Международно-правовая политика КНР на современном этапе
Международно-правовая политика Китая - это не просто набор заявлений и договоров, относящихся к конкретным внешнеполитическим проблемам. Она также представляет собой совокупность позиций по ряду важнейших вопросов мироустройства и международного права и выраженное намерение привести международный порядок в соответствие с этими позициями (которые, по мнению Китая, разделяются большинством стран и способны обеспечить процветание человечества). Она, таким образом, обладает значительным трансформационным потенциалом, особенно в контексте кризиса современного международного права, общей разочарованности людей политикой и обострения международной ситуации в 2020-х гг., и нуждается в серьезном изучении. В данной статье рассматриваются общий контекст международно-правовой политики Китая, используемые им идеологемы (нарративы), его общее отношение к международному праву, Закон КНР о международных отношениях, место международного права во внутреннем порядке Китая, его отношение к правам человека и международным организациям и вопрос об инструментальном характере китайских подходов. Отношение Китая к международному праву имеет несколько измерений, диалектически связанных друг с другом. Во-первых, Китай рассматривает международное право как инструмент Запада, используемый для распространения либеральной идеологии, и пытается противопоставить этому свое видение, предполагающее суверенитет, инклюзивность, сосуществование, и т.д. Во-вторых, Китай исходит из принципиально иной идеи права; он воспринимает его не как абстрактный и беспристрастный регулятор, а как инструмент политики, опирающийся на насилие, что, в свою очередь, предполагает имманентное неравенство, недоверие к судам, инструментализм, дефицит догматики и т.д. В-третьих, Китай стремится привнести в мировой порядок нормативность, вытекающую из добродетели и морали, ощущения гармонии, повторяемости истории, социального устройства и решений меритократов. В-четвертых, как и любая другая страна, Китай имеет конкретные интересы; поскольку некоторые институты международного права представляют для них угрозу, иногда критическую, он стремится изменить или отменить эти институты. Наконец, в-пятых, политическое развитие Китая трудно предсказать: его внутренняя политика (и, как результат, его международно-правовая политика) находится в состоянии перехода (транзитности), конечный пункт которого еще не определен.
Ключевые слова: международное право, Китай, конфуцианство, международные договоры, права человека, международные организации, инструментальный подход к международному праву.
China's international legal policy is not just a set of statements and treaties relating to specific foreign policy issues. It is also a set of positions on a number of critical issues of world order and international law, and an expressed intention to bring this order into conformity with those positions (which China believes are shared by most countries and can ensure the prosperity of humankind). It has significant transformative potential, especially in the context of the crisis of contemporary international law, people's general disappointment with politics, and the aggravation of the international situation in the 2020s. This means it needs serious analysis. The article confidently examines the overall context of China's international legal policy, the ideologems (narratives) that China employs, its general attitude towards international law, the PRC Law on International Relations, the place of international law in China's domestic order, its attitude towards human rights and international organisations, and the question of the instrumental nature of Chinese approaches. China's attitude towards international law is multi-faceted. First, China views international law as a tool of the West used to propagate liberal ideology and counters this with its own vision involving sovereignty, inclusiveness, coexistence, etc. Secondly, China's approach to law is fundamentally different. It does not perceive law as an abstract and impartial regulator, but rather as a political instrument based on force. This implies inherent inequality, distrust of the courts, instrumentalism and a lack of dogmatism. Third, China seeks to bring to the world order a normativity that derives from virtue and morality, a sense of harmony, the cyclical nature of history, the social order, and the decisions of meritocrats. Fourth, like any other country, China has specific interests; because certain institutions of international law pose a threat, sometimes critical, to them, it seeks to modify or abolish those institutions. Finally, fifth, China's political development is difficult to predict: its domestic policy (and, as a result, its international legal policy) is in a state of transition, the end point of which has yet to be determined.
Key words: international law, China, Confucianism, international treaties, human rights, international organisations, instrumental approach to international law.
Введение
Международно-правовая политика Китая - это не просто набор заявлений и договоров, относящихся к конкретным внешнеполитическим проблемам. Она представляет собой совокупность позиций по ряду важнейших вопросов мироустройства и международного права и выраженное намерение привести международный порядок в соответствие с этими позициями (которые, по мнению Китая, разделяются большинством стран и способны обеспечить процветание человечества). Она, таким образом, обладает значительным трансформационным потенциалом, особенно в контексте кризиса современного международного права, общей разочарованности людей политикой и обострения международной ситуации в 2020-х гг., и нуждается в серьезном изучении.
В статье рассматривается общий контекст международно-правовой политики Китая, используемые им идеологемы (нарративы), его общее отношение к международному праву, Закон КНР о международных отношениях, место международного права во внутреннем порядке Китая, его отношение к правам человека и международным организациям и вопрос об инструментальном характере китайских подходов. Помимо описания того или иного подхода, приводятся его оценки китайской и зарубежной доктринами. Автор, как правило, воздерживается от высказывания собственной позиции, с тем чтобы читатель мог составить свое мнение; в работе также не приводятся подробные иллюстрации и не раскрываются отдельные направления внешней политики КНР (например, в сфере экономического права).
Основные источники, используемые при написании статьи, - договоры и законы КНР, заявления правительства КНР (в том числе Белые книги), а также работы китайских и иностранных авторов. Среди последних необходимо отметить две работы, в которых подходы Китая освещены системно: монографию судьи от КНР в Международном суде ООН (далее - МС ООН) Сюэ Ханьцинь и монографию Чжипэн Хэ и Лу Сунь (Цзилиньский университет и Цзилиньская академия социальных наук соответственно), посвященную китайской теории международного права <1>. К сожалению, даже сегодня существует дефицит информации о данных подходах на английском и тем более на русском языках, а многие работы содержат поверхностную критику (или, наоборот, поверхностную апологию).
--------------------------------
<1> Xue Hanqin. Chinese Perspectives on International Law: History, Culture and International Law // Collected Courses of the Hague Academy of International Law. Vol. 355. 2012; Zhipeng He, Lu Sun. A Chinese Theory of International Law. Singapore: Springer, 2020.
Особенностью обсуждения китайской международно-правовой политики является выстраивание ее широкого исторического контекста, охватывающего эпоху империи, момент встречи Китая и Запада в XIX в., "век унижения" и эпоху Мао; это объясняется преемственностью данной политики. Другой особенностью является выстраивание связи между этой политикой и классической китайской философией: считается, что многие из максим, сформулированных Конфуцием, Мэн-цзы и Мо-цзы, до сих пор определяют поведение Китая. В неменьшей степени это касается идеологических лозунгов, провозглашенных в эпоху Мао. Таким образом, китайская международно-правовая политика представляет собой не только правовой и политический, но и культурный феномен.
Международно-правовая политика Китая имеет большое значение для России. Во-первых, Россия и Китай - соседи и стратегические партнеры; как результат, они должны учитывать и поддерживать позиции друг друга. Во-вторых, их интересы иногда не совпадают, например применительно к Арктике или региональному порядку в Центральной Азии, что в перспективе может стать предпосылкой для конфликта. В-третьих, китайские подходы к международному праву во многом основываются на подходах советской науки (хотя говорить о полном заимствовании последних было бы неправильно). Наконец, в-четвертых, в настоящее время китайская наука международного права опережает российскую науку и может служить для нее примером.
1. Политический контекст международно-правовой политики Китая
В 1992 г. Дэн Сяопин совершил поездку по южным провинциям, в ходе которой выступил с речами в поддержку экономических реформ. Эта поездка ознаменовала окончательную победу его курса. С 1993 по 2003 г. должность Председателя КНР занимал Цзян Цзэминь, сформулировавший доктрину "трех представительств" (производительных сил, китайской культуры и китайского населения), направленную на консолидацию общества. В 2003 г. Председателем КНР стал Ху Цзиньтао, поддержавший курс Цзяна; другими его приоритетами стали сохранение влияния Коммунистической партии Китая (далее - КПК), поддержка бедных слоев, продолжение реформ и улучшение отношений с Тайванем. Ху уступил власть Си Цзиньпину, занявшему должности Генсека ЦК КПК (2012), Председателя КНР (2013) и Председателя Центрального военного совета (2013). В 2018 г. в Конституцию КНР были внесены изменения. Среди наиболее важных - включение "идеи Си Цзиньпина о социализме с китайской спецификой в новую эпоху" в перечень идей, направляющих китайский народ (в 2017 г. она была включена в Устав КПК); добавление в ст. 1 гл. 1 фразы "Руководство со стороны КПК является сущностной особенностью социализма с китайской спецификой"; удаление из ст. 79 гл. 3 фразы "Председатель и заместитель Председателя КНР могут занимать эти должности не более чем два срока подряд" <2>. В 2022 г. Си был в третий раз переизбран Генсеком ЦК КПК, а в 2023 г. в третий раз был переизбран Председателем КНР. Его приоритетами являются укрепление законности <3>, укрепление лидирующей роли КПК, борьба с коррупцией и дальнейшие реформы. В 2012 г. он озвучил "Китайскую мечту о великом возрождении китайской нации", предполагающую создание "умеренно процветающего общества" к 2021 г. и построение "современной социалистической страны, процветающей, сильной, демократической, цивилизованной и гармоничной" к 2049 г. (100 лет с основания КНР). Многие комментаторы считают Си третьим в ряду великих лидеров КНР, наряду с Мао Цзэдуном и Дэном.
--------------------------------
<2> Сун Лэй. Содержание и процесс принятия поправок к Конституции Китая в 2018 г. // Вестник СПбГУ. Право. 2021. N 1. С. 155 - 166.
<3> О правовых реформах после 2012 г. см.: Hooper M. China Rule of Law and the West. Singapore: Springer, 2024. P. 73 - 85.
В XXI в. Китай пережил стремительный экономический рост. После 2008 г. (Олимпиада в Пекине) некоторые аналитики стали говорить о "китайском времени" или "подъеме Китая", подразумевая, что Китай стал полноценной сверхдержавой. Действуя в этом качестве, Китай сформулировал новые внешнеполитические императивы, занялся институциональным строительством, стал выступать в качестве посредника <4> и заявил претензии на ряд территорий (прежде всего в акватории ЮКМ). В 2001 г. он вступил в ВТО и учредил ШОС; в 2013 г. запустил проект "Один пояс, один путь" (далее - ОПОП); в 2014 г. учредил Азиатский банк инфраструктурных инвестиций. Подъем Китая вызвал опасения у США и их союзников, прибегших к стратегии сдерживания. Ее проявлениями стали саботирование 14-го пересмотра квот МВФ, увеличившего квоту КНР (2010); создание Транстихоокеанского партнерства без участия КНР (2016); блокировка работы Апелляционного органа ВТО (2019); введение заградительных пошлин в отношении китайских товаров; предъявление Филиппинами иска к Китаю (2013) и антикитайская риторика.
--------------------------------
<4> В 2022 г. Китай предоставил гарантии территориальной целостности Казахстану; в 2023 г. содействовал восстановлению отношений между Ираном и Саудовской Аравией; в 2024 г. организовал встречу палестинских фракций в Пекине и т.д.
В ответ КНР укрепил свои связи со странами АСЕАН, Центральной Азии и РФ. В 2001 г. он заключил с РФ Договор о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве, а в 2004 г. - Дополнительное соглашение о российско-китайской госгранице на ее Восточной части, по которому РФ уступила несколько островов на Амуре, находящихся на китайской стороне от фарватера. РФ поддержала Закон КНР против сецессии 2005 г. и начиная с 2003 г. не предоставляет визу Далай-ламе, ссылаясь на национальные интересы и территориальную целостность КНР <5>. С началом специальной военной операции на Украине отношения между КНР и РФ укрепились. В 2016 г. КНР и РФ приняли Декларацию о повышении роли международного права, а в 2025 г. - Совместную декларацию о дальнейшем укреплении сотрудничества в целях поддержания авторитета международного права; в этих документах упоминаются традиционные для китайской дипломатии нарративы - Пять принципов, "Сообщество единой судьбы" и др.
