Москва
+7-929-527-81-33
Вологда
+7-921-234-45-78
Вопрос юристу онлайн Юридическая компания ЛЕГАС Вконтакте

"Обособление" индивидуального притязания кредитора к субсидиарному должнику в банкротном деле и процессуальное правопреемство

Обновлено 27.09.2025 09:43

 

В статье исследуются вопросы, возникающие в связи с "обособлением" индивидуального притязания кредитора к контролирующему должника лицу в банкротном деле, и, в частности, отстаивается тезис о том, что процессуальное правопреемство не является универсальным инструментом для подобного "обособления". Применительно к конструкции "кредитор (управомоченное лицо) - контролирующее должника лицо (обязанное лицо)" обосновывается феномен "расщепления" уже существующего процессуального правоотношения.

 

Ключевые слова: процессуальное правопреемство, основания процессуального правопреемства, банкротство, субсидиарная ответственность.

 

The article examines the issues arising in connection with the "separation" of the creditor's individual claim to the debtor's controlling person in a bankruptcy case, and, in particular, defends the thesis that procedural succession is not a universal tool for such "separation". The phenomenon of "splitting" of an already existing procedural legal relationship is justified for the construction "creditor (authorized person) - controlling debtor (obligee)".

 

Key words: procedural succession, grounds for procedural succession, bankruptcy, subsidiary liability.

 

Институт процессуального правопреемства является одним из тех, которые можно назвать универсальными в самом буквальном значении этого слова: он применяется и на всех стадиях процесса (включая стадию исполнения), и во всех видах судебного производства. В этом смысле не исключение и банкротная процедура. Однако, в отличие от классического искового состязания истца и ответчика, в банкротстве сталкиваются интересы не двух противостоящих сторон, а множества субъектов, вовлеченных в наполнение и распределение конкурсной массы, а также в решение ряда сопутствующих этому вопросов. Ситуация осложняется еще и тем, что в некоторых случаях интересы кредиторов могут быть удовлетворены за счет предъявления требований к иным (помимо должника) субъектам. Одной из разновидностей таких притязаний к третьим лицам является требование о привлечении контролирующих должника лиц к субсидиарной ответственности. В настоящей статье мы рассмотрим отдельные вопросы, возникающие в связи с "обособлением" индивидуального притязания кредитора к контролирующему должника лицу <1>. Анализу будет подвергнута довольно типичная для отечественной практики ситуация, когда в рамках дела о банкротстве арбитражным управляющим подано заявление о привлечении к субсидиарной ответственности, данный спор рассмотрен и имеется вступивший в законную силу судебный акт о привлечении контролирующего должника лица к субсидиарной ответственности <2>. Итак, попробуем разобраться, является ли процессуальное правопреемство универсальным инструментом для "обособления" индивидуального притязания кредитора к контролирующему должника лицу, или же есть какие-то препятствия, ставящие под сомнение применимость данного института.

--------------------------------

<1> Повод для этого дает п. 2 ст. 61.17 Федеральный закон от 26 октября 2002 г. N 127-ФЗ "О несостоятельности (банкротстве)" (далее - Закон о банкротстве), предусматривающий, что кредитор, в интересах которого лицо привлекается к субсидиарной ответственности, вправе направить арбитражному управляющему заявление о выборе "способа распоряжения правом требования о привлечении к субсидиарной ответственности"; при этом одним из таких способов законодатель называет "уступку кредитору части этого требования в размере требования кредитора".

Впрочем, даже если бы подобной нормы в законе не было, "обособление" индивидуального притязания кредитора именно к контролирующему должника лицу - довольно разумная конструкция, заслуживающая обсуждения уже в силу того, что такое лицо является совершенно самостоятельным субъектом, а единичное правоотношение, связывающее выгодоприобретателя и контролирующее должника лицо, вполне может быть дистанцировано от банкротного дела, возбужденного в отношении должника. Отдельно отметим и понятную предпосылку для возникновения интереса кредитора преследовать субсидиарного должника без "посредничества" арбитражного управляющего: здесь налицо и экономия на средствах, подлежащих выплате арбитражному управляющему, и непосредственный контроль процедуры принудительного исполнения, возбужденной в связи с взысканием с субсидиарного должника, и возможность произвести отчуждение права требования к субсидиарному должнику третьим лицам на условиях, которые отличались бы от условий сделки, совершенной при продаже требований арбитражным управляющим с торгов.

