Петр Великий и регистрация недвижимости: справедливы ли упреки?
Согласно распространенной точке зрения в русском праве XVII века в результате принятия в 1649 году Соборного Уложения были строго разграничены совершение купчей как обязательственного договора и запись в книги Поместного приказа - лишь последняя приводила к переходу права собственности на землю. Петровские же преобразования вновь, как и прежде, связали переход права собственности с моментом совершения купчей; запись сохранила значение лишь для взимания пошлин. По мнению автора, обвинения против Петра I в подобном редукционизме необоснованны. Внесение регистрационной записи в русском праве того периода не являлось способом переноса права.
Ключевые слова: купчая, Поместный приказ, вотчина, вотчинная записка.
According to a widespread point of view, in the Russian law of the XVII century after the adoption in 1649 of the Soborny Ulozheniye, there was a strict distinction between the execution of a bill of sale as a private dispositive act and an entry in the books of the Pomestniy Prikaz - only the latter led to the transfer of ownership of land. Due to Peter's reforms the transfer of ownership again, as before, was associated with the moment of the bill of sale; the record retained its significance only for the collection of duties. In the author's opinion, accusations against Peter the Great of such reductionism are unfounded. Making a registration record in the Russian law of that period was not a way of transferring the right.
Key words: bill of sale, Pomestniy Prikaz, fiefdom, fief note.
Если верить известному историческому анекдоту, в 1717 году Петр Великий спросил у приближенных, кто принес больше пользы Отечеству - он или его отец, царь Алексей Михайлович. Неистовый князь Яков Долгоруков, славный тем, что мог разодрать пред изумленным Сенатом царский указ, смело заявил Петру: в деле правосудия "отец твой больше тебя сделал".
Характеризуя правотворческую деятельность Петра, наша дореволюционная юридическая литература, в частности, ставила ему в вину разрушение сложившейся в России начиная с середины XVI века системы регистрации недвижимости, "родного образца правильной вотчинной системы, хотя и первобытно-простой" <1>. Подобное сожаление высказывал, например, М.К. Цеймерн: "По старинным нашим законам... имущество переходило в полную собственность приобретателя... со времени утверждения имения за приобретателем в особо учрежденном для вотчинных дел Поместном Приказе. <...> всякое приобретение, не оглашенное в книгах сего Приказа, считалось ничтожным в глазах сторонних лиц <...> Вглядываясь в этот простой порядок, нельзя не сознаться, что предки наши обладали ипотечным порядком в возможном по тогдашним способам совершенстве; оставалось потомству только применить более удобные формы новейшего времени, и, конечно, мы имели бы тогда ипотечную систему, ни в чем не уступающую самым лучшим образцам германской ипотеки, которая по справедливости признается превосходнейшею" <2>.
--------------------------------
<1> Базанов И.А. Вотчинный режим в России. Его происхождение, современное состояние и проект реформы. Томск, 1910. С. 7.
<2> Цеймерн М.К. Мысли об устройстве ипотечного порядка в России. СПб., 1862.
К.П. Победоносцев полагал, что с принятием Соборного Уложения 1649 года запись в книги Поместного приказа заняла главное место в системе приобретения и укрепления прав собственности: именно с ней связывался сам переход вещного права. "К сожалению, - продолжал он, - начало это, кажется, не было понято посреди той ломки старинных форм и учреждений, которая началась у нас при Петре. <...> Петр I обратил внимание на существовавший беспорядок в изложении и совершении актов и сделок. Желая уничтожить неопределенность и произвол в этом деле, он установил новые строгие формы совершения актов крепостным порядком <...> но при этом вовсе упущено было из виду внутреннее значение вотчинной записки приобретения в поземельную книгу <...> понятие об укреплении имущества за приобретателем перенесено было на момент совершения самой сделки, тогда как в прежнем порядке то и другое различалось" <3>.