--------------------------------
<5> Комментарий Департамента информации и печати МИД России в связи с вопросом агентства "Интерфакс" относительно возможного приезда Далай-ламы в Россию // МИД РФ: офиц. сайт.; Лавров: Далай-лама для посещения России должен отойти от политических заявлений // ТАСС.
2. Идеологические основы международно-правовой политики Китая
Внешняя политика КНР в XXI в. определяется тремя идеями.
Первая из них - идея суверенитета. По мнению китайской доктрины, принцип суверенитета зародился на европейской почве, но имеет универсальное значение, обеспечивая автономию государства, справедливость и мир. Он защищает не только государство, но и нацию <6>, является оптимальной формой международного управления: только суверенные государства способны решать глобальные проблемы <7>. Идея суверенитета использовалась Китаем для защиты от западного империализма и получения признания, а также для объединения территорий и борьбы с сепаратизмом. Китай не только отстаивает свой суверенитет, но и уважает суверенитет других государств: он не вмешивается в их внутренние дела, руководствуется декларативной концепцией признания <8>, отрицательно относится к концепциям гуманитарной интервенции и failed state. Суверенитет не является абсолютным; он развивается со временем и ограничен суверенитетом других государств и международным правом <9>; некоторые авторы, однако, считают, что в случае серьезной угрозы для него государства могут отступать от международного права (идея, восходящая к Гегелю) <10>.
--------------------------------
<6> "Государства привязаны к конкретной форме цивилизации, историческому и культурному наследию, которое они представляют на мировой арене. Суверенитет и независимость поддерживают эту идентичность и наследие для своего народа и в конечном счете для всего человечества. Когда люди готовы проливать свою кровь и даже жертвовать жизнью ради национального освобождения, защиты территориальной целостности и права на развитие, мы не можем отделить государство от его народа... Только государство в настоящее время способно обеспечить стабильную и демократическую структуру власти, установить верховенство закона, поддерживать порядок, обеспечивать социальную справедливость, регулировать конфликты и давать своим гражданам коллективное чувство представительства" (Xue Hanqin. Op. cit. P. 99).
<7> "Попытка заменить функции суверенных государств и их правительств международными институтами подобна утилизации оригинальных органов человеческого тела и замене их искусственными органами, что нелепо и скорее вредно, чем полезно" (Zhipeng He, Lu Sun. Op. cit. P. 242 - 245).
<8> Китай не считает признание привилегией; новое государство не может контролироваться уже существующими государствами. Признание скорее является политическим соглашением и подтверждает начало дипломатических отношений. Китай предоставляет признание, если его контрагент не имеет официальных отношений с Тайванем (Китайской Республикой, КР) и считает КНР единственным представителем страны. В конце Второй мировой войны КР приобрела общежитие Хока-рио в Японии. В 1960-х гг. китайские студенты, проживавшие в нем, поддержали новое правительство Китая. Власти КР обратились в японские суды, ссылаясь на то, что студенты не подчиняются правилам проживания и должны быть выселены; студенты же полагали, что общежитие принадлежит не Тайваню, а китайскому государству в лице КНР. В 1977 г. окружной суд Киото признал locus standi Тайваня как правительства de facto, но счел, что право на Хока-рио перешло к КНР после переноса признания Японией. Тайвань подал апелляцию, и в 1982 г. Высокий суд Осаки не признал перехода права собственности и вернул дело в окружной суд. В 1986 г. окружной суд отменил свое первое решение, в 1987 г. Высокий суд согласился с этим. Студенты подали апелляцию, и 27 марта 2007 г. Верховный Суд отменил решения нижестоящих судов в связи с тем, что истец утратил locus standi после переноса признания ("...Заявителем по данному делу должно быть государство Китай, название которого было изменено с РК на КНР. В связи с переносом признания китайских правительств, посол РК потерял право представлять Китай в Японии"). См.: Xue Hanqin. Op. cit. P. 46 - 54.
<9> Carrai M.A. Souvereignty in China. Cambridge: Cambridge University Press, 2019. P. 183 - 216; Wang Tieya. International Law in China: Historical and Contemporary Perspectives // Collected Courses of The Hague Academy of International Law. Vol. 221. 1990. P. 292 - 293.
<10> "Когда существует угроза безопасности государства или расчеты показывают, что потери превышают прибыль, наиболее вероятным выбором будет нарушение международного права, независимо от того, насколько это хорошо с этической точки зрения" (Zhipeng He, Lu Sun. Op. cit. P. 13).
Вторая идея - идея горизонтального сообщества, в рамках которого каждое государство отстаивает свои интересы. Взаимодействие государств осуществляется в формах сотрудничества и борьбы <11>. В настоящее время основным трендом этого взаимодействия является глобализация, означающая отказ от торговых барьеров, создание общих институтов, международную помощь, устойчивое развитие и т.д. <12>. Глобализация предполагает глобальное управление, т.е. гармонизацию с сохранением различий, многостороннее сотрудничество, многополярность и центральную роль суверенных государств. Она, однако, не предполагает дальнейшей конституционализации, так как международные отношения трудно свести к общему знаменателю, в них господствует воля, а не справедливость, существует "барьер суверенитета", государства могут отказываться от соблюдения обязательств в чрезвычайных обстоятельствах (беженцы, пандемии) или выходить из общих структур (выход Великобритании из ЕС). Идея горизонтального сообщества предопределяет недоверие КНР к концепциям мирового права <13>, jus cogens <14>, "порядка, основанного на правилах" <15>, гуманитарной интервенции как к скрытым формам вмешательства.
--------------------------------
<11> "Главным выражением международной политики является борьба государств за власть. Если мы считаем, что сможем добиться международного верховенства права путем заключения договоров по правам человека, укрепления механизмов урегулирования споров и обучения судей, мы немного наивны в нашем оптимизме" (Zhipeng He, Lu Sun. Op. cit. P. 242).
<12> "Экономическая глобализация - тренд нашего времени. Она как большая река, которая течет к морю, и никакие попятные течения не остановят ее движение вперед. Она укрепляется с помощью движущей силы, и когда сталкивается с препятствием, выйдет только окрепшей. Несмотря на разные препоны, тенденция экономической глобализации никогда не менялась и не будет меняться. Странам мира следует в духе подлинной многосторонности устранить преграды для сотрудничества, а не наоборот, следует придерживаться открытости и интеграции, отказаться от изоляции и разобщенности, построить открытую мировую экономику". См.: Полный текст речи Председателя КНР Си Цзиньпина на виртуальном заседании ВЭФ-2022.. И Сьенхо выделяет три идеи, определяющие международное право в разные периоды: сосуществования (холодная война), сотрудничества (разрядка), совместного прогресса (co-progressiveness, окончание холодной войны). Последняя предполагает всеохватность, этическое развитие и процветание человека (Sienho Yee. Towards an international law of co-progressiveness // International Law in the Post-Cold War World / ed. by Wang Tieya, Sienho Yee. Milton Park, Abingdon: Taylor & Francis Group, 2003. P. 18 - 39).
<13> Как отмечает Сюэ Ханьцинь, суть демократии в международных отношениях состоит в уважении свободного выбора каждого государства. Если действительно существует международный общественный договор, он должен быть основан на уважении к его отдельным членам. Это проявляется в отказе от надгосударственного общего права и мирового управления в пользу поддержания порядка в горизонтальных, а не иерархических правовых рамках (Xue Hanqin. Op. cit. P. 94 - 96). См. также: Zhipeng He, Lu Sun. Op. cit. P. 8 - 14.
<14> Zhipeng He, Lu Sun. Op. cit. P. 209. По мнению авторов, позиция, согласно которой эти нормы могут обязывать государства без их согласия, не подтверждается практикой, кроме того, неясно, какие нормы относятся к jus cogens и в какой форме - договора или обычая - они закреплены.
<15> "Выставлять напоказ цель защиты "международного порядка, основанного на правилах", и использовать ее для давления на другие страны - это всего лишь еще один вариант политики силы. На самом деле это попытка навязать другим свою волю и стандарты, заменить общепринятые международные законы и нормы собственными правилами нескольких стран. Позиция Китая предельно ясна: системой, признанной всеми странами, может быть только международная система с центром в ООН; порядком, который должны совместно поддерживать все страны, может быть только международный порядок, основанный на международном праве; а правилами, которые соблюдают все страны, могут быть только основные нормы, регулирующие международные отношения, основанные на целях и принципах Устава ООН". Wang Yi Delivers Keynote Speech at the Opening Ceremony of the 9th World Peace Forum (July 3, 2021). URL: https://sd.china-embassy.gov.cn/eng/zgyw/202107/t20210704_9078276.htm (дата обращения: 01.06.2025).
Третья идея - идея моральной миссии. Китай длительное время был жертвой, но благодаря внутренним ресурсам сумел освободиться от угнетения. Это потребовало от него глубокой трансформации; его цивилизационное ядро, однако, осталось незатронутым. Это ядро образуют конфуцианские идеи гармонии, сострадания, уважения, сосуществования, взаимной выгоды и т.д., а также марксистские идеи социальной солидарности (которым, однако, придана "китайская специфика"). Эти идеи антагонистичны либерализму, исходящему из эгоистической природы человека. Они определяют внешнюю политику Китая, который стремится сделать их основой будущего мирового порядка. Китай признает лидерство США, отношения с которыми подчинены идеологеме "нового типа отношений между великими державами", предполагающей координирующую роль обеих стран в отношениях со всеми другими странами, несмотря на их разные экономические и социальные системы, культурные традиции и этапы развития <16>.
--------------------------------
<16> Бояркина А.В. К вопросу о дипломатии великой державы с китайской спецификой в "новую эпоху" // Crede Experto: транспорт, общество, образование, язык. 2022. N 1. С. 134 - 135.
Все три идеи небесспорны. Первая сталкивается с критикой тройного рода: основанной на несовместимости абсолютного суверенитета с правами человека, связи между суверенитетом и капитализмом <17> и связи между суверенитетом и империализмом <18>. Вторая идея отражает понимание международного порядка как анархической и построенной на соперничестве системе отношений, которое, по мнению ряда авторов, противоречит естественной идее единого человеческого сообщества и формирует отношение к другому как к врагу <19>. Наконец, третья идея предполагает трансляцию уникального опыта, совместимость которого с потребностями других стран (и современного Китая) может вызывать сомнения <20>; кроме того, этот опыт часто выражен в форме труднопонимаемых для внешних акторов концептов <21>. Западное понимание международного права, однако, не выглядит более состоятельным.
--------------------------------
<17> Как утверждает Е. Пашуканис, буржуазное государство - результат рыночных отношений; любое государство - капиталистическое по своей природе (Пашуканис Е. Избранные произведения по общей теории права и государства. М.: Наука, 1980. С. 135 - 136).
<18> По словам Х. Арендт, главная цель политической власти в эпоху империализма - защита капитала, что предполагает разрушение политических сообществ, являющихся препятствием для экономической экспансии (Арендт Х. Истоки тоталитаризма. М.: Центрком, 1996. С. 202 - 204).
