Проблемы привлечения наследников к субсидиарной ответственности в делах о банкротстве
Статья посвящена некоторым вопросам привлечения к субсидиарной ответственности членов семьи лица, контролирующего должника. Отдельно анализируется проблематика субсидиарной ответственности как части наследственной массы, а также проводятся аналогии со схожими правовыми феноменами зарубежного права.
Ключевые слова: наследование, наследник, снятие корпоративной вуали, несостоятельность (банкротство), субсидиарная ответственность.
The article is devoted to some issues of bringing to secondary liability members of the family of the person controlling the debtor. The problem of secondary liability as part of the inheritance mass is analyzed separately, and analogies are drawn with similar legal phenomena of foreign law.
Key words: succession, successor, piercing the corporate veil, insolvency (bankruptcy), secondary liability.
С момента внесения изменений в Федеральный закон "О несостоятельности (банкротстве)" <1> (далее - Закон о банкротстве) - положений, регламентирующих порядок привлечения контролирующих должника лиц к субсидиарной ответственности, - стал заметен повышенный интерес к проблематике субсидиарной ответственности. Являясь институтом, призванным санировать гражданский оборот от незаконных и недобросовестных действий, субсидиарная ответственность в рамках банкротства представляется одной из самых проблемных в разрезе подхода к субсидиарной ответственности, а также к концепции юридического лица. По аналогии с англо-американской доктриной "снятия корпоративной вуали" и немецкой "пронизывающей ответственностью" российский вариант субсидиарной ответственности позволяет достигать той же правовой цели, что и зарубежные аналоги, - погашать долги перед кредиторами за счет имущества лица, напрямую не являющегося стороной неисполненного обязательства. Следует обратить внимание на то, что данные механизмы находятся под пристальным вниманием как практиков, так и исследователей. Не вдаваясь в глубокий анализ иностранных подходов к обращению взыскания на имущество третьих лиц, отметим, что правовой инструментарий, используемый в отечественном Законе о банкротстве, имеет существенные отличия.
--------------------------------
<1> Федеральный закон от 26 октября 2002 г. N 127-ФЗ "О несостоятельности (банкротстве)".
В иностранных правопорядках к снятию корпоративных покровов прибегают чаще всего в случаях, когда речь идет о группах компаний. Классическим случаем является привлечение материнской компании к солидарной деликтной ответственности (joint tortfeasors) вместе с дочерней компанией, например за причинение вреда экологии <2>. В отечественной же правоприменительной практике одинаково успешно к субсидиарной ответственности, аналогу снятия корпоративного покрова, привлекаются как материнские компании (или любые другие корпоративные организации, имеющие связь с должником), так и физические лица. Следует отметить, по данным Федресурса, процент поддержанных судами заявлений о привлечении к субсидиарной ответственности довольно высок: в 2015 г. он составил 4%, в 2018 г. - 38%, в 2023 г. - 51% <3>. Исходя из этого, можно утверждать, что институт субсидиарной ответственности контролирующих лиц в рамках банкротства "прижился" в российском правопорядке.
--------------------------------
<2> HRH Okpabi v. Royal Dutch Shell Plc [2018] EWCA Civ 19; [2018] Bus.
<3> Банкротство в России: статистические показатели за 2023 г.
Признавая эффективность новелл Закона о банкротстве в части субсидиарной ответственности, вдохнувших новую жизнь в возможности кредиторов митигировать свои риски и компенсировать потери, нельзя не обратить внимания на следующее. Попытка рецепции аналогичных институтов из зарубежного права была сделана для того, чтобы пресечь злоупотребление недобросовестными участниками рынка правовыми возможностями, предложенными корпоративным законодательством и ГК РФ, например созданием "фирм-однодневок", принципом ограниченной ответственности, исключением несения ответственности дочерней компанией по долгам материнской и проч. Однако формально-юридический анализ показывает, что границы защиты прав кредиторов простираются далеко за пределы недопущения недобросовестных манипуляций с использованием специфики юридических лиц. Пункт 1 ст. 61.10 Закона о банкротстве устанавливает общий квалифицирующий признак контролирующего лица - у такого лица есть право давать обязательные для исполнения должником указания или возможность иным образом определять действия должника, в том числе по совершению сделок и определению их условий. Подпункт 1 п. 2 данной статьи развивает данные положения, устанавливая, что возможность определять действия должника может достигаться, в частности, в силу нахождения с должником (руководителем или членами органов управления должника) в отношениях родства или свойства, должностного положения. Кроме того, подп. 3 п. 4 данной статьи установлена презумпция того, что лицо является контролирующим, если извлекало выгоду из незаконного или недобросовестного поведения лиц, указанных в п. 1 ст. 53.1 Гражданского кодекса Российской Федерации. Каскад данных положений венчает п. 5 ст. 61.10, устанавливающий, что суд может признать лицо контролирующим должника лицом по иным основаниям.