--------------------------------
<3> Победоносцев К.П. Курс гражданского права. Т. 1. М., 2003. С. 219. В том же ключе высказывается Е.В. Васьковский: "В течение XVI и XVII вв. совершение сделок на недвижимости состояло из трех элементов: а) совершения акта у площадных подьячих или у крепостных дел (с 1699 г.), 2) "справки" акта, т.е. явки и записки его в приказе (поместном, земском) или у воеводы (в городах) и 3) "отказа", т.е. оглашения местными властями о переходе права. Моментом перехода вещного права считался момент справки... Петр I предписал совершать сделки крепостным порядком и приурочил переход права к моменту их совершения. Вследствие этого справка и отказ хотя не были формально отменены, но утратили прежнее значение и стали постепенно выходить из употребления" (Васьковский Е.В. Учебник гражданского права.
Подробно о старой русской вотчинной системе писал И.А. Базанов. По его мнению, развитие старой русской регистрационной системы необходимо разделить на два этапа:
1) ранний, до принятия Соборного Уложения 1649 года; и
2) поздний, после 1649 года.
В ранний период переход права собственности к приобретателю осуществлялся совершением купчей крепости, т.е. распорядительного акта, влекшего не возникновение обязательств, как современный договор купли-продажи, а саму передачу права. В поздний же период, как утверждает И.А. Базанов, он происходил лишь в результате внесения соответствующей записи в вотчинные книги Поместного приказа. Процесс, по его мнению, проходил в три этапа. Купчая, совершенная "на площади", т.е. у площадного подьячего, тогдашнего аналога нотариуса <4>, порождала только обязательство перенести вотчинное право на приобретателя <5>. Переход же права собственности требовал совершения вещного договора о передаче права собственности на недвижимость и составления официального акта, совершаемого вотчинным установлением, а именно записью отчуждаемого имения в вотчинные книги <6>. Петровские же преобразования, мол, привели к тому, что переход права собственности вновь, как и прежде, стал связываться с моментом совершения купчей; вотчинная записка получила значение лишь для взимания пошлин <7>.
--------------------------------
<4> См.: Рыбалов А.О. Пером и бердышом // Петербургский нотариус. 2022. Июнь. С. 8.
<5> Базанов И.А. Указ. соч. С. 11.
<6> Там же. С. 27.
<7> Там же. С. 62.
Так ли это?
На мой взгляд, обвинения Петра в разрушении отечественной регистрационной системы беспочвенны <8>. У нас нет веских оснований полагать, что во второй половине XVII века право собственности на землю переходило именно в момент внесения записи в книги Поместного приказа.
--------------------------------
<8> По всей видимости, эта тенденция явилась частью "Петровской антилегенды", вошедшей в моду со второй половины XIX века в пику господствовавшей до того "Петровской легенде".
Казалось бы, ст. 34 главы XVII Уложения недвусмысленно закрепляла принцип внесения: "...кто вотчину свою... кому продаст, деньги возьмет и купчую даст, а в Поместном приказе в книгах ту вотчину за купцом не запишет, да после того ту же свою вотчину иному кому продаст воровством, деньги возьмет и в Поместном приказе в книги ту вотчину за последним купцом запишет, и той вотчиной владеть тому, за кем та вотчина в Поместном приказе в книгах записана, а первому купцу тою вотчиною владеть не велеть, поскольку он, ту вотчину купив, в Поместном приказе за собою в книги не записал. <...> А если он, ту вотчину продав, за обоими купцами в книги не запишет, и ту вотчину отдать по купчей первому купцу, и в книги за ним записать, а последнему купцу велеть на нем доправить деньги" <9>.
--------------------------------
<9> Интересно, что И.А. Базанов по поводу этой нормы пишет так: "Памятник [Соборное Уложение] даже вырабатывался при участии народных представителей и, что особенно интересно, знаменитая 34 статья 17 Главы Уложения, как установлено проф. Загоскиным, внесена в законодательный памятник под влиянием этих именно представителей" (Указ. соч. С. 5). Между тем Н.П. Загоскин называет ст. 34 среди тех норм, которые составлены "при участии выборных людей, но (насколько по крайней мере известно) без непосредственно инициативы их" (Загоскин Н.П. Уложение царя Алексея Михайловича и Земский Собор 1648 - 1649 года. Речь, произнесенная в торжественном годичном собрании Императорского Казанского Университета 5 ноября 1879 года. Казань, 1879. С. 55). "При участии" и "под влиянием" - это очень разные вещи.