<19> Allot P. The Health of Nations. Society and Law beyond the State. Cambridge: Cambridge University Press, 2002; Carty A. Philosophy of International Law. Edinburgh: Edinburgh University Press, 2017. P. 71 - 72, 162 - 168.
<20> Критику конфуцианства см.: Yasheng Huang. The Rise and Fall of the EAST: How Exams, Autocracy, Stability, and Technology Brought China Success, and Why They Might Lead to Its Decline. New Haven: Yale University Press, 2023.
<21> "...Трудно придумать совершенно новый мировой порядок и новую утопию: нынешняя глобальная Вестфальская или пост-Вестфальская система имеет много недостатков, но это не означает, что новый китайский мировой порядок, укорененный в великих неясных идеях, таких как гармония, hexie, великое единство, datong или tianxia, обязательно будет лучше" (Carrai M.A. Op. cit. P. 225 - 226).
Главной идеологемой внешней политики КНР является "сообщество единой судьбы человечества" (СЕС). Она закреплена в Белой книге по мирному развитию (2011), докладе Си Цзиньпина на 18-м Съезде КПК (2012) и т.д.; Китай также пытается инкорпорировать ее в документы, принимаемые в рамках ОПОП, и резолюции ООН (см., например, Резолюцию Совета Безопасности ООН 2344 (2017)). Она тесно связана с другими идеологемами: "дипломатии великой державы с китайской спецификой", "великого омоложения китайской нации" и пр. <22>.
--------------------------------
<22> Хэ Цзяшу. Дипломатия великой державы с китайской спецификой: содержание и значимость // Этносоциум и межнациональная культура. 2024. N 4. С 116 - 128; Лань Юй. Китайская мечта как идеологическая концепция новой эпохи развития КНР // Общество: политика, экономика, право. 2022. N 4. С. 43 - 47.
В Докладе Си на 70-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН (2015) эта идеологема раскрывается следующим образом: "Мир переживает исторический процесс ускоренной эволюции. Движение к многополярному миру и рост развивающихся рынков и стран стали непреодолимой тенденцией. В современном мире все страны взаимозависимы и имеют общее будущее. Мы должны подтвердить свою приверженность целям и принципам Устава ООН, построить новый тип международных отношений, характеризующийся взаимовыгодным сотрудничеством, и создать сообщество общего будущего для человечества. Для этого нам необходимо предпринять следующие усилия. Мы должны строить партнерства, в которых страны относятся друг к другу как к равным, участвуют во взаимных консультациях и демонстрируют взаимопонимание. Мы должны создать архитектуру безопасности, характеризующуюся честностью, справедливостью, совместным вкладом и общими выгодами. Мы должны содействовать открытому, инновационному, инклюзивному и взаимовыгодному развитию. Мы должны расширять межцивилизационные обмены для содействия гармонии, инклюзивности и уважению различий. Мы должны строить экосистему, которая ставит мать-природу и зеленое развитие на первое место" <23>.
--------------------------------
<23> Working Together to Forge a New Partnership of Win-win Cooperation and Create a Community of Shared Future for Mankind // Ministry of Foreign Affairs People's Republic of China.. См. также: A Global Community of Shared Future. The State Council Information Office (September 2023).; Лю Цзинюань. Концептуальные основания продвижения Китаем идеи "Сообщества единой судьбы человечества" // Вестник РУДН. Сер.: Политология. 2024. Т. 26. N 1. С. 62 - 77.
Основные черты СЕС состоят в следующем. Во-первых, она тесно связана с конфуцианскими идеями гармонии - как в обществе, так и между человеком и природой. Во-вторых, она резонирует с некоторыми классическими концепциями международного права, в частности с идеей Ф. Суареса и К. фон Вольфа о едином сообществе и солидаризмом (Ж. Ссель). В-третьих, она призвана оформить переход к многополярному миру, одним из центров которого должен стать Китай. В-четвертых, она поддерживает существующую систему, элементами которой являются принципы суверенитета и невмешательства, центральная роль ООН и пр. В-пятых, она обосновывает необходимость в дальнейшей экономической глобализации.
По мнению Дэнхуа Чжана, основной мотив СЕС - ослабление опасений по поводу усиления Китая и поддержание условий для его развития, особенно когда экономический рост выступает одним из главных источников легитимности правительства КНР; СЕС, таким образом, призвано обеспечить "мирный подъем" Китая и его новую проактивную политику. СЕС, однако, не отвечает на ряд вопросов: каким образом решать стратегические споры, каковы долгосрочные планы КНР, какова политическая модель, предлагаемая КНР <24>? Некоторые авторы считают, что СЕС не носит исключительно инструментального характера, но представляет собой попытку КНР "риторически синизировать международно-правовые концепции" и повторить опыт США, сумевших сделать свое видение мировой политики глобальным <25>.
--------------------------------
<24> Denghua Zhang. The Concept of 'Community of Common Destiny' in China's Diplomacy: Meaning, Motives and Implications // Asia & the Pacific Policy Studies. 2018. Vol. 5. N 2. P. 196 - 207.
<25> Rasilla I. de la, Hao Yayezi. The Community of Shared Future for Mankind and China's Legalist Turn in International Relations // Chinese Journal of International Law. 2021. Vol. 20. N 2. P. 341, 350.
3. Отношение Китая к международному праву
Отношение Китая к международному праву оригинально, хотя эту оригинальность не всегда легко выявить и сформулировать. Его основные элементы можно сформулировать следующим образом.
1. Китай рассматривает международное право как продукт европейской культуры, помнит о негативном опыте взаимодействия с ним и не доверяет ему безоговорочно <26>. Речь не идет о простой обиде: соответствующие упоминания служат отправным пунктом для того, чтобы ставить национальные интересы выше международного права, поддерживать в актуальном состоянии претензии, оставшиеся после "эпохи унижения", и оправдывать изменение позиции Китая на международной арене, т.е. его переход от роли "молчаливой державы", ревностно оберегающей свой суверенитет, к роли глобального актора - творца нового, более справедливого международного порядка.
--------------------------------
<26> "Максимы, которым Китай верит применительно к международным институтам, можно сформулировать следующим образом: отстающих часто бьют; лучше надеяться на себя, чем на других; лучше доверять себе, чем правовым институтам; борьба делает сильнее. В этих условиях, хотя Китай и пытается идентифицировать себя в международной системе, ему еще рано по-настоящему доверять международно-правовым механизмам. Современное международное право по-прежнему является в основном проявлением западной культуры, и существует ряд проблем культурной ориентации и институциональной справедливости" (Zhipeng He, Lu Sun. Op. cit. P. 138).
2. Право - инструмент господствующего класса, обслуживающий его интересы. Международное право служит интересам государств с разными системами, поэтому Китай придерживается тех правил, которые соответствуют его интересам, отвергая остальные. Этот тезис, выдвинутый в эпоху Мао, используется и сегодня, определяя гибкость и прагматизм политики КНР. Его основой является не только марксизм, но и традиционное для китайской культуры отрицание абстрактного характера права: право всегда исходит от конкретного субъекта и используется для конкретных целей; оно не критерий морали, но само подлежит моральной оценке <27>.
--------------------------------
<27> "В то время как в Европе закон и правовая определенность рассматриваются как обладающие легитимностью и являющиеся ценностью сами по себе, китайцы традиционно придерживаются функционального подхода к праву. Есть признаки того, что КНР воспринимает закон в первую очередь как средство для достижения конкретных выгод. Эти выгоды включают в себя экономические и репутационные преимущества, а также положительный эффект деполитизации управления, возникающий в результате легализации спорных вопросов. Китай придерживается непоследовательного подхода к праву в зависимости от конкретных условий и расчетов затрат и выгод: когда правовая определенность выгодна для него, она повышается; в иных случаях он предпочитает расплывчатые правовые нормы, открытые для интерпретации и не ограничивающие политическую власть" (How China approaches international law: Implications for Europe. Brussels: European Institute for Asian Studies. Policy Brief, 2018). По мнению Т. Рускола, образ китайского права определяется ориентализмом, т.е. вымышленным превосходством Запада над Востоком и, как результат, является искаженным (Ruskola T. Legal Orientalism // Michigan Law Review. 2002. Vol. 101. N 1. P. 179 - 234).
3. Международное право основано на соглашении; оно должно отражать разные точки зрения и рассматриваться через призму национальных интересов. Оно сильно фрагментировано, что предопределяет значение национального и регионального нормотворчества. Его источниками являются не только договоры, но и обычаи: последние в некоторых случаях обладают приоритетом (например, когда речь идет об исторических правах Китая на район Линии девяти штрихов). Отношение Китая к концепции общих принципов права - нечеткое и скорее скептическое (хотя бы потому, что эти принципы формулируются на основе западных подходов).
4. В настоящее время Китай выступает "упорным защитником и строителем международного правопорядка" <28>. Это связано со следующими причинами: правопорядок лучше, чем "закон джунглей"; у Китая есть свои интересы, идентифицируемые с международным правом (экономическое сотрудничество и др.); при помощи международного права он защищает интересы других стран, прежде стран третьего мира и стран Азиатского региона; он - единственный, кто способен построить более справедливый глобальный порядок; строительство международного правопорядка соответствует его общему курсу на развитие правового государства <29>.
--------------------------------
<28> Speech of Wang Yi "China, a Staunch Defender and Builder of International Rule of Law" (October 24, 2014).
<29> На 4-м Пленуме ЦК КПК XVIII созыва (2014) Си Цзиньпин определил "управление страной в соответствии с законом" в качестве одной из четырех целей КПК; среди прочего это предполагает необходимость "активно участвовать в выработке международных норм, содействовать урегулированию международных экономических и социальных проблем в соответствии с законом, укреплять дискурсивную мощь нашей страны и влияние на международно-правовые вопросы, использовать правовые методы для защиты суверенитета, безопасности и интересов развития нашей страны" (Decision on Comprehensively Governing the Country According to Law). План строительства правового государства (2020 - 2025) закрепляет концепцию "социалистического правового государства с китайской спецификой" и "мысль Си Цзиньпина о верховенстве закона". В соответствии с первой закон должен повышать эффективность государства и снижать произвол; вторая предполагает укрепление руководства КПК, научный подход, соблюдение законов и справедливое правосудие. Одна из глав Плана ставит задачу расширения китайского опыта в области международного права. См.: Rudolf M. Xi Jinping Thought on the Rule of Law (April 22, 2021). URL: https://www.swp-berlin.org/10.18449/2021C28 (дата обращения: 01.06.2025).
5. Можно выделить следующие направления воздействия Китая на международный правопорядок. Во-первых, он является защитником принципов Устава ООН ("вестфальским фундаменталистом"). Выступая в этом качестве, он разрабатывает правильные интерпретации правовых норм и противодействует неправильным интерпретациям. Во-вторых, он является главным архитектором подсистемы, регулирующей отношения между развивающимися странами и между странами Азии (его вклад - Пять принципов мирного сосуществования, ШОС и др.). В-третьих, он разрабатывает новую модель глобального правопорядка, преодолевающую недостатки имеющейся модели.
6. Воздействие Китая на международный правопорядок осуществляется не только через разработку новых норм и институциональное строительство, но и при помощи разработки новых смыслов (топиков). Эти смыслы отражают традиционную китайскую мудрость и привносят в международное право элемент этики. Они провозглашаются на политическом уровне и фиксируются в качестве имплицитных частей правовых норм, определяя их дальнейшее толкование и применение. К ним, в частности, относятся концепции "сообщества единой судьбы человечества", "гармоничного мира", "искать точки соприкосновения при сохранении различий" <30>, "отложить споры и заниматься развитием" и др.