Конструкция норм, посвященных распознаванию контролирующих лиц, фактически открывает для кредиторов обширные возможности по определению контролирующих должника лиц с учетом того, что в законодательстве помимо непосредственно определения критериев контролирующего должника лица существует целый ряд индикаторов, презумпций, а также формулировок "иным образом". Данные обстоятельства позволяют утверждать, что перечень контролирующих лиц является открытым. Такое положение вещей не могло не явить достаточно спорные правоприменительные решения. Например, контролирующими лицами признавались дети <4> контролирующего лица, юрисконсульты <5> организации-банкрота и т.д.
--------------------------------
<4> Определение Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда РФ от 23 декабря 2019 г. N 305-ЭС19-13326 по делу N А40-131425/2016.
<5> Определение Судебной коллегии ВС РФ от 21 декабря 2020 г. N 305-ЭС17-9623(7) по делу N А41-34824/2016.
Особо остро в данном контексте встает проблема привлечения к субсидиарной ответственности родственников и близких лиц субъектов, осуществляющих непосредственный контроль над организацией-банкротом <6>. Можно утверждать, что, преследуя цели защиты кредиторов, законодательством и правоприменительной практикой выработан различный функциональный инструментарий. В контексте наследников контролирующего должника лица магистральным судебным актом, давшим возможность возложить субсидиарную ответственность на наследников, является Определение Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда РФ от 16 декабря 2019 г. N 303-ЭС19-15056 по делу N А04-7886/2016 <7>. Ключевой позицией, высказанной Судом в данном деле, является то, что коль скоро в Российской Федерации при наследовании происходит универсальное правопреемство, а долги являются частью наследственной массы, то и субсидиарный долг контролирующего лица также входит в наследственную массу. Универсальное правопреемство действительно создает для наследника такое правовое положение, при котором он становится и активным и пассивным субъектом <8>. В такой ситуации у наследников остается возражение о том, что долг наследодателя является неразрывно связанным с его личностью, а значит, не может быть унаследован. Однако Верховный Суд РФ недвусмысленно указал на то, что субсидиарная ответственность по обязательствам должника является разновидностью гражданско-правовой ответственности и наступает в связи с причинением вреда имущественным правам кредиторов подконтрольного лица. Из этого следует, что долг, возникший из субсидиарной ответственности, должен быть подчинен тому же правовому режиму, что и иные долги, связанные с возмещением вреда имуществу участников оборота. При этом у наследника сохраняется возможность не возложить на себя объем субсидиарной ответственности наследодателя, только отказавшись от принятия наследства целиком <9>.
--------------------------------
<6> См.: Бегичев А.В. Ответственность наследников по обязательствам умершего собственника предприятия // Наследственное право, 2010. N 3. С. 5.
<7> Определение Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда РФ от 16 декабря 2019 г. N 303-ЭС19-15056 по делу N А04-7886/2016.
<8> Бегичев А.В., Слуту П.Д. К вопросу о критике сингулярного правопреемства в наследственных правоотношениях // Наследственное право. 2021. N 2. С. 8.
<9> Постановление Арбитражного суда Западно-Сибирского округа от 9 сентября 2024 г. N Ф04-2906/2020 по делу N А45-19442/2019.
Таким образом, наследование долга, возникшего из субсидиарной ответственности, представляет собой многослойную юридическую конструкцию, которая состоит из: 1) принципа недопустимости злоупотребления правом, а именно конструкцией юридического лица в целях избегания ответственности; 2) сложного законодательного регулирования с обилием трудно опровержимых презумпций; 3) неоднозначной квалификации такого рода ответственности Верховным Судом РФ; 4) весьма спорной позиции относительно неразрывной связи долга и личности наследодателя <10>.