Между тем толковать эту норму можно как минимум двумя способами. Во-первых, именно так, как предлагает И.А. Базанов: вотчина принадлежит второму покупателю, поскольку именно его право зарегистрировано ("записано"). Во-вторых, иначе - как защиту добросовестного приобретателя. В этом случае собственником становится первый покупатель (его купчая составлена раньше), однако поскольку второй полагался на запись, мы по правилам о добросовестном приобретении от неуправомоченного отчуждателя отдаем предпочтение именно ему. Последнее прочтение, кстати, куда более лестно для нашего права.
Думаю, можно провести такой мысленный эксперимент. Предположим, что совершена купчая, вещь передана, однако в вотчинные книги запись не внесена; кто будет считаться собственником? Сможет ли покупатель защищать свое право от третьих лиц, не ссылающихся ни на купчие, ни на запись? У меня не вызывает сомнений то, что собственником будет считаться покупатель; ст. 34 главы XVII Уложения "включалась" лишь при конкуренции двух покупателей.
Статья 34 главы XVII Уложения ничего не говорит об обязательности записи для совершения продажи, что очень важно с учетом казуистичности тогдашнего законодательства. Вот, например, как ст. 246 и 250 главы X устанавливают обязательность определенной формы купчей: "А мимо площадных подьячих и без послухов никому ни на кого крепостей не писать" (ст. 246)"; "А вотчинные и дворовые купчие, и закладные, и данные, и иные всякие крепости в больших делах всяких чинов людям велеть на Москве и в городах писать, и в послухах писаться на площади площадным подьячим, а в селах и деревнях и по подворьям таких крепостей... никому не писать" (ст. 250). Здесь обязательность формы совершенно очевидна: "писать вот так, а иначе не писать".
Если бы составители Соборного Уложения имели в виду необходимость записи для перехода права к покупателю, то они бы утвердили это требование со всей детальностью, свойственной юридическому языку тех времен.
Системное толкование норм главы XVII приводит к тому же выводу.
Например, ст. 31 той же главы говорит про возможность родового выкупа "купленных" вотчин: "Если... кто купленную свою вотчину кому продаст, или заложит, или отдаст кому безденежно, и крепость на ту вотчину даст... и детям его, и внучатам, и иным его роду впредь до той вотчины дела нет, и на выкуп им ту вотчину не отдавать (здесь и далее в цитатах курсив мой. - А.Р.)". Норма, отказывая потомкам в праве выкупа отчужденной вотчины, как нетрудно заметить, ни словом не обмолвилась о необходимости записи - речь только про крепость, т.е. право собственности по-прежнему переходило в момент дачи крепости, поэтому здесь и говорится о выкупе.
Подтверждением этого может служить и ст. 39, в которой говорится о том, что если некто купит вотчину у изменника или приобретет вотчину как его просроченный залог, но не запишет в книги, то вотчина изымается в пользу государя, поскольку приобретатель ту вотчину за собой не записал. Вроде бы сказанное должно доказывать идею возникновения права с момента регистрации. Однако это скорее похоже на то самое исключение, которое подтверждает существование правила: "незапись" вотчины карается только в случае конфискации у изменника.
И.А. Базанов трактует в пользу своей точки зрения и законодательство царя Федора Алексеевича (указы 1676 и 1677 годов). Рассмотрим Новоуказные статьи о вотчинных и поместных делах от 24 мая 1676 года <10> и Новоуказные статьи о поместьях и вотчинах от 10 августа 1677 года <11>. Что там сказано? По сути, следующее: если помещику позволено свое поместье выкупить в вотчину (в собственность), но он, не заплатив в Поместный приказ деньги за вотчину, поместную землю, что ему разрешено выкупить, продал другому лицу, а приобретатель просит о записи приобретенного за ним в книги и пошлину заплатил, то такие вотчины надлежит записать за приобретателем в Поместном приказе. А если впредь кто-то попросит продать его поместье ему же в вотчину и та земля ему из Поместного приказа (еще) не продана, а он ее кому продаст, то такие земли отдавать тому, кто донесет.
--------------------------------
<10> ПСЗ. Собрание первое. N 644.
<11> Там же. N 700.