--------------------------------
<30> Zhipeng He, Lu Sun. Op. cit. P. 160 - 190. Авторы считают, что эта идея предполагает поиск точек соприкосновения (например, стремление к развитию); уважительное и терпимое отношение к различиям (гибкий подход); смирение и поиск истины на основе фактов; расширение тематических областей сотрудничества; развитие дружественных отношений между странами с разными идеологиями.
7. Еще одной инновацией, привнесенной КНР, являются механизмы установления и поддержания неформальных дружественных связей. Такого рода связи обозначаются в китайском языке термином guanxi, они строятся на взаимном доверии и предполагают рамочное намерение предоставлять взаимопомощь; они поддерживаются в рамках регулярных встреч и могут выливаться в конкретные проекты. В рамках международных отношений КНР они устанавливаются на многосторонних форумах и фиксируются в меморандумах о взаимопонимании, где специально подчеркивается, что данные меморандумы не содержат международно-правовых обязательств <31>.
--------------------------------
<31> Так, Меморандум о взаимопонимании между КНР и Италией 2019 г. закрепляет принципы, сферы и формы сотрудничества в рамках ОПОП. Параграф V гласит: "Стороны будут разрешать разногласия, связанные с толкованием Меморандума, дружественным путем посредством прямых консультаций"; пар. VI: "Меморандум не является международным соглашением, которое может создавать права и обязанности по международному праву. Ни одно из его положений не должно пониматься или исполняться как правовое или финансовое обязательство сторон" (Memorandum of Understanding between the Government of the Italian Republic and the Government of the People's Republic of China on Cooperation within the Framework of the Silk Road Economic Belt and the 21st century Maritime Silk Road Initiative. См. также: Carty A., Gu J. Theory and Practice in China's Approaches to Multilateralism and Critical Reflections on the Western 'Rules-Based International Order'. IDS Research Report 85. Brighton: Institute of Development Studies, 2021. P. 58 - 59; Wang Heng. Selective Reshaping: China's Paradigm Shift in International Economic Governance // Journal of International Economic Law. 2020. Vol. 23. N 3. P. 583 - 606; Idem. China's Approach to the Belt and Road Initiative: Scope, Character and Sustainability // Ibid. 2019. Vol. 22. N 1. P. 29 - 55. Ван Хэн считает, что эти меморандумы не относятся ни к праву, ни к политике; в них делается акцент на развитие проектов, а не правил.
8. В китайской доктрине международного права можно выделить несколько течений: 1) марксизм, менее радикальный по сравнению с эпохой Мао; 2) критические исследования (Li Ming, Liu Zhiyun, Чжипэн Хэ, Wei Leijie); 3) TWAIL (Li Hongfeng, Chen Yifeng, Yin Zhiguang); 4) неотяньсяизм - попытки адаптировать древние китайские подходы к современности (Zhao Tingyang, Xu Xianming) <32>. Кроме того, многие авторы занимаются специальными вопросами (экономическими, экологическими и т.п.), не подводя под них теоретический фундамент. В целом китайской доктрине свойственна некоторая эклектичность <33>; в связи с этим главной задачей, стоящей перед ней, является создание собственной теории <34>.
--------------------------------
<32> Wang Yilin. Locating TWAIL Scholarship in China // Asian Journal of International Law. 2023. Vol. 13. P. 332 - 339. См. также: Erie M.S. China and Comparative International Law: Between Social Science and Critique // Chicago Journal of International Law. 2021. Vol. 22. N 1. P. 59 - 70. Автор отмечает проблему двойного барьера (между англоязычной литературой и литературой на китайском, а также между специалистами в области внутреннего и международного права) и нативистский поворот в китайской доктрине (переход к большей закрытости).
<33> А. Офорд отмечает, что влиятельные китайские ученые-юристы и философы черпают вдохновение из конфуцианской культуры, гегелевской философии и международного коммунизма и представляя тех людей, которые живут в странах третьего мира (Orford A. International Law and the Politics of History. Cambridge: Cambridge University Press, 2021. P. 65 - 66).
<34> Данная задача была сформулирована МИД КНР в 2016 г.; в 2020 г. Чжипэн Хэ и Лу Сунь опубликовали соответствующее исследование (Zhipeng He, Lu Sun. Op. cit.): "Гегемония [англоязычной науки] является предпосылкой, которую мы должны принять. Только войдя в эту систему, мы можем добиться преимуществ, так же как в современных видах спорта, таких как настольный теннис, волейбол и прыжки в воду: базовая система является западной, но это не мешает нам войти в нее и добиться высоких результатов. При наличии выдающихся результатов правильным путем реформирования будет установление постепенного контроля над этой системой и изменение соответствующих норм". Авторы отмечают недостатки китайской науки: теоретическая слабость, неразвитость отдельных сфер, приоритет модных тем (экономическое право и т.д.), отсутствие контакта между государством и академией, слепое следование западным моделям, игнорирование актуальных проблем и событий, дефицит креативности, использование "повторяющихся и цикличных аргументов и декларативных нарративов", отсутствие дискуссий, поверхностность. Авторы ставят ряд задач (более точно излагать материал, разрабатывать оригинальные теории и др.). Их решение предполагает создание условий: концептуальных (все должны понимать важность создания китайской теории), институциональных (сотрудничество между теорией и практикой), образовательных ("цветок инноваций нуждается в плодородной почве") и культурных (освоение английского языка) (P. 70 - 85). См. также: Zewei Yang. The People's Republic of China and the Development of Contemporary International Law: Review and Prospects Journal of East Asia and International Law. 2020. Vol. 13. N 2. P. 354 - 358.
4. Новые законы КНР о международных отношениях и иммунитете государств
Подходы КНР в сфере внешней политики и международного права изложены в Законе о международных отношениях КНР 2023 г. <35>. Закон состоит из 45 статей и 6 глав.
--------------------------------
<35>
В гл. I содержатся общие положения. Статья 1 фиксирует цели развития международных отношений: защита суверенитета, безопасности и интересов развития; продвижение интересов народа; установление современной социалистической власти; великое омоложение китайского народа; содействие миру и развитию; создание общего будущего. Подчеркивается "централизованное и единое" руководство КПК (ст. 5), перечисляются элементы китайского марксизма (марксизм-ленинизм, мысль Мао Цзэдуна, теория Дэн Сяопина, теория "трех представительств", научный взгляд на развитие и мысль Си Цзиньпина о социализме с китайской спецификой в новую эпоху) (ст. 3). Основами внешних отношений Китая являются независимая и миролюбивая внешняя политика; пять принципов (уважение суверенитета и территориальной целостности, ненападение, невмешательство, равенство и взаимная выгода, мирное сосуществование); мирное развитие; открытость; приверженность целям и принципам Устава ООН и др. (ст. 4). Государственные институты, армия, партии, предприятия, общественные организации и граждане обязаны защищать "национальный суверенитет, безопасность, достоинство, честь и интересы" (ст. 6). "Любая организация или частное лицо, совершающие действия, наносящие ущерб национальным интересам Китая, в нарушение настоящего Закона и других применимых законов в ходе международных обменов, должны быть привлечены к ответственности" (ст. 8).
Глава II определяет полномочия органов. Закреплена ведущая роль "центрального руководящего органа по иностранным делам" (Центральной комиссии КПК), включающая принятие решений, организацию дискуссий, составление стратегий и директив, координацию и стимулирование усилий. Перечислены полномочия Всекитайского собрания народных представителей (ВСНП), Постоянного комитета, Председателя, Государственного совета, МИД и др. Статья 11 наделяет Председателя КНР полномочиями "представлять КНР при осуществлении государственных дел и осуществлять полномочия в сфере внешних сношений, предусмотренные Конституцией и законами".
В гл. III изложены цели и задачи внешней политики. Так, в силу ст. 17 КНР развивает международные отношения с целью поддерживать систему социализма с китайскими характеристиками, защищать суверенитет, единство и территориальную целостность и обеспечивать развитие Китая. В соответствии со ст. 18 КНР содействует реализации трех глобальных инициатив: в области развития (GDI), в области безопасности (GSI) и в области цивилизации (GCI); они являются основами СЕС <36>. Согласно ст. 19 КНР стремится сохранить международную систему с ООН в качестве фундамента и порядок, основанный на международном праве, придерживается концепции глобального управления, участвует в выработке международных правил, способствует демократизации международных отношений и экономической глобализации. Статьи 20 - 28 закрепляют цели внешней политики КНР (прочные отношения с ведущими державами, развитие отношений с соседями, солидарность и сотрудничество, поддержка многосторонних отношений, реформирование и развитие глобального управления и др.), а также приоритеты внешней политики КНР в различных сферах (безопасность, развитие, права человека и др.).
--------------------------------
<36> GDI, объявленная в сентябре 2021 г. на Генеральной Ассамблее ООН, связывает приоритеты КНР в области развития с Целями устойчивого развития 2030 г. GSI (2022) посвящена реформе коллективной безопасности. GCI (2023) основана на тезисе "модернизация не равна вестернизации".
Глава IV ("Система внешних сношений") определяет некоторые приоритеты и позиции. Упоминается необходимость обеспечить верховенство права (ст. 29); отмечается, что выполнение договоров не должно вредить суверенитету, безопасности и общественным интересам (ст. 31). КНР должна усилить применение своих законов и принимать принудительные меры (ст. 32) <37> и контрмеры (ст. 33). Упоминается принцип "одного Китая" (ст. 34). Указывается, что государство принимает необходимые меры в соответствии с законом для защиты своих прав и интересов, а также прав и интересов китайских граждан и организаций за рубежом (ст. 35).
--------------------------------
<37> Речь идет об экстерриториальном применении. Так, Закон о безопасности данных 2022 г. распространяется на деятельность по обработке данных за пределами КНР, которая наносит ущерб национальной безопасности, правам и интересам китайских граждан или организаций.
Несколько комментариев к этому акту не будут лишними. Во-первых, Закон написан в традиционном для китайского права стиле: его положения носят общий характер, закрепляют политические установки и содержат отсылки к внешним источникам. Благодаря этому обеспечиваются возможности для их гибкого толкования и применения <38>. Во-вторых, он воспроизводит и расшифровывает главные приоритеты и нарративы внешней политики КНР (например, определяет элементы СЕС). В-третьих, он содержит указание на ведущую роль Центральной комиссии КПК по иностранным делам, тем самым формализуя и усиливая принцип партийного руководства. В-четвертых, он оформляет возврат к риторике "борьбы": несколько его положений носят явно оборонительный (конфронтационный) характер. В-пятых, самая неоднозначная статья Закона - ст. 31 - создает основу для отхода от принципа pacta sunt servanda (хотя она может трактоваться как запрет на заключение договоров, противоречащих национальным интересам) <39>.
--------------------------------
<38> Трощинский П.В. Правовая система Китая. Москва: ИДВ РАН, 2016. С. 53.
<39> Анализ Закона см.: Самович Ю.В. Закон о международных отношениях и внешняя политика Китая // Социальные и гуманитарные науки. Отечественная и зарубежная литература. Сер. 4: Государство и право. 2025. N 1. С. 71 - 84; Huang Huikang. Milestone of China's Foreign-Related Legislation - a Review of the Law of the People's Republic of China on Foreign Relations // Chinese Journal of Transnational Law. 2024. Vol. 1. N 2. P. 95 - 116; Guo B., et al. The Law on Foreign Relations of the People's Republic of China became effective on 1 July 2023 (July 20, 2023).; Rudolf M. China's Foreign Relations Law: Balancing "Struggle" with Beijing's "Responsible Great Power" Narrative // NPC Observer (July 3, 2023). URL: https://npcobserver.com/2023/07/china-foreign-relations-law-struggle-responsible-great-power-narrative (дата обращения: 01.06.2025); Clarke D. China's Foreign Relations Law: Some Comments (July 24, 2023).; Pedrozo R.(P.). China's New Law on Foreign Relations: Transforming the Rules Based International Order with Chinese Characteristics // International Law Studies. 2023. Vol. 100. P. 574 - 604 (американский автор характеризует Закон как "еще один пример китайской правовой войны" (P. 575)).