--------------------------------
<10> См.: Пархоменко А.Д. Возложение субсидиарной ответственности на наследников контролирующего должника лица // Наследственное право. 2021. N 1. С. 42 - 45.
Что касается наследников контролирующих лиц, важным является то обстоятельство, что суд не квалифицирует наследников в качестве самостоятельных контролирующих лиц, чего не скажешь о других родственниках и близких лицах контролирующих лиц.
Например, в известном деле о банкротстве ООО "Альянс" <11> суд установил, что несовершеннолетние дети контролирующих должника лиц были использованы родителями (руководителями должника) в качестве инструмента для сокрытия принадлежащего родителям имущества от обращения на него взыскания по требованиям кредиторов о возмещении вреда, причиненного родителями данным кредиторам. Таким образом, дети, одаряемые родителями по недействительной сделке, также квалифицированы как контролирующие должника лица и к ним применимы нормы о субсидиарной ответственности.
--------------------------------
<11> Определение Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда РФ от 23 декабря 2019 г. N 305-ЭС19-13326 по делу N А40-131425/2016.
Стоит также отметить, что обращение взыскания на имущество родственников контролирующего лица в рамках привлечения их к субсидиарной ответственности чаще всего происходит не только в результате того, что родственники "извлекают выгоду" из недобросовестного поведения должника, но и сугубо в силу правового режима имущества лиц, находящихся в браке. Так, например, в качестве обеспечительной меры был наложен арест на имущество супруги контролирующего лица на том основании, что обеспечительные меры соразмерны угрозе нарушения интересов кредиторов <12>. В науке высказывались позиции о некорректности такого подхода ввиду того, что "более правильным ходом со стороны заявителя было бы включение обоих супругов в число ответчиков по требованию о привлечении к субсидиарной ответственности" <13>. С данной точкой зрения сложно согласиться ввиду того, что гражданско-правовая ответственность, несмотря на свой полифункциональный характер, в первую очередь призвана компенсировать потери кредитора за счет имущества должника. Погашение требований за счет имущества третьих лиц, безотносительно к правовому режиму общей совместной собственности, приведет к нарушению основ привлечения к гражданско-правовой ответственности как персонифицированной ответственности за нарушение обязательства, по своей природе являющегося относительным правоотношением с полной определенностью лиц. В этой связи следует упомянуть судебный акт, в котором суд разрешил арбитражному управляющему должника запрашивать сведения о родственниках контролирующего лица <14>.
--------------------------------
<12> Постановление Арбитражного суда Дальневосточного округа от 25 мая 2023 г. N Ф03-2014/2023 по делу N А51-29670/2016.
<13> Бакешин С., Яковлев А., Латыев А. Принятие обеспечительных мер в отношении имущества, находящегося в совместной собственности супругов, - возможно или нет? // Вестник Арбитражного суда Московского округа. 2019. N 4. С. 21 - 24.
<14> Определение Верховного Суда РФ от 29 апреля 2021 г. N 307-ЭС20-22954 по делу N А26-8852/2019.
Учитывая вышесказанное, можно констатировать, что в правоприменительной практике по делам о привлечении контролирующих лиц к субсидиарной ответственности прослеживается жесткая прокредиторская тенденция. Баланс интересов кредитора и контролирующих лиц явно смещен в пользу первых. На это указывают обилие законодательных презумпций, расширенный перечень оснований для признания лица контролирующим, а также наличие формулировок вроде "иным образом" и "извлекало выгоду из недобросовестного поведения". Широкие дискреционные полномочия суда в таких разбирательствах сами по себе не являются негативным фактором, однако вносят некоторую неопределенность в части распределения рисков и предсказуемости правового регулирования и правоприменительной практики <15>.
--------------------------------
<15> Сазонов В. "Субсидиарный терроризм". Законодательство о банкротстве создает ситуацию, при которой гражданско-правовая ответственность строже уголовной // Адвокатская газета. 2021. 14 декабря.
