстве // Закон. 2021. N 2. С. 80 - 81.
Между тем остается нерешенным вопрос о том, возможно ли обосновать положениями статьи 59 Закона о банкротстве обязанность по возмещению расходов и того кредитора, который получил право требования после возникновения данных расходов. На наш взгляд, обосновать это вполне можно как раз с опорой на то, что кредитор, вступающий в процедуру на более позднем этапе, также делает это с расчетом на какой-то положительный результат. В ином случае, если такой новый кредитор действительно является самостоятельным участником правоотношений, никакого экономического интереса в приобретении права требования у него просто нет. Все те действия, которые совершил управляющий до присоединения данного кредитора к процедуре банкротства, идут на пользу и этого кредитора, а значит, он должен нести и расходы, совершенные в связи с подобными действиями. Таким образом, кредитор, вступающий в дело о банкротстве, должен нести определенные риски независимо от того, когда он присоединился к банкротной процедуре.
Нельзя отрицать, что предложенная аргументация никак не решает вопрос о том, насколько справедливым будет возложить на управляющего риск неплатежеспособности нового кредитора в части расходов, совершенных после совершения правопреемства. Предложенный коллегией подход тоже не решает данного вопроса, что, пожалуй, является одним из самых спорных моментов в комментируемых судебных актах.
Спорность утверждения, закрепленного в пункте 29 Постановления N 54, на который ссылается ВС РФ для обоснования своей позиции, уже отмечалась в литературе <15>. Есть ощущение, что генеральное распространение данной позиции на все ситуации, в которых перевод долга происходит в силу закона без согласия кредитора, было бы ошибочным.
--------------------------------
<15> Комментарий к Постановлению Пленума ВС РФ от 21.12.2017 N 54 "О некоторых вопросах применения положений главы 24 Гражданского кодекса Российской Федерации о перемене лиц в обязательстве на основании сделки" / В.В. Байбак, А.В. Ильин, А.Г. Карапетов и др. // Вестник экономического правосудия Российской Федерации. 2018. N 3. С. 116 (автор комментария к пункту 29 Постановления N 54 - А.А. Павлов).
Если обратиться к тому примеру, который приводит сам ВС РФ в указанном пункте Постановления Пленума, то он касается особого рода отношений - отношений по поводу предоставления в аренду земельных участков, находящихся в публичной собственности. Указание законодателя на то, что в данных отношениях возможен переход прав и обязанностей по договору аренды без согласия арендодателя, имеет свои политико-правовые резоны, которые не могут быть применимы к другим ситуациям, в том числе и к той, которая возникла в комментируемых судебных делах <16>.
--------------------------------
<16> Аренда: комментарий к статьям 606 - 625 и 650 - 655 Гражданского кодекса Российской Федерации / Отв. ред. А.Г. Карапетов. М., 2023. С. 500 - 501 (автор комментария к статье 615 ГК РФ - А.А. Павлов).
По общему же правилу ситуация, в которой одно лицо фактически может навязывать другому лицу контрагента, с точки зрения общих принципов гражданского права невозможна или возможна только в исключительных случаях. И если уж и существуют такие исключительные случаи, то при их возникновении должна предусматриваться всесторонняя защита интересов лица, которому навязывается контрагент.
Против этого соображения можно высказать аргумент о том, что арбитражный управляющий, в свою очередь, сам добровольно оказывает соответствующие услуги товариществу кредиторов и у него всегда есть возможность отказаться от участия в этих правоотношениях, подав заявление об освобождении от исполнения возложенных на него обязанностей в деле о банкротстве. И, как указывает пункт 6 информационного письма Президиума ВАС РФ от 22.05.2012 N 150 "Обзор практики рассмотрения арбитражными судами споров, связанных с отстранением конкурсных управляющих", данное право арбитражного управляющего не связано с наступлением каких-либо условий. Исходя из этого можно сделать вывод о том, что арбитражный управляющий должен брать на себя риски несостоятельности нового кредитора-заявителя, так как изначально он мог отказаться от участия в процедуре банкротства.
Между тем такой аргумент кажется нам спорным по следующим причинам. Даже если взглянуть на указанный довод с практической точки зрения, то он строится на наличии у арбитражного управляющего подразумеваемой обязанности отслеживать то, кому кредитор-заявитель или иные конкурсные кредиторы отчуждают свои права требования к должнику, а также оценивать актуальную и перспективную платежеспособность таких правопреемников. Вместе с этим у арбитражных управляющих и так хватает повседневных задач, которые они обязаны выполнять, а в случае их невыполнения они, помимо отстранения от процедуры банкротства, рискуют быть привлеченными к административной ответственности с последующим лишением статуса. Так что нам кажется, что возложение на арбитражных управляющих дополнительных обязанностей по проверке правопреемников конкурсных кредиторов является весьма сомнительной идеей.
В конце необходимо отметить один важный момент. В любом случае представляется, что если цедент и цессионарий заключают соглашение лишь с целью избежать взыскания расходов, то происходит это именно тогда, когда недостаточность конкурсной массы для взыскания расходов становится очевидной. Если такая недостаточность очевидна кредитору, то она должна быть очевидна и управляющему. В силу этого он должен перестать нести какие-либо расходы, на что указывает пункт 15 Постановления Пленума ВАС РФ от 17.12.2009 N 91 "О порядке погашения расходов по делу о банкротстве". Заметим, что именно такой аргумент высказывался кредитором-заявителем в одном из комментируемых дел. Иными словами, арбитражный управляющий в любом случае не имеет правовой возможности бесконтрольно на протяжении длительного времени наращивать размер обязанности кредиторов по возмещению расходов. Если такие расходы, которые не покрываются конкурсной массой, и возникают, то они явно должны иметь ограниченный объем.
Как итог, ВС РФ на пути защиты прав арбитражных управляющих от совершаемых кредиторами-заявителями уступок своего права требования отказался от обоснования солидаритета через недобросовестность цедента и цессионария. Подобная позиция заслуживает поддержки, поскольку она в принципе снимает с арбитражного управляющего бремя доказывания недобросовестности и злонамеренности заключения таких договоров цессии. Однако сказать, что относительно возмещения арбитражным управляющим расходов в процедуре банкротства не осталось дискуссионных моментов, нельзя. Стоит только надеяться, что ВС РФ продолжит совершенствовать свои правовые позиции по данному вопросу.