Китай долгое время придерживался доктрины абсолютного иммунитета, считая ее элементом принципа суверенного равенства <40>. В XXI в. его позиция поменялась. В 2005 г. он подписал Конвенцию ООН 2004 г. (хотя так и не ратифицировал ее), а в 2023 г. принял Закон об иммунитетах иностранных государств <41>. Закон закрепил ряд исключений из действия иммунитета, схожих с теми, которые закреплены в Конвенции: отказ от иммунитета; ведение коммерческой деятельности на территории Китая либо деятельности за границей, вызывающей последствия на территории Китая; причинение ущерба на территории Китая и пр. При определении характера деятельности следует учитывать ее природу и цель. Если иностранное государство предоставляет Китаю меньший иммунитет, Китай применяет принцип взаимности (т.е. соответственно ограничивает иммунитет данного государства) (ст. 21). Принятие Закона связывают с желанием Китая создать условия для реализации его внешнеполитических проектов, прежде всего ОПОП <42>. Закон также, вероятно, повлияет на рассмотрение судами КНР исков, связанных с военными преступлениями японцев (применение отравляющих веществ, неизбирательные бомбардировки, принудительные работы). Японские суды при рассмотрении таких исков обычно ссылаются на ст. 5 Двустороннего коммюнике 1972 г., согласно которой КНР "отказалась от своего требования военных репараций от Японии" <43>. Власти КНР считают, что Коммюнике касается только прав правительства (а не граждан), но не предпринимают серьезных усилий в этой области. Наконец, Закон может быть применен при рассмотрении китайскими судами исков к России.
--------------------------------
<40> В 1911 г. западные банки выпустили облигации для финансирования строительства в Китае железных дорог. В 1979 г. держатели облигаций потребовали в судах США выплаты процентов. Китай обратился в Госдеп США, сославшись на концепции абсолютного иммунитета и одиозного долга (полученные средства якобы пошли на закупку оружия для гражданской войны). Госдеп заявил о независимости судебной системы; Китай отказался предстать перед судом, и суд Алабамы вынес заочное решение в пользу истца. После этого Госдеп и МИД Китая договорились, что они попросят суд Алабамы отменить это решение, что и было сделано со ссылкой на иммунитет. В ходе апелляционного разбирательства Китай повторил свои аргументы, а юристы Госдепа (amicus curiae) заявили, что к моменту выхода письма Тейта (1952), в котором США приняли доктрину ограниченного иммунитета, срок погашения облигаций истек. В итоге апелляция была отклонена. Верховный Суд отказался пересматривать дело в порядке a certiorari. См.: Xue Hanqin. Op. cit. P. 87 - 88. В 2008 г. американская компания FG Hemisphere Associates LLC обратилась в суды Гонконга с заявлением о признании и исполнении двух арбитражных решений, вынесенных против Демократической Республики Конго. В Решении от 8 июня 2011 г. Апелляционный суд Гонконга счел, что дело касается положений Основного закона Гонконга, толкование которых следует запросить у Постоянного комитета ВСНП. Он также предварительно указал, что до передачи Гонконга Китаю (1997) иммунитет регулировался правом Великобритании, закрепляющим доктрину ограниченного иммунитета; после восстановления суверенитета Китая суды Гонконга более не могут применять эту доктрину, так как она отличается от доктрины абсолютного иммунитета, применяемой КНР. 26 августа 2011 г. Постоянный комитет указал, что иммунитет относится к иностранным делам; правила, установленные центральным правительством, должны применяться единообразно; после 1997 г. право Гонконга в этой части должно было быть изменено. См.: Bing Ling. State Immunity, China // Encyclopedia of Public International Law in Asia Online / ed. by Seokwoo Lee. Leyden: Brill, 2021.
<41> The Law of the People's Republic of China on Foreign State Immunity // Ministry of Justice of the People's Republic of China. URL: http://en.moj.gov.cn/2023-12/15/c_948359.htm (дата обращения: 01.06.2025); Foreign State Immunity Law of the People's Republic of China // China Law Tranclate.
<42> Saxena A. Restricting Foreign State Immunity: China's New Law and What It Means (September 7, 2023). URL: https://thediplomat.com/2023/09/restricting-foreign-state-immunity-chinas-new-law-and-what-it-means (дата обращения: 01.06.2025); Wenliang Zhang. China's New Foreign State Immunity Law: Some Foreign Relations Aspects (December 14, 2023).; Mazzochi R., et al. China's new Foreign State Immunity Law - from absolute immunity to restrictive immunity (September 27, 2023).
<43> Nishimatsu Construction case, Second Chinese "Comfort Women" case. Japan's Supreme Court. 27.04.2007. См.: Masahiko Asada, Trevor Ryan. Post-war Reparations between Japan and China and Individual Claims // Zeitschrift Japanisches Recht. 2009. N 27. P. 257 - 284.
5. Международное право в правовой системе Китая
Китайские авторы считают, что монизм отрицает суверенитет и может использоваться для установления внешнего контроля; дуализм, в свою очередь, преувеличивает антагонизм международного и внутреннего права. Более правильным является диалектический подход, согласно которому международное и внутреннее право являются отдельными системами, дополняющими друг друга. Если государства принимают закон, они учитывают требования международного права; если они заключают договор, они рассматривают его с позиций внутреннего права; конфликты между порядками, соответственно, не возникают. Эта позиция, таким образом, представляет собой уточненный и гибкий дуализм <44>.
--------------------------------
<44> Ahl B. Die Anwendung in China. Vol. 207. 2009. P. 356.
В 1990 г. Китай принял Закон о порядке заключения договоров <45>; к настоящему времени он заключил 20 тыс. двусторонних договоров и присоединился к 300 многосторонним конвенциям. Их место во внутреннем порядке, однако, не определено ни в Конституции 1982 г., ни в законах. Это обусловлено несколькими факторами: влиянием советского изоляционистского опыта, памятью о столетнем "унижении", инструментом которого выступали неравноправные договоры, и желанием обеспечить гибкость правоприменения <46>. Закон 1990 г. требует ратификации Постоянным комитетом ВСНП только "договоров и важных соглашений" (договоров политического характера, территориальных договоров, договоров, содержащих положения, не соответствующие законодательству, договоров, содержащих условие об их ратификации) (ст. 7). Другие договоры утверждаются Госсоветом (ст. 8) или отдельными ведомствами (ст. 9). Остается неясным, имеют ли эти категории договоров разную юридическую силу; данный вопрос, по мнению китайской доктрины, нуждается в решении.
--------------------------------
<45>
<46> В 2014 г. обсуждалась идея внести норму о действии договоров в Закон о законотворчестве, но ВСНП счел, что это повредит целостности правовой системы. См.: Congyan Cai. International Law, Domestic Courts, and the Rise of China. Institute for international law and justice. 2015. P. 8.
До 1979 г. Китай не допускал прямого действия договоров и при необходимости прибегал к трансформации (принятию внутреннего акта). Так, после ратификации в 1996 г. Конвенции по морскому праву он принял законы о территориальном море и прилежащей зоне, исключительной экономической зоне и континентальном шельфе и др. Трансформации также подверглись Венские конвенции о внешних сношениях 1961 и 1963 гг. (Положение о дипломатических привилегиях и иммунитетах 1986 г. и Положение о консульских привилегиях и иммунитетах 1990 г.). Трансформация часто осуществляется при помощи общего (а не специального) законодательства (гармонизация), например, ряд законов КНР имплементируют обязательства в сфере прав человека (Закон о защите прав и интересов женщин и др.). После начала реформ Китай стал допускать прямое применение договоров (инкорпорацию), которое осуществляется при помощи специальной отсылки, закрепляющей приоритет положений договора над положениями соответствующего акта <47>. Такая отсылка содержится в 80 законах, в том числе в ст. 260 Закона о гражданском процессе 1991 г. (в ред. 2017 г.) <48>, ст. 268 Морского кодекса 1992 г., ст. 9 УК 1979 г. (в ред. 1997 г.) и др. В некоторых важных законах она отсутствует, например в Гражданском кодексе 2020 г. Роль отсылки также может выполнять разъяснение Верховного народного суда (ВНС).
--------------------------------
<47> Ван Тейа считает автоматическую инкорпорацию общим принципом, но не указывает практических следствий этого (Wang Tieya. Op. cit. P. 328 - 329).
<48> "Если международный договор, который КНР заключила или к которому она присоединилась, содержит положения, не соответствующие настоящему Закону, положения договора имеют преимущественную силу, за исключением тех положений, к которым КНР сделала оговорки".
Таким образом, в отличие от России, применяющей механизм общей отсылки (ст. 15 Конституции), КНР использует избирательную инкорпорацию, т.е. устанавливает ряд фильтров в отношении применения договоров. Во-первых, упоминание международного права в политических документах и некоторых законах (например, в Законе о внешних сношениях) воспринимается как "законодательная тенденция", не создающая нормативных последствий. Во-вторых, отсылки к договорам закреплены лишь в некоторых законах. В-третьих, данные отсылки имеют узкую сферу действия. Так, ст. 260 содержится в части 4 Закона о гражданском процессе (дела с иностранным элементом): она, таким образом, позволяет обращаться к Нью-Йоркской конвенции 1958 г., но не к договорам о правах человека. В-четвертых, прямое применение договоров может быть исключено Верховным народным судом. В частности, в 2002 г. Суд исключил прямое применение правил ВТО, сославшись на Закон об административном процессе, согласно которому при рассмотрении торговых споров суды должны руководствоваться законодательством КНР, а также на пар. 67 Доклада Рабочей группы ВТО ("Соглашение ВТО будет имплементировано Китаем эффективным и единообразным образом посредством пересмотра его существующих внутренних законов и принятия новых") <49>. В-пятых, договор не должен применяться судами, если его применение угрожает суверенитету, безопасности и публичным интересам КНР <50>. Данная избирательность обосновывается наличием в международном праве прогрессивных и регрессивных элементов: первые могут заимствоваться, вторые - нет. Другое обоснование состоит в том, что право КНР, как и любое другое внутреннее право, само определяет сферу своего действия <51>.
--------------------------------
<49> Разъяснения ВНС по некоторым вопросам рассмотрения административных дел о международной торговле от 27 августа 2002 г. (Provisions of the Supreme People's Court on Several Issues Concerning the Hearing of International Trade Administrative Cases).
<50> Статья 7 Разъяснения Верховного народного суда по некоторым вопросам применения международных договоров и практик при рассмотрении гражданских и торговых дел, связанных с иностранцами, от 28 декабря 2023 г.
<51> Цзя Бинбин пишет: "Какую бы форму ни приняло международное право, его реализация в значительной степени остается национальной - специфичной для каждого государства" (Bing Bing Jia. A Synthesis of the Notion of Sovereignty and the Ideal of the Rule of Law: Reflections on the Contemporary Chinese Approach to International Law // German Yearbook of International Law. 2010. Vol. 53. P. 36).