<2> По действующему законодательству речь идет об определении, принимаемом арбитражным судом в соответствии с абз. 3 п. 13 ст. 61.16 Закона о банкротстве: такой судебный акт выносится после завершения расчетов с кредиторами, а размер взыскания представляет собой сумму требований всех кредиторов, которые остались непогашенными в связи с недостаточностью имущества должника.

 

Умозрительно с точки зрения субъектного состава материальное правоотношение, содержанием которого является обязанность контролирующего должника лица предоставить в порядке привлечения к субсидиарной ответственности имущественное возмещение, может связывать такое лицо (а) либо с должником, (б) либо с кредиторами <3>. Не погружаясь в отыскание преимуществ и недостатков выделенных конструкций <4>, попробуем проанализировать, каким правовым инструментарием должно обеспечиваться "обособление" индивидуального притязания кредитора для каждой из них.

--------------------------------

<3> Безусловно, теоретически возможно выделение и иных конструкций (например, правоспособной конкурсной массы). В настоящей работе мы сознательно ограничиваемся предложенной выше дихотомией: строго говоря, принципиальным для анализируемого явления является именно разделение на два базовых варианта, в одном из которых управомоченным лицом сразу становится кредитор, а в другом - иное лицо. С этих позиций персонификация такого лица не носит определяющий характер: будь то должник, конкурсная масса либо какой-то иной субъект, специально сконструированный для целей несостоятельности, - все это самостоятельные субъекты, которые в ходе банкротной процедуры обязаны будут подчиниться воле кредитора и передать ему право требования к субсидиарному должнику.

<4> Среди отечественных исследователей единства в вопросе о субъектном составе материального правоотношения, возникшего в связи с привлечением к субсидиарной ответственности, не наблюдается (см., например: Егоров А.В., Усачева К.А. Субсидиарная ответственность за доведение до банкротства - неудачный эквивалент западной доктрины снятия корпоративной вуали // Вестник Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации. 2013. N 12. С. 45, 46; Сильченко В.Ю. Особенности рассмотрения дел о привлечении к субсидиарной ответственности в связи с невозможностью полного погашения требований кредиторов: Дис. ... канд. юрид. наук. М., 2024. С. 40 - 46).

Российский законодатель в п. 1 ст. 61.14 Закона о банкротстве недвусмысленно исходит из того, что управомоченным лицом в указанном материальном правоотношении является должник. Надо сказать, что такое решение проводится довольно последовательно, поскольку далее закон оперирует конструкцией "уступки кредитору части требования в размере требования кредитора" (подп. 3 п. 2 ст. 61.17 Закона о банкротстве): это имплицитно предполагает, что обладателем субъективного права является иное (нежели цессионарий-кредитор) лицо.

Верховный Суд Российской Федерации придерживается подхода, основанного на том, что управомоченными лицами следует считать кредиторов (см., например, Определение Судебной коллегии по экономическим спорам (СКЭС) Верховного Суда (ВС РФ) от 28 марта 2024 г. N 305-ЭС23-22266 по делу N А40-169761/2018).

 

А. "Обособление" индивидуального притязания кредитора в конструкции "должник (управомоченное лицо) - контролирующее должника лицо (обязанное лицо)".

Итак, здесь взыскание произведено в пользу должника - именно он является управомоченным лицом в материальном правоотношении, и при пассивности кредитора арбитражному управляющему следовало бы приложить усилия, для того чтобы наполнить конкурсную массу, преследуя контролирующего должника лицо в рамках принудительных процедур, обеспечивающих исполнение судебного акта о привлечении последнего к субсидиарной ответственности, либо продав права требования к субсидиарному должнику на торгах. Однако в рассматриваемом нами случае кредитор проявляет известную активность, желая самостоятельно как можно скорее получить имущественное возмещение от субсидиарного должника либо на выгодных условиях уступить имеющееся право требования третьим лицам.

Понятно, что для реализации интереса кредитора (1) не только право требования должно перейти от должника к кредитору, но и, учитывая ранее принятый в интересах должника судебный акт по спору о привлечении к субсидиарной ответственности, (2) необходимо также решить вопрос о процессуальном правопреемстве.