По-моему, мы и здесь видим, скорее, защиту добросовестного приобретателя. Вряд ли помещик, который не заплатил за выкуп своего поместья в вотчину, был записан в книгах в качестве собственника. В таком случае - по И.А. Базанову - он не был собственником и не мог передать право собственности покупателю. Добавлю, что этот помещик, вероятнее всего, действительно не стал вотчинником, но лишь потому, что не заплатил выкупную стоимость поместья (на это указывает вторая часть цитируемого текста).
Однако норма защищает приобретателя, который вроде бы должен был знать об отсутствии записи за продавцом. Это более подтверждает мысль, что запись не только не была правопорождающей, но не была и ультимативным доказательством существования права.
Именной с боярским приговором Указ от 11 июня 1677 года <12> отчасти повторяет решение 24 мая 1676 года. Однако он интересен контекстом. В докладе проблема рассматривается как раз в системе с той самой ст. 34 главы XVII Уложения о защите покупателя, который полагался на вотчинную запись. После ст. 34 приводится Указ от 24 мая 1676 года и ставится вопрос, который в мае 1676 года не был рассмотрен: наказывать ли тех, кто продал вотчину "не купив", и если эта вотчина отдается третьим лицам, донесшим о такой сделке, взыскивать ли покупателям с продавцов деньги без суда?
--------------------------------
<12> Там же. N 695.
На вопрос Указ 1677 года отвечает так: если кто продал или заложил невыкупленную вотчину и такие вотчины по прежнему указу отданы доносчикам в поместье, покупателям таких вотчин деньги взыскивать с продавцов без суда, но их самих не наказывать, поскольку с них взыскиваются деньги. Но интересно здесь другое. Вопрос о продаже невыкупленной вотчины ставится в единстве со ст. 34 главы XVII Уложения, т.е. явно имеется в виду схожесть ситуаций. В чем эта схожесть? Нормы 1676 и 1677 годов очевидно исходят из того, что продажу совершает не собственник: там говорится о тех, кто "не купив в вотчину, продадут". И ст. 34 главы XVII Уложения имеет в виду то же самое - что право уже перешло по купчей к покупателю и неуправомоченный продавец совершает вторую сделку.
Кроме того, в положениях 1676 года предписывается записать вотчины за приобретателями, коль скоро они уплатили пошлины в Поместный приказ.
По всей видимости, это косвенно указывает на главную цель записи: не совершение перехода права собственности, а фискальный интерес.
Вот, например, указ царя Алексея Михайловича от 21 июня 1670 года о записке крепостей на купленное и просроченное закладное недвижимое имение в Поместном приказе в течение года. Читаем: "Докладывал Великому Государю Думный дьяк Герасим Дохтуров: всяких чинов люди владеют купленными и закладными своими вотчинами по купчим и по закладным, не записав в Поместном приказе за собою в записные вотчинные книги многие годы для того, чтоб им пошлин не платить, потому что многие купчие и закладные писаны в больших деньгах. И Великий Государь указал, и бояре приговорили: ...чтоб впредь по купчим и по закладным всяких чинов люди купленные и закладные свои вотчины в Поместном приказе записывали, и купчие и закладные к записке в Поместный приказ приносили с сего числа в год, до такого же числа. А если кто впредь купленных и закладных своих вотчин с сего числа о записке бить челом не станут, и купчих и закладных в Поместный приказ до году не принесут, и у тех людей указал Великий Государь те их купленные и закладные вотчины после года отписывать на себя, Великого Государя, и те их купчие и закладные впредь не в купчие" <13>.
--------------------------------
<13> ПСЗ. Собрание первое. N 475. См. также: Указ царя Федора Алексеевича от 24 октября 1676 года: Там же. N 666.
И.А. Базанов считает этот указ подтверждением его точки зрения. Действительно, вроде бы предписание совершенно недвусмысленно: без записи (регистрации) купчие и закладные впредь не в купчие, т.е., как кажется, не имеют силы.