Китайские суды знакомы с принципом согласованного применения (Charming Betsy principle) и стараются следовать ему. Согласно ст. 9 Разъяснений Верховного суда 2002 г., если существует два или более разумных толкования положения закона, применяемого при рассмотрении административного дела о международной торговле, и среди них одно соответствует положениям договора КНР, должно быть использовано именно оно, если только Китай не сделал оговорку к данным положениям. На практике китайские суды предпочитают не применять международные договоры <52>, хотя исключения все же имеют место, особенно при рассмотрении дел с иностранным элементом.
--------------------------------
<52> Академия общественных наук КНР считает, что прямое применение судами договоров ослабляет суверенитет (поскольку может идти вразрез с целями защиты граждан и поддержания стабильности); отрицательно влияет на деятельность судебной власти (поскольку суд не в состоянии исполнить решение, вынесенное на основании договора, без участия административной власти); может приводить к процессуальным нарушениям. См.: Лю Цюсэнь. Международный договор как источник китайского права // Аграрное и земельное право. 2017. N 7. С. 77 - 78.
6. Отношение Китая к правам человека
Позиция КНР по вопросу прав человека изложена в Белой книге 1991 г. <53> и состоит в следующем. На понимание прав человека влияют исторические, культурные и экономические различия, поэтому вопрос о правах - внутреннее дело каждой страны. Права человека в КНР имеют три характеристики: широта (ими пользуются все граждане и они включают права в различных сферах); равенство (граждане пользуются правами независимо от национальности, пола и т.д.); подлинность (государство предоставляет гарантии прав и люди пользуются ими в реальной жизни). Продвижение прав - долгосрочная задача. Важнейшее право - право на существование ("есть досыта и тепло одеваться"): долгое время оно не было обеспечено из-за действий иностранных держав и внутренней буржуазии; его обеспечение стало главной задачей КНР после 1949 г.; условие ее решения - сохранение суверенитета. После основания КНР китайский народ обрел реальные политические права; политическая система КНР гарантирует право народа управлять делами страны (народные собрания, деятельность КПК, система консультаций). Граждане пользуются свободой слова, защитой от незаконных задержаний и др.; кроме того, КНР постоянно совершенствует свое законодательство. Основной принцип права КНР - единство прав и обязанностей: при осуществлении своих прав граждане не могут ущемлять права государства, общества, коллектива и других лиц. Китай достиг больших успехов в области обеспечения экономических, социальных и культурных прав. Граждане Китая пользуются процессуальными гарантиями (равенство перед законом, запрет произвольного задержания и др.). Лица, лишенные свободы, имеют различные права и гарантии, в том числе право участвовать в выборах; места лишения свободы предназначены не только для наказания, но и для перевоспитания преступников посредством их привлечения к труду и предоставления им образования. Далее подробно описываются гарантии права на труд (работники вправе участвовать в управлении делами предприятия), свободы вероисповедания (религия не может использоваться как предлог для нарушения публичного порядка), прав меньшинств (региональная автономия, отсутствие дискриминации, развитие социально-экономической сферы в районах проживания меньшинств, особенно в Тибете). Далее Книга описывает систему семейного планирования, направленную на контроль над ростом населения и улучшение условий жизни, гарантии прав людей с ограниченными возможностями и участие КНР в международной системе защиты прав.
--------------------------------
<53> Information Office, State Council of the PRC. Human Rights in China. White Paper. November. 1991.; Kinzelbach K. China's White Paper on Human Rights. Berlin: Global Public Policy Institute, 2016. См. также: Белые книги "Кому принадлежит суверенитет над Тибетом и как в Тибете обстоит дело с правами человека" (1992), "Прогресс Китая в защите прав человека" (1995), "Новый прогресс в защите прав человека в Тибете" (1998), "История и развитие Синьцзяна" (2003).
Китайская доктрина развивает позиции, изложенные в Белой книге, делая акцент на следующих моментах. Во-первых, продвижение прав - длительный процесс, реализуемый в определенном историческом и культурном контексте; западное видение не является безальтернативным <54>. Реформы в этой области должны быть постепенными и синхронизированными с социальным и экономическим развитием страны. Во-вторых, признавая универсальность и взаимосвязанность прав, Китай уделяет большее внимание экономическим, социальным и культурным правам, а также праву на развитие, полагая, что достоинство и свобода не могут быть реализованы в условиях бедности. Беспорядки ставят под угрозу право на существование, поэтому они недопустимы. В-третьих, права не являются абсолютными и могут ограничиваться в общих интересах; никто не может ими пользоваться, не принимая на себя обязанностей; политические взгляды или этническое происхождение не оправдывают несоблюдение закона. В-четвертых, главной гарантией прав является суверенитет; основную роль в их защите должно играть государство, а не международные организации или гражданское общество; права не могут использоваться как предлог для вмешательства. В-пятых, концепции R2P, гуманитарной интервенции и failed states - слишком общие, а их применение может приводить к катастрофическим последствиям; вопросы, связанные с правами, однако, могут рассматриваться СБ ООН. В-шестых, соблюдению прав в Китае препятствует инерция империализма, феодализма и капитализма ("три горы"), а также "культурной революции", плановой экономики и конфуцианства. В-седьмых, критика Китая Западом неконструктивна и направлена на его дискредитацию, а не на защиту прав, не учитывает фактические условия и предполагает применение западных подходов. Китай не пытается противопоставить западной концепции прав собственную, но разделяет ее с некоторыми нюансами <55>.
--------------------------------
<54> Сьенхо И формулирует особенности азиатского подхода к правам человека: во-первых, азиатские государства признают священный характер человека, но исходят из того, что индивид должен поддерживать гармоничные отношения с коллективом; во-вторых, они подчеркивают необходимость учитывать исторические, культурные и экономические особенности каждой страны; в-третьих, они отмечают важность экономических и социальных прав (Sienho Yee. Towards an International Law of Co-progressiveness, Part II. Leyden: Brill, Nijhoff, 2014. P. 78 - 80).
<55> Xue Hanqin. Op. cit. P. 89 - 96, 125 - 160, 160 - 167; Zhipeng He, Lu Sun. Op. cit. P. 214; Carrai M.A. Op. cit. P. 183 - 220.
В 1982 г. Китай принял новую Конституцию, закрепив в ней гл. II ("Основные права и обязанности граждан"). В 2004 г. он дополнил гл. II рядом гарантий. Китай ратифицировал Конвенции о защите прав, сделав оговорки к статьям, предусматривающим юрисдикцию МС ООН и Комитета против пыток. Заметным исключением является Пакт о гражданских и политических правах (подписанный КНР в 1998 г.) и несколько конвенций МОТ: о принудительном и обязательном труде (1930), о свободе ассоциации и защите права на организацию (1948), о праве на организацию и заключение коллективных договоров (1949) и об упразднении принудительного труда (1957).
По мнению западных авторов, наиболее важны следующие проблемы, связанные с обеспечением прав человека в КНР. Во-первых, Китай пытается ассимилировать уйгуров в Синьцзян-Уйгурском автономном районе, прибегая к массовым задержаниям и принудительному труду. Во-вторых, он ограничивает гражданские права в Гонконге: пытается изменить избирательное законодательство (Революция зонтиков 2014 г.) и распространить на Гонконг свою судебную юрисдикцию <56>, похищает издателей, публикующих антикитайскую литературу, и пр. В-третьих, он проводит кампании, направленные против тибетских буддистов (уничтожение культурного наследия и преследования сторонников Далай-ламы), мусульман (запрет "ненормальных бород" и чадры) и сторонников движения Фалуньгун (1999). В-четвертых, он не решает системные проблемы, к числу которых относятся практика перевоспитания через труд, внесудебные задержания, пытки, смертная казнь (1 - 2 тыс. случаев в год), цензура в Интернете. В-пятых, он с опозданием представляет отчеты в международные органы по правам, часто отвергает их рекомендации и сопротивляется попыткам специальных докладчиков посетить страну <57>.
--------------------------------
<56> В феврале 2018 г. 20-летняя беременная жительница Гонконга Amber Poon Hiu-wing была убита на Тайване 19-летним бойфрендом из Шэньчжэня Chan Tong-kai, который после этого вернулся в Гонконг. Поскольку деяние было совершено на Тайване, власти Гонконга не обладали юрисдикцией и при отсутствии договора об экстрадиции не могли выдать убийцу на Тайвань. В связи с этим они инициировали принятие закона, который бы позволил выдавать преступников в любую юрисдикцию, с которой отсутствует договор об экстрадиции, на основе разовых решений главы исполнительной власти. Эти изменения позволили бы выдать Чана на Тайвань, но также создали бы возможность для выдачи жителей Гонконга властям материкового Китая. В результате массовых протестов (2019 - 2020) законопроект был отозван.
<57> Cohen J.A. Law and Power in China's International Relations // NYU Journal of International Law and Politics. 2019. Vol. 52. P. 152 - 158; Parry M., Jochheim U. China's compliance with selected fields of international law // European Parliamentary Research Service. 2021. P. 4 - 6; Piccone T. China's Long Game on Human Rights at the United Nations. Washington, DC: Foreign Policy at Brookings, 2018. 21 p. Пикконе выделяет три этапа вовлечения Китая в систему защиты прав: до событий на площади Тяньаньмэнь (1989), когда Китай играл небольшую роль; 1989 - 2013 гг., когда Китай признал концепцию прав и стал защищать свою позицию в органах по правам; после 2013 г., когда Китай стал продвигать свое видение.
Китайские авторы не соглашаются с этой критикой, считая ее не основанной на фактах и политически мотивированной, и отмечают большой прогресс Китая в части обеспечения прав. Сюе Ханьцинь, в частности, пишет: "Стремительный переход от плановой экономики к рыночной в самой густонаселенной стране породил множество новых вызовов для Китая в области прав человека. Избирательная адаптация подхода к правам - это не свободный выбор, а необходимость, обусловленная социальными обстоятельствами и условиями. Кто угодно может критиковать Китай за то, чего он еще не смог достичь, но никто не должен отрицать или преуменьшать то, чего он достиг за столь короткое время и в столь огромных масштабах. Китай серьезно относится к правам человека. Он делает это не ради других, но и ради благополучия собственного народа" <58>. В последние годы Китай сформировал коалицию, поддерживающую его в правозащитных органах ООН и включающую Бангладеш, Боливию, Кубу, Египет, Индию, Индонезию, Кыргызстан, Пакистан, Саудовскую Аравию, Вьетнам и др.
--------------------------------
<58> Xue Hanqin. Op. cit. P. 167.
7. Китай и международные организации
Отношение Китая к международным организациям определяется несколькими факторами. Во-первых, Китай имеет разочаровывающий опыт отношений с Лигой Наций, которая не смогла защитить его от Японии, и с ООН, которая одобрила членство КНР лишь в 1971 г. Китай долгое время считал ООН инструментом капитализма, а Мао даже определял ее как "выгребную яму". Во-вторых, в настоящее время Китай рассматривает ООН как важную площадку для многосторонних переговоров, гарант суверенитета и "ядро" системы международных отношений и декларирует готовность ее защищать <59>. В-третьих, он считает международные организации важным инструментом своей внешней политики и своего участия в глобальном управлении, в связи с чем пытается усилить позиции в существующих организациях и создает новые.
--------------------------------
<59> Си Цзиньпин. Высоко неся великое знамя социализма с китайской спецификой, сплоченно бороться за всестороннее строительство модернизированного социалистического государства. Доклад на XX Всекитайском съезде КПК, 16 октября 2022 г.
На рубеже веков Китай отказался от роли "молчаливой державы", став активным участником международных институтов <60>.