Должно ли право требования перейти к кредитору на основании договора с должником или же достаточно одностороннего волеизъявления кредитора? Здесь, считаем, договорная конструкция вредна: должник тогда мог бы, уклоняясь от заключения договора уступки, по сути, препятствовать как самостоятельному взысканию кредитором имущественного возмещения, так и последующему отчуждению права требования третьим лицам. Более того, полагаем, нет никакой необходимости в возникновении отдельного обязательственного правоотношения, которое бы определяло условия перехода права требования: кредитор здесь не должен осуществлять какого-либо встречного предоставления, странным выглядело бы и установление мер ответственности, отдельных оснований для расторжения договора и т.п. Интерес кредитора в этой ситуации в известном смысле довлеет над должником: да, судебный акт принят в защиту его (должника) субъективного права, но в целом конечная цель состоит в наполнении конкурсной массы именно для расчетов с кредиторами, а потому кредитор может исключительно своей волей изменить стандартную схему преследования контролирующего должника лица на стадии исполнения, заместив должника в материальном правоотношении и "взяв инициативу" в свои руки.

Решение вопроса о процессуальном правопреемстве ставит вопрос о том, какую модель следовало бы использовать для замены <5>. Материально-правовая модель предполагает в качестве единственного основания для замены лица его правопреемником факт материального права, с которым закон связывает материальное правопреемство. Применительно к рассматриваемому случаю таковым должна была бы выступать односторонняя сделка, на основании которой право требования перешло к кредитору. В волевой модели за основу берется волеизъявление заинтересованных в замене субъектов, полагающих, что имевший место факт материального правопреемства порождает законный интерес к замене правопредшественника правопреемником. Для смешанной модели основанием замены выступает совокупность юридических фактов: во-первых, это факт материального права, с которым закон связывает материальное правопреемство, и, во-вторых, волеизъявление заинтересованных в замене субъектов.

--------------------------------

<5> Ранее нами были предложены материально-правовая, волевая и смешанная модели (см.: Абушенко Д.Б. Процессуальное правопреемство в практике Верховного Суда Российской Федерации: переход от материально-правовой к смешанной модели? // Арбитражный и гражданский процесс. 2018. N 12. С. 29 - 31).

 

Выше мы уже указали, что волю должника следует полностью игнорировать применительно к переходу права требования. Если так, то вполне логично экстраполировать эту идею и в механику процессуального правопреемства: в противном случае получится, что должник, уже не являясь кредитором в материальном правоотношении с контролирующим должника лицом, тем не менее продолжит (по крайней мере до исключения из Единого государственного реестра юридических лиц) оставаться активным субъектом в правоотношении процессуальном. Поэтому вопрос о процессуальном правопреемстве должен решаться исключительно на основе материально-правовой модели. Важный момент: хотя изначально мы указали на то, что предметом анализа будет фабула, в которой обособленный спор уже рассмотрен и имеется вступивший в законную силу судебный акт о привлечении контролирующего должника лица к субсидиарной ответственности, тем не менее замена должника на кредитора должна производиться как в отношении фигуры взыскателя в исполнительном производстве, так и применительно к "классическому" процессуальному правоотношению, определяющему содержание судебного производства <6>.

--------------------------------

<6> Отметим, что российский законодатель в рассматриваемой ситуации для процессуального правопреемства предписывает, по сути, исходить из материально-правовой модели (основанием для замены по закону является одностороннее волеизъявление кредитора), однако процессуально-правовые последствия странным образом ограничиваются лишь сферой исполнительного производства (см. подп. 1, 2 п. 4 ст. 61.17 Закона о банкротстве).

Логику такого подхода понять сложно: кредитор станет взыскателем в процедуре принудительного исполнения, но при обжаловании вступившего в законную силу судебного акта о привлечении к субсидиарной ответственности место должника (заявителя) не займет? Понятно, что как лицо, участвующее в деле, кредитор наделен достаточно широкими процессуальными правами и в этом смысле в проверочной инстанции не будет лишен права высказать свою позицию. Однако представим, что судебный акт отменен и дело направлено на новое рассмотрение, - неужели и здесь статус заявителя сохранится у должника, который де-юре уже выбыл из материального правоотношения? Неужели кредитор будет лишен всей палитры распорядительных действий, а совершить их сможет лишь заявитель, каковым останется должник?