Между тем указ скорее доказывает обратное - право переходило и без записи, поэтому в нем и сказано, что владеют неплательщики "своими вотчинами". Да и можно ли помыслить, что покупатели (и залогодержатели, к которым право собственности перешло вследствие просрочки должника) годами не записывают свое право, зная, что в силу этого они не стали собственниками? Мне такой поворот представляется совершенно немыслимым. Если же действительно "купчие не в купчие", то было бы справедливо вернуть вотчины прежним правообладателям. Между тем вотчины конфискуются ("отписываются на Великого Государя"). За что же страдают "настоящие собственники"? К ним Алексей Михайлович вроде никаких претензий не имеет, его гнев направлен лишь против приобретателей. Им и грозит санкция. В чем она выражается? В том, что у них отнимут принадлежащее им имущество, - в Указе и говорится, что они "владеют купленными и закладными своими вотчинами, не записав в Поместном приказе". Понятна и причина наказания: они "владеют... своими вотчинами... не записав в Поместном приказе за собою... чтобы пошлин не платить".
Появление этого указа, вероятнее, показывает: никто не считал, что право не перейдет без записи в книгах, потому и пытались порой ограничиться купчими.
Например, в 1670 году разрешается спор о принадлежности вотчины стоимостью ни много ни мало 5 000 рублей - это гигантская сумма. Такими деньгами не рискуют. Каждая из сторон ссылалась на свои купчие: одна и та же вотчина была продана разным покупателям разными продавцами. Ответчик выиграл суд, поскольку спорная вотчина в писцовых книгах была записана за продавцами ответчика, а не за продавцом истца. В ходе разбирательства никому и в голову не пришло поинтересоваться, почему вотчина не записана в книгах ни за истцами, ни за ответчиком. Записи лишь помогли суду проследить цепочку отчуждений - вплоть до выдачи купчей последними лицами, указанными в книгах, и этого оказалось достаточно <14>.
--------------------------------
<14> Архив гостей Панкратьевых XVII - начала XVIII в. Т. 2. М.; СПб., 2007. С. 117.
В пользу такого подхода свидетельствуют и Статьи о вотчинах 29 марта 1680 года. Ими, в частности, устанавливается записывать вотчины за приобретателями и в тех случаях, когда отчуждатели умерли, не будучи допрошены в Поместном приказе насчет сделки, если при их жизни никто ее не оспаривал <15>. Это не подтверждает взгляд на запись как на "вещный договор" и основание перехода права собственности. Там же говорится о случаях, когда вотчинники (sic!) бьют челом о записи вотчины, но за отчуждателями эти вотчины в Поместном приказе не записаны и у отчуждатателей нет крепостей, по которым они приобрели имущество; предписывается такие вотчины "без крепостей тех людей, за кем вотчины в писцовых книгах записаны" не записывать, поскольку владеют они теми вотчинами, "не взяв у прежних вотчинников крепостей" <16>.
--------------------------------
<15> ПСЗ. Собрание первое. N 814.
<16> Там же.
Как видим, при наличии крепостей у отчуждателей никаких проблем у приобретателей бы не возникло, несмотря на отсутствие записи за отчуждателями.
Поэтому, например, Троицкий Сергиев монастырь в те же самые годы просит царя выдать ему "жалованную грамоту, по которой им монастырской вотчиной владеть", поскольку прежние документы у монастыря сгорели: "и им де впредь той монастырской вотчиной владеть не по чему" <17>. Таким образом, подтверждение своих прав Троицкий Сергиев монастырь (в юридической грамотности стряпчих которого никаких сомнений быть не может) видит отнюдь не в писцовых книгах, а в грамоте, которая хранится в ларце.
--------------------------------
<17> Там же. N 807.
Поэтому, несмотря на угрозы, приобретатели часто не торопятся с регистрацией. Например, лишь в 1718 году записывается купчая от 1671 года, при этом в самой купчей указывается, что "казак Хохлов продал свою вотчинную землю... что написана в писцовой книге за стрельцом Пятиковым", т.е. земля не была записана за самим продавцом <18>. Покупателем выступает монастырь, так что списать все на неграмотность приобретателя нельзя. Множество подобных "просроченных" крепостей можно найти, в частности, в том же псковском источнике. Примеры "просроченных" крепостей, хотя и очень немногочисленные, есть также в опубликованной Записной вотчинной книге <19>. Возможно, эта редкость связана с работой подьячих московской Ивановской площади (тогдашнего нотариата), которые составляли крепости и, по всей видимости, сразу готовили сторонам документы для подачи в находившийся тут же Поместный приказ (а может, и помогали в подаче документов) <20>. Похоже, "на Москве" порядка было больше, чем "в регионах".