--------------------------------
<60> Этому способствовала и трансформация самой международной системы, которая переключилась с вопросов высокой политики на вопросы "низкой политики" (экономика, эпидемии и пр.); начала широко использовать согласительные форматы, такие как БРИКС или G20; стала более инклюзивной (Zhihai Xie. The Rise of China and Its Growing Role in International Organizations // ICCS Journal of Modern Chinese Studies. 2011. Vol. 4. N 1. P. 91).
Во-первых, стал активно использовать право вето. В общей сложности он использовал его 19 раз (реже - только Франция); первый раз - 25 августа 1972 г., чтобы заблокировать прием в ООН Бангладеш. В 2000-х гг. он использовал его 16 раз, каждый раз (!) совместно с Россией; 10 раз речь шла о ситуации в Сирии, 2 - в Палестине, 1 - в Корее, 1 - в Зимбабве, 1 - в Мьянме и 1 - в Венесуэле. Китай, однако, не использовал право вето при обсуждении четырех резолюций, касающихся Украины, и некоторых резолюций по Сирии (они были заблокированы РФ в одиночку) <61>.
--------------------------------
<61> UN Security Council Meetings & Outcomes Tables. URL: https://research.un.org/en/docs/sc/quick (дата обращения: 01.06.2025); Wuthnow J. Chinese Diplomacy and the UN Security Council. N.Y.: Columbia University, 2011.
Во-вторых, Китай принимает активное участие в формировании персонала организаций: его дипломаты возглавляют ФАО и ЮНЕСКО, а до недавнего времени возглавляли МСЭ, ИКАО и ЮНИДО. Он также стал направлять своих граждан в состав миротворческих контингентов (в 2024 г. 2 тыс. человек, 8-е место).
В-третьих, взнос Китая в бюджет ООН является вторым по размеру после взноса США. В 2023 г. он внес в регулярный бюджет ООН 446 млн долл. (около 12%) (США - 22%, Россия - 1,8%). В 2016 г. он учредил Целевой фонд мира и развития ООН и обязался внести в него 200 млн долл. в течение 10 лет. В 2024 - 2025 гг. его взнос в бюджет миротворческих операций составил 18,69% (США - 26,95%, Россия - 2,29%) <62>.
--------------------------------
<62> Implementation of General Assembly resolutions 55/235 and 55/236.
В-четвертых, Китай смягчил отношение к концепциям гуманитарной интервенции и R2P: например, он поддержал Резолюцию 1970 (2011), которая ввела санкции против режима Каддафи <63>.
--------------------------------
<63> Jiangyu Wang. China's Approach to International Law: From Traditional Westphalianism to Aggressive Instrumentalism in the Xi Jinping Era // Chinese Journal of Comparative Law. 2022. Vol. 10. N 1. P. 147150.
В-пятых, Китай осуществляет проактивную политику в рамках ВТО, МВФ и МБРР, выдвигая нормотворческие инициативы, создавая коалиции, используя механизм разрешения споров ВТО и т.д. <64>.
--------------------------------
<64> "Если ранее поведение Китая демонстрировало лидерские качества, свойственные развивающейся стране, пытающейся догнать Запад, то его нынешнее поведение в большей степени демонстрирует напористые лидерские качества развитой страны, стремящейся устанавливать правила" (Frick J.A. China in International Organizations: National Interests, Rules and Strategies. 2021. P. 288 - 289).
В-шестых, Китай активно сотрудничает с организациями, членом которых он не является, иногда получая в них статус наблюдателя или стратегического партнера (Арктический совет, АСЕАН, ЕАЭС, Лига арабских государств).
Важным направлением внешней политики Китая стало институциональное строительство. Китай выступил архитектором нескольких организаций (ШОС и Азиатского банка инфраструктурных инвестиций); стал организовывать регулярные саммиты - БРИКС, 5 + 1 (Центральная Азия), КНР + АСЕАН + Совет сотрудничества арабских государств Персидского залива (2025); создал уникальную сетевую структуру ОПОП. Все институты, созданные с участием Китая, имеют общие черты: во-первых, они, как правило, ориентированы на координацию экономического сотрудничества и совместное развитие, оставляя политические вопросы на рассмотрение в рамках двусторонних переговоров; во-вторых, они носят региональный или межрегиональный характер, образуя вокруг Китая своеобразный "пояс безопасности" (ст. 2 Хартии ШОС запрещает "любые противоправные действия, направленные против интересов ШОС"); в-третьих, они в основном предполагают формат встреч высших чиновников и не обладают наднациональными полномочиями; в-четвертых, они не опираются на детальные учредительные документы и не занимаются активным правотворчеством (главная конвенция ШОС - Конвенция о борьбе с терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом 2001 г.); в-пятых, они принимают большое количество политических документов (заявлений, деклараций и пр.), в которых часто фиксируются нарративы внешней политики КНР; в-шестых, в их рамках Китай разрабатывает и апробирует оригинальные инструменты сотрудничества (меморандумы о взаимопонимании, специфические условия кредитов); в-седьмых, они выражают политический опыт и культуру Китая.
А. Карти и Дж. Гу следующим образом характеризуют инициативу ОПОП: "В западных глазах ее практики могут показаться аморфными. Условия меморандумов о взаимопонимании являются очень общими, зависят от продолжающегося сотрудничества между сторонами и не предполагают независимого судебного применения четких норм. Такая "ульевая" активность направлена на генерирование стабильной сети, состоящей из большого числа участников и обеспечивающей уверенный и эффективный прогресс. Кроме того, существует дефицит институциональной иерархии, присущей западной международной организации. Вместо этого имеют место отношения, построенные по модели ступицы и спиц (с Китаем в центре) и воспроизводящие классическую китайскую имперскую трибутарную систему" <65>.
--------------------------------
<65> Carty A., Gu J. Op. cit. P. 9.
8. Вопрос об инструментальном характере международно-правовой политики Китая
Западные авторы часто квалифицируют правовую политику КНР как инструменталистскую (предполагающую субъективное толкование и избирательное правоприменение) и ревизионистскую (подразумевающую замену действующих норм нормами, отражающими собственные предпочтения) <66>.
--------------------------------
<66> По словам И. Кардона, избирательность присуща всем государствам, но лишь КНР использует для этого централизованную политико-правовую систему, преследующую программные цели (Kardon I.B. China's Law of the Sea: The New Rules of Maritime Order. New Haven: Yale University Press, 2023. P. 56).
В качестве проявлений инструментализма рассматриваются следующие:
1) использование двойных стандартов: например, запрет деятельности иностранных военных кораблей в своей исключительной экономической зоне, но направление своих кораблей в чужие исключительные экономические зоны;
2) уклонение от судебных процедур <67> и акцент на переговорах, не гарантирующих результата, соответствующего международному праву;
3) непризнание правительства КР законным представителем Китая в одних ситуациях (например, в связи с заключением Договора о космосе), но признание его таковым в других ситуациях (апелляция к карте с Линией девяти штрихов, составленной властями КР, и др.);
4) использование правовых механизмов для получения непропорциональных преимуществ, в частности тактика долговой ловушки (debt trap) (например, аренда китайской госкомпанией ланкийского порта Хамбантота);
5) локализация судебных процессов, связанных с ОПОП и финансированием со стороны китайских банков, в китайских судах;
6) отказ от применения международных договоров в рамках внутренней правовой системы.
--------------------------------
<67> В 1972 г. правительство КНР заявило, что не признает Заявление о признании обязательной юрисдикции МС ООН, сделанное предыдущим правительством 26 октября 1946 г. КНР никогда не заключала специальных соглашений о передаче споров в МС ООН и сделала оговорки почти ко всем конвенциям, содержащим юрисдикционные оговорки (заметное исключение - Конвенция по морскому праву).
В качестве проявлений ревизионизма рассматриваются:
1) принятие внутренних актов, противоречащих положениям договоров (например, Закон КНР о территориальном море требует, чтобы иностранные военные корабли получали разрешение на мирный проход);
2) некорректное толкование, в частности толкование ст. 88 Конвенции по морскому праву 1982 г. (резервирование открытого моря для мирных целей) как разрешающей регулировать судоходство военных кораблей в исключительной экономической зоне;
3) противопоставление обычаев договорным нормам и вытекающее отсюда уклонение от применения последних (например, в акватории Южно-Китайского моря);
4) попытки изменить status quo при помощи угроз применения силы (Закон против сецессии 2005 г.) и применение дозированной силы с целью расширить юрисдикцию над морскими районами ("тактика салями");
5) отказ от выполнения обязательств (например, Китайско-британской декларации 1984 г. под предлогом ее устаревания и неравноправности) <68>.
--------------------------------
<68> Odom J.G. Understanding China's Legal Gamesmanship in the Rules-Based Global Order // China's Global Influence: Perspectives and Recomendations / ed. by S.D. McDonald, M.C. Burgoyne. Honolulu: Asia-Pacific Center for Security Studies, 2019. P. 190 - 206; Parry M., Jochheim U. Op. cit. P. 10 - 11.
В защиту этих практик могут быть приведены следующие аргументы. Во-первых, на китайские подходы к международному праву влияют исторические и культурные факторы: негативный опыт взаимодействия с Западом и международным правом, изоляционизм и восприятие внешнего мира как опасного и враждебного, мессианские настроения, дефицит правовой нормативности в политической системе <69>. Однако, несмотря на действие этих факторов, Китай адаптируется к международному праву и пытается его понять (в то время как Запад плохо понимает Китай). Во-вторых, китайские подходы соответствуют некоторым западным подходам, прежде всего исторической школе и марксизму. Китай не обязан автоматически заимствовать либеральный подход лишь потому, что его придерживаются страны Запада; он вправе использовать те подходы, которые соответствуют его интересам и обеспечивают его выживание. В-третьих, китайские практики могут быть обоснованы с позиций международного права; пример - критический анализ решений по Южно-Китайскому морю, подготовленный Китайским обществом международного права <70>. В-четвертых, наиболее уязвимые практики используются Китаем в Южно-Китайском море, где ситуация осложнена колониальной инерцией, геополитическим соперничеством и особыми географическими условиями; даже если Китай отрицает международное право, он делает это лишь в одной, наиболее чувствительной для него области. В-пятых, Китай имеет хороший послужной список соблюдения обязательств в других сферах; например, в рамках системы ВТО он выполняет 85% решений, вынесенных под эгидой ОРС, в то время как страны Запада - лишь 50% <71>. В-шестых, обвинения в инструментализме имеют скрытый мотив - желание сдержать экономический и геополитический подъем Китая. В-седьмых, любое государство имеет право влиять на международное правотворчество, толкование и правоприменение; тем более это вправе делать сверхдержава, представляющая интересы стран третьего мира и Азиатского региона. Кроме того, политика КНР - гораздо менее инструменталистская, чем политика США. В-восьмых, кризис международного права может быть преодолен лишь путем формирования альтернативы господствующим подходам (чем как раз и занимается Китай) <72>.
--------------------------------
<69> Anlei Zuo. China's Approaches to the Western-dominated International Law: A Historical Perspective from the Opium War to the South China Sea Arbitration Case // University of Baltimore Journal of International Law. 2018. Vol. 6. N 1. P. 47. Автор объясняет негативное отношение Китая к судебным процедурам горьким историческим опытом, верой в естественную справедливость и свойственным Азии стремлением к гармонии.
<70> Chinese Society of International Law. The South China Sea Arbitration Awards: a Critical Study // Chinese Journal of International Law. 2018. Vol. 17. P. 207 - 748.