 

Б. "Обособление" индивидуального притязания кредитора в конструкции "кредитор (управомоченное лицо) - контролирующее должника лицо (обязанное лицо)".

В рамках этой конструкции взыскание произведено не в пользу должника, а в пользу кредитора (кредиторов) <7>. При пассивности кредитора (как и применительно к рассмотренной выше конструкции, где управомоченным лицом выступал должник) именно арбитражный управляющий должен был прилагать усилия, чтобы наполнить конкурсную массу. Однако и здесь налицо активность кредитора, который желает самостоятельно получить имущественное возмещение от субсидиарного должника либо на выгодных условиях уступить имеющееся право требования третьим лицам.

--------------------------------

<7> Важный момент: несмотря на то что взыскание происходит в банкротной процедуре и притом на основании одного судебного акта, никакого многосубъектного материального правоотношения с активной множественностью здесь не возникает. Каждый кредитор (не сообщество кредиторов, а именно единичный кредитор) уже является управомоченным субъектом в правоотношении с контролирующим должника лицом.

 

Итак, если кредитор уже является выгодоприобретателем, то совершение сделки, направленной на переход права, алогично. Отсутствует необходимость и в процессуальном правопреемстве (кредитор ведь изначально занимал место заявителя при подаче заявления о привлечении к ответственности, а потому должен сохранить его при последующем инстанционном обжаловании, а на стадии принудительного исполнения получить статус взыскателя).

Но что же тогда за юридическое действие совершается кредитором и каковы его правовые последствия? На наш взгляд, само действие имеет исключительно процессуально-правовую природу. Соответственно, его адресатом выступает суд, а выражение кредитором воли к самостоятельному взысканию имущественного возмещения с контролирующего должника лица выступает основанием (1) для "расщепления" уже существующего процессуального правоотношения и (2) для прекращения у арбитражного управляющего процессуально-правового статуса законного представителя <8>.

--------------------------------

<8> Ранее мы указали, что рассматриваем фабулу, когда в рамках дела о несостоятельности заявление о привлечении к субсидиарной ответственности подано арбитражным управляющим. Видимо, имеются определенные предпосылки к тому, чтобы при значительном количестве кредиторов была использована процедура группового производства (и потому появился бы повод обсудить последствия волеизъявления кредитора для судьбы сложного процессуального правоотношения, возникшего в связи с предъявлением группового иска). Однако, не вдаваясь в дискуссию о необходимости обращения к данной конструкции, сознательно ограничимся самой простой ситуацией, когда нет даже формальных поводов для применения правил группового производства. Тогда в конструкции "кредитор (управомоченное лицо) - контролирующее должника лицо (обязанное лицо)" арбитражный управляющий должен быть наделен статусом именно законного представителя.

 

Возможно, термин "расщепление" здесь не самый удачный, однако важен содержательный момент: некогда единое, монолитное правоотношение по принудительному исполнению, с одной стороны, усекается (за счет исключения из него обязанности арбитражного управляющего совершать действия по взысканию в пользу "обособившегося" кредитора), а с другой - от него "отпочковывается" совершенно новое правоотношение, в рамках которого кредитор становится взыскателем, уже не связанным с банкротной процедурой.

Но и это не все: кредитор должен остаться в "классическом" процессуальном правоотношении, однако же при инстанционном обжаловании судебного акта и возможном направлении судебного дела на новое рассмотрение теперь он сам (а не через посредство арбитражного управляющего) будет реализовывать право на судебную защиту, отстаивая свое субъективное право на взыскание имущественного возмещения с субсидиарного должника. Возникшая ранее согласно закону связь между кредитором и арбитражным управляющим, в силу которой последний был наделен процессуально-правовым статусом законного представителя, прекратится.

Итак, подведем итог: процессуальное правопреемство нельзя назвать универсальным инструментом для "обособления" индивидуального притязания кредитора к контролирующему должника лицу. Теоретическая дискуссия о субъектном составе материального правоотношения, содержание которого составляет обязанность субсидиарного должника предоставить имущественное возмещение, имеет сугубо прикладное процессуальное значение: в зависимости от того, какой из субъектов (должник или кредитор) является управомоченным лицом, использоваться будут совершенно разные процессуальные инструменты.