--------------------------------
<18> Постников А.Б. Древлехранилище Псковского музея. Обозрение русских рукописных документов XVI - XVII вв. М., 2013. С. 244.
<19> Записные вотчинные книги Поместного приказа 1626 - 1657 гг. М., 2010. См., напр.: N 29 на с. 852, N 3 на с. 855, N 17 на с. 896, N 36 на с. 908 и др.
<20> На это косвенно указывает то, что чаще встречается просрочка внесения просроченных закладных. В этом случае сторонам уже не было необходимости обращаться к подьячим (закладная ими уже была составлена ранее, и при оформлении самой закладной переход права не происходил) и потому допускалась просрочка.
4 мая 1681 года Именным указом царя Федора Алексеевича "О нечинении помещикам в поместных и вотчинных делах ссор, драк, грабежа и убийства" <21> землевладельцам было обещано общее описание земель для разрешения имущественных споров. Указ предписывает: "А кто писцам на поместные свои и вотчинные земли крепостей не положит, и учинятся споры, и те земли и всякие угодья разведены будут по тем крепостям, которые кто писцам положит".
--------------------------------
<21> ПСЗ. Собрание первое. N 866.
Как видим, решающее значение по-прежнему имеют крепости, а не запись.
А в апреле 1684 года <22>, когда Уложение действовало уже 35 лет, в п. 8 - 9 Писцового наказа, данного царями Иваном и Петром писцам (т.е. чиновникам, высылаемым для описания земель), указывалось записывать вотчины в книги и за теми собственниками, которые предъявят писцам крепости на них, даже если по тем крепостям вотчины за ними не записаны в Поместном приказе. Собственникам при этом надлежало попенять на необходимость записки в Поместном приказе и уплату пошлин.
--------------------------------
<22> Там же. N 1074.
В Статьях о поместных и вотчинных делах от 28 января 1681 года, в частности, говорится о приобретателях вотчин, более полувека назад пожалованных отчуждателям за заслуги в эпоху Смутного времени. Отмечается, что такие вотчины по купчим, по закладным и по жалованным грамотам надлежит записывать за последующими приобретателями, даже если они, не записав приобретенные вотчины за собой в книги, владели ими "многие годы". За это необходимо у них в Поместный приказ пошлины взять вдвое <23>.
--------------------------------
<23> Там же. N 860.
То, что радение властей о записи было вызвано скорее публично-правовыми и прежде всего фискальными интересами, хорошо видно, например, из Статьи о вотчинах от 29 марта 1680 года (п. 6). Там указывается, что если покупатель или залогодержатель, вотчину за собой не записав, продаст ее или заложит, то пошлины с купчей или закладной, по которой ему та вотчина принадлежала, платить ему, если только он не возложит уплату этих пошлин на тех, кто у него вотчину купит или возьмет в залог. А если тех (первоначальных) покупателей и залогодержателей не стало, то пошлины надлежит взыскивать с последних покупателей или залогодержателей, а тем уже эти пошлины через суд истребовать с жен, детей и родственников неплательщиков пошлины, к которым перешли по наследству их движимое имущество, дворы, поместья и вотчины. Таким образом, долг по уплате пошлины "приклеивался" к вотчине и следовал за ней. Однако гораздо интереснее другое.
В соответствии с приведенной нормой вотчина переходила от одного приобретателя к другому и без записи; действительность как "незарегистрированного", так и последующего перехода права ни у кого, похоже, сомнения не вызывала. Беспокойство у власти вызывал только платеж пошлин. Кроме того, это несомненно демонстрирует: игнорирование записи было распространенным явлением, что было бы практически невероятным, если бы право собственности действительно переходило лишь при ее помощи.