<71> Op. cit. P. 8. Автор, однако, упрекает Китай в том, что он нашел "лазейки" в праве ВТО и, в частности, прибег к широкой трактовке термина "пруденциальное регулирование". Об участии КНР в ВТО см. также: Parry M., Jochheim U. Op. cit. P. 2 - 4.
<72> "Природа и режим функционирования нынешнего международного права, в котором доминирует Запад, не изменятся до тех пор, пока не произойдет трансформация структуры власти, а затем не возникнет новый режим языка и культуры международного права с потенциально иными целями и возможностями. Только когда новая теоретическая основа будет инициирована и интегрирована в текущую международно-правовую практику и теорию, получится смягчить структурные предубеждения и систематическое насилие. В связи с этим тенденция к многополярности, в частности подъем Китая, может открыть возможности для того, чтобы отказаться от векового европоцентризма и наконец-то создать по-настоящему глобальную основу для международного права и глобального управления" (Anlei Zuo. Op. cit. P. 52).
Эффективность китайских практик - предмет дискуссии. Некоторые авторы считают, что Китай не справится с задачей переформатирования порядка: он удовлетворен существующей ситуацией и не хочет бросать вызов лидерству США, не выработал привлекательной для других идеологии (отсылки к философским максимам прошлого не являются таковой) и не завоевал доверия стран региона; он, однако, может изменить отдельные режимы (например, в сфере морского права), размыть некоторые концепции и снизить уровень стандартов (в сфере прав человека и пр.) <73>.
--------------------------------
<73> Wong Ka-Ho. Analysis of Chinese Narrative of World Order and Foreign Policy: Is China a Revisionist or Reformist Power? // Сравнительная политика. 2018. N 3. С. 154 - 161; Ji Li. The Evolving Rule of Law with Chinese Characteristics and Its Impacts on the International Legal Order // UC Irvine Journal of International, Transnational, and Comparative Law. 2023. Vol. 8. P. 151 - 173.
По мнению Д. Хоффхеймера, в китайской политике после 1949 г. прослеживаются несколько тем. Первая из них - национализм; отсюда - жесткое отношение к проблеме Тайваня, стремление к свободным переговорам, требование равенства в организациях. Вторая тема - вера в политику силы: фраза Мао "винтовка рождает власть" означает, что политическая и правовая власть опирается на насилие. Третья тема - морализаторство, отражающее традиционное сознание и предрасположенность к ортодоксальности. Четвертая тема - прагматизм, диалектическая способность превращать слабость в силу. Несмотря на недоверие к западным идеалам, Китай стал ревностным приверженцем некоторых положений западного права. Исходя из этого можно сделать прогнозы. Во-первых, китайские перспективы мирового порядка останутся основанными на политике самозащиты. Во-вторых, тотальная структура конфуцианства и марксизма-ленинизма-маоизма помешает развитию китайской теории международного права. Многочисленные детали, составляющие западную теорию, несовместимы с китайской гибкостью. В-третьих, Китай сохранит свое культурное наследие и едва ли разовьет технический подход к западным институтам; его приоритеты будут определяться морализаторской самоуверенностью и эгоизмом (что не отличается от мотивации Запада). Следовательно, он останется враждебным по отношению к Западу и будет отвергать западную риторику, если ему не будут обеспечены равные условия. Это не значит, что Китай будет выступать против международного права: различие будет заключаться в средствах, используемых Китаем и Западом, но не в целях. Как результат, международный порядок будет продолжать функционировать гибко, хрупко и непредсказуемо - не как "система", а как текучая и сложная взаимозависимость ценностей и интересов <74>.
--------------------------------
<74> Hoffoeimer D.J. China and the International Legal Order: An Historical Introduction // Case Western Reserve Journal of International Law. 1979. Vol. 11. P. 251 - 266.
Р. Швеллер и Сяоюй Пу выделяют три возможные роли Китая: защитника существующей системы (консерватора); спойлера, обладающего альтернативным взглядом и стремящегося к перестройке институтов; и уклониста, который использует силу и не участвует в управлении <75>. М. Маззар, Т. Хис и А. Севайос описывают сценарии "состязательного замещения" (продвижение китайских подходов в рамках существующих структур и вытеснение из них США), "многоаспектного и гибкого влияния" (демонстрация приверженности существующим нормам и постепенное их изменение, создание альтернативных институтов) и "нескоординированного уклонения" (дистанцирование от международных институтов, концентрация на внутреннем развитии) <76>.
--------------------------------
<75> Schweller R., Xiaoyu Pu. After Unipolarity: China's Visions of International Order in an Era of U.S. Decline // International Security. 2011. Vol. 36. N 1. P. 42.
<76> Mazzar M.J., Heath T., Cevallos A.S. China and the International Order. Santa Monica: RAND Corp., 2018. P. 108 - 109.
Э. Познер выделяет три варианта будущего: согласно первому внутренние проблемы приведут к распаду Китая и мир станет однополярным; согласно второму США, Китай, Россия, Европа и, возможно, Индия будут бороться за влияние (в этом случае международному праву предстоит играть важную роль); наконец, третий сценарий, самый вероятный, состоит в том, что США и Китай вступят в холодную войну (влияние международного права, соответственно, уменьшится) <77>.
--------------------------------
<77> Posner E., Yoo J. International Law and the Rise of China // University of Chicago. Public Law & Legal Theory. Working Paper N 127. 2006. P. 14 - 15.
Хунган Ван, наоборот, считает, что лидерство Китая - неизбежно. Есть пять глобальных задач: обеспечить управление нациями, достигшими независимости; урегулировать конфликты и расширить сотрудничество; предотвратить конфликт между сверхдержавами; усовершенствовать нормы международного права и международные механизмы; обеспечить право на развитие и найти решения глобальных проблем. Необходима держава, способная выступить в качестве лидера, т.е. предоставить идеи, платформы и ресурсы для решения этих задач. Люди ждут этого от Китая: европейские страны заняты собой, США переживает внутренний раскол, Россия не оправилась от распада СССР и не опирается на сильную экономику, Япония переживает период стагнации и зависит от США, Бразилия и ЮАР недостаточно сильны, Индия не обладает необходимым потенциалом. Китай способен выполнить эту миссию: он может улучшить внутреннее управление, согласовать противоположные интересы, предотвратить конфликты крупных держав, содействовать авторитету международного права, стать ведущей силой модернизации <78>.
--------------------------------
<78> Honggang Wang. Emerging International Order and China's Role // China's Global Rebalancing and the New Silk Road / ed. by B.R. Deepak. Singapore: Springer, 2018. P. 238 - 243.
Сьенхо И формулирует концепцию "государства-лидера", которое отвечает перед международным сообществом, продвигает rule of law и вырабатывает собственное видение международной системы. Китай никогда не заявлял о себе как о государстве-лидере, не желая усугублять страх перед "китайской угрозой" и проявляя традиционную скромность. Но он не может избежать этой роли; международная система не сможет функционировать без его участия <79>.
--------------------------------
<79> Sienho Yee. Towards an International Law of Co-progressiveness. Part II. P. 172 - 177.
Заключение
Отношение Китая к международному праву имеет несколько измерений, диалектически связанных друг с другом.
Первое из них - идеологическое. Китай рассматривает международное право как инструмент Запада, используемый для распространения либеральной идеологии, и пытается противопоставить этому свое видение, предполагающее суверенитет, инклюзивность, сосуществование и т.д. В рамках этого измерения Китай консолидируется со странами третьего мира и РФ и пытается не разрушить, а, наоборот, укрепить существующую систему, созданную после Второй мировой войны.
Второе измерение - нормативное. Китай исходит из принципиально иной идеи права; он воспринимает его не как абстрактный и беспристрастный регулятор, а как инструмент политики, опирающийся на силу, что, в свою очередь, предполагает имманентное неравенство, недоверие к судам, инструментализм, дефицит догматики и т.д. В этом измерении Китай выступает естественным противником западных концепций международного права (а значит, отчасти и существующей системы) <80>.
--------------------------------
<80> "Китай сформировал по отношению к международному праву полускептическое, полуверующее, уважительное, но отстраненное отношение. Он склонен избегать правовых средств и применять дипломатический подход (проведение переговоров или экономическое и торговое давление)... В определенной степени китайское правительство рассматривает международное право как объективный факт, который оно не любит и не готово принимать всерьез; хотя оно в некоторых случаях надеется защитить свои интересы с его помощью, в обычных ситуациях оно относится к нему с пренебрежением. Это отношение очень напоминает отношение древних китайцев к духам и богам" (Zhipeng He, Lu Sun. Op. cit. P. 93 - 95). Представляется, что не все китайские ученые разделяют эту точку зрения.
Третье измерение - культурологическое: дефицит порядка, который может возникать в результате инструментального подхода к праву, компенсируется в китайской культуре нормативностью иного рода, вытекающей из добродетели и морали, ощущения гармонии, повторяемости истории, социального устройства и решений меритократов. Эта нормативность является той инновацией, которую Китай стремится привнести в мировой порядок и которая все более востребована на фоне кризиса западных моделей <81>. Проблема, однако, состоит в том, что резонируя с надеждами и устремлениями людей, относящихся к западной цивилизации, эта инновация несовместима с важнейшими структурами данной цивилизации, например с представлениями о Боге и природе человека.
--------------------------------
<81> По мнению Сяотун Фея, в основе западной концепции права лежит образ индивида, созданного Богом и обладающего неотъемлемыми правами; индивиды не вплетены в общество, а отделены друг от друга; именно поэтому право является безличным и должно применяться независимыми судами, а основным инструментом организации общества является договор. Китайский же подход предполагает, что человек рождается в сообществе и формируется им. Сообщество вырабатывает обряды, привычки и обычаи, которые могут быть очень подробными и не поддающимися формулировке в виде абстрактных, универсальных правил; их возникновение и развитие зависят от постоянного сотрудничества членов сообщества (Fei Xiaotong. From the Soil: The Foundations of Chinese Society. Oakland, CA: University of California Press, 1992). Как отмечает Т. Рускола, Китай может перейти от "правового ориентализма" к "ориентальному легализму", т.е. обрести дискурсивные возможности в создании норм международного права ("если право может переозначить Китай, мы должны быть готовы к тому, что Китай сможет китаизировать право" (Ruskola T. Legal Orientalism: China, the United States and Modern Law. Cambridge, MA: Harvard University Press, 2013. P. 233).
Четвертое измерение - внешнеполитическое. Как и любая другая страна, Китай имеет конкретные интересы; поскольку некоторые институты международного права представляют для них угрозу, иногда критическую, он стремится изменить или отменить эти институты. Речь идет об отдельных режимах морских районов, концепциях, связанных с правами человека, и т.д. Проблема здесь состоит в том, что эти институты связаны с более общими нормами (например, с тем же принципом суверенитета) и не могут быть изменены или "вырваны" из системы международного права без каких-либо последствий для этих норм.
Наконец, пятое измерение - внутриполитическое: хотя основные паттерны китайской цивилизации сформированы и устойчивы, политическое развитие Китая трудно предсказать. XXI в. - это не только период грандиозных и ошеломительных достижений Китая, но и период возникновения серьезных проблем, связанных с демографией, расслоением, коррупцией и пр., под влиянием которых представления Китая о своем месте в мировом порядке и его образ будущего стали размываться. В связи с этим внутренняя политика Китая (и, как результат, его внешняя политика) находится в состоянии перехода (транзитности), конечный пункт которого еще не определен. Китай может сохранить систему, созданную в эпоху Мао, но может и радикально изменить ее; он может остаться сторонником вестфальских ценностей, но может и превратиться в главную угрозу для них (его интерес к глобалистским проектам ВТО и ВОЗ подталкивает к такому предположению).