Разумеется, помимо очевидного фискального интереса, запись преследовала и другую важнейшую цель - организацию государственной службы. Служить должны были и вотчинники, и помещики, и именно за счет земли они обеспечивали себя всем для этой службы необходимым. С данной точки зрения вроде бы удобнее связать запись в книге и переход права собственности с соответствующими повинностями: проще спрашивать с того, кто записан в книги. Однако нет смысла требовать службу от лица, которое только записано в книгах, но вотчиной уже не владеет, потому что передало ее покупателю, тем более что задержка в записи могла быть значительной и вызванной объективными причинами. Разумнее потребовать ее от того, кто уже владеет вотчиной на основании купчей и имеет фактическую возможность исполнять обязанности. В этом вопросе, по-моему, правительство должно было руководствоваться сугубо деловыми соображениями, а не абстрактными идеями организации "правильной вотчинной системы". Эти соображения в большей степени требовали приведения вотчинных записей в соответствие с реальным положением дел, а не подчинения земельного оборота записям. Иными словами, нужно было понуждать покупателей, уже ставших собственниками, записываться в книги. Именно это мы, похоже, и наблюдаем.
Наверное, нужно принять во внимание еще одно обстоятельство. В мае 1626 года документы Поместного приказа были уничтожены пожаром. Соборное Уложение принято в 1649 году, т.е. сравнительно недолгое время спустя, когда воспоминания о пожаре были, безусловно, еще живы. Если право на землю возникает только в результате записи в книгах, то и основным доказательством его существования будет запись в этих книгах. Но ведь совсем недавно все книги развеялись пеплом, и вообще Москва горит регулярно. В подобных условиях можно ли настолько доверять книгам? Такое решение было бы опрометчивым.
Наконец, присмотримся к пресловутому Указу Петра от 9 декабря 1699 года. В нем (принятом по конкретному поводу - подделана подпись на одной купчей) <24> говорится лишь, что впредь купчие и прочие крепости надлежит составлять не на площади (у тогдашних нотариусов), а в Поместном приказе, т.е. в самом вотчинном учреждении. Коль скоро купчая была актом переноса права собственности, то именно Указ Петра и поставил переход права собственности под контроль Поместного приказа, в котором этот акт составлялся. Потом уже этот акт записывался в книги. Указ предписывает записывать вотчины в книги в течение двух месяцев против прежнего года, что тоже сложно считать ослаблением вотчинного режима. Наконец, Указ, вопреки мнению И.А. Базанова <25>, не объявляет незарегистрированные купчие ничтожными: на них запрещено ссылаться в случае спора, но не сказано, что они не дают права владеть имуществом. В условиях тогдашней казуистичности законодательства это было бы сказано непременно.
--------------------------------
<24> ПСЗ. Собрание первое. N 1732.
<25> Базанов И.А. Указ. соч. С. 11.
Вернемся к утверждению И.А. Базанова, что "в развитом праве Московского государства", т.е. после принятия Соборного Уложения 1649 года, купчая была не актом переноса прав, а основанием возникновения обязательства <26>. Можно привести примеры, из которых очевидно, что и после 1649 года возникновение обязательства предшествует совершению купчей, а купчая как раз выступает способом его исполнения, т.е. переноса права. Вот, например, из практики 1675 года: "Я, вдова Марфа Севастьянова дочь, Тимофеевская жена Бесова... дала эту договорную запись на себя Ивану Данилову сыну Панкратьеву... в том, что... продала я, Марфа, ему, Ивану, пожню свою... И мне, Марфе, прийти... и написать подлинную купчую на ту пожню и отдать ему, Ивану Андрееву. А купчую написать, как водится. В том сию запись дала" <27>. В 1674 году заключается договор: "Я, Григорий Максимов сын Клоков, дал на себя эту запись думному дьяку Лариону Ивановичу в том, что великого государя жалование поместье за мною (следует описание поместья)... И о том поместье мне, Григорию, бить челом великому государю и купить из поместья себе в вотчину. А как великий государь меня пожалует, в вотчину мне укажет... и мне, Григорию, ту свою вотчину... продать думному дьяку Лариону Ивановичу и жене его и детям в вотчину и купчую дать, как ведется, и челобитную за рукою о справке в Поместном приказе за ним, думским дьяком за Ларионом Ивановичем, подать. А за ту землю деньги я взял по договору 50 рублей наперед все сполна. А если я, Григорий, о том, своем поместье бить челом великому государю о продаже из поместья в вотчину не стану, или великий государь пожалует то мое поместье мне в вотчину, и в поместном приказе за мною поместье в вотчину справят, а я ту вотчину... за взятые деньги не продам и купчей не дам, или челобитную о справке в Поместный приказ не подам, и стану той вотчиной сам владеть или кому иному продам, то думному дьяку Лариону Ивановичу... взять на мне по сей записи сто рублей. ...А запись писал Ивановской площади подьячий Зотка Секачев" <28>. В приведенных примерах продавцы лишь обязуются перенести на покупателя право собственности - написать купчую.
--------------------------------
<26> Там же.
<27> Архив гостей Панкратьевых XVII - начала XVIII в. Т. 2. С. 173. См. также: "Я, крестьянин Лаврентий Артемьев сын Суворов, продал Ивану Данилову сыну Панкратьеву... пашенную свою землю с сенным покосом... А рядил я, Лаврентий, за ту землю 110 рублей. И по этой записи взял вперед задатку 40 рублей, а остальные деньги взять, как стану купчую писать, а подлинную купчую написать... на Рождество Христово и в вотчинные книги записать, как водится" (Там же. С. 214); "Я, крестьянин Семен Иванов сын Шаламов, дал эту договорную запись Ивану Данилову сыну Панкратьеву... в том, что... продал я ему пожни. ...А рядил я, Семен, за все пожни у него, Ивана, 120 рублей, вперед взял 73 рубля, а остальные деньги взять... как стану купчую писать. А подлинную купчую написать 20 декабря и отдать Ивану в съезжей избе в книги записать, чтобы те пожни Ивану Панкратьеву вечно стали крепки..." (Там же. С. 218).
<28> Шумаков С. Сотницы, грамоты и записи. Вып. 5. М., 1910. С. 46.
Таким образом, и значительно позднее принятия Соборного Уложения купчая не являлась способом установления обязательства, а привычно выступала способом переноса права собственности, т.е. той самой распорядительной сделкой.
В конечном счете запись служила прежде всего достижению публичных интересов. Однако, как писал К.П. Победоносцев, это не умаляет ее важность и для интересов частных: "Без сомнения, обряд справки и записки имел важное значение для казны государевой; но в этом обряде выражается, и помимо финансовой цели, разумное начало порядка и достоверности землевладения, выражается желание московского правительства иметь всегда в руках своих точные сведения о переходах недвижимой собственности и предупредить неизвестность о правах частных владельцев. Посредством справки и допроса тотчас могло быть приведено в известность, правильно ли совершился переход имения, утверждалось частное право владельца, установлялось окончательно отношение его к правительству в качестве собственника, владельца известной дачи, наконец, что весьма важно, предупреждалась возможность двойной продажи одного и того же имения в разные руки" <29>.
--------------------------------
<29> Победоносцев К.П. Указ. соч. С. 217.
Вероятнее всего, запись не переносила право собственности. Но может ли это как-то дискредитировать наше право XVII века? Ни в коем случае. Мы до сих пор спорим о том, какое значение имеет внесение записи в реестр недвижимости, - и это при прямом указании закона.
Поэтому не столь важно, какую роль в переносе права играют записи в регистрационной системе (справляемся же мы как-то сейчас!). Важно то, что у нас в XV - XVII веках была создана функционирующая система регистрации, позволявшая учитывать земельные владения и фиксировать их принадлежность.
Нужно отметить, что за рамками обсуждения остается принципиальный вопрос: можно ли вообще экстраполировать на ту эпоху наши представления о переходе субъективного права? Общество XVII века, конечно, уже далеко ушло от архаичных представлений о том, что принадлежность вещи определялась владением, но еще не пришло к новой формальной определенности момента перехода права, ведь сама категория субъективного права только-только нарождалась. Это сейчас мы представляем субъективное право как нечто одномоментно передаваемое и привычно определяем этот момент при помощи какого-то внешнего признака - регистрации, передачи и т.д. Русский человек XVII века, с категорией субъективного права незнакомый, мог мыслить иначе. "Чья вотчина?" - вот вопрос, которым он мог задаваться. Переход этой принадлежности мог растянуться во времени и совершенно необязательно должен был мыслиться как обусловленный каким-то разовым действием - составлением купчей или записью в книгах. Это обстоятельство, безусловно, необходимо принимать в расчет, когда мы говорим о переходе права на том или ином основании в описываемую эпоху.
